Михаил Берсенев — Клептоман. Глава 19. Гибель и возрождение художника

Семен Логинов, в отличие от многих своих сверстников, в детстве и после него, не очень любил рисовать. Если он и брался за какой-нибудь набросок, то, следует признать, было не так много людей, которые бы определяли, что изображено на полотне юного художника. Частенько, самому будущему журналисту приходилось объяснять зрителю, что нарисовано на холсте, и что он хотел этим сказать. С другой стороны, его работы отличались нестандартным видением предметов. Он не рисовал объекты такими, какими их видели тысячи других глаз. Он умудрялся уловить мельчайшие детали, оценить красоту или бесконечное уродство этого штриха, и именно его он гипертрофировал, увеличивал, через нее передавал сущность предмета. Но сия особенность была непонятна многим людям. Однажды. он увидел необычного лебедя, у которого на фоне потрясающе красивого оперения, тонкой аристократической шеи, выделялся совершенно уродливый, огромный, кривой, как изгиб старой кочерги, клюв. Люди морщились от недовольства при виде этого творения природы в городском парке, так как на фоне красивого тела, так сказать, в «красивой одежде», имелась носатая негармоничная «харя». А вот Семен сразу заприметил этот экземпляр животного мира, безобразный изогнутый клюв намертво запечатлелся в памяти, так же, как и выражение глаз птицы. Семену показалось, что лебедь понимает, что его физиономия неудачна, и портит общее впечатление о лебедях как о биологическом отряде птиц, и от этого самому уродцу было очень грустно и обидно, и эти грусть и обида были растворены в его маленьких, но умных глазках. Маленький художник уловил этот штрих в «зеркале души» птицы. Держа этот образ в зрительной памяти, этот причудливый клюв, эти грустные и умные живые бусинки, что с тоской и интересом смотрели на окружающий мир, Семен в возрасте девяти лет поставил перед собой мольберт, взял чистый холст, кисточки в руки, и начал рисовать. Через неделю немалого труда картина была закончена. Естественно, мальчику захотелось похвалиться своим творением, и, несомненно, это должен был быть близкий человек. Человек, которому ребенок доверял и не боялся, что его засмеют или обидят.

Отец Семена пришел с работы в тот день немного навеселе. От него исходил запах свежевыпитой водки. Как понял мальчик, в тот день у отца — Сергея Логинова, случилась получка на заводе. Сергей по привычке отметил это дело с сослуживцами по цеху, но домой пришел еще не совсем поздно. После плотного ужина с несколькими рюмками водки, рабочий Логинов с удовольствием завалился на свой диван и уткнулся в хоккейный матч. Он уже начинал «клевать носом», когда кто-то дернул его за плечо. Мужчина открыл глаза и увидел своего девятилетнего сына, который шептал:

-Пап! Пойди со мной! Я тебе кое-что покажу!

-Что покажешь, сынок?— зевая, поинтересовался рабочий.

-Я написал картину и хочу тебе ее показать.

Веки у засыпающего вновь отяжелели и он спросил:

-А может быть, завтра посмотрим? А то я такой сегодня расслабленный.

-Нет, пап, сегодня! Это же моя первая картина! Там и дату я сегодняшнюю поставил. И я хочу, чтобы мой первый зритель был сегодня, и чтобы это был ты, папа!

Сергей Логинов разлепил глаза окончательно, стукнул себя по коленям, и сказал:

-Что ж, сынок, идем смотреть твою первую картину. Я рад, что буду первым твоим поклонником и зрителем.

-Только обещай, что ты не будешь смеяться!— попросил мальчик.— Я же рисую не так, как другие. Обещаешь?

-То, что ты видишь некоторые вещи не так, как другие, я уже давно заметил, и знаю об этом. Твои маленькие рисунки карандашом я все видел. Так что, давай считать, что твоя первая большая картина — это просто маленький, уменьшенный карандашный рисунок в обычной тетради. Я когда-нибудь смеялся над твоими рисунками?

