Vlaco — Поцелуй Иуды

Задумчивая, милая Иуда,

Бескрайняя, как алая заря,

Ты для меня — святыня алтаря,

Огонь пороков, безучастья, блуда.

В иллюзиях — сердечная остуда.    

Земное и небесное миря,

Мне видится в соцветьях янтаря

Фантомный сон, манящая причуда.

Плетешь достойным крепкие венцы;

Шумя листвою, верные гонцы

Уносят ложное в обетов залы

И отражаются в стекле зеркал.

Ты сотворила истины кристаллы,

Бессмертная, начало всех начал!

            II

Бессмертная, начало всех начал,

Юнона! Беатриче! Эвридика!

Свобод великолепнейшая Ника,

Моей ладье души претит причал.

Хоть спрятана за срезом опахал,

Виднее ты горы литого пика.

Тобой хранима спешности туника,

Несешь всех судеб радужный коралл.

Мечта реалий и Лазурь любовей,

Юродивого крошится гранит,

Коснулся жгучий стыд чужих ланит —                                        

И новых, и стареющих сословий    

В мерцании подводных одеял,

Влюбясь в лица мятежного овал.    

                                                                                                            III

Влюбясь в лица мятежного овал,

Плодами сил по дебрям повеленья

Повисли мысли в слабом заблужденьи,

Зияет в памяти сквозной провал.

Звенит в бою отточенный металл,

И сплетены проклятия и пенье,                

Уж стали судорожного крещенья    

Страшится и хозяин, и вассал.

Героя звешься юною женою,

Обитель ищешь доброму изгою,

Весною плавишь жаром толстый лед.

И с яствами тебе вручая блюда,

Даря искусства горьковатый мед,

Не замечал я дремлющего люда.

            IV                        

Не замечал я дремлющего люда,

Он мне противен смехом бесовским,

Уничтоженьем созданного им

И поисками Бога или Будды.

Иную явь сменив на тонкость худо,

Он на себя накладывает грим,

И меж кругами — женским и мужским,

Полно его назойливого гуда:

Порождены метели клеветы,

Но милостива и жестока ты    

И не страшишься ядов пересуда,

Побудь со мной до Страшного Суда,

Терзай же плоть повсюду и всегда

Вином младым разбитого сосуда.

            V

Вином младым разбитого сосуда

Прими умом правления бразды,

В смущеньи тусклой дымчатой Звезды

Заворожи, как золотые руды.

Несут к тебе все денежные ссуды,    

Не зная бесконечности езды.        

Кощунственно разбитые кресты

Терзают в страхе, словно барракуды;

О, жизней Атропос, они с низин

Выпрашивают должность или чин,

Поют в мольбах церковные хоралы.

Осуществи зловещий ритуал,

Глашатаем зови на пир Валгаллы,

Поставь клеймо раба вершинам скал.

            VI

Поставь клеймо раба вершинам скал,

Твори природные метаморфозы,

Пусть сквозь людей предательство и слезы

Несется правосудья тучный вал

К истокам скудных и превратных жал;

Эдемские их обвивают лозы,

И смяты валом крепнущие розы,

Он небосвода меткий, грубый галл.

Наброшена эфирная порфира

На тело легкое, восторг красот,

Торжественно пускаешься в полет,

Спешишь на крыльях теплого зефира.

Психея чуткая, озер опал,

Ты предстаешь, как месяца оскал.

            VII

Ты предстаешь, как месяца оскал,

И затихают плачущие феи,

День гаснет, сиротлива грусть Морфея,

Селенья тлеют от битья в кимвал.

Жуков стучание контрастных жвал

Становится отчетливей и злее,

Волков встают убитые трофеи,

И смочен в их крови цветами лал.

Изменчивое меркнет в апогее,

Клонясь к тебе, печальной, бледной Гее,

Темнея мерно в струях синевы,

Всегда, нигде, никак и отовсюду,

В шелках коры и зелени травы

Подвижно твоей женственности чудо.    

           VIII

Подвижно твоей женственности чудо,

В тоске одной из царственных истом

Тревожным жестом посылаешь гром,

Камней тяжелых сбрасываешь груды.

У стройных ног, любимая Гертруда,

И стража гнусного желанный дом,

Вновь вызван поглощающим кивком        

Пес Цербер; под его утробным спудом

Кричат презреннейшие из убийц,

Алкают тени пепельных зениц,

Сжирая тщетно видимость надгробий,

Клыки кривые обнажает он.

