Umka — Земля и воздух.

Но давайте обо всём по порядку. Моё имя просто и незатейливо — Актан'Вор-Рашид, равно как и моя профессия, из-за которой меня не один раз пытались поймать за мои длинные светлые волосы и поджарить живьём на вертеле. Эти вар¬вары степи столь грубы и невоспитанны, что презирают божественную речь эдионов, к коим, впрочем, и принадлежит моя скромная персона. Да, пусть эти «варвары» строят крупнейшие города, да, пусть у них самая крепкая экономика, да, Эйя меня подери, пусть этим поганым существам принадлежит библиотека Эдра! Но каким же скудным разумом нужно обладать, чтобы потрошить заживо переписчиков книг и последователей доблестного в своём бесстрашии пред этими существами Илона'Зир-Дара!

Но я отвлёкся. Понимаете, я один из последователей доблестного Илона'Зир-Дара, автора небезызвестных «Описаний земель, стран, территорий, различных тварей, на них обитающих, племён, обычаев и народов». На эти описа¬ния ушли сорок и ещё четыре года беспрерывных трудов на чужих землях! Величайший труд, но, увы, не настолько пол¬ный, как хотелось бы. И вот я, последователь, собираюсь дополнить эти труды ещё одной жалкой главой про птицелю¬дей, легенды о которых разносятся по всему материку!

Без особых трудностей наняв в безымянном городишке единственного на всю округу охотника, я отправился верхом на смиренном ослике в опасный путь, дабы…

Сожри, Эйя, мои глаза и выплюнь их на горячую сковородку! Я собственноручно вырву язык тому пьяному лгуну, который вовсю расхваливал красоты птицелюдей!

— Ляг на камни и не шевелись, — прошипел у меня над ухом проводник.

Я опешил, задрав голову и глядя в лазурное небо, но кентавр всё решил за меня и до меня. Он грубо опрокинул меня на раскалённую каменистую почву с моего ослика и придавил копытом. Проплыли тени.

— Не рыпайся, щень, — просипел кентавр, натягивая тетиву.

И тут я их рассмотрел. Клянусь богами, я исполню, что обещал!

Неровным клином из-за скалы на нас вылетели некрупные, не больше человека, существа. В них не было ничего распрекрасного, как рассказывают иногда в тавернах, если только вы осмелитесь назвать красивыми самих существ. Широченные, длинные, в десять размахов горного орлана, крылья вместо рук, покрытые не то щетиной, не то тонкой чешуёй. Оскаленные в хищной усмешке морды — лица? — были увенчаны короткими, но очень широкими клювами цвета спелой сливы. Вместо ног у птицелюдей оказались длинные тёмные лапы, покрытые щетиной. И всё это «великолепие» украшал хвост, являющийся, по всей видимости, продолжением позвоночника, точнее, копчика.

— Как вы их называете, милорд? — кентавр оскалил зубы в едва заметной усмешке.

— Пти… птицелюди.

— Ну вот. А знаешь, как этот ваш Илон-Дар их называл? Избранные.

Я спутника не слушал; я весь был захвачен и унесён далеко-далеко этими существами.    

— Правда, охотники их в насмешку нагами называют. Только и разницы, что хвост вместо змеиного птичий, а так по¬вадки те же. — С этими словами кентавр плавно спустил стрелу и она, заждавшаяся своего часа, вонзилась в грудь птице¬человека. Тварь молча упала на землю, а остальные, поднявшись выше, улетели обратно.

***

Илон'Зир-Дар любовно переписывал путевые заметки в чистую тетрадь. Один кусок, одну жалкую главу, он вырезал намеренно, чтобы не разочаровывать людей окончательно. Скомканные листы он надёжно спрятал в полости стола так, что никто и никогда не найдёт.

«В своих утомительных путешествиях по материку я остановился в маленькой неприметной таверне, в безымянном городишке на границе с Тлеющей степью. Таверна эта, вне всякого сомнения, достойна быть… <…> Местные завсегда¬таи рассказали мне несколько презабавных историй, среди которых стоит выделить историю о богатой женщине… <…> Но наиболее интересны и загадочны следующие сведения, предоставленные мне любезным старым охотником, кентавром: глубоко в степи, вдали от источников воды и запасов пищи, обитают некие существа, похожие и на птиц, и на людей одновременно. Существа эти появлялись из ниоткуда, словно вечный ветер заботливо соткал их из песка и камня, присовокупив несносный норов и ярость, достойную имперского легиона. К сожалению, сей охотник наотрез отказался провести вашего скромного слугу в самое сердце степи, и мне осталось дожидаться каравана, могущего довезти меня до соседнего крупного города. В это время я набирался опыта и знаний.

Об этих существах ходит множество легенд, и что из них правда, а что вымысел решать вам. Но хотелось бы мне поведать наиболее правдоподобную историю. Известно ли вам, кто такие наги? Змеетелые твари, не знающие ни руки властелина, ни цивилизации, ни жалости. Наги — это перевоплотившиеся души всех королей, князей, герцогов, императоров, чиновников, правителей; всех, кто тянулся к власти и деньгам. Некоторые учёные считают, что многие наги сохраняют рассудок и память, но всё равно становятся безжалостными охотниками за чужими сокровищами, сродни драконам. Птицелюди же, согласно легендам безымянного городишка, происходят от великих учёных, философов, пророков, музыкантов и писателей — словом, ото всех, кто стремился не за дешевизной, но за качеством. От тех, кто на деньги смотрел с понятным презрением и пытался облагородить почву разума простых людей, отягощённых каждодневными проблемами. Охотник так же рассказал мне о том, как птицечеловек прорвался в городишко и, долетев до дома старой вдовы местного философа, разбил окно. Охотник успел убить тварь раньше, чем та уронила перо на ковёр вдовы; женщина после того случая держалась ото всех особняком, а на охотника поглядывала с ненавистью.

Хотелось бы так же поведать несколько легенд, связанных с этими существами <…>”

Илон'Зир-Дар остановил перо, снующее туда сюда по ровным, разлинованным заранее листам и бросил взгляд на стол, туда, где лежала безжалостно выдранная глава о птицелюдях. Он нажал на спусковой механизм, и дверца, отделявшая его от листов, съехала в строну; любовно расправил измятые листы и взялся за перо по-новой.

«Раздумывая над природой этих созданий, я пришёл к немногословному, но единственно верному выводу о том, что двум полюсам этого мира — господам и мыслителям — воздаётся по стремлениям. Все люди мыслящие стремятся к солнцу, к свету, а божество, словно в насмешку, награждает их уродливыми крыльями и памятью своей прошлой жизни. Алчным же правителям даруются несметные богатства всех времён и народов. Если и дальше в моих путешествиях мне будут встречаться эти существа, то я буду впредь называть их Избранными...»

Старик полюбовался на написанное и размашисто мазнул по нему пером, а потом ещё и ещё. До тех пор, пока от новой, сияющей, но такой корявой мысли не осталось и следа. Половина листа была измочалена острым кончиком пера.

В по-детски чистых глазах старика отразилось беснующееся пламя свечи.