Aniluta — Она улыбается

    — Эрик, ну ты посмотри, как они любят друг друга! — приглушённо доносится до меня её высокий, даже пискливый голосок. — Эрик! ЭРИК!!! Да ты чего, оглох там?

       Снимаю наушники и смотрю на экран. Ничего особенного, всего лишь картинное предложение руки, сердца и всего прилагающегося прямо в студии. Не понимаю, как Малин может искренне считать, что всё это правда? Ведь во всех этих ток-шоу всегда сидят подставные утки! Когда съёмка закончится, этот уже начавший жиреть от безделья мужчина отберёт кольцо у «любимой» и будет долго ворчать, что запачкал светлые брюки, пока стоял на коленях…

       — Ничего особенного, — сквозь зубы говорю я. — У тебя зависимость от телевизора уже.

       — А у тебя — от Интернета! Сутками в нём сидишь и на меня даже внимания не обращаешь! Может, тебе на ноутбуке жениться?

       Я не реагирую, поэтому она снова прилипает к экрану.

       Вот зря она так. Больше трёх часов в день я за компьютером никогда не сидел, ну, разве что только если нужно было набрать какой-нибудь реферат, то только тогда больше. Но это ведь так редко случается! А Малин может весь выходной совсем не отходить. Ну да, уходить ей особо некуда — мы с ней вместе снимаем однокомнатную квартиру — но не столько же!!! Ещё бы что-то путёвое смотрела, а то всё ток-шоу да мыльные оперы…

        Я сам не идеален, понимаю, поэтому и учить её жизни уже не пытаюсь. Когда-то, ещё в самом начале наших отношений, пробовал, но если бы от этого ещё был толк…

        Ах да, забыл сказать вам, что Малин — моя девушка. Почему? Честное слово, сам не знаю. Она как-то сама навязалась ко мне в подруги. Терпеть её как соседку по комнате мне бы всё равно пришлось, а так хотя бы не нужно искать, с кем провести ночь. Это она умеет. Но в остальное время, конечно, часто хочешь придушить её или хотя бы заткнуть рот.

        Да, она не одна такая. Если разобраться, большинство девушек точно такие же. А остальные — забитые серые мышки, с которыми тоже неинтересно. Я, наверно, никогда их не пойму. Как может цвет телевизора не подходить к юбке в клеточку, а дом — к вазе? Какой смысл двадцать раз за день требовать признания в любви и особенно — в постели? Как будто бы если не любишь, то обязательно скажешь правду прямо там!

       Может, я и неправ, может, бывают девушки, с которыми действительно хорошо и интересно. Но я таких никогда не встречал. Не ждать же мне «свою единственную» всю жизнь, мне и не кажется, что она будет…

        Откладываю в сторону заглушки и надеваю уже настоящие наушники. Меня оглушает музыка, мощные аккорды бас-гитары, тревожное соло акустики, чёткая сильная дробь ударных, музыка словно подчиняет, заставляет твоё сердце биться в быстром ритме, синхронном с ударными, но одновременно словно вся усталость, накопленная за долгий трудный день, наваливается на тебя, ты злишься на весь мир, потому что он жесток, на себя, потому что мало что можешь, на Малин, потому что она глупая и сидит слишком близко… Надо бы включить что-то полегче. Я поставил проигрыватель на паузу (когда музыка утихла, стало легче), стал искать в папке с песнями подходящее. Глупо, но у меня в основном вот такая депрессивная музыка. И зачем, ведь самому не нравится… Должен признать, иногда я не понимаю и самого себя.

        Впрочем, нет, не иногда, а почти всегда… Я страшно недоволен своей жизнью, но даже не знаю, что бы я хотел в ней изменить. Знаю, что терпеть не могу свою учёбу — занимаемся какой-то дребеденью на этом несчастном факультете социологии, да и социология вообще наука ни о чём, не люблю свою компанию, все зациклены на чём-то одном и оттого словно разговаривают на разных языках — болтают о чём-то, и никто никого не слушает, плохо переношу свою квартиру, Малин и уже начавший приедаться секс с ней, не люблю вспоминать о родителях — отце-подкаблучнике и матери, буквально давившей меня своими запретами и опёкой, ненавижу собственное отношение к жизни… Не подумайте неверно я не нытик. Это сейчас мысленно высказываюсь, а так я всегда молчу. Какой мне смысл открываться кому-то ведь всё равно никто не выслушает…

        — Эрик, — я чувствую руку на своём плече. Малин сделала это не очень осторожно, и один из ногтей проехался по шее, наверно, осталась царапина. Я раздражённо обернулся и бросил наушники на стол.

