santehlit — Создатель. День шестой

   Пуля пробила грудную клетку и остановила моё сердце. Прибывший эксперт следственной бригады констатировал мгновенную смерть на месте преступления, ибо разыскиваемый органами правопорядка гражданин Гладышев А. В. незаконно проник в квартиру судьи Забелиной М. А. с целью…. Ну, явно не благотворительной. И был застрелен бдительной хозяйкой.

   После проведения следственных мероприятий, труп погрузили в скорую и отвезли в морг. Следующим днём туда проник инструктор перемещений и забрал из бренных останков в контактор мою страждущую душонку.

   Вот я на диване в московской квартире — на руке оптимизатор, Билли в сознании. Ворчит.

   — Додонкихотствовался — угробил парня. Как биолог ты ему в подмётки не годишься. Такой гений, такой гений…!

   Что сказать? Все там будем — цинично. Молчу — пусть выговорится. Даже поддакиваю:

   — В чём ошибка?

   — Ты — никудышный актёр, не умеешь вживаться в образ. Заполучил тело, и по барабану все условности — гнёшь свою линию. А надо вникать в обстановку, подстраиваться, учитывать коньюктуру, играть, словом. Неужто и к седым волосам не понял, что обстоятельства людьми управляют, а не наоборот?

   Слушать слушал, но не соглашался.

   — А те личности, что историю делают, тоже по течению плывут?

   — И очень даже ловко, пристроившись к самой стремнине.

   — Как же лидеры, которые впереди идут и за собой ведут?

   — Миф: никуда они не идут и никого не ведут — ловко балансируют на гребне людского водоворота. Это тоже искусство, тебе, кстати, недоступное. Главное — вовремя озвучить формирующуюся в массах волю, и тебя назовут лидером.

   — Говоришь убедительно….

   — Могу и доказать.

   — А докажи.

   — А докажу.

   …. Вернувшийся из бесславного похода атомный крейсер «Севастополь» был ошвартован у дальнего причала. Экипаж расквартировали на берегу, а кораблём занялось подразделение химической защиты. После проведения цикла дезактивационных мероприятий, когда уровень радиации достиг допустимого значения, из реакторного отсека было извлечёно тело капитана второго ранга Гладышева. Героя России загрузили в санитарную машину и отправили в морг. Командующий ЧФ подписал приказ об организации похорон с прощанием, митингом и оружейным салютом. Однако непредвиденное обстоятельство, случившееся в «неотложке» в пути её следования к месту назначения, сделало приказ адмирала флота невыполнимым.

   Поправляя свесившуюся с носилок руку погибшего моряка, санитар вдруг заявил:

   — Она тёплая.

   — Разлагается, — зевнул его пессимистичный коллега.

   — Да нет же, — настырный врачеватель разорвал полуистлевший тельник и приложил ухо к неподвижной груди.

   — Стучит? — поинтересовался пессимист и постучал в окошечко кабины. — Эй, потише на ухабах — груз 200 оживает.

   — И грудь тёплая, — волновался первый санитар.

       — А ты искусственное попробуй, — советовал второй, — рот в рот.

   Машина въехала на территорию госпиталя и остановилась. Фельдшер распахнул заднюю дверь:

   — Что тут у вас?

   Выслушав, ругнулся:

   — Чёрте что!

   Но вернувшись в кабину, приказал водителю:

   — К лечебному корпусу.

   Сердце моё услышал чувствительный прибор. Заволновались врачи, подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких, собрали консилиум.

   — Этого не может быть, потому что этого быть не может никогда.

   — Ну, как же, как же…. Истории известны факты. Заговорщики накормили Григория Распутина отравленным тортом, расстреляли из нагана, опустили под лёд, и только через два часа достали. И что вы думаете? У него билось сердце.

   — Если это не Божий промысел, то следствие сильнейшего облучения.

   — Да-а, всем радиация вредна, а кому-то — мать родна.

   Я пришёл в сознание и первым делом ущипнул медсестру за тугую ягодицу. Сестричка перепугалась, а Билли заворчал:

   — Брось дурные мысли.

   — Я снова жив, Билли! Всем смертям назло дышу и радуюсь. Как это здорово! Пойдем, побегаем по травке.

   — Лежи, не рыпайся. Послушай мудрого совета — лучше месяц отлежать в палате

госпиталя, чем годы томиться в лаборатории клиники. Надеюсь, не горишь желанием стать объектом научных изысканий.

   Я не горел и присмирел. Напрасно сёстры вертели попками, поправляя постель или двигая шторы. Врачи отмечали нормальный ход реанимации организма — без скачков и провалов. Как и предсказывал Билли, обещали через месяц выписать.

   Меня навещали. Анна Филипповна каждый день с бульончиками, котлетками, пирожками. Корабельные друзья в дни приёмов. Штабное начальство раз в неделю. Однажды нагрянул командующий ЧФ — то-то переполоху в госпитале. Наградил рукопожатием:

   — Домой, герой, не хочешь скататься?

   Герой хотел и начал считать дни до выписки.

   Лечащий врач не разделил моего оптимизма.

   — В Башкирию — эку даль! Вас понаблюдать бы ещё, голубчик.

   — Доктор, я только туда и обратно, невесту заберу и снова в Севастополь.

   Невеста оказалась мужней женой, к тому же беременной.

   — Как говорится, ты слишком долго плавал, — горько усмехнулся, глядя на формирующийся животик.

   — Не рви мне сердце, — промокала глаза Люба. — Все говорили, ты погиб.

   — Долго плакала?

   — А ты, ты разве любил меня? Ну, признайся.

   — Я и сейчас люблю. Собирайся, поедем в наш дом у моря.

   — Нет, Алёша, не судьба мне жить с тобой.

   — Знаешь, чем кончаются неравные браки? Через год он начнёт пить, а через два тебя бить.

   Слёзы высохли, взгляд посуровел.

   — Может, он не образован, но он мужик.

   Что возразить? Эх, Билли, Билли, перемудрили мы с Л. Черновой — проще надо было, проще.

   — Дом продавать будешь?

   — А? Что? Да нет, живите. В Севастополе оформлю и пришлю вам дарственную.

   — Уезжаешь?

   — Не хочу с твоим благоверным встречаться, ведь отступиться обещал.

   — Он поддержал меня в трудную минуту.

   — Затащив в постель?

   Люба встала, подала руку.

   — Мне очень жаль, что так получилось.

   — Что жив остался?

   — Ну, зачем? Я рада, что жив и верю, ты ещё встретишь своё счастье.

   — Моё счастье это море, а женщины…. Не думаю, что рискну ещё раз. А ты приезжай, если бить станет, или напиши — я приеду.

   Дорогой успокоился. Всё верно, все на своих полках. Чего хотела, то и имеет — мужа механизатора. Тычинки-пестики!

   Л. Чернова лишила меня надежд на семейный уют, на счастье покусилось командование. Отремонтированный «Севастополь» вернулся в родную бригаду, но моё место командира БЧ было занято.

   — За штатами вы пока, — сказали в стройчасти. — За штатами. Попробуйте обратиться к командующему.

   Записался на приём.

   — Помню тебя, помню, герой, — адмирал широким жестом пригласил сесть.

   Извлёк из бара коньяк, рюмки, блюдце с дольками лимона.

   — Есть повод, — наполнил тару. — Поздравляю с очередным воинским званием капитана первого ранга. Один шаг до адмирала.

   Он с чувством треснул хрусталём и опрокинул рюмку в рот.

   — Пей, пей, потом будешь благодарить.

   Дольки лимона впитали сахар. Командующий налил ещё.

   — Не обженился? Оно и к лучшему. В Москву поедешь. В Кремле станешь служить — хранителем чёрного чемоданчика. Слыхал про такую должность? Нет? Едрёную кнопку таскать за президентом. Весь мир объездишь — куда он, туда и ты. Там уж смотри, Алексей Владимирович, общаться с Верховным придётся, про нас смертных не забудь. Давай на посошок.

   Если я возражал, то только в душе, потому что согласия моего никто и не спрашивал. Поступил приказ — надо выполнять. Прощай, море!

   Собирал в дорогу чемодан под тяжкие вздохи Анны Филипповны, тут нагрянула корабельная братва.

   — Ишь каков, улизнуть хотел — а отвальная, а звёздочку обмыть? Ты что ж не хочешь к нам вернуться?

   — Говорят, на год бодяга.

   — Космонавты дольше летают.

   — Ну, тогда «поехали!».

   На ответственном посту менял подполковника из десантуры. Тоже, кстати, герой России. В нужном месте меня уже посвятили в особенности и секреты новой службы, тестировали на знание инструкций, так что, без лишних фраз обменялись рукопожатием — пост сдал, пост принял — и рядом с оптимизатором защёлкнул на запястье ещё один браслет.

   Президенту не представляли — не велика ерошка, офицерик при чемодане. Он лишь царапнул взглядом, проходя мимо. А через пару дней, точнее ночью нагрянул знакомиться. Выходит из опочивальни, полные руки стекла — водка, бокалы.

   — Сиди, сиди, — на мой подскок. — Ближе тебя никого нет, а я имени, понимаешь, не знаю.

   А ведь верно подметил — один в спальне, охрана по периметру, только я под боком.

   — Капитан первого ранга Гладышев Алексей Владимирович, — представился, принимая наполненный бокал.

   — Только не говори, что не положено. Мне, понимаешь, врачи запрещают, но обычай требует. За знакомство!

   Пустые бокалы встали рядом, Патрон взялся за бутылку.

   — Я по-американски, а тебе, наверное, закусочка нужна?

   — Обойдусь.

   — Вот это правильно, так и отвечай. Надоели эти — господин президент, товарищ Верховный Главнокомандующий. Это я сегодня, а завтра пенсионер, понимаешь, и если теперь буду чванится, ты мне потом руки не подашь. Верно? Ты, Алёша, будь проще, по крайней мере, в обстановке, когда не требуется соблюдать букву протокола. Давай-ка выпьем, и ты расскажешь о себе.

   В моём повествовании о средиземноморском походе президента больше всего возмутило поведение американцев.

   — Как они посмели стрелять через вас? Могли, понимаешь, ответные действия спровоцировать. Вот была бы заваруха! Скажу Биллу, обязательно скажу при встрече — пусть за чуб оттаскает натовских хулиганов.

   Литровая бутылка опустела.

