Fucker — Немая жизнь

Немая жизнь.

Самолёт затрясло, голос стюардессы вещал на весь салон, сообщая что-то о воздушных ямах… С потолка внезапно посыпались совершенно ненужные вещи, калеча людей… Железо со скрежетом проминается, уступая место темноте…

И первое его ощущение— боль. Получается, боль преследовала его всегда. Открыл глаза, осмотрелся. Оказывается, лежал на кровати в кристально белой палате без единого окна, светившейся изнутри. Руки— ноги целы, залатали хорошо. Что же тогда произошло?

Вспышка молнии в памяти— а кто он такой?

Головная боль буквально вскрывает черепную коробку. Рывком попытался встать, не хватило сил, упал обратно в кровать. Где врачи, наконец?!

— Сестра!

Голос более чем слабый, практически неощутимый на фоне свинцовой тишины. Почему именно “сестра”? Почему не “доктор”? Вспомнил— он уже лежал в больнице, не такой чистой, конечно, но после аварии на скорости в двести километров не приходится выбирать. Первые ночи, когда боль от наркотиков, наркоза и порванного тела не давали жить, неотвратимо хотелось собственной смерти, и он кричал “сестра, сестра!”. Приходила красивая, будто Афродита, сестра и успокаивала мелодичным звучанием голоса.

Вдруг нахлынули воспоминания — нет, ещё раньше, когда он раздирал коленку, падая на жесткий и жестокий асфальт, непременно являлась сестра, настоящая, не вымышленная, чудесным образом заговаривая рану.

Кажется, она погибла.

Но кто он такой?

— Сестра!

Ну где ты, где?

— Сестра!

Дверь бесшумно отворилась, до этого момента прячась в белизне стены, появился седой врач. Среднего роста, очень старый. Да, точно, очень старый. За ним вошёл молодой врач, специалист, видимо. Советский специалист. Зачем-то вспомнился анекдот о советском специалисте в Болгарии.

— Не кричите, молодой человек, ни в коем случае не кричите. Спокойнее, всё нормально. Вы пережили воздушную катастрофу, единственный из всего экипажа. Теперь вы в больнице под Москвой, вам оказывают всестороннюю помощь и поддержку.

— Как меня зовут?— Чеканя каждой слово, чтобы голос не дрожал предательски.

Врачи переглянулись, мысленно обменявшись сообщениями. Возможно, даже вердиктом. Молодой кашлянул и проговорил:

— Вас зовут Дмитрий Владимирович Марков…

Как он мог забыть? Марков!

Дмитрий прилёг, боясь быть раздавленным воспоминаниями. Всё, в точности до деталей печаталось в голове. Как он мог забыть?

— Процесс пошёл.— Удовлетворённо промурлыкал старый.— Я же говорил, достаточно удалить маленькую перегородку, и память вернётся.

— Однако мы не сообщили ему о главном.— Напомнил молодой.

— Вы считаете, это должен быть именно он? Он ведь хороший, добрый человек…

— А те что, плохие и злые? Доктор, вы меня удивляете. Перестаньте жить в иллюзии. Эксперимент не оставляет место иллюзиям.

— Хорошо. Будем докладывать постепенно.

— Докладывать? О чём вы, чёрт возьми, говорите?

Доктор вздохнул.

— Хорошо.— Повторил он.— Итак, в катастрофе самолёта, бравшего курс Нью— Йорк— Москва, не выжил никто. После такого падения вообще невозможно выжить. Нереально. Авария произошла 3 года назад. 3 года, понимаете?

— Я был в коме? Доктор, я не понимаю.

Старый врач ещё раз посмотрел на молодого специалиста, который расхаживал по комнате, хрустя суставами пальцев.

