Илья Прилепский — Игла ремени

    Возле Белого дома бурлила многотысячная толпа. Стоя на танке, речь держал первый всенародноизбранный Президент России. Стихийно начало формироваться «живое кольцо». На оперативных совещаниях в силовых ведомствах обсуждали сроки и детали возможного штурма, уточняли списки лиц, подлежащих превентивному задержанию. И мало кто знал, что совсем не здесь решается в эти минуты, каким быть нашему недалёкому будущему.

       — Ни хера у них не получится! — раздраженно сказал пожилой, грузный мужчина, выключая радио, по которому в очередной раз зачитывали заявление советского руководство о создании ГКЧП. — Фарс… Восьмибоярщина… Кто даст приказ? Крючков? Пуго? Язов? Кишка тонка. А если и прикажут — кто выполнять будет? Сколько можно было подставлять армию и комитет! Нужны исполнители с другим моральным духом.

    Его собеседник — моложавый, подтянутый, с высокими залысинами, в модном светлом костюме и очках с затемненными стёклами — немного фальшивя, пропел в полголоса:

                            « Когда приказ нам даст товарищ Сталин

                                И первый маршал в бой нас поведёт…»

    — Вот именно с таким духом! Сергей Петрович! — продолжал пожилой. — Да один батальон «дзержинки», какой она была раньше, за час всю эту мразь…

    Взглянув на свои массивные золотые часы, Сергей Петрович Поспелов, заведующий сектором особо секретных исследований отдела науки ЦК КПСС, перебил излияния шефа— секретаря ЦК:

    — Василий Капитонович, академик Невзоров ждет в приёмной. Пригласить?

    — Подожди. Так ты говоришь у них всё готово?

    — Да, работа по теме «Паромщик практически завершена. Точки бифуркации выверены. Конкретно интересующая нас в данный момент «И-53» — определена с точностью: плюс — минус 20 — 30 минут во времени и 10 — 15 метров в пространстве. Угол ветвления таков, что мы выйдем ,примерно, в мае 1966 года.

    — Свалимся, как снег на голову, перестреляют на хер и разбираться не станут.

    — Не думаю, — успокоил его Поспелов — Периодическая пульсация хронополя, регистрируемая датчиками в районе Кремля, свидетельствует, что в той реальности проводятся аналогичные опыты.

    — На 25 лет раньше нашего? Молодцы! Ладно, убедил. Зови Невзорова.

    В кабинет вошел высокий худощавый старик с великолепной снежно-белой сединой, чернобровый и черноусый, с глубокими черными глазами. Василий Капитонович, встав из-за стода, двинулся ему навстречу, раскрыв обьятия. Они дружили много лет, в молодости работали в одной секретной лаборатории.

    — Здравствуй, Лёшенька!— секрктарь ЦК троекратно расцеловал вошедшего. — Хорошо выглядишь!

    — А ты, Вася, что-то не очень, — звучным голосом ответил тот. — Обрюзг, мешки под глазами. Или мало спишь, или много пьёшь.

    — И то и другое.… Сам видишь, что в стране творится!

    — Так, — сказал Невзоров. — Одиннадцать лет назад, если память мне не изменяет, футурологи из НИИ прогнозирования КГБ предсказывали возможность подобного развития событий.

    — Ладно, что теперь об этом вспоминать. Знал бы, где упасть, так соломки бы подстелил, — вздохнул Василий Капитонович. Распахнул дверь в кабинет отдыха. — Проходи, располагайся поудобнее. Сергей Петрович, как самый молодой сообрази, что-нибудь на скорую руку. Выпьешь Лёшенька коньячку? Твой любимый, настоящий «Хенесси».

    — Не откажусь.

    Поспелов сноровисто достал из бара бутылки, приготовил лёгкую закуску.

    — Как поживает наш «Паромщик»? — спросил секретарь ЦК.

    — Жив — здоров, — промокнув белоснежным платком усы, ответил Невзоров. — Уже на Истринском полигоне. Вечером проводим испытания.

    — Поторопился ты с отправкой. Государственная комиссия решила внести коррективы. Вези изделие в Кремль. Там будем испытывать.

    — Кстати, Алексей Полуэктович, распорядитесь, чтобы запас хронобатарей был рассчитан не на 2-3 часа работы установки, а, минимум, на сутки.

    — Так. — Невзоров сверлил собеседников своими глубокими, черными глазами. — Всё-таки остановились на точке бифуркации «И —53»? Вместо полевых испытаний сразу практическое использование. К Лаврентию Павловичу за помощью?

    — А что делать? — развел руками секретарь ЦК. — Ситуация в стране вышла из под контроля.

    — Не боитесь, что он вас самих в лагерную пыль сотрёт за то, что такую Великую державу…

    Василий Капитоновичь вдруг взорвался:

    — А вот профилактировать меня не надо! Мне стыдиться нечего! Я всю жизнь честно работал! И не боялся ничего. Наука и оборонка это знают. Чуть, какие проблемы возникали к кому вы — академики и лауреаты шли?! К Капитонычу! Он в лепёшку расшибется, с самим Генсеком полается, а поможет! Поспелов! Сколько раз тебе говорить — не перевариваю я эту вашу французскую парфюмерию. Дай водки!

    Заведующий сектором торопливо устремился к бару. Достал бутылку «Столичной». Хорошо зная привычки шефа, налил не рюмку, а фужер. Василий Капитонович выпил залпом, закусывать не стал.

    —Хороша зараза! — И вмиг успокоившись, продолжил разговор. — Прав ты Лёшенька. Просрали мы великую державу. Самим уже не справиться. Единственная надежда на твою Иглу времени.

    Невзоров молчал. Василий Капитонович, не выдержав затянувшейся паузы, снова взорвался:

    — И нечего тут раздумывать! Расценивай моё указание как приказ партии!

    — Думать Вася, всегда нелишне, — заговорил академик ровным, мощным, как у дрек-лондоновских капитанов, голосом. — Эксперимент может сопровождаться значительными разрушениями, которые, в условиях Кремля обязательно повлекут за собой человеческие жертвы. Я настаиваю на проведении испытания на полигоне. Причем в его дальнем секторе! Пройдет все удачно, вот тогда и можно будет говорить о практическом применении «Паромщика».