-Нет, папа.

-Так и тут. Я не буду смеяться. Я тебе обещаю.

Сергей Логинов с ощущением тяжести в теле поднялся с дивана и вместе с сыном неспешно прошел в комнату Логинова-младшего. Там маленький мальчик вытащил из-под портьеры свой мольберт на ножках и поставил посередине комнаты, прямо под люстру. Самой картины видно не было, так как юный художник накинул на нее большой лоскут аптечной марли.

-Это чтобы пыль на свежую краску не садилась!— объяснил он отцу. Сергей одобрительно кивнул.

-А теперь — моя первая большая картина, написанная за неделю! Мне не стыдно ее показать своим зрителям! А мой первый зритель это ты, папа!— с этими словами будущий живописец легким движением снял воздушное покрывало с мольберта.

Родитель молча разглядывал изображение на холсте. Он видел на полотне, прежде всего мощный, неестественно широкий клюв с двумя огромными дырками для дыхания. Этот клюв занимал большую часть картины, размещался на первом плане для зрителей, окрашен в ярко-коричневый цвет, неестественный, нереальный в обычной жизни. Далее отец с интересом всматривался в две черные бусинки по разные стороны от этого огромного клюва. Бусинки были расположены асимметрично вокруг рогового образования птицы в виде челюстей. Одна выше и ближе к зрителю, а другая в отдалении, почему-то значительно ниже уровня клюва. Мужчина догадался, что бусинки эти — глаза какой-то неземной или мутантной птицы. Но даже он — уставший, выпивший, уловил в этих черных блестящих кружочках смертную тоску в сочетании с умом. «Это птица!»— догадался про себя Логинов-старший. «Птица-мутант». Остальной фон составляли причудливые перья разных цветов, распушенные и распластанные, одно длиннее другого. В середине же хвоста бросалось в глаза красивое, идеально вырисованное золотистое перо, причем даже золотистые мельчайшие ворсинки и щеточки пуха отображались безупречно. Цвет — да, не соответствовал реальности, но вот изображение, структура, птичьего пера были переданы идеально. Сергей Логинов смотрел тогда на работу своего сына и недоуменно хлопал ресницами. Простой рабочий завода пластмасс, он не очень понимал подобный стиль красоты. Живописью он считал любую картину, на которой реалистично, без искажений и фантазий был запечатлен какой-либо объект. Если это был, например, собор, или церковь, то и на холсте этот самый собор и эта самая церковь должны были выглядеть так же, как видел их нормальный человеческий глаз. Если это был портрет человека, то чем больше лицо на картине походило на подлинный лик живого человека, тем выше он оценивал мастерство художника. Здесь же, на холсте своего сына, Логинов — старший наблюдал нечто непонятное. Вернее, папаня понимал, что изображена какая-то птица, видимо, сказочная, раз есть такой огромный и кривоватый клюв, разбросанные в ассиметрии глаза, разноцветное оперение, золотистое перо. Вокруг же этого диковинного создания, на остальном фоне, были нанесены удивительные штрихи, похожие на след протектора автомобиля. Такие следы оставляли частенько тяжелые грузовики при торможении на территории завода, где и трудился мужчина. Таким образом, практичный человек — Сергей Логинов, прямолинейно спросил своего сына:

-А почему ты о крови на рисунке забыл? Почему не нарисовал лужицу крови? И тебя, случайно, не стошнило, когда ты с такого трагического натюрморта рисовал?

-Какой крови, папа? — не понял Семен.

-А что, крови не было? Если павлина переезжает автомобиль, то я полагаю, что кровь быть должна! Немного, но обязательно должна быть!

-Какого павлина?!

-Ну, как же! Ты ведь здесь запечатлел павлина, раздавленного колесами машины, ведь верно?