— Вы погибли тогда, 21 апреля 2002 года. Безвозвратно погибли. И тогда мы решились на отчаянный эксперимент— оживление. Трудный процесс, занимает чрезвычайно много времени, но мы смогли. Единственная проблема— нравственная основа… её мы тоже рано или поздно разрешим. Эксперимент почти удался…

— Вы переместили мой разум?

Глупая идея. На этот раз заговорил молодой:

— Хм. Другие не сразу поняли, в чём дело. Да, мы переместили ваш разум в абсолютно такое же, как у вас, тело. Но вы не являетесь собой в полном смысле слова. Настоящий Дмитрий Владимирович Марков погиб три года назад, в клочья разлетевшись о скалы. Вы являетесь всего лишь повторением прошлой жизни, начинаете заново путь. Но, напоминаю— вы не вы. Сложно объяснить, моих научных знаний не хватает. Доктор, может быть, вы?

— Да, да, конечно. Поймите, мир изменился за три с лишним года. Ваши родственники давно вас похоронили в могиле, ваш возврат к ним равноценен воскрешению из мёртвых. Как в худших фильмах ужасов. Процесс переселения и поиска нового тела занял много времени. Благодаря разработкам, переселение сократилось до нескольких недель.. Ах, вы не подозреваете, какое это важное открытие!

— Моя жизнь… Кто вам позволил распоряжаться моим разумом? Разве исследования легализованы?

Молодой остановился, удивлённо посмотрел на Дмитрия.

— Знаете, такой организации, как ФСБ, не впору легализовывать исследования. Если мы их проводим, значит так нужно Родине.

Целый поток ненужных мыслей обрушился на бедную голову Дмитрия. Умер… А что с семьей? Что с дочкой?

— Не знаю… Ваши эксперименты противоречат общей человеческой морали. В корне противоречат. Кому суждено погибнуть в авиационной катастрофе, тот в ней погибнет, вы идёте навстречу природе и навстречу самому мирозданию.

— Наша главная проблема.— Ворчал доктор.— Нравственная основа. Зачем она нужна? Ведь ломается, как лёд, когда общество начинают кидать из стороны в сторону. Каждый норовит вставить палку в колесо— мол, нравственная основа, нельзя, моральные устои…

Доктор увлёкся рассуждениями, а Дмитрий тем временем подозвал молодого служителя федеральных сил безопасности и шёпотом спросил:

— Моя семья ещё в городе? На прежней квартире?

Молодой отшатнулся, будто от прокажённого. Невероятно расширившиеся зрачки казались угольно— чёрными на фоне белой стены.

— Доктор, вы предусмотрели подобный поворот событий? Какой пункт в общем плане?

Доктор тоже выглядел сильно испуганным.

— Третий, кажется. Пробуждение, принятие информации… Действительно третий! А Малкольм молодец, буквально по шагам расписал! Нет, Дмитрий Владимирович, домой мы вас отпустить не имеем права. Как вы изволили выразиться— противоречит моральным принципам. Представляете вашу семнадцатилетнюю дочь, узревшую давно мёртвого отца? Нормальное представление. А жена? Похоронив мужа три года назад, она залечивала душевные травмы, вы же хотите с новой силой полоснуть ножом. Зачем? Как вы объясните возвращение? Ангелы постарались. Она сама отправила вас на этот злополучный рейс, а затем долго пила, потом лечилась от алкоголизма…

— Откуда вы знаете?

Доктор замер на полуслове.

— Сболтнули.— Прошипел молодой.— Сколько раз вас одёргивать? Почему я обязан следить за каждым вашим словом? Мы полностью изучили всю вашу жизнь, Дмитрий Владимирович. Так понадобилось в целях эксперимента.

— Эксперимент, эксперимент!— Марков начинал по-настоящему злиться.— Зациклились вы на своём эксперименте! Что с моей семьёй? Что произошло за эти три года?

— Мы не имеем права говорить.— Голос молодого отсвечивал сталью.— Также мы не имеем права выпускать вас из нашего… мммм… заведения. Не имеется в наличии разрешения. Медсестра!