    Он был непреклонен. Не подействовали ни язвительные упрёки Поспелова в перестраховке и пособничестве дерьмократам, ни мат и угрозы Василия Капитоновича. И, в конце концов, секретарь сдался;

    — Ладно, пусть будет по-твоему. Может тебе действительно виднее. Бывали прецеденты.… Подождём до вечера.

    А вечером ему доложили, что во время испытаний на полигоне произошёл взрыв большой разрушительной силы. Академик Невзоров погиб, единственный образец Иглы времени перестал существовать.

                                                                    Глава 1

                        Москва,24 августа 2002 года. Андрей Стройков,

                литработник еженедельника «Московский оракул».

   Почти год работаю я в еженедельнике. Почти год общаюсь с ясновидящими и магами, прорицателями и ведьмами, людьми утверждающими, что имели контакты с представителями иных цивилизаций и душами умерших. Но только вчера понял, что во всей этой ахинее, которую приходилось изо дня в день выслушивать, читать, а ещё чаще писать самому есть. … Всё равно, блина-малина, ничего я путём не понял. До сих пор кажется, что сплю и вижу сон. Впрочем, попорядку.

В еженедельник я попал по блату, после окончания журфака МГУ. Мне бы хотелось в отдел спорта «Время новостей» или «Коммерсанта». Но туда без крутой протекции не прорвешься. А связей у моей матушки хватило только на этот мало кому известный гибрид газеты и журнала, с издателем и главным редактором которого, она по-молодости работала в какой-то многотиражке. Кстати, до сих пор не въеду, почему газеты, печатавшиеся тиражом в несколько сотен экземпляров так назывались? Юмор эпохи развитого социализма наверное.

— Нас интересует всё, что относится к области непознанного, неведомого для человека, события и явления, смысл которых остается непонятным, — сказал мой работодатель Александр Александрович, после того как я изучил полугодовую подшивку. — Кстати, Андрюха, зови меня просто дядя Саша. Как никак я тебя ещё с пелёнок помню.

— Дядя Саша, ответьте четко, — спросил я, ободрённый таким началом, — сами-то вы во все это верите?

— А как ты думаешь, когда мы в многотиражке ежедневно писали по 150 строк о передовом рабочем — хозяине предприятия и о роли парторгазации в повышении регулярности троллейбусного движения в Москве, то верили или нет?

Не знаю.

— Вот и я не знаю. Короче, иди твори. К среде с тебя статья о приведениях, допустим на Лосином острове, и пара информашек.

С дядей Сашей мы сработались. Свободный режим. Времени у меня хватало и на личную жизнь и на спорт — в последние месяцы открыл для себя такую классную вещь, как ушу-сяньда. Полная свобода творчества. Так, когда мне приелись статьи о контактах с инопланетянами, я ввел некоторое разнообразие. Выдал серию рассказов о контактах с ними же, только о половых. Одно плохо — деньги в редакционной кассе появлялись не часто. Последний раз зарплату и гонорар я получал в начале мая. Как известно, идеальных вариантов в природе не существует. Все мы ходили грустные. Но сегодня с утра главный явился в редакцию в приподнятом настроении.

— Радуйтесь, акулы пера! — выпалил он с порога. — Нашёл я богатенького Буратино! Да не одного, а сразу двух! Согласны разместить рекламу до конца года. Скоро будем при деньгах. Кстати, не забудьте, завтра, хоть и суббота, надо сдавать номер, а у нас одна полоса гуляет. Андрей сделаешь что-нибудь этакое, дух захватывающее?

— Сделаю

— А что грустный такой?

— Мне нужно не скоро — мне нужно сегодня, — ответил я, имея в виду презренный металл, без которого все мои планы на ближайшие дни, пролетали как фанера над Парижем. — Хотя бы сотку зелёных.

Александр Александрович поморщился. Очень уж он не любит, когда напоминают о деньгах. Но учитывая, что я этим никогда не злоупотреблял, смягчился;

— Получишь вечером аванс. Часам к 9 приходи к «Варшаве». У меня там переговоры назначены.

День пролетел незаметно. Успел написать статью о том, как в Сокольниках по ночам появляется долговязая фигура в ботфортах и треуголке. Это Петр 1, обронивший здесь, во время бегства из Преображенского в Троице-Сергиев монастырь, трубку . Теперь он безуспешно пытается отыскать её. Потом заехал на автосервис — забрал из ремонта свою двенадцатилетнюю «шестёрку». Уже темнело, когда я оказался на Калужской площади.

Прогуливаясь возле входа в ресторан «Варшава», я то и дело посматривал на часы. Ровно девять.… Семь минут.… А дяди Саши всё нет.… Одиннадцать минут.… Где его носит?

Ровно в четверть десятого из подъезда «Варшавы» вышли двое. Круто упакованный мужик лет сорока с весьма характерной физиономией; большие маслянисто-мутные глаза, вислый нос, толстые губы, усы и редкая бородёнка, окаймляющая подбородок. Его спутница ни видом, ни одеждой не отличалась от сотен других девиц, которых по вечерам можно увидеть на Тверской и других оживленных столичных улицах.

— Ч-чёрт. Зажигалку на столике забыл, — слегка заплетающимся голосом сказал крутой. — Танька, дай прикурить!

— Фима у меня нету, — отвечала та.

— Ладно, у парня спросим.

Они поравнялись со мной.

— У вас прику…., — начала Танька, но окончания фразы я не услышал. Что-то в этот момент случилось.

Абсолютная темнота. Полное отсутствие звука.… Придя в себя, я обнаружил, что нахожусь совсем в другом месте.… Исчезли здания «Варшавы» и МВД. Смутно виднеются какой-то высокий вал, заборы, низкие домишки. Вместо асфальта под ногами глубокая, по щиколотки, лужа. И почему так темно. Ведь сейчас всего четверть десятого. Куда делись уличные фонари? Где огни рекламы?

— Ой, мамочка! Что это?! — завопила девица.

— Ты тварь, куда меня завела? — вторил ей крутой Фима. — Ничего не вижу. Я тебя, сука, на куски…

Вдруг послышался топот многочисленных ног. Нас окружили десяток бородачей в долгополых кафтанах и высоких с меховой оторочкой, колпаках. Сабли. … Бердыши. … Ёлы-палы, стрельцы!

