Арне Франкенштейн — Снежная сказка

В кругах багровых исходила вьюга золотая,

в ключах запутавшись.

С ней зиждилась последняя зима.

Слеза спадала в серый снег антиклиналей

вплоть до сердец. Укутавшись,

угасшая свеча — она сама.

Была зима. Любовь все рушилась.

И где-то умирали.

…Что рушишься на тварей…

Электростанция едва входила в облако руки.

Все было медленно. В словах ее печалей

была зима. В глазах ее — зима.

Истлевших углей черные куски

в ее пустых ладонях исчезали,

как тени в отражении окна,

так безнадежно расстоянья умирали.

…Что рушишься на тварей…

На площадях вгрызались в снег экраны.

Пиротехническая немощь магистралей

по магазинам, барам, ресторанам…

Здесь человек забылся и померк.

Под пляс ветров и фейерверк

его, в ключах запутавшись, искали

предвстречным визгом колеса и умирали.

…Что рушишься на тварей…

— К чертям пошлите снег багровый, полушубок,

то торжество испитое из телефонных будок,

все закатилось, как под стол динарий!

Играйте, куклы в балагане, как играли..

Он спотыкался, падал. Нараспев,

над ним смеялись. Окропленный снег,

и смех, и он, как ком скатавшись, умирали.

…Что рушишься на тварей…

Она ушла по витражам. Рисунок-бестиарий

за ней замолк, навек заледенев.

В тянувшихся подолах белых дев

его несли не в храм, а в высохший барак.

Сквозь наркоманов километром стали

пропахший снег сходил в холодный мрак.

Была любовь. Зима все рушилась.

И где-то умирали.