В комнату, шелестя халатом, ворвалась красивая девушка с готовым шприцом в руке. Дмитрий хотел кричать и вырываться, однако поразительно сильный служитель государства вдавил больного в металлическую кровать. Марков пытался уловить взгляд девушки, чтобы узнать— здесь работают только помешанные роботы или люди тоже причастны к этим экспериментам. Не уловил. Глупо. Лёгкий укол— и по телу побежали успокаивающие льдинки.

Сегодня тьма пришла без скрежета металла.

Ночь, палата изнутри уже не светится. Марков находиться в больнице не желал, хаотично придумывая план побега. Локоть наткнулся на что-то острое. Нащупал в темноте— гвоздь. Обыкновенный длинный гвоздь, вынутый из кровати. Схема выработалась сама собой. Оказывается, он служил в армии и точно помнил, куда нужно наносить смертельные удары. Дмитрий был готов убивать ради уничтожения страшного будущего.

— Сестра!

Холодное эхо отражалось от стен. Дверь, как и в первый раз, открылась бесшумно. Однако теперь Марков, пользуясь кромешной темнотой, ловко встал в углу, позади единственного выхода из палаты. Медсестра, милая молодая девушка, спросонья долго привыкала к темноте, прислонившись к косяку. Марков, не задумываясь, схватил её за талию, ржавый гвоздь приставил к подбородку. Одно неловкое движение— и девушка будет захлёбываться в крови. Необходимость общения подтолкнула на диалог:

— Хорошо, девочка, рассказывай по порядку, каким образом можно отсюда выбраться и как устроена система безопасности. Выбора у тебя нет.

Резкий свет ударил по глазам, заставив зажмуриться.

— У вас в карте написано, что вы не способны на убийство.

Марков сильнее придавил гвоздь, медсестра жалобно всхлипнула.

— Рискнуть хочешь?

Странная пара продолжала победоносное шествие сквозь скользкий коридор.

— Я расскажу, расскажу. В здании четыре этажа, мы на втором. В каждой палате и в каждом коридоре находится камера. На первом этаже, рядом со входом, пост охраны, где просматриваются мониторы скрытых камер. Сегодня воскресение— охранников всего трое. Врачи дома.

Дмитрий присвистнул.

— Серьёзное заведение. Оружие у охраны?

— Пистолеты без патронов, используют для внушения. Резиновые дубинки в ход не пустят— им не велено вредить больным… пациентам… клиентам, вот. Сомневаюсь, что охранники вообще что-то могут. Они здесь чисто для декорации. Наверняка они видели нас.

В качестве подтверждения сказанных слов, по другую сторону коридора раздался топот множества ног.

Сестра не врала— охранников действительно трое, немного толстые, с заплывшими ото сна глазами. Униформа блестела в лунном свете. Марков решил не испытывать судьбу, ещё издалека крикнув:

— Пистолета на пол, дубинки— в угол! Быстро!

Охранники остановились, оценивая внезапно появившегося противника. Кажется, они ему не верили.

— Вы ведь не хотите, чтобы эта милая девушка погибла?

Им всё равно. Их разбудили среди ночи, они хотят только поскорее разрешить проблему и отправиться спать дальше. Тем не менее, Дмитрий уже через пару секунд услышал дробное постукивание где-то в темноте коридора.

— Отлично. Прижмитесь к стене, пока мы проходим!

Охрана поспешила выполнить приказ, шёпотом ругаясь. Конвой следовал дальше. Впереди— лестница и выход из тюрьмы.

— Так, девочка. Поговорим о транспорте. Машины на парковке?

— Только моя.

— Ключи?

— В кармане халата… Ой! Это же неприлично!

— Не в твоём состоянии надо соблюдать приличия. Будешь послушной— все доберутся до выхода живыми.

Охрана следовала по пятам, стараясь не производить лишних звуков.