   — Продолжим или хватит? — Патрон потерял осмысленность взгляда. — Смотрю, капраз, в огне не горишь, в воде не тонешь, и водка тебя не берёт. А я, понимаешь, раскис — помоги, брат, в постельку, баиньки.

   Служба не тяготила — никто не напрягал, меня просто не замечали ни простые, не официальные лица. А мне сохранять невозмутимость в любой ситуации — проще пареной репы. Стою в начищенной, отглаженной форме, сверкая регалиями, и чемоданчик в руке, как напоминание — если кому-то очень неймётся, то можем и того…. вразумить.

   Патрон с опаской поглядывал на мою ношу, но и с гордостью.

   — Мы с тобой, Алёша, гаранты — я конституции, понимаешь, а ты безопасности.

   Я понимал, пил, не хмелея, водку и поддерживал диалоги. Наши ночные бдения становились нормой. Даже в загородной резиденции, в окружении домочадцев, он умудрялся обмануть зоркое око и пробраться в мою служебную комнату.

   — По-шахтёрски чокнемся, — накрыл ладонью бокальчик. — Чтоб с потолка, понимаешь, не капало и начальство не слыхало.

   — Что говорят обо мне в народе? — Патрон выпил и настроился на благодушную беседу.

   — Я как декабрист — страшно далёк.

   — Шахтёры на асфальт, понимаешь, сели, касками стучат. Чего добиваются?

   — Чего-то хотят.

   — Ты не юли — пресса обо мне всякие гадости пишет, и то не прессую. Режь, понимаешь, правду-матку.

   — Правду-матку? В глаза? Ну, хорошо. Скажите, зачем мне, офицеру флота, нужна эта долбанная приватизация?

   — Долбанная? — в руке Патрона дрогнула бутылка. — Ты что ж, не хочешь стать собственником?

   — Собственником чего? Линкор с братишками оприходую?

   — Ну, боевая техника — достояние государства, а вот фабрики и шахты, пожалуйста. Обменял, понимаешь, ваучер на акции и получай проценты с дивидендами.

   — Я служу Родине и хочу получать зарплату, а после демобилизации — пенсию. К чему эти заморочки?

   — Это всё от экономической безграмотности. Что говорить про страну, если офицер с высшим образованием ни бельмеса, понимаешь, в ценных бумагах!

   — Вы предлагаете вместо учебно-тренировочных занятий читать матросам политэкономию?

   — Ты сначала сам ею овладей.

   — А я владею, но не книжными премудростями, а жизненным опытом. Встречался в портах с американскими, английскими моряками. Сходят на берег и начинают предлагать сигареты, зажигалки, порнуху и прочую дрянь. Скупают местные сувениры, и не на память, а чтобы выгодно перепродать в другом месте. Таких негоциантов хотите видеть под Андреевским стягом?

   — Но дерутся они отменно.

   — Техника замечательная, а душонки сплошь гнилые. Гоняли мы их в портовых кабачках.

   — Да ты, Алёша, хулиган. Давай, понимаешь, за Андреевский флаг.

   Частые возлияния не укрепляли Патрону здоровье — с сердечным приступом в очередной раз загремел в ЦКБ. Меня расквартировали в соседней палате, а шефа стали готовить к операции. Явился глава президентской администрации:

   — Какие будут указания? Может на время вашего отсутствия уступить ядерный чемоданчик премьер-министру?

   — К чёрту! Позовите офицера.

   Мне, явившемуся:

   — Каперанга, крови не боишься? Будешь сидеть рядом, и смотреть, как меня режут. Всё ясно?

   Ясно-то ясно, но когда Патрон уснул в операционной, врачи выставили меня за дверь. На несколько часов страна осталась без ядерного щита.

   Президент очнулся от наркоза и потребовал к себе.

   — Всё видел? Хреновый у меня мотор?

   — Врачи лучше знают.

   — Вот так помрёшь на полпути, и что со страною станется? Опять, понимаешь, коммунисты власть к рукам приберут. Нет, брат, только так и надо было идти — через приватизацию и шоковую терапию. Сейчас у нас складывается класс собственников, он своего не отдаст, без борьбы не уступит.

   У меня иное мнение по этому вопросу, но разве поспоришь с человеком едва-едва выкарабкавшимся с того света. Размышлял, а не уступить ли шефу оптимизатор — Билли его мигом на ноги поставит. Но была заморочка — палата находится под видеонаблюдением и мне не объяснить службе президентской безопасности свой широкий жест.

   Шеф утомился и отправил меня восвояси.

   Дискуссию продолжил с Билли.

   — Почему он?

   — Не кумир?

   — Да как-то, знаешь…. Человек неплохой, но этого мало, чтобы вывести страну из кризиса.

   — Одна общая ошибка всех царей, королей, диктаторов и даже народных избранников — великое самомнение. Не может смертный человек — пусть будет он семи пядей во лбу — одной рукой строить, другой разрушать. Если призван Божьим промыслом свергнуть старый прогнивший строй, то исполнив миссию, уходи — строить новое позволь другим. Но героя точит самомнение, он цепляется за власть, пытается что-то сотворить и творит, как недоученный маг — козу вместо грозы.

   — Это уже антигерой получается.

   — И он им станет, если сейчас не уйдёт с Олимпа.

   — Похоже, не собирается — о втором сроке заикался. И он его точно угробит.

   — Ну, понятно, извечный вопрос — что после меня? А ничего страшного. Вселенная умрёт только для него и будет жить сама по себе. Так просто и почему-то недоступно. Может, ты ответишь, Создатель — почему, имея все для того возможности, не захотел править миром?

   — По-моему, это скучно.

   — День и ночь думать о благе других?

   — Вот именно.

   — Эгоистично, хотя хвалю за честность, которой не хватает твоему Патрону.

   — Ты всех собак на него повесил, забыв, что в деле он не одинок — есть ещё команда.

   — Челядь и толкает больного, не способного созидать человека на второй президентский срок.

   — Это и есть пресловутые обстоятельства, управляющие нами? Печально.

   — Коли всё уяснил — не пора ли вернуть каперанга Гладышеву его бренное?

   — Подожди, Билли, давай попытаемся отговорить Патрона от второго срока — ему вреда не будет, а стране польза.

   — Цель благородна, но наивна, потому что не исполнима.

   Но препятствовать не стал.

   Месяц после операции Патрон был на реабилитации и не грешил спиртным.

   Перебрались в Кремль. Президент в делах, я скучаю с ядерным чемоданчиком. И вот однажды….

   — Советников, понимаешь, развелось! — Патрон грохнул литровую бутылку на журнальный столик, цапнул стакан, соседствующий с графином воды, наполовинил и опорожнил двумя глотками. — Будешь?

   День едва склонился к закату — как бы ни время.

   — Брезгуешь?

   Пришлось налить в тот же стакан и выпить.

   — Говорят, рейтинг у меня упал.

   — И что предлагают? — у меня затеплилась надежда.

   — Что предлагают? А ничего путного — выборы, понимаешь, отменить, ввести в стране особое положение до лучших времён. Кто бы их нам на блюдечке преподнес, эти лучшие времена.

   — А вы что?

   — Как же я, гарант конституции, её солдатскими сапожищами в грязь?

   — Ну, а если в сторонку уйти по-тихому?

   — Коммунистам власть отдать?

   — Преемника протолкнуть.

   — Где ты его видишь? Ни на кого нельзя положиться.

   — Всё равно когда-то надо будет уходить.

   — Вот отбарабаню положенных по конституции два срока и буду думать о приемнике. У тебя нет другой посуды? Придётся из одного.

   Патрон налил, выпил, мне налил. Я взял в руки стакан:

   — А если прокатят?

   — Вот этого не должно быть, ибо обернётся крахом для страны.

   — Она выжила после Октябрьской революции.

   — Но какой ценой.

   Патрон жестом потребовал посуду. Я выпил, передал.

   — У вас есть план построения благополучного общества?

   — А ты, оказывается, сомневающийся народ? — шеф поднял стакан на уровень глаз, будто прикидывая уровень налитого. — Пойми, голова садовая, президент — гарант конституции, а планы пишут те, кому положено. Вот ты — носитель ядерного чемоданчика, а знаешь, что у него внутри? Тебе это и не надо. Верно? Вот и мне…. Главное, понимаешь, чтобы каждый сидел на своём месте и добросовестно исполнял возложенные обязанности. Худо стало в стране, мыла не хватает — министра мыловаренной промышленности по шее. Новый придет, и дело поправит. Народ наш талантливый, ему особо не мешай, и он любую напасть переможет. Переможешь, капраз?

   Присматриваясь к ближайшему окружению Патрона, гадал — кто из них советовал узурпировать власть? Наверняка люди бесперспективные, достигшие потолка и, стало быть, ограниченные. Таковых, казалось, нет — все при деле, суетятся. А потом замелькали в приёмной, в окружении президента новые лица — молодые, напористые, так и брызжущие интеллектом, и я понял, все, кто был до них — устаревшие, выработавшиеся политики. Не дрогнувшей рукой Патрон отправил их на свалку и с новой командой пустился в предвыборную гонку.

   Возникли сомнения, и я тут же высказал их Билли.

   — Может ты ошибся на счёт однорукости президента? Ни его дело строить, ни его разрушать, его дело — подбирать и расставлять кадры. Новые люди сплошь юристы да экономисты — любую программу напишут и обоснуют.

   — У тебя будет доверие к человеку, меняющему убеждения в зависимости от обстоятельств?

   — Да, если его цель — служение конституции.

   — А я думаю, народ не простит ему шоковой терапии.

   — Это были временные и необходимые трудности.

   — Глупец! Это надуманные трудности, от которых кучка людей из ближайшего окружения твоего Патрона весьма нагрела руки, кинув на рельсы его авторитет. Они не против, продержать его у власти и два, и три срока, но кроме отмены выборов ничего умней придумать не смогли. За то и уступили место новой команде. Но не обольщайся её грамотности — эти люди так же корыстны, как и предшественники. Президент игрушка в их руках, хотя действуют согласно уговору — они ему второй срок, он им доступ к богатствам страны.

   — Страшно, Билли, становится страшно от осознания, что это правда. Неужели так будет каждый раз при смене власти?

