Feather — 'Исчезновение Шута' или 'Разговор с Отшельником'

Артист пел и плясал, пока на лбу не проступили всем хорошо заметные капельки пота. Он ненадолго нырнул под стол, вынырнул с обратной стороны, напоминая о своём причудливом парике указательным пальцем. Все смеялись, никому уже не было грустно, как вчера. Но когда концерт окончился, все вышли из шатра — зияли грустные улыбки на вытянутых аристократических лицах, ноги еле плелись, и даже артист-клоун, совсем недавно отбивая каблуками превосходную чечётку, почему-то загрустил. Нервно всасывая в себя противный табачный дым из трубки, он ходил перед шатром и то и дело покашливал. Создавалось такое впечатление, что деньги за такое притворство платили немалые. Поддельная улыбка, акробатические этюды, танцы и песни — всё требовало великолепных навыков. Артист ещё немного потоптался у шатра, а когда все ушли, скромно отвернулся и маленькими шажками затопал домой, даже не переодеваясь и не смывая грим.

Шут работал клоуном в цирке. Конечно, это была его профессия. С самого детства он был приучен жонглировать горящими факелами, корчить рожи, носить изо дня в день фальшивую улыбку, под которой прятались боль и ненависть. Жил он так же, как все, только немного хуже. Была у Шута и жёнушка. Рая, милая и прелестная, к тому же рукодельница. И ещё у него имелся товарищ, о котором никто ничего не знал и никогда не видел. Но Шут упорно утверждал, что вышеуказанный друг у него существует, обижался, когда над ним посмеивались Раечка и её подруга Зина, соседи Евгений и Пётр, кухарка Наташа и коллега-клоун по имени Василий. В общем, смеялись все, и это порою не могло не радовать. Хорошо, когда над клоуном смеются: для того он и клоун. Но вот Шуту смешно не было. Всё время он ходил мрачный да угрюмый. Ничто не могло его развеселить. Только на работе выдавливал из себя поддельную, и вблизи даже чем-то пугающую улыбку. Шут был несчастен.

Познакомились мы случайно с Раечкой. Ей было всего двадцать лет в ту пору, а мне и того меньше. Она решила организовать новый клуб специально для дам, где можно было бы общаться независимо от возраста. А я в вечер открытия этого учреждения как раз шла, куда глаза глядели. Как следствие, случайно забрела туда и познакомилась с Раей и Зиной. Все участницы мероприятия перезнакомились друг с другом, и после часто навещали и меня, и Зинаиду, и Раю. Я тоже ходила к ней в гости. Теперь мы выросли, отучились, нашли работу. Зина посвятила себя кройке и шитью, затем стала дизайнером и стилистом. Говорила, что любит красивую жизнь. Я подалась в психологию и мистицизм, а Рая почти всё время проводила за магазинным прилавком. Второй её работой был клуб. Было у Раи и третье дело, дело всей жизни — Шут.

Однажды, в погожий вечер в самом начале июня, когда весенняя прохлада ещё не сдала позиции под давлением наступающего летнего зноя, Шут праздновал день своего рождения. Только на лице его, как всегда, была грустная кислая улыбка. Вот он и стал рассказывать гостям разные истории, чтобы хоть они смеялись. Или, возможно, для того, чтобы ни один гость не мог вставить ни слова насчёт грустного настроения Шута.

«Однажды, — продолжал Шут, — встретил я своего приятеля из другого мира». Затем он выдержал небольшую паузу и, махнув рукой, пояснил: «Я просто шёл мимо».

После этого вступления следовала основная часть рассказа со всеми «итак», «потом», «в общем», «тогда» и «вдруг». Излагалось в ней примерно то же, что обычно, судя по унылым лицам гостей — они всё равно смеялись! «…Я заблудился. Долго брёл по какой-то сумеречной, туманной долине, пока не увидел свет маленького фонарика. Его нёс в руке человек в длинном красном халате. В другой же руке его имелась палка, служившая человеку тростью. Когда тот подошёл ближе, я разглядел его длинную седую бороду, крючковатый нос и блестящие чёрные глаза. Человек сказал, что мне здесь делать нечего, чтобы я уходил туда, откуда явился, но я уверил его, что пришёл именно к нему. Тогда незнакомец пригласил меня в свой дом, а дом его располагался на вершине горы…»

Евгений и Пётр закричали во всё горло какую-то незнакомую песню. Похоже, они сами её и придумали. Речь Шута была прервана. Надо сказать, никто из гостей от этого не пострадал, но Шут встал из-за стола, извинился и скрылся в дверном проёме. Мне стало стыдно за поведение соседей, и обидно за то, что я так и не услышала эту историю Шута. Но я уже была заинтригована и стала расспрашивать Раечку, что да как. Она же эту, как она изволила выразиться, «сказку» знала наизусть. Шут рассказывал такое на любых праздниках и даже иногда по обычным вечерам во время ужина.