Мужчина еще раз осмотрел полотно и некоторым досадой добавил:

-Непонятно только, почему тебя с первого раза на такую кровавую трагедию потянуло, хоть и птичью, но трагедию. Неужели, нельзя было нарисовать какое-нибудь дерево или пейзаж реки? Какой интерес рисовать раздавленное механизмом животное?

-Да почему раздавленное, папа?! — с искренним непониманием всхлипнул мальчик.

-Ну, как же! Посмотри, как этому павлину по голове проехались! Клюв стал в три раза больше обычного, весь кривой, глаза разъехались в разных направлениях, один ниже, другой значительно выше, перья все расплющены, только одно, самое красивое, золотистое, чудом осталось нетронутым. И следы торможения протекторов машины вокруг твоего этого цыпленка табака на асфальте!

-Какого протектора, пап? — чуть не плакал юный художник.

-Ну, если проще, то следы колес автомобиля, что переехал твоего павлина! Где ты эту картину увидел? У зоопарка? Грузовик или легковушка раздавила сбежавшего павлина?

Семен обиженно молчал. Он не ожидал такого непонимания со стороны отца. Не был готов, что столкнется с художественной слепотой самого близкого, после мамы, человека на земле. На лице юнца выступили слезы, едва заметные. Родитель же заметил эти слезы и решил, что сын оплакивает погибшую под колесами птицу.

-Ну, сына, не плачь! В жизни еще много крови предстоит увидеть. Я понимаю, что тебе жалко этого несчастного павлина! Это хорошо, что ты растешь человеком живым, не черствым. Но там, где есть жизнь, всегда за кустом прячется смерть! — философски заметил Логинов-старший. — Такова жизнь, дружок!

«Дружок» не стал ничего объяснять: он просто понял, что его искусство, искусство еще маленького человечка, непонятно взрослым людям, даже самым близким.

-Ты бы сынок, рисовал более простые, что-ли, вещи! А то окровавленные трупики кого бы-то ни было — неудачная тема, я так считаю. Давай в следующий раз нарисуй…

Мужчина оглядел комнату. На подоконнике он увидел распустившийся цветок герани. Подошел, взял его в руки, и поставил на табуретку, а табуретку поместил в центр комнаты. Потом включил настольную лампу, направил абажур на цветок, и растение от падающего столпа света, сделалось удивительно красивым.

-Вот что нарисуй, семен! Посмотри, как это просто, но и как необыкновенно и поразительно, как по-доброму это выглядит. Ты согласен?

Маленький мальчик смотрел на составленную отцом композицию. Это действительно было просто, но красиво. Но эта красота не привлекала юного художника. Чтобы не расстраивать папу, который с улыбкой и даже некоторой гордостью рабочего человека, что трудился на заводе пластмасс, созерцал рукотворную свою импровизацию. Паренек согласился:

-Правда, пап, очень здорово у тебя это получилось! Я это обязательно нарисую, а потом тебе покажу. Хорошо?

-Договорились, сына, — добрый по натуре мужчина и заботливый отец совсем по-взрослому пожал маленькую ладошку своего отпрыска.

Семен Логинов сдержал свое обещание отцу и нарисовал-таки тогда цветок герани. Он старался выдержать пропорции, точно передать очертания цветка, его контуры, листья, все с максимальной точностью, но реализм в его работе не «пошел». Натюрморт получился скучноватым, безликой копией оригинального творения природы, краски казались безжизненными и ложились на холст почему-то криво. Юный живописец вновь показал свое творение папе, а потом и маме. Оба взрослых деликатно прокашлялись, пристально глядя на изображение. Родичи хором сказали слово «неплохо», пожелали ребенку продолжать тренироваться в живописи, и вновь уткнулись в экран телевизора. С обидой в душе мальчик вернулся в свою комнату с картиной, сел на диван и задумался. Потом резко встал, снял со шкафчика и свернул в трубочку рисунок раздавленного павлина, на него положил холст с изображением герани, скрутил оба полотна в валик, накинул сверху черную мамину резинку для волос, и бросил получившейся сверток в мусорную корзину. Но спустя три часа, уже перед самым сном, он все-таки вытащил оба холста из мусора, закинул их на самый высокий в комнате шкаф, в самый дальний угол. Так в угол полетело и его увлечение нестандартной живописью, вместе с этим же свертком. На долгое время увлечение красками и кисточками было забыто.