   — Увы, русский менталитет — когда законы писаны не в Конституции, а в циркулярах чиновников. Как они захотят, так и будет, так и суд присудит. Знаешь в чём американский феномен? Пришёл фермер Джон в дикую прерию, прогнал индейцев, вспахал и засеял, сколько сумел. А когда собрал урожай, подумал, зачем самому с дикарями царапаться, и нанял шерифа Билла. Тот по прерии аборигенов гоняет, Джон пшеничку растит — оба сыты и довольны. Но, заметь, никогда не забывали, кто у кого на службе. Вот так сложилась знаменитая американская демократия, которая стала основой экономического процветания. У нас же, от князей, царей — собирателей земли русской — до Советов депутатов изначальной была власть, чинившая законы, потом народ, их исполнявший.

   — А казачество?

   — Вольными землепашцами и разбойниками они были только поначалу, а потом легли под кнут царя и топор большевиков.

   — Тогда стоит подумать над особенностями национальной демократии. Есть предложение на критику.

   — Валяй.

   — Проводим в стране всеобщую компьютеризацию и вносим в конституцию поправки — выборы всех выборных лиц отменяются, а вводится виртуальный рейтинг. На практике — встал селянин спозаранку, продрал глаза и к монитору. Хорош был вчерашний день — пусть нынешний президент дальше правит, голос ему. А вот губернатор промашку дал — тариф коммунальный подскочил, а он не уследил. Поищем-ка замену среди критиков. Вот этот, пожалуй, сгодится — голос ему. Районный глава дороги запустил — в отставку его. И сельского заодно. Пять-десять минут и готов общественный рейтинг любого чинуши. На Олимпе тот, кому народ доверяет. Они из кожи будут лезть, лишь бы сохранить его симпатии — что собственно и требуется.

   — Забыл депутатов.

   — А на хрен они нужны.

   — Можно критиковать?

   — Рискни.

   — На какие шиши всеобщую компьютеризацию — бюджет, как сыр голландский, в дырах?

   — На благое дело последнего рубля не жалко, на крайний случай заграница нам поможет. Зато, какая экономия на выборах!

   — Народ надо обучить, а я уверен до трети населения просто не в состоянии постичь компьютерную грамоту.

   — Е-рун-да. Две-три несложных операции. Ты просто плохо знаешь людей, а я уверен, щарбатые старухи, освоят все премудрости лишь бы иметь возможность отрывать главам головы.

   — Такая чехарда чревата хаосом.

   — А я бы рискнул. Пусть год поупражняются в деловой игре, а потом на полном серьёзе. Думаю, такая демократия всем демократиям демократия. По крайней мере, начальники будут застрахованы от ошибок, а народ от страданий.

   — Пусть будет — убедил. Изложи мысль Патрону — порадуй старика. Только, думаю, напрасно — человек заряжен на борьбу и доверять судьбу свою и дела великие какой-то безликой массе, способной нажатием одной кнопки низвергнуть его в прах, не захочет.

   — Стало быть, не видать нам светлых дней?

   — А ты глянь на самураев — под батюшкой-императором кряхтят, а какие в экономике чудеса творят. Надо просто усердно работать. Впрочем, тебе ли не знать, как ленив русский народ?

   Я обиделся за народ.

   Однажды Патрон явился разобиженным на весь белый свет.

   — Вот за что ненавижу свою работу!

   И пауза. Наверное, ждал, поинтересуюсь — и за что? А я молчал, смотрел на литровую бутыль с водкой и думал о римлянах: истина в вине — они, кажется, придумали. Вот интересно — спохмела или в момент возлияния? Ну, не на трезвую же голову.

   — Ты, капраз, знаешь, что такое Протокол? Это дисциплинарный устав президента. Того нельзя, сего нельзя, голову держи прямо и всегда улыбайся. Возят по прилизанным школам и приютам, подсказывают, что говорить, чью руку пожимать. А может мне этому сукину сыну директору не руку пожать, а в морду дать хочется? Вот и говорю, собачья у меня работка — не дай Бог, понимаешь, каждому.

   — Многие хотят.

   — Ты хочешь?

   — Не то чтобы очень, но иногда возникают мысли — вот это я бы сделал не так.

   Патрон замахнул стопарик, потянул носом и шумно выдохнул через рот.

   — И что бы ты сделал не так?

   — Переход от плановой экономики к рыночной — плавным, без скачков и шока.

   Президент молчал, кувыркая бокальчик между пальцами, и это обстоятельство вдохновило меня на продолжение.

   — Постепенно — сначала торговлю и сферу услуг. Есть желание, есть таланты — пожалуйста, открывай собственное дело и плати в казну налоги. Хочешь валенки катать или там, сортир кооперативный открыть — триколор тебе в руки. Дать слабину в этих отраслях и год-другой понаблюдать — как поведут себя новоиспеченные буржуи, как народ воспримет новшества. Потом фермерам в селах землю в аренду дать: пусть трудятся и богатеют — кто против? Ну, а с заводами и фабриками стоит повременить: общенародная собственность и основа государственной независимости — её абы кому и за так раздавать не след. Я уже не говорю об оборонке, энергетике и природных ресурсах.

   — Нет у меня, Алёша, столько времени.

   — Ликург одну жизнь прожил, а принявшая его законы Спарта — сотни лет, и процветала.

   Патрон вздохнул тяжко.

   — Ладно, что там теребить мёртвого осла уши — имеем, что имеем, и не знаем, что делать дальше.

Это он о стране или своей предвыборной кампании?

   — Хотите ошибок избежать — советуйтесь с народом.

   — Референдум?

   — Форум, в интернете, на личном президентском сайте, по любому вопросу. Наберётся половина и чуть больше от числа проголосовавших, можно и рискнуть с идеей на практике.

   — Я, брат, понимаешь, не того в компьютерах — ни бельмеса.

   — Это не предлог, чтобы отказаться от идеи.

   — Советы слушать слушаю, но решения принимаю сам.

   Патрон грохнул по столу, посуда подскочила, а могла бы и попадать — таким-то кулачищем. Может, то было предупреждение моей настырности, но я не унимался.

   — Хорошо, другой вариант. Ставим вопрос на виртуальный форум — кого ты хочешь видеть президентом России? Смотрим показатели рейтинга — у кого выше, тот с портфелем.

   — Своими руками отдать власть коммунистам? Ты насоветуешь.

   — Народ поддержал вас при их свержения — откуда теперь сомнения?

   — Рейтинг, говорят, упал.

   — Значит, народ стал худо жить.

   — Новое без мук не родить.

   — Чтобы легче мучилось, надо знать, что получится.

   Патрон потянулся за бутылкой и тяжело сопел, разливая в бокалы водку.

   — Легко тебе сказать — это отпустить, то попридержать. Думаешь, я всегда делаю, что хочу? Нет, брат, Его Величество Протокол правит страной, а я при нём — марионетка, понимаешь.

   Что-то новенькое. Покосился на Патрона. Сидит, склонивши голову, с тоскою смотрит в дно бокала. Белоснежный чуб свесился и качается в такт сердцебиения, нездоровым румянцем набрякло мясистое лицо.

   — Протестовать не пробовали?

   — А я протестую, — шеф щёлкнул ногтем по краешку тонкого хрусталя.

   Слабый довод для протеста, подумал, а вслух сказал:

   — За Протоколом стоят люди.

   Патрон встрепенулся, ткнул в мою сторону пальцем:

   — Умник. А то я не знаю.

   Вооружился бокалом:

   — Всё я знаю и всех. Кто они без меня? Шу-ше-ра. Но что толку менять — Протокол-то останется.

   Патрон выпил.

   — Что с ним делать? Не знаешь? Вот и я не знаю.

   — Почему не знаю? — нацелил пульт на светящийся в углу телевизор, переключил на канал «Новости 24 часа», прибавил звук. — Знаю. Я — президент, передо мною вся страна и информация из первых рук, минуя фильтры аппарата. Смотрим — правим.

   На экране шёл сюжет о безногом инвалиде. У бедолаги случился пожар — выбрались с супругой, в чём спали, а дом сгорел. С той поры уже шестой год живут в уцелевшем сарае. Сердобольные соседи утеплили его, печурку сложили, а власти безмолвствуют.

   — Константин Иванович имеет статус блокадника, — вещал журналист в телекамеру. — Ему положено бесплатное жильё, да видно не про него закон писан.

   — Суки! — прокомментировал президент. — Ты, Алёша, запиши координаты — завтра взгрею кого надо.

   — Повезло мужику — сам Глава государства вступился. А скольким не повезло? Скольких не замечают местные власти, обходят вниманием столичные журналисты?

   — Что предлагаешь? Ну, давай комиссию создам по делам ветеранов, чтоб…, — Патрон не придумал, чем заниматься новой административной структуре, будет ли она эффективнее существующих, и замолчал.

   — Что предлагаю? Государство объявило себя ответственным за судьбы людей, отдавших здоровье на его благополучие — выделяются средства, тратятся, а константины иванычи ютятся в сараях. Причина — казнокрадство. Значит надо лишить чиновников возможности красть у ветеранов. Как это сделать? Удостоверения ветеранам заменить налоговыми полисами. Минуя бюрократов, владельцы этих гербовых бумаг обращаются к предпринимателям, и те в обмен на налоговые послабления берут на себя заботу о ветеранах. И дом построят, и квартиру отремонтируют, и лекарства купят, и за кордон свозят подлечиться. На двести тысяч помог старикам, четыреста сохранил от налоговых перечислений.

   Патрон смотрел перед собой, барабанил пальцами по столику, никак не комментировал. А меня несло.

   — Бюджет уменьшится? Согласен. Но сорок его процентов ежегодно разворовывается недобросовестными чиновниками — такие данные об уровне российской коррупции опубликованы независимыми закордонными исследователями. Так что в этом плане возможна даже экономия. И если сократить ставших ненужными бюрократов, то она — налицо.

   Молчание Патрона становилось тягостным. Может, перегнул с новаторством? Как бы кондрашка старика не хватила — от неперевариваемости услышанного.

   Проявил инициативу — наполнил бокалы, взял свой, пригубил.

   — Хотите, случай расскажу из так называемых дорожных встреч?

   Не дождавшись согласия слушать, продолжил.

   — В Москву добирался в одном купе с парочкой из провинциального русского городка — ребята загорелые, с курорта. Он из серых бизнесменов, у которых большая часть доходов скрыта от налоговой отчётности. Она — сотрудница Собеса по делам сирот. Выпили, разговорились — они за свой семейный нескончаемый спор. И меня втянули в качестве рефери — кто прав, кто не прав.