«Перенесение или провалы во времени — вот ещё одно малоизученное явление, в которое упорно не желают верить скептики» — вспомнилось мне начало одной из моих собственных статей. Теперь один скептик поверил.

— Пошто шумите? — грозно рявкнул невысокий широкоплечий стрелец, обдавая нас густым запахом чеснока, лука и водки. — Указа государева не знаете?

Фиму, тем временем, развезло окончательно. Не соображая, что происходит, но, чувствуя — на него наезжают, он попёр как танк:

-Ты, козёл, с дуба рухнул? Да ты знаешь, кто я такой? Я депутат Государственной думы Ефим Коган! Да я с твоим генералом вчера водку пил!

Стрельцы дружно заржали:

— Думный дьяк! Ха-ха-ха! Боярин!

— С самим анаралом Гонсевским бражничал!

— Во братцы, потеха!

Подскакавший всадник, молодым властным голосом оборвал смех:

— Что тут у тебя, Кузьма? Кого поймали?

— Двух, кажись, скоморохов, господин сотник, — ответил весело Кузьма. — Да ёщё девка блудная с ними.

— Гони их к Крымскому броду. Пусть объезжий голова разбирается, — приказал сотник и прибавил — И смотри Кузьма, больше ни чарки. Слух есть, сам Великий государь нынче дозоры проверяет.

— Государь? — посерьёзнел Кузьма. — Видать, правду говорят, что разьезды Ивашки Заруцкого опять под городом объявились.

Не ответив, сотник ускакал. Подталкивая бердышами, нас повели к объезжему голове. Фима, который видимо в любом состоянии помнил о своей депутатской неприкосновенности, пробовал, было возникать:

— Ментяры поганые! Вы завртра у меня все без погон останетесь! ...

Но, получив древком по спине, замолк.

Мы шли по грязной, не мощеной улице. Я пытался запомнить дорогу назад, надеясь, что место провала из этого времени в наше находится там же, где и из нашего в это.

Молчание нарушил старый, седобородый стрелец:

— Хорош перстенек у носатого. Жалко если зазря пропадёт.

— Дело говоришь, Захарыч, — похвалил Кузьма. — Не мы, так подьячие поживятся. Снимай! Овсей, обыщи второго, а ты, Гришка, девку. Может будет на что по утру в царев кабак сходить.

Ефим безропотно отдал свои кольца.

— Ой, щекотно! — взвизгнула Танька, когда её стали обшаривать. И попросила — Мальчики, оставьте мою цепку. Хотите я вам всем минет сделаю?

— Чего это? — не понял молодой Гришка. Татьяна популярно объяснила. Гришка, похоже, оторопел. Старый Захарыч, в сердцах, плюнул:

— Тьфу, срамота!

— Ну и девка! — изумился даже Кузьма. — Сколько я баб за свою жизнь поимел, всякого навидался, а вот такого. …

Лучший момент выбрать было невозможно. Я рубанул ребром ладони по шее Овсея, с разворота ударил ногой кого-то ещё и побежал.

— Держи скомороха! Стой! Стой, собачий сын! — неслось мне вслед. Но скоро крики и топот преследователей стали стихать. А с физподготовкий, не без злорадства, подумал я, у вас ребята хреновато.

Вот, кажется, тот самый переулок, где мы встретились со стрельцами. Повернув туда, поскользнулся и плюхнулся в лужу. Абсолютная темнота. Полное отсутствие звуков …

— А ну, поднимайся!

Открыв глаза, я увидел, что лежу на асфальте во дворе гостиницы «Варшава» и молодой сержант милиции, брезгливо, толкает меня в бок носком ботинка. Я проворно встал.

— Документы есть?

Посмотрев моё удостоверение члена Союза журналистов России, сержант подозрительно спросил:

— Почему в таком виде, гражданин Стройков?

Вид у меня после бега по грязной немощеной улице и купания в луже действительно был не журналистский. Но я не растерялся:

— Передача «Городок». Снимаем скрытой камерой.

— Понятно, — и сержант заторопился прочь.

Часа в три ночи я приехал в редакцию. Там, как и следовало ожидать, никого не было. Я включил комп. Работалось без напряга, с удовольствием. Наверное, впервые за весь последний год. Когда репортаж был готов, я улёгся на широкий диван и сладко заснул.

Проснулся далеко за полдень. Дядя Саша расхаживал по кабинету, весело насвистывая, что говорило о его прекрасном настроении.

— Андрюша, привет. Ты, брат, извини, что я вчера подъехать не смог. Обстоятельства, понимаешь. Держи обещанный аванс в увеличенном размере.

Он протянул мне несколько зелёных купюр.

— Репортаж читали? — спросил я.

— Уже в номере. Пришлось первую полосу переверстать. Зато я такую шапку дал! «Нашему корреспонденту Андрею Стройкову довелось стать не свидетелем, а непосредственным участником хроноаномального явления. Он побывал в Москве начала ХVП века». Гвоздь номера! Хоть на Пульцеровскую премию выдвигай.

Люблю, когда меня хвалят. А главный редактор тем временем продолжал:

— Кое-что, правда, пришлось переделать. Фима… Коган… Характерная физиономия.… Не хватало, чтобы нас в антисемиты записали. И потом — депутат Госдумы. Это очень легко проверить. Я твоего фигуранта сделал полковником Ивановым, сотрудником одной спецслужбы. Благо их у нас не меньше, чем Ивановых —ФСБ, ФСО, ФАПСИ и т.д. и т. п. … Разбирайтесь, на здоровье, в кокой канторе он служит.

— Дядя Саша, зачем? — искренне обиделся я. — Там все до последнего слова правда.

— Верю, верю, — улыбнулся дядя Саша. — Я ещё когда тебя на работу принимал понял, что ты, парень, способный. Только не забывай: после весело проведённой ночи «надо принять ванну, выпить чашечку кофе…», как говорил твой тёзка Андрей Миронов. И смени ты, ради бога, свой «ададас», а то можно подумать, в самом деле в луже валялся. ...

                                            Глава 2

       Москва. 23 августа 5744года от сотворения мира.

    Викентий Лубенцов, начальник Земского приказа.

Только в полночь наша кавалькада выехала на безлюдные московские улицы.