       — Чего тебе ещё?

       — Не кричи на меня, — сказала она, улыбаясь. — Ты забыл, что обещал сводить меня сегодня в клуб? Сегодня суббота!

        Я мысленно чертыхнулся. Чёрт, совсем забыл! Вот уж что Малин умеет — это вытягивать из меня обещания и всегда помнить, что именно я ей пообещал… Отлынивать бесполезно, я давно уже это понял.

        — Ладно, тогда собирайся, — говорю я, всем голосом стараясь показать, что меня сейчас лучше не злить, я и так раздражён.

        — Я-то соберусь, а вот ты что, собрался идти прямо в этом? — она не перестаёт улыбаться.

        — Да, а какая тебе разница?

        — Неееет, в этом ты не пойдёшь, — отрезала она. — Мне что, перед подругами позориться? Сейчас я найду.

       Я с раздражением смотрю, как она бесцеремонно копается в моём шкафу, но не вмешиваюсь. Может быть, я тоже подкаблучник, как и мой отец. Хотя мне так никогда не казалось, я Малин только терплю, власти надо мной у неё нет. Просто пока что я позволяю ей себя вести так…пока что…когда-нибудь я решусь, и тогда всё изменится. Не знаю, в лучшую ли сторону, но изменится.

        — Наденешь вот это, — в мою сторону летит ужасная кожаная куртка — её подарок ко дню рождения — красная футболка и обтягивающие джинсы, просто её покупка. Прекрасно, остался штрих помады на губах — и я буду вылитый гей. И как она может не понимать этого? Но я молча беру одежду, закрываю ноутбук и иду в ванную. Не люблю переодеваться при ней, ещё начнёт учить, как правильно застёгивать ширинку… Ведь сама ничего в этом не смыслит!

        Чувствую, мне нужна разрядка. Может, клуб и поможет, хотя оторваться, как следует, при Малин всё-таки не получится… Кто-то ходит на бокс, кто-то кричит на свою подругу, кто-то разбивает клавиатуру, убивая монстров в он-лайн игре — всем нужно иногда выпускать пар. А я этого не делаю. Не знаю даже, как мне это сделать — Малин истерику устроит, драться я не умею, изобьют ещё до полусмерти, если ввяжусь в чьи-то разборки. Вот и получается, что в итоге мне приходится сдерживаться, а я иногда так злюсь, если бы вы знали…

        Вот только в такие моменты и жалею, что нет у меня друзей. Настоящих, которые тебя всё-таки выслушают. Я бы и сам был, пожалуй, не прочь помочь кому-то, но только если с отдачей, на что никто не готов… В остальном…не верю я тем пословицам вроде «Человек без друзей — что дерево без корней». В таком случае почти все мы — безнадёжные люди.

        Я с трудом натягиваю джинсы, мысленно ругая Малин на чём свет стоит, потом выхожу. Она красится у зеркала. По-моему, тот макияж, который она накладывает себе на лицо, только больше портит её. Да и вообще…что это за мода красить волосы в чёрный или красный (сколько раз повторять, что со слишком бледным лицом это не сочетается!), подводить глаза толстым слоем жидкой подводки, которая обязательно растечётся??? Как я рад, что я не девушка…

        — Давай я тебе поправлю, — Малин снова улыбается. Как мне не нравится её улыбка! Словно сошедшая с экрана — натянутая, неестественная, противная… Всё фальшиво! Разумеется, она принялась поправлять мою одежду — а, по-моему, она и так была слишком уж аккуратная. Снова её прикосновения были неприятны, я закусил губу — очень уж хотелось оттолкнуть её. — Вот так-то лучше. Будешь самым отпадным на вечеринке.

        «Не думаю», — мысленно сказал я самому себе. «Самыми отпадными» будут профессиональные соблазнители, пикаперы, как мы их называем. Они как раз стараются выглядеть на все сто, чтобы как можно скорее получить себе в постель очередную девушку «барби». Я не из них, никогда им не завидовал, и быть похожим на них не старался…

       — Надеюсь, ты не будешь снова вертеться у зеркала два часа? — спросил я.