   Она, тыча пальчиком в мужа:

   — Вот ты налоги не платишь, а мы едва-едва наскребаем средств, чтобы помогать сиротам. Ни совести у тебя нет, ни стыда.

   — Стоп-стоп-стоп! — обвиняемый ткнул окурком в пепельницу. — Скажи мне, дорогая, сколько вас в отделе?

   — Трое.

   — А сколько потратили на ребятишек в прошлом году?

   — Полмиллиона.

   — Пятьсот тысяч сиротам и пятьсот сорок тысяч ваш общий годовой фонд заработной платы, верно? Так мне проще потратить миллион на проблемы малолетних бедолаг, чем кормить трёх дармоедов.

   — Так не тратишь же. А не будь нас, что стало бы с сиротами?

   — Не трачу потому, что в каждом деле должен быть интерес — на альтруизме далеко не упрыгаешь.

   Я замолчал. Рассказ окончен, выводы делать слушателю.

   Слушатель воспрял от ступора, прочистил глотку, опрокинул в рот бокал.

   — Так, говоришь, интерес должен быть, дармоедов наплодили?

   — В одной Москве их, наверное, больше, чем во всём Советском Союзе было.

   — Больше или наверное? — Патрон ткнул в мою сторону пальцем. — Пользуешься непроверенными данными.

   — Слухами, — кивнул, соглашаясь. Пришла горечь разочарования — перед кем изгаляюсь?

   Шеф перехватил инициативу:

   — Отвлечёмся от телевизора — есть проблемы общегосударственного масштаба, например, жилищная. Как её решать, Ликург ты наш военно-морской?

   — Да проще пареной репы, — я без энтузиазма. — Снимаем все виды налогообложения с жилищного строительства и всех отраслей с ним связанных, например, производство строительных материалов. Деньги туда ринутся сами, деньги немалые, причём не только из России. Квартиры подешевеют — их ведь надо продавать. Два-три года, максимум пять, и нет проблемы. Возвращаем всё на круги своя.

   — Так-так, любопытно, — Патрон опять забарабанил пальцами по столу. — Налоги тебе не нужны. А врачей-учителей чем кормить станешь? На что, понимаешь, армию содержать?

   — У нас газ есть и нефть, электроэнергетика. Только не надо отдавать их в частные руки — вся страна строила, а кто-то даром прибрал.

   Президент хмыкнул — не твоего ума дело — так надо понимать. И мне расхотелось метать бисер. Но шеф требовал ещё.

   — Разрули с медициною проблемы.

   — Всё бюджетное на налоговые полиса, минуя казну и чиновничество. Разве только силовые структуры с правосудием оставить в ведении государства.

   — Всё ясно, — шеф встал, намереваясь уйти, и выглядел бодрее заявившегося. — Репопареный ты политик, капраз. А я уж было подумал….

   Что он подумал, осталось загадкой. И недопитая бутылка водки подсказывала — что-то сегодня пошло не так.

   — Билли.

   — Браво, Создатель! Твоя мысль о налоговых полисах гениальна. Сам выдумал или спроворил где? Впрочем, знаю — сам. Нигде на практике такое не применялось, не упоминалось и в научных трудах. Известна страна, где народ освобождён от податей. Но там нефть. Там правит султан.

   — Почему эта мысль так раззадорила президента?

   — Так что ж ты хочешь от чиновника номер один?

   — Чиновников назначают, а он избран народом.

   — Не суть важно, как приходят во власть — важно, что она есть и любит есть.

   На следующий день со мною побеседовали.

    Подошёл зам по безопасности главы президентской Администрации и сквозь зубы:

   — Ты, капитан, о карьере своей думаешь?

   Какое тебе дело, думаю, а вслух:

   — Каждый день.

   — Хреново думаешь.

   — Как умею.

   — А не думал, что можешь загреметь отсюда прямиком на Новую Землю смотрителем маяка?

   — Вот те раз! А я надеялся командующим Черноморского Флота.

   — Вот-вот, белые медведи таких шутников и любят.

   Но служба моя продолжалась, и избирательная кампания Патрона катилась по стране. Не помню, в каком городе пустился он в пляс перед восторженной толпой. Ладно бы русскую вприсядку — не получись, так народ зачёл попытку. А он что-то западное закрутил, и получился танец живота, рассмешивший публику.

   — Видели бы вы меня двадцать лет назад, — посетовал седовласый танцор диско.

   Двадцать лет назад ты с энтузиазмом строил коммунизм, который теперь так люто ненавидишь, с неприязнью подумал я. И, наверное, не один.

   Перед днем, так называемого затишья, навестил меня

   — Как думаешь, победим?

   — Думаю, надо ли?

   — Ты о политике или здоровье?

   — Пробоины по обоим бортам.

   — Не дрейфь, капраз, мотор выдержит — мы ещё таких, понимаешь, дров наломаем….

   — А не выдержит?

   — Задача — продержаться как можно дольше, чтобы не жалкая в стране была прослойка собственников, а целый, понимаешь, класс.

   — Но ведь право на частную собственность прописано в новой конституции.

   — Прописать-то прописали, но знаешь, как у нас в России — закон, что дышло….

   — К чему коллизии, пока власть в руках? Кажется, Иосифу Виссарионовичу приписывают слова — не важно, как проголосовали, важно, как подсчитали.

   — Вот на это я не пойду никогда: я — гарант конституции, а ты что предлагаешь?

   — Как вариант.

   — Таких вариантщиков под зад, понимаешь, метлой.

   — Скоро уж и так, — я кивнул на ядерный чемоданчик, — мой срок подходит к концу.

   — А потом не хочешь в мою команду?

   — В качестве…?

   — Правды-матки резотеля.

   — Есть такая должность?

   — Введём.

   Мы чокнулись, выпили, поставили бокалы.

   — Я море люблю.

   — А я — русский народ.

   Когда Патрон ушлёпал к себе:

   — Билли, а может принять предложение?

   — Ты же был советником.

   — И не плохо получилось.

   — Не скучны повторения?

   — Понимаешь, жалок он в своих заблуждениях и одинок.

   — Этот заблудший развалил могучий Союз и вогнал Россию в долги по самые помидоры.

   — Весь мир живёт на инвестициях.

   — Но не тех, что оседают в карманах чиновниках.

   — Что предлагаешь?

   — Пора сворачиваться.

   — Нет, Билли, хочу знать результаты выборов. В конце концов, мы можем заключить пари.

   — Согласен и ставлю против твоего Патрона.

   Билли выиграл. Из восьми претендентов на первый пост государства мой Патрон оказался вторым с тридцатью процентами голосов против тридцати двух у кандидата от коммунистов. Они и вышли во второй круг голосования. У пяти кандидатов, оставшихся за бортом гонки, суммарно едва набиралось пять процентов. Но был ещё Генерал с семнадцатью процентами избирательских симпатий. Он мог обеспечить успех во втором круге любому из кандидатов, но не спешил определяться. Запаниковали молодые пиарщики из команды президента — если Генерал не внемлет щедрым посулам, значит, принял предложения коммунистов.

   — Разгоню всех к чёртовой матери, — грозился Патрон, до белых костяшек тиская в ладони бокал.

   — Коней на переправе не меняют, — буркнул, чтобы сказать что-то.

   Но Патрон поменял.

   Однажды ночью явился трезвый и без водки.

   — Огнестрельного не носишь? — покосился на мой кортик.

   — К чему? Охрана кругом.

   — Сейчас поедем без охраны.

   Мой долг следовать за президентом, а не докучать ему вопросами. Пристегнул к запястью чемоданчик.

   — Я готов.

   Покинули загородную резиденцию и долго ехали ночной дорогой. Шеф держал возле уха мобильник и подсказывал водителю путь. Наконец фары нашего автомобиля осветили «Мерс», стоящий у обочины.

   — Выходим, — это Патрон мне.

   Мы пересели из нашего авто в таинственный «Мерседес» и оказались гостями двух подозрительных субчиков. Что в них подозрительного? А всё — начиная от внешнего вида и до внутреннего содержания. Не понравились мне эти люди. Тот, что за рулём, прятал глаза за тёмными очками, голову держал прямо и говорил глухим низким голосом — что фантомас из фильма. Второй весь извертелся, казалось, вот-вот боднёт кого-нибудь лысым черепом.

    — С этим баулом и в сауну к девчатам? Хи-хи…. Ну, и работёнка у тебя, мужик.

   — К делу, — сказал Патрон.

   — Генерала мы прессанём, — заскрипел фантомас в тёмных очках, — и коммуниста укоротим.

   — Ваши условия, — голос шефа непривычно вибрировал.

   Яйцеголовый открыл кейс на коленях, протянул президенту зачехлённые в файл листы.

   — Это список подлежащих амнистии.

   — Ясно. После инаугурации, — Патрон принял его. — Что ещё?

   Лысый передал файл потолще, а его товарищ прокомментировал:

   — Здесь изложены правила, согласно которым хотелось бы строить наши отношения в дальнейшем.

   — Ознакомимся. Всё? — шефу не терпелось закончить тягостное рандеву.

   — Об ответственности сторон излишне напоминать? — проскрипел таинственный водитель.

   — Я — человек слова, — заверил Патрон.

   — И мы в понятиях, — поддакнул вертлявый.

   Визит в чёрный «Мерседес» шеф не комментировал, и вообще прекратил ночные посиделки. Мы колесили по стране, выполняя план агитационных мероприятий, а врачей вокруг Патрона стало больше охранников. Накаченный анаболиками он выступал перед народом с яростной одержимостью человека, стоящего у последней черты. Тут и Генерал, наконец, определился — занял активную пропрезидентскую позицию. А соперник наоборот, сдал — сократил число публичных выступлений, подрастерял прежний пафос. Будто по инерции он ещё вёл избирательную борьбу, но с таким откровенным испугом на лице, что дивились сторонники и противники.

   — Билли?

   — Что неясного? Пугнули сердешного новые друзья старого президента.

   — Так это мафия!

   — А ты думал, артисты цирка?

   — Нет, конечно, я догадывался, но подумать, что Патрон так низко ляжет…. Не пойду к нему в правды-матки резотели. Отбарабаню срок и на море.

   — Можно и сейчас.

   — Нет, Билли, хочется знать, чем эти выборы закончатся.

   — Гораздо интереснее, что будет после них.