… Разговор в Боярской думе затянулся. Оказался он не из легких. Год назад приехало в Москву посольство от гетмана реестрового казачьего войска Петра Сагайдучного с просьбой о принятии Украины в российское подданство. А несколько дней назад пришло новое такое же предложение — теперь от митрополита киевского Иова Борецкого.

Нашлись горячие головы, ратующие за немедленную войну. У Романовых, Голициных, Салтыковых, Трубецких просто слюни побежали при мыслях о богатых полтавских и переяславских землях. Будто своих вотчин им мало.

Но царь Московский был непреклонен:

-Войны с Речью Посполитой нам не миновать. От Смоленска и Северской земли никогда не отступимся. Но за Украину воевать не будем. У Польши, Украины и России свои дороги. Когда-нибудь судьба обязательно, на благо всех славян, сведёт нас вместе. Но именно судьба, а не меч.

Нет, не ошибся я в нем, когда мечтал о других, не связанных с Романовыми, более благоприятных для России путях развития. …

— Какая ночь! Какая восхитительная ночь! Не правда ли, Викентий? — по-французски обратился ко мне Владислав Жигмонтович.

Похоже Великий государь Московский снова влюблён, подумал я . Ибо только влюбленный может восхищаться порывами холодного ветра и, то и дело, начинающимся дождем. Гадать, кто именно стал на этот раз предметом пылкой страсти Владислава занятие, в высшей степени бессмысленное. Я уже имел возможность убедиться, что для его царского величества не имеют значения ни сословная принадлежность, ни возраст. Впрочем, скоро всё и так узнаем.

— Для человека, у которого в душе весна любая ночь прекрасна, Sir, — на том же языке ответил я. Обернувшись назад, поймал на себе ненавидящие взгляды, зябко кутающегося в роскошный малиновый плащ, ближнего боярина, слуги и конюшего князя Федора Ивановича Мстиславского. До сих пор смириться не может, что человек два года назад пришедший в Москву у худом зипуне, лаптях, с котомкой за плечами стал особой близкой к государю — думным дьяком, начальником Земского приказа. Интересно, кто же я по дореволюционным меркам? Вице-губернатор? Нет, скорее московский обер-полицмейстер. Да, занесла вас судьба господин приват-доцент Московского Императорского высшего технического училища.

Насупившись, едет князь Федор Иванович, не скрывает недовольства. Глава семибоярщины — временного боярского правительства, избранного после свержения царя Василия Шуйского — он, пожалуй, больше других сделал для заключения в августе 1610 года Московского договора об избрании юного польского королевича на царский трон. Ни перед чем не останавливался. При его поддержке, ночью, по-воровски, без барабанного боя, со свернутыми знамёнами, вошли в столицу иноземные роты. Когда, несколько месяцев спустя, народное недовольство достигло предела и тысячи москвичей взялись за оружие, говорят, именно по его совету поляки подожгли город. Да и потом, в 1612 году, после того как ополчение не смогло взять Кремль, и собрался Земской собор, чтобы решать, кому править русской землей, какую бурную деятельность развил он, стремясь не допустить на престол Романовых. Добился, чего хотел. Был щедро вознаграждён и вотчинами и чинами — слугой и конюшим со времён Фёдора Иоанновича никто не величался. На коронации Владислава Мстиславскому оказали великую честь — при выходе из Успенского собора осыпать молодого царевича золотыми монетами. Только не в радость старику богатства и почёт. Хлопотная жизнь началась у московских вельмож. Вместо привычного сидения на лавках, степенных разговоров о делах государственных — походы на шведов и Крамского хона, поездки по крепостям, берегущим подступы к столице. Нет покоя ни днём, ни ночью. Вот и сегодня, изволь проверять ночные дозоры. Раздражают князя и худородные людишки, вроде казначея Казенного приказа Козьмы Минина и меня, вошедшие в силу, и привычка Владислава, время от времени, переходить с русского на французский, итальянский, латынь.

В отличие от Мстиславского, начальник Стрелецкого приказа, боярин Александр Гонсевский умеет скрывать свои чувства. Когда-то один из главных советников польского короля по русским делам, в последние годы Смуты почти полновластный хозяин Москвы — ныне близок к опале. Забудет ли Владислав, что не его, а отца, короля Сигизмунда Ш, желал видеть ясновельможный пан Александр на русском престоле? Но держится боярин так, словно и не сгустились над его головой тучи: как всегда, весел, улыбчив, говорлив. Вот и сейчас он не замедлил вступить в разговор:

— Заметьте, Sir, Викентий заговорил как поэт. Готов держать пари, что по ночам он сочиняет вирши.

Владислав, от подобного предположения, пришёл было в восторг:

— Это замечательно, чёрт побери! При талантах Викентия мы можем получить своего русского Ронсара. Но кто же муза, совратившая нашего праведника?

— Мне кажется, что поэтом он стал после поездки в Коломну, — ответил Гонсевский. — Разве можно устоять против чар вашей прекрасной пленницы?

— Вот как? — холодно сказал Владислав и, перейдя на русский, заговорил совсем о другом — Князь Фёдор, как тебе понравились меделянские собаки?

Страстный охотник Мстиславский пустился в пространные рассуждения о достоинствах и недостатках большеголовых, похожих на бульдогов, псов, мода на которых недавно появилась в Москве.

Однако, до чего же хитёр бестия Гонсевский! Как ловко сумел посеять в душе царя подозрение. Обвинение, словно шутя брошенное, не шуточное. Тем более, что недавно я сам вызвался съездить в Коломну, где в местном кремле, под надзором воеводы Дмитрия Пожарского, содержится бывшая русская царица, жена, сперва Гришки Отрепьева, а потом и Тушинского царька, Марина Мнишек. Проклятое любопытство! Захотелось, видите ли, самому убедиться, кто из историков прав — те кто писал о ней, как о дивной красавице или те, кто уверял, что она была безобразна.

… Необходимость поездки возникла после письма полученного царём от сандомирского воеводы, Юрия Мнишека. Тот слёзно умолял облегчить участь его несчастной дочери, томившейся в темнице и испытывающей муки голода, холода и одиночества.

— Отпустить на свободу мы её не можем, — напутствовал меня Владислав. — Но содержать так, как князь Дмитрий — это не по рыцарски.