— Вам дали второй шанс, дали право продолжать жизнь, а вы не пользуетесь этим!

— Я не просил им давать мне второй шанс. Честно, не по душе мне эксперимент с возрождением человечества. Собственно, меня не спрашивали, когда давали и первый шанс… Но его я истратил в самолёте. Мог бы и не лететь.

— Вам подарили новую жизнь! Возможность, о которой мечтают многие!

— Это не моя жизнь. Марков Дмитрий погиб три года назад, разбившись о скалы. Я— не Марков Дмитрий! Я— другой. Всё из-за вашего дрянного эксперимента!

Девушка в ужасе замолчала. Она, безусловно, мечтала о бессмертии. Глупая, эксперимент— не бессмертие. Вернее, не совсем бессмертие. От него возможно отказаться. Неполное бессмертие— так назовут его в науке.

Стеклянные автоматические двери приветливо растворились перед парой заложник— преступник. Дмитрий на секунду задумался и вдруг бросил девушку к посту охраны, прошептав:

— Извини. Так нужно.

А вдруг эксперимент продолжается? Вдруг Малькольм предусмотрел и такой исход событий, записав под пятым или шестым номером? Возможно, за ним наблюдают и сейчас, настроив объективы тысяч камер одновременно. Эксперимент… Не могли придумать названия глупее?

Марков позвенел ключами, глазами отыскивая автомобиль. Зарплату медсестрам за три года явно повысили— машина оказалась ничем иным, как лакированным BMW пятой серии с тонированными стёклами. Дмитрий представил— он прыгает на водительское сидение, включает на зажигание, а сзади специально приготовленный убийца набрасывает удавку, заканчивая наблюдение над отдельно взятым индивидуумом. Вдоволь помечтать не удалось— по машине дробью забил металл, эхом сопровождая характерные хлопки. Сестра солгала, у охраны есть патроны! Просто они испугались применять его, решив не рисковать жизнью соратницы. Солгала… Она ведь тоже на что-то рассчитывала… Один Дмитрий потерял всякую надежду, ибо остался там, на скалах.

Глухо хлопнула дверь, ключи плавно вошли в отверстие, так же плавно повернулись. С первого раза двигатель согласился работать, Марков отчаянно крутил баранку, лучами фар нащупывая открытые ворота. Почему открытые? Почему не заперли на ночь? Пули свистели чуть выше, Дмитрий чувствовал это спиной. Верещали шины. Автомобиль летел в ночь, в забытье.

Жена настояла на поездке. Обыкновенный развод, ничего более. Но она буквально заставила лететь в самый Нью-Йорк, подальше от глаз, на другой конец Земли. Дмитрий спешил повиноваться. Он до сих пор любил её, даже после окончания отношений, и никак не мог бросить прежде всего из-за дочки. Но ведь дочь уже взрослая, она поймёт— аргументы жены. А он разбился. Где они сейчас? На прежней квартире? Где их теперь искать? Теперь.

Ровные белые полоски исчезали под днищем. Дорога тянулась и тянулась без встречного потока. Работник ФСБ не врал— настоящий пригород Москвы в поздний час. Или слишком ранний. Четыре часа тридцать восемь минут. Хорошо, если на дороге не окажется постов ГАИ. Хотя откуда посты в половину пятого утра?

Двигатель вдруг нервно затарахтел, будто грязно ругался. Причину Дмитрий отыскал быстро. Бензин на нуле. Кончился. Либо девушка жила по близости, либо забыла заправиться, либо… Либо эксперимент всё ещё продолжается. Что может быть интереснее— человек ранним утром без бензина с разъярёнными преследователями позади сидит на шоссе и думает, как быть дальше?! Красота! Пресловутый Малкольм наверняка получит Нобелевскую премию!