Спустя много лет Михаил Оптимистов сидел за своим рабочим столом в редакции газеты «Светлый путь». Напротив на стуле сидела женщина.

-Ну, что, Семен все так же ничего не говорит? — спросила корректор газеты Полина Алексеевна Анисимова главного редактора.

Газетчик с грустью отрицательно покачал головой.

-Нет, к сожалению.

-Что говорят врачи?

-Да что говорят! Говорят, такое бывает после сильного переохлаждения, плюс стрессовая ситуация. Говорят, подождем еще. Если изменений не будет, то нужно его будет в столицу показывать. Там и специалисты, и оборудование соответствующие. А так терпеливо ждем!

-Да! Дорого тот номер об оборотнях ему дался! — посокрушалась женщина. — Купание это в ледяной воде — опасное дело!

-Да кто ж знал, что народ таким суеверным окажется! Пошли они оборотня ловить! Их же в природе не существует! Нет ведь, двинулись на «нечистую» войной! Дремучие головы! А в результате наш Семенчик пострадал! За наше, за журналистское дело!

-А когда его в Москву — то будете отправлять, Михаил?

-Обождем еще немного. А потом повезу его в столицу. У меня там мой армейский дружок.

-Это тот, к которому вы иногда ездите в Москву, и что периодически сюда на дорогих машинах приезжает?

-К нему, к кому ж еще! К Федьке Куравлеву! Он поможет специалистов найти, чтобы Семену голос возвернуть. Эх! Виноватым я себя чувствую в том, что с ним приключилось. Идея-то моя была!

-Тогда и я виновата! — самокритично признала корректор. — Я ж эту вашу идею поддержала, да еще подсказала, как запись детского плача использовать. Не вы один сожалеете, Михаил, о беде, настигшей нашего молодого коллегу.

-Ладно, что теперь-то говорить! Мы все трое — я, вы, Логинов сработали на опережение, как в футболе говорят, и неплохо для результата сработали! А всего не учтешь! Форс-мажорные обстоятельства в любом договоре есть. Если б я предполагал тогда, что на него армия мужиков выдвинется…

Сослуживцы помолчали. Беседа особо не клеилась.

-Завтра к Семену заглянем, как планировали? — с желание подтвердить планы спросила корректор, уходя из кабинета главного редактора.

-Конечно! Конечно, Полина Алексеевна! Все, как и планировали!

Когда на следующий день главный редактор и Анисимова пришли навестить в больнице семена Логинова, лечащий врач больного узнал в Оптимистове главного редактора влиятельной местной газеты. Он сообщил:

-А ваш-то коллега сейчас все время с красками и кисточками балуется! Написал мне записку, с просьбой принести ему краски, кисти, альбом для рисования. И рисует! Много рисует! Рисунки мне немного непонятные. Тематика, я имею в виду.

-Рисует!? — переспросил Михаил. — Это хорошо! А с голосом что?

-Все по-прежнему. Голоса нет.

-А почему рисунки непонятные у него, вы считаете? Он что, умом тронулся? — с ужасом от догадки прошипел Оптимистов.

-Да нет! Как медик говорю вам, в этих работах никаких признаков психических отклонений не наблюдается! Они просто не обычные!

-Авангард? — проявила эрудицию Полина Алексеевна.

-Пожалуй! — немного подумав, согласился доктор. — Это очень верное определение, должен я заметить!