Приехав в Коломну, я убедился, что все обвинения в чрезмерной строгости явный навет на Дмитрия Михайловича Пожарского. Не темница, а просторная зала в башне, пол и стены убраны персидскими коврами. Кушанья подаются с воеводской кухни. Свежие калачи, белорыбица, заяц в репе, гусиные потроха и мед, оказались весьма не дурны.

Грех был жаловаться бывшей русской царице и на одиночество — вместе с ней проживали три то ли фрейлины, то ли холопки. Единственное чего ей не хватало, так это мужской ласки. Темпераментом она всегда отличалась бурным. Младший брат Станислав открыто обвинял её в разврате, а один из самых доверенных людей, дворецкий Мартин Стадницкий в своём дневнике писал, что Марина распутно проводила ночи с солдатами в их палатках, забыв стыд и добродетель. Пожарский же подобрал таких суровых стражей, которые и перед самой Еленой Прекрасной устояли бы.

Откровенно признаюсь, что красавицей мне полячка не показалась. Тонкие губы, вытянутое лицо, чересчур длинный нос — прекрасными чертами не назовёшь. Да и миниатюрность, которой отличалась Марина, настоящему русскому человеку всегда была менее мила, чем стать, пышногрудость и крутобёдрость.

Но было в её черных колдовских глазах, что-то такое, от чего я, вначале, не отказался от ковша медовухи, после затянувшегося ужина. Потом, не смог возразить, когда, положив, мне голову на плечо полячка, всхлипывая, стала сетовать на свою горькую жизнь. И уж совсем не понимаю, как я оказался на ковре, а бывшая русская царица, мигом сбросив сарафан и рубашку, оседлала меня.

— Сожми .. сильнее .., — прерывисто дыша просила она. И когда я стиснул её небольшие, ещё не утратившие упругости смуглые груди, пустилась в бешеную скачку. …

От этих воспоминаний я поспешил вернуться к размышлениям о делах повседневных.

Похорошела Москва за последнее время! Появились каменные дома и амбары. Надстроили шатровый верх Спасской башни. Установили на ней часы с боем. Хоть и по проекту иноземца Христофора Галовея, а делали их наши русские кузнецы из Устюжского уезда — Ждан с сыном Шумило, да с внуком Алексеем. Славные часы! За десять верст их бой слышен! Свибловскую башню Кремля приспособили под водопровод, обслуживающий дворцовые здания. Дел, конечно, впереди ещё, ох, как много! Обветшали Кремлёвские стены. В ещё худшем состоянии стены и башни Китай Города. В некоторых местах они дали трещины сверху донизу, кирпичи и камни вывалились до середины кладки, зубцы обвалились, у Никитских и у Ильинских ворот пробоины от пушечных снарядов до сих про не заделаны.

Только стали доходить руки и до воссоздания внешнего кольца обороны города. Деревянные стены сгорели дотла. Ров кое-где ещё сохранился, но вал пришёл в негодность. Совсем недавно начали мы сооружать грандиозный земляной вал со рвами с внутренней и внешней стороны.

Проверка дозоров близилась к концу. Ещё совсем недавно любой высунувший нос на ночные московские улицы рисковал быть обобранным до нитки, а то и убитым. Разбойников развелось тма-тмущая. И виноваты в этом были не только бездомные и бесприютные люди, устремившиеся в столицу со всех уголков разорённой России в поисках куска хлеба. Не меньшую опасность представляла знать. Бояре и окольничьи считали, что чем больше на их дворе челяди, то тем больше и почёта. Содержать же многочисленную дворню было дорого, поэтому кормили впроголодь. Вот и выходили голодные и хорошо вооруженные холопы на ночной промысел.

Владислав издал указ разрешающий знатным людям в течении четырёх часов после наступления темноты ходить по улицам в сопровождении слуг, вооруженных только палками. Рискнувший же после этого часа появиться, имея при себе холодное или огнестрельное оружие подлежал задержанию и наказанию. Потом, по моему совету, столицу разделили на двадцать округов, как когда-то при Борисе Годунове. Во главе округов поставили объезжих голов, которым подчинили не только земских ярыжек         (так, столь не благозвучно, именуются у нас полицейские чиновники), но и решеточных приказчиков и ночных сторожей, а так же дозоры стрельцов и солдат. С тех пор стало намного спокойнее, разбои и грабежи пошли на убыль.

По Остожинке мы выехали к Крымскому броду. Здесь горели костры. Возле них грелись солдаты полка Александра Лесли — первого полка иноземного строя. Полк этот был предметом особой гордости Владислава. Ибо набирали его не из немцев и венгров, а из русских. Царь тут же отправился посмотреть на своих любимцев. Мстиславский, конечно, следом за ним.

К нам подошёл местный объезжий голова, один из самых толковых моих помощников, Никита Лунев.

— Странных людишек поймали, — доложил он. — Одеты по-ненашенски и говорят чудно.

— Где поймали? — спросил я, заранее чувствуя, какой последует ответ.

— У Калужской заставы.

Отчетливо вспомнилось как недалеко от Калужской заставы вошел в первопрестольную в своё время и я. Вошел из Москвы 1921 года.

                                                                Глава 3

    Москва. 25 августа 2002 года. Павел Нилин, старший следователь

    По особо важным делам прокуратуры города Москвы.

«Вован! … асай … похители …яна … ской»

Голос, явно пьяного и очень испуганного человека плывет, временами исчезает. Похоже телефонный абонент в зоне неустойчивой связи. Доносятся и обрывки слов, принадлежащих трём другим мужским голосам: «…роха …той, …ачий сын!».

Я выключил магнитофон. Именно эта кассета с записью телефонного разговора депутата Государственной Думы от КППР (Консервативно-пргрессивная партия России) Когана Ефима Львовича послужила основанием для возбуждения уголовного дела о его похищении. Хороший подарочек преподнёс мне прокурор города. Вызвал на работу в воскресенье и сообщил, что назначил меня руководителем оперативно-следственной группы. А дело-то находится на контроле у Генерального.

Мой собеседник, Иван Николаевич Кулешов — круглолицей, светловолосый крепыш — производит впечатление рубахи-парня. Только не стоит особо обольщаться. Кое-что я успел узнать. В недалеком пришлом майор ГРУ. Сейчас официально занимает скромную должность консультанта правления КППР. Фактически же возглавляет нечто вроде службы безопасности.