       — Что ты, милый, я уже почти собралась, — медовым голоском пропела Малин. — Вообще-то я всегда очень быстро.

        Господи, пристрелите меня кто-нибудь, иначе если она не прекратит улыбаться, я просто убью её…

        «Почти собралась» — значит, ещё полчаса времени у меня есть. Я иду на кухню, сажусь на подоконник, не включая свет, нервно достаю сигарету и закуриваю. Меня это почти не успокаивает, так что курю скорее по привычке — даже ломки без табака почти не бывает. Стена противоположного дома исписана пошлыми граффити, в слабом неуверенном свете фонаря с стеклом в трещинах видна самозабвенно сосущаяся парочка подростков… Как меня всё это достало… Тру сигарету в пальцах так сильно, что она рассыпается, весь подоконник оказывается засыпан сухими листками, я ругаюсь, смахиваю мусор в ладонь и выбрасываю в форточку. К чёрту, там и так мусора много. Какое-то время я просто смотрю в окно. Парочка куда-то ушла, я даже знаю, куда и зачем, из соседнего дома вышел мужчина, почти несущих на руках ничего не соображающую от выпитого алкоголя женщину, он долго укладывал её на заднее сиденье, потом куда-то уехал… Больше на улице никто не появлялся. Я не знал, сколько я так простоял, не двигаясь и пристально глядя на улицу, но через какое-то время на кухне резко включился свет. Глазам стало больно, я крепко зажмурил их.

       — Малин!!! Какого чёрта???

        — Ты как всегда здесь, — услышал я весёлый голос Малин за спиной. — И почему ты постоянно сидишь в потёмках, скрываешь что-то?

        — Темнота — друг молодёжи, — пробурчал я и вышел из кухни, задев её. Она что-то пробурчала про неуклюжих парней, которых ей приходится терпеть. — Надеюсь, ты действительно готова?

       — По мне не видно?

    Я оглянулся. Господи… Неужели она думает, что кому-то может понравиться эта «креативная укладка» — а проще говоря, закреплённые гелем-стайлингом в страшном беспорядке и аляповато политые серебристым лаком волосы? Ну, а её макияж я уже описывал… Меня удивляет ещё одно: если девушки настолько придирчивы к своей внешности, что могут накладывать марафет даже для того, чтобы выбросить мусор, то отчего же дома они позволяют ходить себе в залатанном халатике и с толстым слоем крема на лице? После этого ещё: «И почему он перестал быть таким заботливым, как переехал ко мне?» Девушки, держитесь наконец определённой линии!

       — Я красивая, правда? — улыбаясь, спросила она меня.

       — Угу, очень, — я отвернулся.

    — Тогда пошли! — она подхватила меня под локоть и потащила из квартиры — хорошо ещё, что я успел обуться.

    — Эй, стой, дверь закрыть надо, или ты как думаешь? — почти проорал я на лестнице.

    — Что? — она озадаченно посмотрела на меня. Лампочка в подъезде снова была разбита, но проникавшего сквозь окно лунного света было вполне достаточно, чтобы различить это. — А, точно… Ты ключи взял?

       Я похлопал себя по карманам куртки. Ключи, телефон, складной нож, сигареты и зажигалка были на месте. Я молча закрыл дверь и поторопился догнать Малин.

       До клуба идти всего ничего, минут пятнадцать от силы. Но Малин, как всегда, растянула это на полчаса. Угадаете чем? Останавливалась у всех витрин и охала, как ей хочется того, и ещё того, и того… И ведь прекрасно знает, что ни я, ни она это себе позволить не можем, иначе бы и жили не вместе. Как бы это было хорошо… Или нет? Вдруг одиночество ещё хуже такой жизни?