   — И что?

   — Преступность выйдет из подполья, и устремиться во власть, к собственности, в бизнес.

   — Ты говоришь, как о конце света. А может, это российский вариант пути к прогрессу — не всем же гонять индейцев по прериям. И знаешь, Билли, мне он кажется чертовски интересным. Я хочу поучаствовать.

   — МВД, ФСБ, Генпрокуратура?

   — О чём ты? Хочу к парням, что живут по понятиям. Мне кажется, они сумеют сделать то, что не под силу Патрону — вздыбить Россию, как некогда Пётр.

   — Они называют это Движением.

   — Вот видишь, у них наверняка Устав есть и цели — перспективные ребята.

   — Хочешь стать авторитетом?

   — А почему нет?

   — Готов грызть нары?

   — Если потребуется.

   — Быть по сему.

    Звонок в дверь — Жанку черти принесли.

   — Явился, не запылился. Подпоил, обесчестил, бросил — думаешь, с рук сойдёт?

   — Побойся Бога — между нами ничего не было.

   — А, да ты ещё оскорблять! Короче, Алекс, хватит вдовствовать — я немедленно переселяюсь к тебе и беру в свои руки.

   Только не это. Билли, выручай.

   — Не вздумай дверь закрыть, сломаю, — Жанка утопала за скарбом, а я взмолился:

   — Билли, сделай же что-нибудь.

   — Душу можно отправить в Зазеркалье, а тело придётся оставить.

   — Издеваешься?

   — Реальная женщина из реального мира — мечта престарелого поэта. А у тебя что, не рифмуется?

   — Скажу, не нравится — достаточно?

   — Хорошо, попробую повоздействовать на чувственные клетки головного мозга — глядишь, слюбится.

   — С тебя станется. Вижу, Билли, кердык подходит нашей дружбе — контры начинаются. Словом, так — если Жанка переселится сюда, снимаю оптимизатор, и бьём горшки.

   — Хорошо, повоздействую на её клетки, хотя убийство любви — это преступление.

   — Фигляр!

   Мы не общались остаток дня, весь вечер. Ночью вздрагивал и просыпался от каждого шороха — казалось, вот-вот откроется незапертая дверь, и Жанка втиснется с подушками подмышками.

   Утром успокоился.

   Потом….

— Билли, не силен в физике процесса и геометрии перемещений, но интересуюсь — можно ли попасть на заданную спираль в расчётное время?

   — Терзаешься?

   — А ты как думаешь?

   — Ну, раз хочешь — будет дана возможность поработать над ошибками. Исправишь?

   — Постараюсь.

   …. Знакомая комната, интерьер. Когда-то я здесь уже был. Шаги….

   Мирабель вышла из кухни с блестящим пистолетом, уставившимся в мой лоб чёрным зрачком ствола.

   — Извини, — сказала, присаживаясь на тахту, — мне так удобнее. Так о чём хотел со мной поговорить?

   Я проглотил растерянность, как комок в горле. Ну, раз человеку так удобнее….

   — Ты хочешь убить меня, Мирабель?

   — Пока не знаю — посмотрим на твоё поведение.

   — Ты хочешь убить, чтобы в газетах написали: «Судья Забелина обезвредила опасного преступника»?

   — Считаешь, мне нужна такая слава?

   — Я унесу в могилу твою тайну.

   — А ведь верно.

   Ствол пистолета, глаз Мирабель и мой лоб сошлись на одной линии.

   — Ты неплохо держишься — не валишься в ноги вымаливать жизнь.

   — Разве не видишь — я не преступник, а влюблённый дуралей, наивно понадеявшийся разбудить в тебе ответные чувства. Ради всего святого убери пистолет. Что мне сделать, чтобы ты поверила?

   — Жить хочешь? Поползай на коленях: я всё равно тебя пристрелю, но минутой раньше, минутой позже — есть ведь разница.

   Смотрел в глаза напротив, полные стального блеска и решимости, даже злорадства (над чем?) и засомневался: напрасны мои разглагольствования — она исполнит задуманное. Ну, а Билли хорош — разве не мог переместить чуточком раньше, и этот пистолет был бы теперь в моих руках?

   Зрачок никелированного самопала настырно сверлил мой лоб.

   — Почему не стреляешь?

   — Передумала, — Мирабель подняла трубку и ткнула два раза пальчиком в клавиатуру телефона. — Дежурный….

   Через полчаса на моих запястьях защёлкнулись наручники.

   Уводимый нарядом, обернулся к Мирабель:

   — Ты молодец. Я люблю тебя.

   — Маньяк, — пожаловалась госпожа Забелина капитану милиции, целовавшему ей руку.

   — Разберёмся, — сказал тот и натянул фуражку.

   Остаток ночи провёл в обезьяннике. На следующий день перевели в СИЗО. А ещё через день вызвали на допрос и предъявили обвинение.

   — За что паримся? — любопытствовали сокамерники, выслушав, констатировали, — лет на пяток строгача — какой адвокат.

   Я зароптал:

   — Билли, мы так не договаривались.

   — Успокойся, пролетят, как один миг.

   — Я сбегу.

   — С тебя станется.

   Твёрдо решил сбежать и на допросах не юлил, не запирался, во всём признавался и всё подписывал, что предлагали. Расчувствовавшийся следак панибратски хлопнул по плечу:

   — Ну, молодчага, что сказать. Скоренько на суд, в тюрьму и с чистым сердцем на свободу.

   Один из сокамерников, худой и прыщавый:

   — Студент, ты случаем не педик? А то б повеселились.

   Другой, знаток тюремного быта:

   — Руки не отсохли? Иди вон на парашу — веселись.

   И мне:

   — Тяжка твоя житуха будет на зоне, студент: молод, лицом пригож — вот такие гомики задолбают.

   Я, лёжа и беспечно:

   — Отобьюсь.

   — Это вряд ли, — бывалый пересел поближе. — Лучше вспомни, с ворами нигде не пересекался? Может, кого из авторитетов знаешь?

   — Откуда? А впрочем, — я вспомнил и от волнения присел на нары. — С одним всю ночь костерок на Волге жгли, и трёп вели по душам. Кудияром назвался — погоняло, сказал, лагерное.

   — Кудияр, Кудияр, — собеседник с любопытством всматривался в мои глаза. — Не травишь? За туфту языка можно лишиться.

   — Не авторитет?

   — Авторитет, авторитет. И авторитетам авторитет. Как выглядел, помнишь?

   — Здоровый такой, мордастый, бородатый.

   — Может, наколки?

   — Видел одну, на запястье — в виде солнца или звезды с лучами.

   — Солнце, солнце, — собеседник выдохнул облегчённо и хлопнул меня по колену. — Он-то тебя запомнил?

   — Чёрт его знает. Просил остаться.

   — После суда, как на этап пойдёшь, пошлю вперёд маляву — должна подействовать.

   — Спасибо Кирилл Владимирович.

   — Откуда знаешь?

   — Следак сказал.

   — Забудь. Кашап я, так и запомни — Кашап.

   Следователь на последний допрос кока-колу принёс:

   — Угощайся. Распишись, здесь и вот здесь.

   Потянул за тесёмочки, закрывая папку:

   — Готово дело — завтра в суд.

   Перегнулся через стол и доверительно:

   — Я бы этого сержанта из ППС сам треснул — вешает, козёл, на тебя всяку муть. А я же вижу — человек интеллигентный.

   Прощаясь:

   — Адвоката тебе назначат. Повезёт — условным отделаешься. Ну, будь здоров.

   Не повезло. Адвокат заторможенный достался, а обвинитель — сама страсть. Судья, женщина преклонных лет, приглядывалась ко мне с доброжелательным любопытством, но когда Мирабель засвидетельствовала, что попытка изнасилования не имела место, охладела — тонкогубый рот изогнулся в брезгливой гримасе. По трём статьям обвинения наскребли мне суммарно два с половиной года отсидки. Прощай свобода!

   Кашап, должно быть, отправил обещанную маляву — на этапе ко мне с любопытством приглядывались не только зэки, но и конвойные. А в Т-ой ИТК №5, куда прибыл через неделю после суда, даже какой-то подозрительный вакуум образовался. Казалось бы, человек с гражданки, полон новостей, историй нерассказанных, но ко мне не подходили с вопросами, не справлялись об имени-отчестве, не объясняли лагерных порядков — кто есть кто, кого следует гонять, а кого бояться. В столовой за столом сидел в гордом одиночестве. Да и чёрт с ними! Вот делов-то — зэки не берут в компанию.

   При ИТК функционировал завод ЖБИ, обеспечивающий ближайшие стройки фундаментными блоками, стеновыми плитами и плитами перекрытий, бетоном и раствором. Меня определили в бригаду цементников, коих задача была — бесперебойная подача цемента в производственные цеха. Подавался он из силосов по трубам и имел вредную привычку распыляться в воздухе. Нам, конечно, выдавали респираторы — раз в неделю — но хватало его на полдня: пот и пыль цементировали марлевую ткань так, что она становился непроницаемой для воздуха. Дальше кто как мог, защищал свои лёгкие. Я просто не дышал, а коллегам доставалось — приходили с ужина, падали в кровати и надсадно кашляли, сплёвывая кровяные сгустки. Бесчеловечно? Ну, так, братцы мои, на то и тюрьма, чтобы через страдания плоти к очищению души.

   Полуочищенные души с недельку меня не замечали. А потом….

   Старик седой, щетинистый, сутулый вдруг, проходя, цапнул мою чашку с баландой.

   Что-то новенькое! Поднял голову, проводил взглядом — изголодался бедолага? Нет, тут другое, подсказывала интуиция — началась проверка на вшивость. Догнать, отнять, набить морду — продемонстрировать себя? Это со стариком-то? Да пусть не подавится. Мне не жалко, мне тюремная пища поперёк горла. Молил Билли — избавь, а он — терпи, казак, а то мамой станешь.

   Так и остался сидеть, склонив голову над опустевшим столом. А на меня поглядывали….

   На следующий день старик остановился у моего стола. Благодарить пришёл, деда? Бери, ешь, не стесняйся…. А он, стервец щербатый, взял да и плюнул в мою чашку с недоеденной кашей. Ну, это уже откровенный вызов! Опешил на мгновение, а потом ухватил его за стриженный затылок и мордой расплющил алюминиевую чашку о столешницу. У хрыча лопнула кожа над бровями, изо рта и носа потекла кровь, а на щеках желтела пшёнка. Ко мне подскочили два охранника и под белы руки увели в карцер. Начальник режима наутро срок определил — десять суток.