— Когда вам позвонил Коган?

— В субботу, 24 августа в 2 часа 21 минуту, — ответил Кулешов. И уточнил — Только не мне, а в службу спасения.

Заметив моё недоумение, он рассмеялся:

— Да это мы, между собой, так называем многоканальный телефон «горячей» линии. В случае возникновения каких-либо проблем определенный круг лиц имеет возможность в любое время позвонить туда. Диспетчер или сам примет необходимые меры или свяжется со мной.

-Красиво живут слуги народа. И часто обращаются?

— Достаточно.

— Всем помогаете?

— А вы, Павел Валентинович, думаете, мне зарплату за красивые глаза платят?

— И какую, если не секрет?

— Секрет. Но если надумаете уходить с государственной службы, милости прошу ко мне — останетесь довольны.

— С Коганом, однако, накладочка вышла, — не удержался я от подначки.

Иван Николаевич поморщился, словно от зубной боли:

— Уроды. М не с ними, как со школьниками занятия по ОБЖ проводить приходится. Четко обьясняю — никаких лишних слов. Вначале — место нахождения, потом — причина вызова. А этот — « Ва-ван, спа-сай…». А в результате, где его искать можно только предпологать. На Тверской? На Тушинской? На Люблинской?

Из материалов дела я знал, что ночью 24 августа в городе был введен в действие план «Перехват». Все силы Московской милиции бросили на поиски Когана и его вишнёвого «Мерседеса».

— Позвонил я в ГУВД, — продолжал Иван Николаевич. — Сообщил. …

— Вы хотели сказать, в дежурную часть ГУВД?

— Я сказал то, что хотел сказать, — неожиданно в его голосе зазвучали металлические нотки. — Если вы пытаетесь прощупать, имеются ли у меня связи в ГУВД, отвечу — имеются. На самом высоком уровне. Фамилиями козырять не стану. … Позвонил, кому следует, сообщил приметы Когана, марку, цвет, номер его машины. … Кто же мог знать, что этот идиот не поставил нас в известность, что уже неделю катается не на своём «Мерсе», а на чужом «Форде»?! Об этом нам стало известно лишь в субботу утром. Тут же подключили ГАИ …

Автомобиль, одолженный пропавшим депутатом у коллеги по думской фракции, был найден сотрудниками дорожно-постовой службы поздним вечером 24 августа на Калужской площади. Тщательный досмотр его ничего нового в дело о похищении Когана не внес.

— У Ефима Львовича есть недоброжелатели, враги?

— Конечно. У кого их нет? И чем выше занимаемое человеком положение тем их больше.

— Подумайте, кто, конкретно, мог быть заинтересован в его исчезновении?

Иван Николаевич пожал плечами:

— А я знаю? Жизнь приучила меня не совать нос в вопросы не входящие в непосредственный круг собственных служебных обязанностей. Моё дело, так сказать, защита на бытовом уровне — от мордобоя уберечь, скандальчик замять. … Ефим ко мне обращался часто, но все по мелочам. Характер у него скверный — хам, скандалист. Но из-за этого не похищают. Случается, правда, убивают. …

Наш разговор прервал телефонный звонок. На связь со мной вышел Саша Крылов — один из оперов, отрабатывающих сейчас территорию вокруг Калужской площади.

— Павел Валентинович, я из «Варшавы» звоню, — по голосу сыщика чувствовалось, что не в пустую он сегодня землю топтал. — Вечером, в пятницу Коган был в ресторане. Здесь его, оказывается, хорошо знают. Пришел около семи вечера. Уже мутный. Заказал ужин, водки. На одного, а к пол-девятому велел подать кофе то-турецки на две персоны. Сказал, что к нему придет девушка.

— Пришла?

— Да. Стройная брюнетка, среднего роста. Лет двадцати пяти. Зовут Татьяна. Судя по выговору, украинка, проститутка.

— Откуда такая уверенность?

— Официантка, метрдотель, швейцар её никогда раньше не видели, но у ресторанной обслуги глаз намётанный. Где-то около четверти десятого Коган с девицей ушли. Он был совсем хорош, забыл на столе зажигалку — зиппо, но на ногах держался. Официантка поняла, что они собирались ехать к нему домой. Поговорил с ребятами из местного ОВД — никаких происшествий в это время возле «Варшавы» не было.

— Саня, найди мне эту Татьяну!

По молчанию в трубке, можно было догадаться, что опер в это мгновенье пытается понять, а всё ли в порядке с головой у важника?

— Саня, подожди минуточку, может, подскажу, где искать, — успокоил я его и обращаясь к Кулешову: — Иван Николаевич, вопрос по вашему профилю, так сказать, на бытовом уровне. Где Коган, обычно, шлюх снимал?

— Скуповат Ефим, — после недолгого раздумья, ответил тот, — Скорее всего у Марины заказывал — у неё расценки пониже. Записывайте номер. Надеюсь ваш опер «муркой» размахивать не станет? Когда будет звонить, пусть скажет, что он от Игоря …

После ухода Кулешова я решил немного отдохнуть — попить кофе, посмотреть газеты. И в одной из них, самой популярной, тут же наткнулся на заметку о похищении депутата. Больше всего меня «порадовала» её концовка. «Следствие ведёт прокуратура г.Москвы. Правление КППР, как нам стало известно из надёжных источников, готово выплатить 100 тысяч долларов, лицам пасполагающим информацией о месте нахождения похищенного».

Этого только мне не хватало для полного счастья. «Веселенький» денек предстоит. Соберутся и любители на грош пятаков и просто шизанутые.

Я ошибся. «Весёлое завтра» началось для меня прямо сейчас. Позвонили из приемной и сказали, что пришел некий гражданин Стройков, который говорит, что располагает информацией по делу Когана.

— Выпишите ему пропуск.

Через несколько минут, в моем кабинете появился высокий, симпатичный парень, спортивного телосложения.

— Скорее всего вы мне не поверите. Сам понимаю — все это просто невероятно, — начал он. — Но я, действительно знаю, что случилось с Коганом, где он сейчас.

— И где же?

— В другом времени.

— Где? Где?