       Под конец мы всё-таки дошли. Вышибала выглядел порядком уставшим, даже паспортов не спросил… Представляю себе, как он тоже устал от своей работы — всё время выпроваживать пьяных и обнаглевших несовершеннолетних. Вообще, куда я не посмотрю — вижу, что нет никакой работы без сложностей, даже офисному планктону, который, по сути, ничего особенного не делает, приходится порой не очень сладко… Странно всё это. Когда-то люди работали по двенадцать часов, не зная выходных и досуга, а нам и шести-восьми часов слишком много. Вообще странное существо человек, сами себя понять не можем…

        Чувствую, я уже начинаю нести псевдоумную философию. Так вот, мы без каких-либо проблем мы прошли фейс-контроль, после чего Малин сразу же потянула меня к бару. Пришлось взять самый дешёвый напиток, какой вообще был — я не запомнил названия этого коктейля, но вкус у него был отвратительный, отдалённо напоминавший апельсиновый сок. А Малин спокойно себе прихлёбывала, что-то весело щебетала и без конца улыбалась. Хорошо ещё, что из-за музыки не было слышно, о чём она говорила. Явно ничего серьёзного.

       Я разглядываю других девушек у бара. Порой бывает такое ощущение, что они все абсолютно одинаковы и отличаются только по цвету волос — или брюнетки, или блондинки, причём обязательно крашеные, а также всегда в мини-юбках и топах «моя грудь почти голая». После этого ещё могут рыдать в жилетку подруге, если их изнасилуют. Нет, ну как так можно? Я отошёл подальше от бара — Малин затерялась где-то в толпе. Легче мне от её отсутствия мне всё-таки не стало. Неожиданно я почувствовал себя одиноко. Толпа, эти самозабвенно вихляющие бёдрами «девушки-барби», все они проскальзывают мимо тебя, разве что изредка окинув оценивающим взглядом, а затем сразу же отводящие глаза — «нет, этот не мачо». Даже и к лучшему, что ты не становишься объектом внимания такой особы, потом же больно будет. Как всё это глупо… Как назло, ди-джей включил ту самую песню, которая так разозлила меня сначала, теперь ледяные аккорды электрогитар, звучание которых было в несколько раз сильнее, чем в наушниках, буквально резали по сердцу. Я сжал руки в кулаки, засунул их в карманы куртки и закусил губу. Что за дурацкую жизнь я вообще веду? Может, я не хочу быть серым студентом в ничем не примечательном институте? Может, я бы хотел плавать по морям, выступать на телевидении или получить Нобелевскую премию по химии? Ведь когда-то, ещё в далёком детстве, у меня были мечты, но теперь я даже не помню, какие именно… Не всегда я был такой. Социология и общество навязали мне эту дурацкую роль — веди себя как положено. А я…я не хочу! Да, я знаю, мне не по силам выбиться из этой серой массы, которую я так презираю, хоть я и часть её. Но ведь нельзя же жить, когда у тебя нет ничего…

       — Эрик, Эрик, пойдём, там сейчас будет конкурс на лучшую пару, давай примем участие, — Малин почти орала мне в ухо. Конечно, понятно, из-за музыки слышно очень плохо, но зачем так? Ведь и оглохнуть можно! А от такого мерзкого визгливого голосочка тем более. Моя рука нашла в кармане нож и сжала его. Прохладная сталь приятно холодила кожу, я чувствовал каждую царапинку, каждую выемку на нём…

       — Эрик, да ты чего, оглох? — перед моими глазами машут. Я оглядываюсь. Малин довольно улыбается. Ну снова эта уродливая телевизионная улыбка… — Эрик, милый, ну пойдём, ну пожааааалуйста…

       Что было дальше, я помню плохо.

       Помню, как я открывал нож, его лезвие, подчиняясь лёгкому нажатию пальца, послушно вышло на свободу — если бы люди подчинялись так же… Помню преграду на пути — нож с заметным трудом входит в мягкую плоть, мои пальцы оказываются залиты чём-то тёплым, даже горячим и, кажется, пульсирующим… Малин падает, схватившись за грудь, громко хрипит, ножа я не выпускаю. При этом даже сейчас с её лица не исчезает эта чёртова гримаса, которую я уже устал называть улыбкой…

       Вокруг меня паника, громкий женский визг, какая-то из девушек, убегая, не удерживает равновесия на десятисантиметровых шпильках и теперь стонет на полу. Ко мне бежит вышибала, в его руке пистолет. Я молча отбрасываю нож — теперь он мне уже не нужен. Я ни о чём не думаю сейчас. Как всё это глупо — даже сейчас, в последние минуты своей пустой жизни, она улыбается…