Посмотрел в зеркало заднего вида и моментально оцепенел, увидев собственное отражение. Ожидая увидеть лицо абсолютно чужого человека, тело которого использовали для пересадки, Дмитрий был явно поражён, узрев себя. Немного постаревшего, осунувшегося, но всё же себя. Эксперимент раскрывал вторую сторону медали, показывая преимущества. Почему раньше об этом не подумал? Явится к семье незнакомый человек и представится “Здравствуйте, я Дмитрий Владимирович Марков!”. Глупо. Более чем глупо.

Дмитрий вышел, вдохнул свежий воздух, который бывает только в сельской местности. Дальнейшие действия имели многовариантность. Если девушка живёт по близости, можно отправится искать посёлок. Если просто забыла заправиться или слитый бензин— часть надоевшего эксперимента, следовало просто сидеть и тупо ждать попутной машины. Марков не спешил рисковать в прошлой жизни, не рискнул и в этой. В конце концов искать посёлок значит идти обратно, к преследователям.

Будто по мысленному желанию загнанного пса, не нужного хозяевам, сквозь стену ночи прорезался неживой свет слепых рук фар. Чёрный автомобиль, похожий на катафалк, лениво выкатывал по удивительно ровному асфальту. Дмитрий преградил путь, подождал, пока машина окончательно остановится и затем осторожно подкрался к дверце водителя., ожидая увидеть за стеклом чудовище. Однако заметил лишь небритого гражданина средних лет, активно докуривающего сигарету.

— Подвезёшь?— Спросил Марков чужым голосом.

— Чего случилось-то? Сломалась?

Любопытствует. Просто любопытствует.

— Бензин кончился. Ну так как? Мне до Москвы, дальше я сам.

— Деньги хоть имеются?— Засмеялся водитель, открывая дверцу рядом с собой.

— Нет.

— Ладно, довезу. Всё равно по пути. А ты из Дома Блаженных сбежал?

Дмитрий замер, ища подвох… Дом Блаженных! Психологический диспансер! Понятно, почему охранников было немного и почему медсестра называла всех посетителей пациентами… Клиентами. Действительно, что может быть проще. Никто не поверит рассказам сумасшедшего.

— Вроде того.— Не соврал Дмитрий.

Шофёр кивнул. Ехали молча, тихо наблюдая за разгорающимся рассветом. Москва приближалась тёмным исполином, перекрывающим небо и красное от пробуждения солнце. Наконец шофёр заговорил:

— Тебе зачем в Москву? Семья?

— Да, семья. Должен проведать, давно не виделся.

— Ты извини меня, грешного человека, за блаженного тебя посчитал. Одет ты прилично. Просто странно в столь ранний час увидать на дороге пассажира.

Марков изумлённо осмотрел себя, одетого по последней английской моде— пиджак, сорочка, брюки, ботинки… Три года назад это. По крайней мере, было модным… Убегая из больницы он даже не заметил собственного одеяния. Экспериментаторы постарались.

— Ничего, бывает. Частным извозом промышляешь?    

— А как же иначе? Мне жену и дочь кормить. Из рейса возвращаюсь, до Петербурга катали. Раньше, три года назад( Дмитрий вздрогнул), хоть да Владивостока мог доехать, платили бы деньги. Сейчас в семье прибавление, жена месяц назад родила, потому беру только короткие рейсы. Платят, конечно, меньше, но я подрабатываю. На стройках там, ещё где мелкая работа. Проживём. Государство развивается, скоро и нам местечко у кормушки найдётся. Правильно?

— Я не знаю. За политикой не слежу. Дел много.

— Да, занятой ты человек. Подъезжаем мы к Москве, радуйся. Тебе на какую улицу?

И опять сомнения начали разъедать душу Маркова. Лицо водителя казалось преисполненным грязного, кислого предательства, действия запланировались раньше, он идёт точно по плану Малкольма. Хорошо идёт. Бодро. Чёртовы подозрения. А вдруг правда? Вдруг следят? Наблюдают за крысой, бегущей с тонущего корабля?