— В Москве начала ХVП века. В пятницу вечером…

— Подождите, — перебил я его. — В начале ознакомьтесь вот с этим и распишитесь, что предупреждены об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.

Он ознакомился и расписался.

— Рассказывайте, — обреченно вздохнул я и переключился на мысли о том, что нужно еще успеть сделать до вечера.

                                                                       Глава 4

                        Москва. 26 августа 2002 года. Александр Провалов,

                        заведующий компьютерного центра НИИАНАМАС.

— Вы, Наташа, братьев Стругацких, конечно, читали? «Понедельник начинается в субботу», «Сказка о тройке»? … Так это всё про наш институт! Понятно, что название Аркадий и Борис Натановичи изменили — цензура… Вот и получилось — НИИЧАВО. А на самом деле — НИИАНАМАС. Тоже забавно звучит — на ананас похоже. Переселили нас авторы из Москвы с Авиамоторной — в Соловец, тематику исследований подкорректировали. Какие чародейство и волшебство! Работа наша намного прозаичнее. Хотя, если задуматься, и в этом сходство есть. НЛО, полтергейст, йети, левитация, паранормы разные — вот чем приходится заниматься научно-исследовательскому институту аномальных ситуаций. Зато люди, что в книге, что в жизни одни и те же. Фамилии и имена только слегка изменены. Вот , например…

Мой вдохновенный трёп о нашем НИИ Наташа, студентке одного коммерческого университета пристроенной к нам на практику, прервал телефонный звонок

— Сашка, давай быстро ко мне в лабораторию, — раздался в трубке Витькин голос. — Дело есть.

Старший научный сотрудник отдела изучения неустановленных источников излучений Виктор Павлович Корнилов, как и в дни нашей юности, оставался неисправимым грубияном.

— Я занят. У меня практикантка.

— Понятно. Сисястая телка в мини-юбке — я её вчера в кадрах видел. Ладно, хорош облизываться. Дуй ко мне. Как человека прошу.

Я покраснел, так как в словах Витьки была доля правды. Взгляд мой время от времени непроизвольно останавливался на больших круглых грудях девушки, плотно обтянутых зеленоватым топом.

Н-да, правы классики, говоря, что бытие определяет сознание. Когда Стела была со мной, я и не замечал, сколько вокруг красивых женщин. Но уезжать в землю обетованную, как она настаивала, это уж увольте.

Бросил трубку. Достал сигареты. Всего три штуки. В институтском буфете «Явы» нет, а от этих будто бы американских у меня по утрам кашель начинается. Да и по цене они о-го-го. Придется в соседний киоск идти.

— Извините, это Корнеев звонил? — спросила , улыбаясь, Наташа.

— Он самый. Только не Корнеев, а Корнилов.

— « Пр-рекрасный р-работник! Дур-рак р-редкий! Пр-релесть!» — процитировала она мою любимую книгу.

Честно говоря, с каждой минутой я проникался к ней все большей симпатией.

Телефон зазвонил снова.

— Что тебе ёще? — рявкнул я.

— Сашка, действительно, серьезное дело. Зайди, пожалуйста, — в голосе Корнилова пробивались нехарактерные, просительные нотки.

— Что случилось-то?

— Шеф предлагает встретиться.

Насколько я знал — директор института, академик Иван Лаврентьевич Бубнов — ещё три дня назад улетел отдыхать на Канары.

— Если дорога за его счет — готов хоть сейчас, — засмеялся я. — Хотя, честно говоря, Канарам предпочитаю Карелию.

— Да не Лаврентичь. Янус.

Я, невольно, вздрогнул. Янусом мы звали старого нашего директора Алексея Полуэктовича Невзорова, который одиннадцать лет назад погиб на Истринском полигоне.

— Витька, ты с утра принял?

Вопрос не был случайным. После того как Корнилов открыл индивидуальное частное предприятие «БиоМАГэнергогарант», которое занималось обеспечением биоэнергетической, электроволновой, магической и всякой прочей мыслимой и немыслимой безопасности квартир, коттеджей, особняков новых русских, и денежки потекли ( если и не рекой, то весьма полноводным ручейком), употреблять он стал крепко. Традиционную когда-то, утреннюю бутылку кефира Витька теперь нередко заменял стаканом виски. Со льдом , но без содовой.

— Да не пил я сегодня, честное слово.

Плохо, подумал я. Жалко Витьку. Похоже, пришла белка.

— Наташенька, — сказал я, взяв с полки увесистый том. — Вот годовой отчет о работе центра. Полистайте его пока. Вернусь через полчасика, и продолжим нашу беседу.

Лифт в институте, как всегда не работал. И за что только заместитель директора по административно-хозяйственной части Каменюка зарплату получает? Пришлось на пятый этаж пешком подниматься.

Витка Корнилов, здоровенный мужик в неизменных джинсах и свитере, сидел за столом, задумчиво подперев голову рукой.

Просторная комната была до предела заставлена различными приборами. Год от года их становилось всё больше. О назначении некоторых даже я не мог догадаться. Впрочем за последнее время появилось и кое-что другое: навороченный телефон с автоответчиком, СВЧ, холодильник-бар.

Я присмотрелся к Витьке. Принюхался. Трезвый. Только это еще ничего не значит. Белая горячка часто начинается у злоупотребляющего человека, как раз в тот момент, когда он ни в одном глазу.

— Садись и слушай, — Витька нажал клавишу автоответчика.

— Господин Корнилов! Лариса Дмитриевна говорит. Помните? Мы с мужем остались очень довольны. Благодаря вам мы не ощущаем никаких негативных воздействий.

Этот томный женский голос я вспомнил сразу.

… В мае Витька, который всегда давал мне возможность подработать в своем ИЧП, повез меня в новый загородный дом владельца нескольких мебельных магазинов. Нужно было дать консультации по расстановке мебели и планировке сада с учетом возможного негативного воздействия магнитных полей.

Встретила нас жена мебельщика, эта самая Лариса Дмитриевна — пышнотелая, крашенная блондинка лет сорока. Предложила кофе, коньяк.

— Мебель мы расставили, но я беспокоюсь — правильно ли? — игриво постреливая глазами, говорила она.

— Не волнуйтесь. Всё проверим по высшему разряду, — заверил её Витька. — Мы с Александром Ивановичем большие специалисты по этой части. Можно сказать, магистры.