-Что ж! Средства массовой информации выражают вам лично и вашей больнице признательность за внимание, оказываемое репортеру, пострадавшему во время опасного журналистского задания!

-Это мой долг! А то, что профессия журналиста бывает особенно рискованной, это мы еще в институте изучали! — заметил доктор.

-Так же, как и бывает, опасна профессия врача! — оказал в ответ знак внимания Оптимистов. — Мы пойдем, проведаем нашего сотрудника?

-Хоть сейчас и не приемные часы, но для прессы могут быть исключения! — великодушно разрешил служитель медицины и отправился по своим делам, а главный редактор с корректором через минуту зашли в палату к Логинову.

Гости поздоровались с больным, положили гостинцы на тумбочку. Так как Логинов говорить не мог, говорила в основном Анисимова и Оптимистов. Он рассказали о том, какие материалы готовятся к выпуску, о новых прикольных похождениях эротической звезды городка Евгения Трифонова, о том, что дед Щукарь вспомнил — таки, что у него не было романа с Синди Кроуфорд. О том, что уже после выхода репортажа об оборотне, главным тайным героем которого и действующим лицом был Семен, еще три человека заявили, что, якобы, видели этого блестящего пожирателя детей на окраине леса. Другие шесть человек, якобы, стали свидетелями приземления НЛО. Трое из них вступили в контакт с инопланетянами, а одна женщина была похищена, о чем она и рассказала в интервью газете « Светлый пуь». Так что, материалов для печати теперь было множество, сенсаций хватало, многие центральные газеты опять обратились с предложениями о покупке этих ошеломляющих новостей у редакции «Светлого пути». Оптимистов и корректорша радовались этому как дети. Улыбались, а вот больной сохранял угрюмость на лице. Голос он потерял, так что именно мимика осталась теперь одной их доступных форм его общения с окружающим миром.

Когда все основные городские и внутриредакционные новости были рассказаны, Михаил Оптимистов постучал указательным пальцем по стопочке из трех альбомов для рисования и попросил:

-Можно?

-Семен Логинов немного подумал, а после отрицательно покачал головой. Но его начальник был настырен и вежливо, мягко повторил свою просьбу:

-Ну, Семен, пожалуйста! Мне, да и Полине Алексеевне, очень хочется посмотреть на твои творения! Я же и сам немного рисую! Уважь! Как художник художника! Нам доктор твой гордо сообщил, что его пациент, то есть ты, развивает в себе таланты. Покажи, А?

Больной как-то безразлично пожал плечами. Михаил проворно схватил верхний из трех альбомов и открыл на первой странице. Здесь был рисунок ночного леса, по которому, в шеренгу, шли какие-то люди с включенными фонарями. Следует заметить, что рисунок сразу же понравился главному редактору. Он был какой-то живой, очень реальный, создавалось ощущение, что зритель сам становиться в эту цепочку движущихся людей, держит в руке фонарь и осторожно ступает по ночному опасному лесу. Газетчик даже поежился, так отчетливо и достоверно был передан ночной холод и зябкий туман, что ложился на землю ковром в эту ночь. Потом мужчина перевернул страницу и вновь удивился: на ней был изображен вид из окна, по всей видимости, из больничного окна. Это был пейзаж двора больницы. Вон трое врачей в белых халатах идут в корпус, а вот больной на костылях скачет до приемного покоя. Вон машина скорой помощи. А вон красивые клумбы с цветами. Даже такой простой пейзаж оказался очень привлекательным. Михаил пролистал первый альбом до конца, передал его Анисимовой, а сам взялся за изучение второго, третьего. Он не был большим специалистом в живописи, так же, как и Алевтина Алексеевна. Но то, что они увидели в работах своего коллеги, их приятно удивило.

Семен Логинов становился настоящим художником. Причем не ширпотребного плана, а подлинным творцом. Это не вызывало сомнений у двух работников регионального СМИ.