Дмитрий попросил остановиться рядом с маленьким магазином, якобы за подарками для дочурки сходить.

— Так у тебя же денег нет!— Удивился шофёр.

Марков решил не отвечать. Только коснувшись асфальта он моментально напряг всё мышцы, делая самый длинный кросс в собственной жизни. Крики водителя отдаляются. Кусты, дверь, опять кусты. Легко перемахнул забор, дворик, дети играют в песочнице. Знакомый дворик. Дмитрий остановился, словно поражённый блеском сотен молний. Родной дворик. Налево— родной подъезд. У лавочки, как и три года назад, сидят знакомые бабушки, вечно ворчащие и благовенно вспоминающие роскошную, красочную молодость. Водитель завёз слишком близко. Работал на проклятых экспериментаторов. Ясно. Здесь никому нельзя доверять.

— Здравствуйте. — Кинул Дмитрий бабушкам, привычным движением открывая дверь подъезда. Заметил глаза, полные животного ужаса. Ещё бы— живого мертвеца увидать.

Квартира на третьем этаже, дверь осталась прежней, не поменялась за долгие годы. Дмитрий на секунду задержал дыхание, готовясь нажать на звонок и услышать знакомое стрекотание сломавшегося механизма. Стрекот повторился, механизм не изволили починить. Первым делом объясниться, скорее объясниться…

Дверь открыл высокий плотный мужчина средних лет, упоительно хрустя огурцом. Марков оторопел, отодвинувшись на два шага. Мужчина спросил первым:

— Вам кого?

Взгляд судорожно метался из стороны в сторону. А чего он ожидал? Прошло три года, надо жить дальше! Внезапно увидел чёрную повязку через портрет в пыльной рамке. Собственной персоной, в парадном пиджаке. Молодой. Похоронили, похоронили и не надеялись на спасение. Дмитрий машинально двинулся внутрь родной квартиры, отодвигая ошеломлённого мужчину. Тот, оказывается, вспомнил лицо прежнего хозяина, жевать перестал, глупо раскрыв рот. С кухни вышла жена, протирая полотенцем посуду.

— Кто пришёл?— Успела бросить она перед тем, как в дребезги разбить красивую тарелку.

Сделали ремонт. Объясняться уже не хотелось. Марков искал отголоски прошлого, но не находил. Даже эти люди стали другими, чужими. Они испытали на себе будущее, плавно ныряя в омут неизвестности. Дмитрия бросили в омут с самолёта. На самую середину. Выплывет— не выплывет.

Дочь, повзрослевшая невероятно, выходит и комнаты, хлопает ресницами, разглядывая отца, попутно плавно опускаясь на пол. Никаких объяснений. Ему нужно прошлое.

Дверь в свою комнату раскрылась почти бесшумно, не скрипнув. Диван, телевизор, старые ковры, сервант с книгами? Нет. Яркие обои, мягкие стены, подвесные потолки, кроватка с младенцем внутри. Да. Прошлое стёрлось окончательно. Да и какой толк от прошлого, если настоящее ценится намного сильнее?

— Уходите. Кто бы вы не были— уходите!

Новый хозяин квартиры кричит, закрыв широкой спиной рыдающую жену и удивлённую до крайности дочь. В руках балансирует настоящая металлическая бейсбольная бита.

— вы ничего мне не сможете сделать.— Голос отливает раскалённым металлом. — Я уже мёртв. Меня здесь нет и не было. Вам привиделось.

Дмитрий сделал шаг навстречу, ловко выхватив биту из ослабевших рук. Семья в полном составе вжалась в стену, ожидая самого худшего. Самое худшее закончилось три года назад. Три года.

Бывший хозяин квартиры замер рядом со своей фотографией. Нет, не со своей— с фотографией Дмитрия Владимировича Маркова, молодого и задорного, уверенного в светлом будущем. Дмитрий размахнулся, ударил битой по рамке и с удовлетворением слушал звон падающего стекла.