— Самое главное — спальня, — притворно стыдливо потупила взор женщина. — Подруга рассказывала, что в каком-то американском журнале писали о крайне губительном влиянии пересечения отрицательных полей на мужскую потенцию.

Решили, что Витька, как более опытный специалист, займется домом, а я садом.

— Когда закончите, приходите, видик смотреть, — напутствовала меня хозяйка. — У меня есть такой крутой ужастик!

Для вида походив с измерителем плотности магнитного поля туда-сюда, я, с точки зрения здравого смысла, нарисовал на фирменном бланке ИЧП «БиоМАГэнергогарант» где следует посадить яблони, где разбить клумбы. Вернулся в дом. На первом этаже никого не было. Телевизора тоже. Я поднялся на второй этаж. Из-за неплотно прикрытой двери неслись оханья и айканья. Ну и ужастик, подумал я, порнуха какая-то.

Открыл дверь. Н-да… . Почти половину комнаты занимала огромная невысокая кровать. Витька энергично доказывал мебельщице, что место для супружеского ложа выбрано правильно. Я тихонько прикрыл дверь …

— Мы так довольны, — несся из динамика томный, с придыханиями, голос. — Только, знаете, какая беда приключилась? Появилось приведение. После полуночи начинает бродить по третьему этажу, даже люстры дрожат. Мне ужасно страшно! А Марк Семёнович, как на грех, уехал в Италию закупать мебель. Виктор Павлович, я вас умоляю, приезжайте!

Я не знал, смеяться или ругаться:

— Витька, ты оторвал меня, как ты пошло выразился, от телки для того, чтобы предложить проехаться к корове?

— Не ёрничай, Сашка. Тебе это не идет. К тому же не корова, а натуральная кустодиевская купчиха. Лучше, дальше, слушай.

А дальше. … Из динамика раздался давно забытый, но мгновенно вспомнившийся ровный, мощный, как у джеклондоновских капитанов голос:

— Виктор Павлович! Представляться не стану — смею надеяться, что не забыли. Помните, накануне того дня вы задали мне вопрос, я пообещал когда-нибудь, непременно , ответить на него. Сейчас это время пришло. Если вас по-прежнему интересует мое мнение, рад буду встретиться послезавтра в одиннадцать вечера у Ивановского моста, по направлению к центру. Не стану скрывать мне нужна помощь. Ваша и Александра Ивановича.

Витька выключил автоответчик. Полувопросительно, полу-утвердительно сказал:

— Янус.

— Янус, — согласился я. — Но … но он ведь погиб.

— Погиб, — согласился Витька. — Хотя Роман, как-то говорил, что в протоколе осмотра места происшествия было написано: «Фрагменты тела гр. Невзорова А.П. не обнаружены».

Некоторое время мы молчали, пытаясь осмыслить невероятность всего случившегося. Первым заговорил я:

— Витька, у тебя выпить найдется?

— А то!

Он достал стаканы. Извлёк из холодильника— бара непочатую литровку «Блек Лейбл». Спросил:

— Тебе, как всегда с содовой?

— Не… Лей чистого.

Крепкая ароматная жидкость приятно обожгла горло, огоньком разлилась по желудку. Но сумбура в голове от этого меньше не стало.

— Ну и что делать будем? — спросил Витька, наливая по второй.

— Как что? — возмутился я. — Янус ясно сказал — нужна помощь. Надо встретиться.

— Молодец ты, всё-таки, Сашка! — Витька поднял стакан. — Давай, за тебя.

— Только крылышек не хватает, — пошутил я. — Слушай, частный предприниматель, у тебя закуска есть?

— А как же! Курятина! — вытащил он из кармана джинсов мятую пачку сигарет. Запасов же съестного у него, как в молодости, так и сейчас, не водилось.

— Интересно, над чем работал Янус перед ги… , перед взрывом? — сказал я, закуривая. — «Паромщик» кажется?

— А ты не догадываешься?

— Откуда? Большинство тем его лаборатории, в том числе и эта, приходили за тремя нулями. У меня тогда такого допуска не было.

Помолчав минутку, Витька налил по третьей:

— Ты о квантовой механике представление имеешь?

— Ну, в общих чертах.

— Про уравнение Шредингера слышал?

— Подожди … Подожди … Вспомнил! Электрон летит как бы по всем направлениям одновременно. А с помощью этого уравнения можно вычеслить вероятность того, где именно он находится в данный момент.

— Гигант, — похвалил Корнилов. — Так вот, Янус доказал, что уравнение Шредингера действует не только в мире элементарных частиц, но и в истории, человеческом обществе. Результат получился потрясающий: история идет всеми путями одновременно. Кроме нашей реальности существуют сотни, тысячи других.

Услышанное показалось мне неправдоподобным . Но только вначале. Из чего, как не из микрочастиц состоит наш «большой» мир? Так почему тогда их законы не должны на него распространяться? Это законы, принятые разными там Советами и Думами действуют избирательно. А природу не обманешь. Например, закон сохранения энергии справедлив как для пламени зажигалки, так и для ядерного взрыва.

— Допустим параллельно с нашей реальностью, — я начертил на листе бумаги несколько параллельных линий, — существуют и другие. Например, в одной до сих пор остался Советский Союз, а в другой революции вообще не было …

— Не совсем так, — отобрав у меня бумагу, Корнилов нарисовал вертикальную ось и десяток, отходящих от неё под разными углами, прямых и зигзагообразных линий. — История и время ветвятся. Если при решении уравнения Шредингера использовать формулу течения истории выведенную Янусом ….

— Подожди… Подожди… Когда-то я делал для Януса расчёты. Только, помнится, он называл её формулой «Лубенцова-Невзорова». Кстати, кто такой Лубенцов?

— Не знаю, он у нас в институте не работал. Да не перебивай, ты! Так вот, если использовать эту формулу, то можно рассчитать временные и пространственные координаты точек бифуркации, то есть точек ветвления. В них плотность хронополя значительно меньше обычной, поэтому возможен выход в другую реальность.

— Витька, это же все теория чистой воды! Мало ли таких разработок в нашем архиве пылятся.

— Какая теория?! В августе 91-го Янус поехал на полигон испытывать «Иглу времени»