   По возвращению в команду ждал сюрприз — со мной заговорили тюремные авторитеты.

   — Вопрос остался незакрытым. Вечером в курилке….

   Вечером в курилке жалкий дедок затравленно посматривал на меня и с мольбою за мою спину, откуда неслись реплики:

   — Не дрейфь, Гандыба, врежь ему! Первым бей, первым!

   А я миролюбиво:

   — Дед, если тебе хавала не хватает, подходи, не стесняйся — мы же русские люди — поделюсь. Плевать в еду грех — за это в церкви осуждают, а в приличном обществе по морде бьют.

   — Дай ему, дай! — понукали сзади. — Да врежь ты.

   Я обернулся:

   — Это вы что ль приличное общество?

   Азарт тотчас угас, лица посуровели. Меня пригласили в каптёрку на толковище.

   — Говорят, ты с Кудиярчиком в корешах? Ну-ка, черкани ему маляву, мы перешлём.

   Передо мной клочок бумаги, огрызок карандаша. Что написать? «Помнишь, дорогой, как звонницу на Волге ставил, а тут я приплёлся?» Разве вспомнит то, чего не было?

   Нет, не то.

   Послюнявил карандаш и написал: «Хочу сорваться, помоги укрыться. Алекс».

   Записку мою прочли, ухмыльнулись, хлопнули по плечу.

   — Жди ответа.

   Цемент шёл непрерывным потоком, и можно было перекурить. Бугор опустил респиратор на шею, сунул сигаретку в рот.

   — А по мне, не тянешь ты на Алекса, Студент — нормальное погонялово.

   — Пусть будет. Просто Кудияр знал меня под Алексом.

   — Ну-ну.

   А через неделю:

   — Алекс, тебе ответ с Кагалыма.

   На клочке бумаги незнакомым почерком два слова: «Уйди добром».

   — И на словах велено передать, — продолжил бригадир. — Явишься в город Н-ск, найдёшь Смотрящего, вручишь это послание и займёшь его место. Легенду и ксиву на месте спроворишь.

   — Чёрная метка?

   — Надо полагать.

   Кудиярово послание спрятал в ножку тумбочки и начал готовиться к побегу.

   — Билли.

   — Уймись, а. Работаю над темой, работаю. Всё будет сделано законным путём, без криминала. Потерпи.

   Через два месяца после задержания в квартире Мирабель меня вызвал начальник ИТК.

   — Характеристику на тебя затребовали, Гладышев, из Минюста. Носом чую — условно досрочное. Так бывает при судебной ошибке, чтоб кафтан не запачкать. Что писать-то — усердно трудишься, режим не нарушаешь, а? Карцер за что? Правое дело? Напишу, напишу, как надо — небеспохлёбся. Неужто мы не понимаем? Восстановишься в университете, академиком станешь — меня вспомнишь.

   Нормальный майорик.

   На мне гражданская одежда. Последний и напрасный шмон — Кудиярова грамотка надёжно спрятана в куске мыла. Гремят за спиной стальные двери. Свобода!

   В кармане справка об освобождении и немного денег — мой скудный заработок. До Москвы, пожалуй, добраться хватит.

   — Билли, ну что, финита ля комедия?

   — Ты о чём?

   — Студента пора отпускать — пусть займётся научными опытами, а в Н-ск поеду я, в своём естестве.

   — Что-то новенькое.

   — Ну, не его это судьба. Зачем парня тянуть в преступный мир?

   — Сам-то не боишься?

   — А вот и проверим.

   …. Очнулся на диване московской квартиры. У изголовья Жанка:

   — Ну, слава Богу! А я уж думала, что случилось — спит и спит.

   — Долго спал?

   — Почти двое суток. Квасу хочешь?

   — Давай.

   Жанка утопала на кухню.

   — Билли, как это двое суток? Я же в заключении два месяца был.

   — Там два месяца — здесь два дня. Пространственно-временное искривление. Надо объяснять?

   — К чёрту! Мы же в Н-ск хотели.

   — Космолёт во дворе.

   — А Жанка что здесь делает?

   — Переехала жить — такая любовь.

   Пришла Жанка с кружкой кваса.

   — Пей.

   Я выпил залпом и вслух сказал, что подумал:

   — Вот она, идиллия семейной жизни.

   Жанка пригладила мои волосы.

   А я поднялся и к выходу.

   — Куда? — нахмурила брови подруга детства моего.

   — Как куда, за цветами, — соврал, не моргнув глазом.

   — Ой, я розы чайные люблю.

   В хоккейной коробке стоял космолёт.

   Я заколебался:

   — Билли как-то, некрасиво с розами получилось.

   — Кто за язык тянул?

   — А как сорваться?

   — Ну, по возвращению.

   — А если затянется командировочка?

   — Скажешь, инопланетяне похитили.

Мало-мальски успокоив совесть, забрался в кресло пилота, закрыл люк-трап нажатием кнопки.

   — Объявляем курс?

   — Объявляй, — это Билли.

   — Да ты его и так знаешь — Зазеркалье, Россия, город Н-ск.

   И космолёт совершил прыжок через время и пространство.

   Городишко понравился — улицы прямые, зелёные, на окраинах многоэтажки, центр в традициях середины прошлого века, с Ильичём на площади. Частный сектор — остатки казачьей станицы — вдоль берега речушки. «Порт» называется.

   Зашёл в какую-то забегаловку, подозвал официанта с блокнотиком:

   — Я от Хозяина. Мне нужен Смотрящий за городом, и пока жду — кружечку живого.

   Малый ушёл в растерянности, ничего не записав.

   Тут же явился хозяин, суетливый субъект кавказской наружности.

   — Чем могу быть…?

   Я повторил.

   — Наверное, дорогой, ошибся — у меня приличное заведение.

   — А если не ошибся, у тебя, курносый, будут неприятности.

   — Подожди, брат, — нацмен сделал знак, и передо мной поставили кружку пенного.

   Его не было с полчаса, но я не спешил.

   — Придётся покоротать час-другой — сказали заняты, но будут обязательно.

   Мне принесли ещё два пива и шашлык.

   Примерно через час в заведение явился худощавый малый, присел за крайний стол у двери, прощупал меня пронзительным взглядом, пошушукался с курносым и удалился.

   Ещё час прошёл. Вваливается толпа такого вида молодцов, что немногочисленные посетители дружно потянулись к выходу. Ребята расселись за столы, а трое ко мне.

   — Ты чей? — средний задаёт вопрос. Скулы крепкие, нос сплюснут, уши прижаты — типичный боксёр.

   — Ты за городом смотришь?

   — А разве не видно? — повёл влево взглядом вместе с лицом, вправо.

   — Тогда тебе письмо от Кудияра, — и подаю бумажку.

   Он прочёл, лицом побагровел да как саданёт ногой столик, за которым я сидел. Пустые кружки на пол, четырёхногий перевернулся, и два бойца кинулись его пинать. Если бы этот удар достался мне, они с таким же остервенением катали моё тело по полу. Недоумки, но как выдрессированы на жесты хозяина!

   Столику пришёл конец. Приговорённый Смотрящий успокоился.

   — Как кличут?

   — Алекс.

   — Макс, — представился он и протянул руку для пожатия.

   — Где устроился?

   Я пожал плечами.

   — Деньги есть? Ксива? На блатхате почалишься.

   Мы вышли из заведения.

   — Садись к ребятам, — кивнул на чёрный джип.

   Меня не устраивала инициатива в его руках.

   — Макс, город сдашь мне. Завтра с общаком на доклад.

   Он взвыл от огорчения, ринулся к серебристой Ауди, выхватил из салона автомат и запустил в небо над моей головой салют из трассирующих пуль.

   — Это мой город!!!

   Стоящая в полуквартале милицейская машина стремительно стартовала с места и скрылась на перекрёстке. Я проводил её взглядом и сел в джип.

   — Поехали.

   В частном жилом доме, где оставили меня Максовы бойцы, умирали со скуки три полуодетых типа и две полураздетых девицы. Хозяева — полупьяный старик и пронырливая старушка.

   — Свежак, — заявила брюнетка и цапнула меня за пах.

   — Может, в карты, мужик? — предложили мужики. — Бабло есть?

   — Мне отдохнуть, — обратился к хозяйке.

   — Что, и не выпьете с компанией? — поинтересовалась та, застилая простынею диван на веранде. Принесла подушку, кинула плед.

   Старушка ушла, погасив свет. Я разделся и лёг. Явилась блондинка.

   — Подвинься, — пристроила кругленький задок на край дивана. — Деньги есть — минет сделаю.

   Я улёгся поудобней, положил под щёку ладошку:

   — Лучше расскажи о себе.

   — Ты же из тюряги — голодный должен быть.

   — Больше по общению.

   И она поведала историю, в которой была пьющая мать, отчим-насильник, бегство из села, интернат ПТУ, заводская общага.

   — Теперь вот здесь.

   — Пьёшь? Куришь? Колешься?

   Она замотала локонами Мэрилин Монро:

   — С наркотиками ни-ни.

   — А ты красивая. Принеси гитару — я спою для тебя.

    — Меня Наташкой зовут, — она упорхнула, а я встал и натянул брюки.

   Она умела слушать — полуоткрыв рот, склонив голову, с детской верой в сказку в наивном взгляде. Всплакнула на беду с зелёными глазами. Потом притихла и уснула в углу дивана. Я отложил гитару и примостился в другом. Спать не хотелось.

   — Билли, она прелестна.

   — Идеализируешь. Это проститутка.

   — И, стало быть, не человек?

   — Любая профессия накладывает отпечаток.

   — Например, на меня….

   — Сибарит.

   — Повторяешься. А на неё.

   — Все сопутствующие пороки — враньё, воровство, стервозность.

   — Не верится.

   — Проверь.

   Утром за мной заехал джип. Водитель представился:

   — Славик.

   Натали застыла в дверях с полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами.

   Что сказать?

   — Работай над собой — курить бросишь, в жёны возьму.

   — А я уже бросила.

   Никто меня за язык не тянул.

   — Тогда поехали.

   В джипе:

   — Где станем жить, дорогая?

   — Не знаю.

   — А где хочешь?