— Вот теперь всё. Извините, конечно.

Действительно всё.

Как он оказался у озера в местных садах— не помнил. Заметил лишь ворчащих подростков и дряхлого деда, криками выпроваживающего их с территории собственного сада. Где-то за Москвой. Быстро добрался. Опять на попутке? Возможно.

Дед присел рядом с Дмитрием на пень. Вздохнул, набрав в грудь свистящего воздуха. А потом вдруг сказал:

— Иди хоть делом займись. Чего зря жизнь растрачивать?

— Это не моя жизнь.— Тихо проговорил Марков.

— Чего? Немая жизнь?

Гениально— немая жизнь! Нас не спрашивают, отправляя на этот свет, не спрашивают, забирая с него обратно. Немая жизнь— мы роботы, исполняющие заданную команду. Всегда.

— Точно, немая жизнь. Ты прав, дед.

— Глупости ты говоришь. Вот я с пятнадцатого года. Живу, дай Бог каждому. На трёх фронтах побывал, фрицев японцев и финнов гонял взашей. А теперь, видишь, ребятню гоняю, будущее наше. Плохое у нас, получается, будущее, очень плохое. Как считаешь?

— Нормальное, дед. Ничего страшного в будущем нет.

Дед встал, крякнув.

— У меня там это… Уха стынет. К тебе гости приехали.

Марков оглянулся: из чёрного джипа выходил знакомый молодой специалист. Специалист присел рядом, всматриваясь в ровную скатерть вечернего озера.

— Мы благодарны вам. Мы фактически экспериментом испортили всю вашу жизнь, как прошлую, так и настоящую.

— Как вы переместили мой разум?— Перебил Дмитрий.

— В аэропорту вас и ещё одного человека попросили лечь в специальную капсулу, якобы для проверки на содержание в одежде тротиловой пыли. Так вот— вам сказали всю правду, а тому человеку не скажут. Он якобы лежал три года в коме, родные ходили и навещали его. Просто.

— Почему не я?

— Сами не догадываетесь?

— Никто не стал бы меня навещать?

— Именно. Эксперимент является огромным, хорошо продуманным планом. Это мы заставили самолёт упасть. Мы спланировали ваш побег. Малкольм предлагал пустить вам пулю в затылок, а вы об этом даже не подумали. Но мы решили продолжать, слили из машины бензин, отправили за вами своего водителя. Элементарно. Вы что-то заподозрили, сбежали и по случайности оказались дома. Ошибка водителя. Теперь нам понадобится бриллиантовое объяснение вашего чудесного воскрешения. Вы осложнили жизнь не только нам, но и своим родственникам.

— Зачем вы пришли? Продолжать свой эксперимент?

— Нет. Ваше тело разрушается изнутри, организм быстро стареет. Скорее всего из-за конфликта между разумом и телом, я не знаю. Всё возможно. Мы сможем продержать вас неделю. Потом вы умрёте. Откажут почки, печень, легкие… И тем не менее мы благодарны вам. Человечество стоит на пороге бессмертия, мы будем оживлять людей, погибших в катастрофах, с пулям в голове, с арматурой в лёгких. И люди будут считать, будто их спасли ангелы или что они родились в рубашке. Никто не будет знать об оживлении, ибо это приведёт к массовой истерии. Мы обладаем бессмертием, тайным и неполным.

— Мой исход?

Специалист протянул чёрную таблетку.

— Выпейте. Через пять минут вы просто уснёте.

Дмитрий выпил. Молодой подождал ещё секунду и внезапно произнес:

— Вы не стали бороться… Я бы боролся.

— Это немая жизнь. У меня нет выхода.

— Немая жизнь? Разумно, разумно…

И в самый последний момент. Когда силы почти оставили Маркова, она страстно захотел жить дальше, продолжать борьбу.

Поздно.