В слабеющей цепи святых мелодий

Приветствует тебя усталый склон.

            IX

Приветствует тебя усталый склон,

Но птиц парящих болью не тревожит,

Косматого же вечный голод гложет,

Он темен, мерзостен, угрюм, смешон.

Хозяин пса — безжалостный Плутон,

И Цербер силою внезапность множит,

Вся твердь калечится в избытке дрожи,

А в пастях змеевидный бдит Пифон.

Пес движется хвостатою кометой,

Вновь посылая в козни, как смутьян,

Трусливого ничтожества изъян;

Разбиты храмы демонской вендеттой:

В руинах тонких брошенных колонн

Неизмеримо льется громкий звон.                                            

               X

Неизмеримо льется громкий звон,    

В каскаде падких вод речного хлада

Заслушалась прозрачная наяда,

Охотно замедляет время Крон.                                                        

На гибель ты покорный легион

Ведешь с опекой, ярая Паллада,

В пожарищах диковинного града

Добыче радостен Агамемнон.

Но кроткий зов и скорбное стенанье

Привлечь не смогут твоего вниманья:

Под шаловливый лепет трех харит,

Под трели флейты пляшущего Пана,

Ступаешь, королева Гесперид,

В белёсых очертаниях тумана.

            XI

В белёсых очертаниях тумана,

На сердцевине выпуклых путей,

Загадкою рождений и смертей,

Посланьем серафимов осиянна    

Ликуешь ветрено, и тьмы сутана

Взлелеет безрассудностью затей    

Могучий гений — значимость плетей

Для резвости верблюдов каравана.

И ладана курится аромат,

На хрупких дланях пятна от стигмат.

Вещают о тебе летун — Меркурий

И хитроумный скромный Автолик.

С хулой и мщеньем первобытных фурий

Ко мне ты обрати свой властный лик.

            XII

Ко мне ты обрати свой властный лик,

Падение предрекшая Кассандра,    

Развей самум разлук седого зандра,

Укрась росою дикий базилик.

Как серебристого светила блик

Высушивает древо палисандра,

Как спорщицы хмельного Александра,

Или злодея мутный сердолик,

Навек прельщаешь, словно Акелдама,

И вопрошаешь: "О, пиит людей!

Чего желаешь и грядешь ты камо?"

В ответ глаголю тихо я: "Осанна!

Ты — справедливейшая из судей,

Веди и направляй среди обмана".                

            XIII

"Веди и направляй среди обмана,

Баалита, узревшая пост Ра,

Согрей меня дыханием костра,

Стремлюсь, как воин скопищ Чингисхана,

Вверяю каждый миг свой, дева Жанна,

Чья речь, как лезвие меча, остра,

Без жалости — Тебе, владык сестра!

Я удручен и пышностью Милана,

И мародерством тысячи Атилл.

Ни Гектор отрешенный, ни Ахилл

Не в силах изменить мое решенье.

Сам по себе лишь мнительный Палик,

Терпеть готов я беды и лишенья,

О, светоч ада и возмездья клик!"

           XIV

"О, светоч ада и возмездья клик,

В забвение моя сильна лишь вера!"        

С улыбкой, розоперстная Венера,

Ты шепчешь в чаще клейких повилик:

"Восторг умышленный виной велик,

Ab incunabulis я — суть и мера,

Гордыней издревле объята эра...    

Ты в царствии Его. О, правды миг!

Будь окрылен прощаньем! Аллилуйя!"

И на устах с печатью поцелуя,

Несчастие исчезло без следа.

Как в ветхих описаниях Талмуда,

Во мне таится знаний череда,                                                        

Задумчивая, милая Иуда!

           XV                

Задумчивая, милая Иуда,

Бессмертная, начало всех начал,    

Влюбясь в лица мятежного овал,

Не замечал я дремлющего люда.

Вином младым разбитого сосуда

Поставь клеймо раба вершинам скал,

Ты предстаешь, как месяца оскал,

Подвижно твоей женственности чудо.

Приветствует тебя усталый склон,

Неизмеримо льется громкий звон,

В белесых очертаниях тумана    

Ко мне ты обрати свой властный лик,

Веди и направляй среди обмана,

О, светоч ада и возмездья клик!