   — В «финских домиках».

   Славик пояснил:

   — Новый микрорайон — сплошь крутые коттеджи.

   Я ему:

   — Меня доставишь, поможешь леди выбрать дом.

   Меня доставили на городской стадион к административному корпусу. За столом в одном из кабинетов восседал Макс, на стульях вдоль стен его молодчики. На полках кубки, вымпелы на гвоздиках, в рамочках похвальные грамоты. На столе видавший виды чемодан с потемневшими стальными уголками.

   — Твоя резиденция? — вместо приветствия. — Замечательный стиль классического примитивизма. Ладно, ни в подвале.

   — Общак? — открыл чемодан, полный российских дензнаков разных достоинств. — Сколько здесь?

   Тишина.

   — Казначей есть?

   Молчание и сопение.

   — Бухгалтер? Понятно. Уступи-ка дяде место.

   Макс пересел к бойцам.

   Я нашёл в телефонном справочнике городскую службу занятости и набрал номер.

   — Мне нужны кассир и бухгалтер с опытом работы на самостоятельном балансе. Прямо сейчас. Да, конечно, пусть будут женщины. Обзвоните, подготовьте адреса, за ними уже едут.

   Положил трубку.

   — Кто на колёсах? Дуй в Центр занятости, и чтобы через час дамы сидели здесь.

    — Теперь с тобой, — поднял тяжёлый (я так думаю) взгляд на Макса. — Долги перед Движением есть?

   — В том-то и дело, — тот подскочил с места.

   — Сидеть.

   Я выдержал паузу, сверля виновника взглядом.

   — Это не хорошо. Надо исправляться. Бери людей, сколько надо, и вперёд — за баблом. Сначала с недоимщиков, потом с неохваченных. Объясни народу популярно — платить должны все. Нас Президент уполномочил навести в стране порядок, и мы его наведём. Всё ясно? Вперёд!

   Бойцы дружно поднялись и потопали за Максом.

   — Стоять! Я сказал, сколько надо.

   Макс отобрал двух горилл и скрылся за дверью.

   — Рассаживайтесь, господа, беседовать будем.

   Снисходительно поглядывая на плечистых и рукастых слушателей, я говорил, что наступило время, когда бабло надо не выколачивать, а зарабатывать — в цене будут те, кто в ладах с головой.

   — Вот вам первый тест на сообразительность — мне нужен офис в центре города, где не стыдно людей принимать. Кто угодит — премирую.

   Бандиты шумною толпой отправились за премией.

   Женщин звали Нина Васильевна и Лидия Васильевна. Они были похожи, как сёстры. С одинаковой настороженностью поглядывали на меня и молодца, их доставившего.

   Я не стал выяснять, кто из них кто, а откинул крышку чемодана:

   — Деньги надо пересчитать, отсортировать, упаковать.

   И молодцу:

   — Поможешь.

   Впорхнула Наташка:

   — Мы нашли дом. Замечательный. Поедем, посмотришь.

   В машине водителю:

   — Мне нужна ксива. Где у вас паспортный стол?

   В коридоре у каждой двери толпился народ. Не было очереди в кабинет начальника. Туда мы со Славиком и направили стопы. Пышногрудая блондинка в погонах майора округлила зрачки за линзами очков:

   — Вам чего?

   Я положил перед ней справку об освобождении и сел без приглашения:

   — Паспорт нужен.

   — Пишите заявление. Есть установленный порядок — там, на стенде в коридоре, всё расписано.

   — Ты, курица, не поняла, с кем говоришь? Славик объясни.

   — Легко, — сказал верзила и извлёк из кармана отвёртку.

   — Я поняла, — майорша подхватилась куда-то с моей справкой.

   У отвёртки — я потом узнал — в этом городе своя история. Её вставляли в ухо провинившемуся, и он исправлялся. Если не понимал — протыкали барабанную перепонку. Приговорённому пронзали череп. В кармане таскать опять же безопасно — не оружие.

   Майорша скоренько притопала.

   — Сфотографироваться надо.

   — Там очереди.

   — Я провожу.

   С новеньким паспортом гражданина Российской Федерации продолжили путь.

Домик был чудесный — двухэтажный, с лоджией, встроенным гаражом — манил и радовал глаз цветными крышей, стенами и евроокнами с решётками. Асфальтированный подъезд и зелёный газон за чугунною оградой.

   — Ещё не заселён, — сообщила Наташа и сложила ладошки на моё плечо. Она и подбородок хотела пристроить, но не хватило ростика.

   Я легко поднял её одной рукой и понёс к калитке. Заперто.

   — Чьи дома?

   — Рамкулов строил, частный предприниматель.

   — На чьи деньги?

   Славик не знал.

   — Найти сможем?

   — У него тут база неподалёку.

   — Поехали.

   Джип миновал распахнутые ворота строительной базы и подрулил к административному корпусу. Ломая ноги, следом нёсся охранник, запоздало выскочивший из будки:

   — Куда прётесь, сволочи! Вот я вам колёса попротыкаю.

   Славик без лишних слов нокаутировал его отличным апперкотом.

   — Тебе лучше остаться в машине, дорогая.

   И мы прошли в корпус.

   Господина Рамкулова на рабочем месте не оказалось — рыскал где-то по объектам.

   — Ищите, — приказал перепуганной секретарше.

   Это был симпатичный татарин — круглолицый, улыбчивый, с превосходным чувством юмора. Достал коньяк из секретера:

   — Да хоть завтра вселяйтесь, только с Главой согласуйте — он инвестор или его друзья с северов.

   — Завтра согласуем, а вселяться будем сегодня. Ключи дай.

   В джипе Славику:

   — Отвезёшь меня на стадион, и прокатитесь с Натахой по мебельным магазинам. Счёт с доставкой оформите на охранное агентство «Алекс». Запомнил?

   Нина Васильевна с Лидией Васильевной работу исполнили, томились в неведении и ожидании. Денежные купюры, упакованные и подписанные, рядочками уложены в родной чемодан. Сверху листок ведомости.

   — Сколько? — Я пробежался глазами по столбцу цифр до графы «итого». — Отлично.

   Дамам:

   — Вы приняты на работу и немедленно приступайте — мне нужны учредительные документы на частное охранное предприятие «Алекс».

   — Здесь? — Нина Васильевна обвела растерянным взглядом кабинет, больше похожий на «тренерскую». — Можно я дома на компьютере?

   — Можно, но документы утром должны быть в налоговой.

   До конца дня пришлось решать ещё одну проблему.

   Ребята нашли офис. Замечательный офис! Рядом с центром в жилом высотнике две квартиры первого этажа были объединены и имели парадный вход с торца задания. Тут же стояночка на десяток машин. Место что надо!

   На стеклянной двери табличка: «Сдаётся в аренду» и телефон.

   — Звони, — приказал одному бандюку, а другого, вручив свой паспорт, послал за мобильником.

   Явился хозяин офиса.

   — Показывай.

   Помещение было безупречным и внутри — не только евроотделкой но и расположением комнат. Имелся кабинет с приёмной, ещё две пустующие комнаты — под бухгалтерию и дежурку. Рекреация — бандитам в нарды играть. Ну и, кухня, ванная, туалет, спальное помещение — для гостей или дежурных.

   — Ваши условия?

   Владелец сети продовольственных магазинов по сути, и еврей по национальности озвучил сумму:

   — Это первоначальный взнос, и потом ежемесячно….

   — Отлично, отлично, — я кликнул парней. — Сбегайте за коньячком — такое дело след обмыть.

   Сидеть было негде. Я поставил пластиковые стаканчики на подоконник и раскупорил бутылку.

   — Ну, давай за знакомство.

   И сразу налил по второму.

   — Ты Движение признаёшь?

   — Меня менты крышуют, — мой собеседник напрягся.

   — Что, прям деньги берут из ваших рук? Совсем в органах совести не стало.

   — У меня брат в милиции.

   — Ну, это меняет дело. Твой брат служит в милиции, и ты им гордишься. Верно? А теперь повторю свой вопрос: ты Движение признаёшь?

   Собеседник затравленно огляделся:

   — Да, конечно.

   — Отлично! — я хлопнул его по плечу. — Давай выпьем.

   Мы чокнулись.

   — Раз признаёшь, значит платишь. Только я не вижу смысла в перекладывании денег из левого кармана в правый. Давай договоримся — мы здесь открываем агентство и берём твои магазины под охрану и оборону. Заметь — бесплатно, в ответ на твою щедрость.

   — Но у меня договор с вневедомственной охраной.

   — Я тоже думаю, зачем тебе две структуры кормить?

   — Я посоветуюсь с братом.

   — И с женой, и ребятишками — все ведь жить хотят.

   — Можно я пойду?

   — Иди, если договорились. Ключи оставь.

   Мне принесли мобильник.

   — Кто знает, наберите номер Макса. Алло, как дела наши безнадёжные? Идут помаленьку? На завтра ничего не планируй — повезём деньги в губернию. Представишь меня Смотрящему за областью. Машину к восьми часам на Сиреневую 12. А сейчас забери чемодан. Пока.

   И бандюкам:

   — Ну что, господа сотрудники охранного агентства, с завтрашнего дня в этом офисе начинаем круглосуточное дежурство. Кто отвезёт меня домой?

   От моего нового дома отъезжал мебельный фургон.

   Славик сидел за столом в кухне, а Наташа жарила бекон с глазуньей.

   — Всё успели?

   — Да что ты! — новоселье подкрасило её щёчки румянцем. — Только кухню, спальню и столовую — полдома пустует.

   — Завтра продолжите.

   Славик оторвал зад от табурета. Наташа:

   — Куда? А ужинать.

   — Жена заждалась, — это я.

   — Я холост, — это Славик.

   — Тогда оставайся.

   Мы поужинали втроём. Потом Славик уехал, а Наташа, взяв меня за руку, повела на экскурсию по пустующим комнатам.

   — Здесь будет гостиная. Здесь твой кабинет. Тут детская.

   Ночью в постели:

   — Дорогой, дом большой — втроём нам будет веселей.

   — Ты привезёшь свою маму?

   — Дочку. Ей три годика, она прелестная девочка. Вы подружитесь.

   — А где сейчас?

   — У моей бабушки.

   …. Наташа спит — на моём плече её белокурая головка.

   — Билли, не правда ли, она прелестна?

   — Седина в бороду?