— …Он больной человек, — говорила Рая. — Со своими странностями. А всё его работа. Но я привыкла, привязалась к нему. Он ведь мне как дитя: знай заботься и люби…

— А можно ли ту историю о незнакомце как-нибудь услышать? — поинтересовалась я.

— Конечно, можно. Приходи к нам на ужин, когда Петра не будет. Чтоб никто не мешал. Я Шуту напомню о нерассказанной сказке.

Так я и сделала. Хорошо помню, это было в пятницу. Как раз тринадцатого. Пришла к Рае на ужин. Но на угощения не смотрела, а томилась в ожидании рассказа Шута. Раечка его тихонько в бок толкнула, шепнула что-то, и он разразился длинной репликой, сутью которой было то, что он обиделся на соседских мужей и недосказал про незнакомца.

— Мой друг живёт на вершине горы. Туда трудно подняться. В этом пути каждый раз возникают всё новые препятствия. Иногда это стервятники, которые кружат вокруг тебя и мешают идти, иногда — горные козлы. Бывает, появляются странные люди без лиц, старающиеся навредить или скинуть с горы. Встречаются в пути и змеи, но они всегда помогают. К вершине ведёт длинный пологий серпантин, много раз обвивающий гору. Шириной он в полметра. Часто, когда собираешься взойти на гору, начинается дождь. Камни становятся скользкими, идти трудно. Слева — гора, справа — пропасть…

Шут сделал многозначительную паузу в своём рассказе, и лицо его стало таким горьким, будто он только что откусил красного перца.

— А кто твой друг? — нерешительно спросила я.

— Отшельник, — оживился Шут.

— И он живёт в другом мире? — я заинтересовалась.

— Да. Ты мне не веришь, верно? — Шут с укоризной взглянул на меня. Лицо его снова приняло горькое выражение.

— Верю, — ответила я. Глаза Шута расширились и засияли. — Расскажи мне о нём.

И Шут рассказал всё, что знал. Никто, видно, не выслушивал эту историю от начала до конца. Мне действительно стало интересно. Частью своего сознания я понимала, что Шут неизлечимо болен, но другая часть не хотела мириться с этим. Порой мне казалось, что каждое слово Шута — истинная правда.

Шут увлекался картами Таро, увлекался очень сильно. Но было их у Шута только семьдесят семь, а должно было быть семьдесят восемь. Одна карта куда-то исчезла. Казалось, пропавшая карта была таинственным ключом и недостающим звеном, и Шут провёл всю жизнь в её поисках. Потому и кличка у него такая ещё со школьной скамьи, в честь названия потерянной карты.

— Шут, а я могу поговорить с Отшельником?

— Это зависит от тебя, — неуверенно ответил он. — Я попытаюсь научить тебя попадать в этот мир, но ты должна слушаться меня.

— Хорошо. Завтра и начнём учёбу, — ответила я.

Шут рассказал мне, что я должна делать.

— Чтобы попасть туда, ты должна взять в руки одну карту с изображением того персонажа, с которым хочешь говорить, — Шут взял в руки свои карты и добыл одну из них — карту Отшельника. — Возьми.

Я увидела перед собой необычную карту с алыми краями. В центре — рисунок: среди равнинной пустоши в густом тумане стоит человек в красном одеянии. В одной руке он держит лампу, в другой — посох. Он смотрит с карты на меня из-под своего капюшона. Рядом с ним на земле лежит кобра. Под картинкой надпись «Отшельник», вверху римская цифра «IX».

— Ты должна увидеть, что это не картинка. Он — живой человек. Теперь ты должна увидеть, как карта становится больше. Всё больше и больше, пока не закрывает собой всю комнату, и ты оказываешься внутри её, рядом с Отшельником. Тогда ты смотришь по сторонам и видишь этот туман, вдыхаешь сырой воздух, ощущаешь капли дождя. Перед тобой Отшельник, живой человек. И теперь ты можешь говорить с ним…

На карте было холодно, шёл дождь. Отшельник, как оказалось, стоял неподалёку, на узком серпантине. Я посмотрела вниз, и увидела бездонную пропасть. Кругом были одни только горы. Я сделала шаг, поскользнулась и упала в пропасть, но руками зацепилась за край дороги. Отшельник подал мне свой посох и вытащил меня. Я старалась познакомиться с ним, но он на все мои фразы отвечал что-то вроде:

— Я — Отшельник. Одиночество — мой удел. Я останусь таким навеки!

Я будто пробудилась от сна. Рядом со мной за столом сидел Шут. Меня окружала уютная атмосфера Раечкиной квартиры. Я положила карту на стол и отодвинула от себя.

— Как же тебе удалось подружиться с ним, Шут? Он не хочет говорить со мной, избегает меня, прячется. Ему ничто не интересно, — пробормотала я.

— Скажи ему обо мне. Он должен помочь, — Шут закивал головой и уверенным движением пододвинул карту ко мне.

Снова я оказалась под холодным дождём, и снова передо мной стоял Отшельник. Я говорила ему о Шуте, о его рассказе, и последняя фраза этой длинной реплики выглядела примерно так:

— Ты можешь оставаться Отшельником. Но ты — карта Таро, и должен помогать, когда мне потребуется помощь. Это всё, чего я прошу…

В конце концов, Отшельник «взвесил» что-то в уме и пробормотал «Ну, ладно!».

Так вышло, что я научилась попадать в другой мир, о котором говорил мне Шут. Моя профессия теперь была одной ногой в той бездонной пропасти с карты Отшельника. Либо я сошла с ума, либо всё это происходит на самом деле. Как бы то ни было, я стала регулярно навещать и Шута, и его знакомых из «другого мира», мира Таро. Подружилась с Магом, Верховной Жрицей, Звездой и Архангелом, Императрицей и Императором, Повешенным и Священником…

Все они, я была уверена, всего лишь картинки, но стоило мне войти на карту — и всё вокруг становилось реальным, неотличимым от настоящего мира.

Один раз Шут, как обычно, отправился на работу, но так и не вернулся. Мне хотелось узнать продолжение истории, которую рассказывал он, но рассказывать было уже некому. Шут погиб, исчез, пропал без следа. Рая плакала весь день напролёт, её тщились утешить Зина, Пётр и Евгений. Никому это не удавалось. Я надеялась из последних сил, что Шут прячется где-нибудь в своём шатре, и всё это лишь глупая шутка. В шатре я нашла только карты, и решила спросить у Отшельника, не знает ли он, куда подевался Шут?

— Ты найдёшь его на карте Шута, — ответил Отшельник, но я прекрасно знала, что в колоде не было такой карты. Шут рассказывал мне, что нашёл эти карты, и недосчитался одной-единственной, нулевой. Их было семьдесят семь, а должно было быть семьдесят восемь.

— У Шута в колоде такой карты не было, — ответила я.

— Она теперь есть, — Отшельник улыбнулся. — Иди туда, и ты найдёшь ответ на свой вопрос.

Я так и поступила. Перебрав все карты, я отыскала нужную. На ней был нарисован Шут в полный рост. Да, это был именно он! Я вышла из шатра, представила себе мысленно, как карта растёт, становится размером с дверной проём и полностью заполняет собой эту полянку. Теперь я была уже внутри карты. Надо мной по синему небу лениво плыли белоснежные облачка, под моими ногами зеленела мягкая трава, а передо мной стоял Шут. Теперь он улыбался и был счастлив. За его спиной я видела небольшой мешок, рядом с ним стоял пёс, которого он, очевидно, встретил уже на карте. Он поздоровался, и я ответила взаимностью, после чего спросила, что произошло.

— И тогда Отшельник сказал мне, что я должен стать новым Шутом, — Шут посмотрел на меня виновато.

— Раечка до сих пор переживает, — ответила я после долгого молчания.

— Приведи её сюда, научи видеть и слышать меня!

— Я попытаюсь… — я ещё раз посмотрела вокруг. Всё здесь было настоящим, но в то же время сказочно-красивым. Я попрощалась с Шутом и вышла с карты, опершись о красный край.

Открыв глаза, я увидела перед собой золотое небо реальности. Я уснула прямо посреди лужайки, где раньше был шатёр, и проспала до вечера. Попытавшись подняться на ноги, я ощутила боль в руке. Пальцы мои оказались оцарапаны. Я порезалась, когда выходила с карты. Значит, кровь настоящая. И всё это не было сном.