   — Погоди, мы ещё с Наташкой детей нарожаем — вот будет тебе ирреальное Зазеркалье.

   — Интересно, с научной точки зрения. И о подруге твоей готов забрать слова обратно — не до конца испорчена.

   — Да брось юлить — совсем не тронута средой.

   — Конечно, если тебя не напрягает её прошлое. Лучше расскажи, откуда у сына профессорши и внука генерала бандитские ухватки?

   — От предка казака.

   …. Макс прикатил на серебристой Ауди, но за рулём был боец.

   — Едем?

   — Заглянем в офис.

   — Новый дом, новый офис — не круто начинаешь?

   Я промолчал.

   Офис был на клюшке и никого.

   — Что за на фик? Макс, обзвони лежебок — чтобы через двадцать минут были здесь.

   Народ начал собираться через десять минут. Привезли Лидию Васильевну. К ней и обратился:

   — Помогите ребятам составить интерьер служебных и бытовых помещений. Подключите телефон, посадите дежурного. Дайте рекламу в СМИ: «Частное охранное агентство «Алекс» на страже ваших интересов» — или что-то в этом роде. И ещё — мне нужна секретарша. Подберите среди ваших знакомых или в службе занятости.

   В дороге Макс:

   — Смотрю, у тебя всё по серьёзному. И пенсию начислять станешь? В нашем деле до преклонных лет не доживают.

   Потом:

   — Мне какую роль доверишь?

   — Начальника оперативной службы устроит?

   — Годится.

   Смотрящего за областью звали Сан Саныч.

   — Тебя Кудияр рекомендовал? Он в людях разбирается.

   Кивнул на чемодан:

   — Долг привёз?

   — Всё, что имеем. Остальное частями — за год-полтора рассчитаемся.

   — Годится. Тут другая тема — вникай. Раз в месяц по трассе через твой район будет проходить транспорт с интересным грузом — надо обеспечить безопасность.

   — Дурь?

   — Не заморачивайся — груз до места назначения дойдёт, вы свою долю получите.

   — Есть предложение — мы конвоируем груз от казахской границы до вашего блок-поста.

   — Это 150 километров, четыре административных района.

   — Я беру ответственность за безопасность груза — вы прощаете нам долг.

   — Там товара на сотни миллионов, один прокол и дырка в черепе.

   — Не собираюсь жить вечно, но и до срока не хочется.

   — Я подумаю.

   На обратном пути Макс:

   — Ты что задумал?

   — Увидишь.

   — Рисковый парень.

   — Ты тоже: такой долг накопил — могли бы бестолковку завернуть.

   Наташа позвонила, плача:

   — Алёша, к дому менты подкатили, требуют открыть. Что мне делать?

   — Никого не впускай. Скажи, что им сейчас позвонят — пусть подождут.

   Макс:

   — Что там?

   — Менты наехали. Сдаётся, градоначальник пакостит. Ты с ним на «ты»? Брякни, объясни — сейчас подъедем, всё уладим.

   Макс приложил трубку к боксёрскому уху:

   — Алло, Михалыч, привет! Как жив-здоров? Молюсь, молюсь. Что там за буза на Сиреневой 12 в «финских домиках»? Ну, так всё решаемо, Михалыч — сейчас подъедем и разберёмся. Да, у нас новый Положенец — ему нужна берлога. Когда мы были без бабла? Отвечаю. Будь ласка, убери сотрудников. Ну, и молодчага.

   Макс схлопнул сотик.

   — Сволочь! Купил себе «Лексус» за «лимон» — на какие, спрашивается, шиши?

   — Макс, мне нужны колёса.

   — Даже и не думай! Лучше бери мою «Аудюшку».

   Мы въехали в город.

   — К Администрации, — бросил Макс водителю.

   — Поднимешься с нами, — добавил я.

   В приёмной:

   — Граждане, приём на сегодня окончен — приходите завтра.

   И секретарше:

   — Доложите, прибыл господин Максимов с товарищем.

   Макс покачал головой на мою дерзость, а водитель, распахнув объятия, выпроваживал из приёмной посетителей.

   — Вас ждут, — вернулась секретарша.

   Я водителю:

   — Проследи, чтоб не мешали.

   И вошли с Максом в кабинет Главы города.

   Он сидел, откинувшись в кресле, подпирая брюшком стол и барабаня по нему пальцами. Макс пожал его пятерню и присел на стул.

   — Это и есть новый Положенец? Как зовут? — смерил меня взглядом хозяин кабинета.

   Я не спешил представляться, сел на стол Главы, полюбопытствовал набором авторучек в малахитовом кубке, приглянувшуюся сунул в карман.

   — Какие вопросы по дому на Сиреневой?

   — Недвижимость денег стоит.

   — Какой ты меркантильный человек — всё на бабло переводишь. Нет, чтоб взять и подарить хорошему человеку.

   — Что? — мэр округлил глаза и попытался встать.

   Я дёрнул его за галстук, и он ткнулся фейсом в столешницу. Из носа закапала кровь. С лица стекли самоуверенность и брезгливость, остался только испуг.

   — Ключи от «Лексуса» на стол.

   — Что?

   — Тихо слышишь? Сейчас излечим.

   Сунул авторучку в мэровское ухо. Тут же ключи легли на стол.

   — Документы.

   — В машине.

   — Не отчаивайся, мужик, ты себе ещё наворуешь, — направился к выходу и от дверей, — А за дом спасибо.

   Макс развёл руками, пожал плечами:

   — Вот и познакомились.

   На улице:

   — Ну, ты даёшь стране угля — мелкого, но много. Домой?

   — В офис, — бросил ему ключи. — Мне нужен водитель.

   Офис сиял новой мебелью. В рекреации бандюки резались в нарды. В дежурке сидел дежурный. Васильевны на своих местах. В приёмной хозяйничала секретарша Изабелла, высоченная грудастая дама да ещё с белокурым шиньоном на голове.

   — Вам чаю?

   — Предпочитаю натуральный бразильский кофе. Запишите.

   — Сейчас пошлю кого-нибудь.

   — Я не о кофе. Запишите — заказать на все машины проблесковые табло с логотипом «Охранное агентство «Алекс», звуковые сирены. На входе панель, по городу — баннеры. Пригласите ко мне дежурного.

   Позвонила Наташа:

   — Во сколько приедешь? Не задерживайся — ждёт сюрприз.

   — Сейчас освобожусь — народ назавтра озадачу.

   Вошедшему дежурному:

   — Были обращения? Будут — фиксируй в журнале. И по каждому случаю немедленно докладывать мне. Научитесь работать — разрешу действовать самостоятельно. График дежурства составили? Знаешь, кто тебя меняет? Так и будем службу править — один у телефона, двое с машиной на подхвате. Мы наведём в этом городе порядок.

   Водителя звали Лёвчик. С «Лексусом» управлялся умело, был говорлив, когда надо умел молчать. Подбросил меня к дому.

   — Есть где машину ставить? Завтра без пятнадцати восемь.

   Наташа встретила у порога, приложила палец к губам, жестом приказала снять кроссовки. На цыпочках крался за ней до детской.

   Трёхлетнее создание сидело на полу пустой комнаты, наряжая куклу, напевало:

   — Уходи, двель заклой — у меня тепель длугой

    Мне не нужен больше твой номел в книшке запифной….

   Отстранив Наташу, прошёл в детскую и подсел к её хозяйке.

   — Здорово.

   Девочка с детской серьёзностью подала маленькую ладошку.

   — Тебя как зовут?

   — Катюша.

   — А маму?

   — Наташа.

   — А папу?

   — Ты мой папа, — девочка ткнула в меня пальчиком и для убедительности потрясла косичками.

   Спазм нахлынувших чувств вдруг перехватил горло. Привлёк Катюшку к груди, поцеловал в темечко.

   — Это твоя подружка? — на куклу.

   — Дочка Маша.

   — А кто же её папа?

   — Ты, — вновь в работе пальчик и косички.

   Отпустив ребёнка, обнял её маму.

   — Я, оказывается, многодетный многожёнец.

   По щекам позавчерашней проститутки текли слёзы.

   Репетиция прошла успешно. Пустую фуру две машины с мигалками «Алекса» отконвоировали от Н-ска к Казахской таможне и оттуда в обратном направлении до блокпоста областного центра. Менты на наш эскорт только шеи вытягивали да зенки пялили. Где им, тупоголовым, сообразить, что мы замышляем. Даже скучно стало.

На пути в Н-ск связался с парнями в кабине фуры и задней машине:

   — Грустите, черти? Сейчас развеселю. Разыграем ситуацию — менты пытаются остановить. Действуем так — мы блокируем патрульных, вы идёте дальше. Задняя машина занимает наше место, и через пару-тройку километров снижайте скорость, поджидайте.

   Своим в салоне:

   — Выскакиваем все, машем стволами — шмальнуть не вздумайте — и орём оголтело, как кавказцы. Мол, что за на хрен и кого чёрта? Помогать должны, а не палками своими размахивать. Вот вставят их вам, куда следует, тогда узнаете. И прочую пургу. Поорали, в машину и дальше.

   Парни приободрились в предвкушении спектакля.

   Вот и зелёноблузочники — легки на помине.

   Гибэдэдэшник стоял у обочины, поигрывая полосатым жезлом, и не думал нас останавливать, только приглядывался с любопытством.

   — Дави, поганца, — приказал водителю.

   «Рено» резко вильнул к обочине, гася скорость. Спасаясь от его бампера гаишник прыгнул задницей на капот своего автомобиля. Четыре двери распахнулись разом — бойцы в чёрно-белом камуфляже ринулись на ментов:

   — Вы что себе позволяете? Вы на кого хавальник разинули? Ты кто по званию? Тебе служить осталось ровно полчаса после моего звонка….

   Ну, и прочее в том же духе.

   Менты оторопели. Тот, что на капоте, плечами жмёт, руками разводит, слова вымолвить не смеет. Напарник его в машине запёрся. Потешили, одним словом.

   Позвонил Сан Санычу:

   — К транспортировке товара готов.

   — Ну, раз готов, принимай, — и озвучил день и час.

   Конвоем руководил Макс. Ещё четыре машины с бойцами, рассредоточенные по трассе, вели наблюдение за ДПС. Я сидел в офисе и принимал информацию о движении груза. Когда Макс отрапортовал:

   — Товар сдал.

   Я ему в унисон:

   — Поляну накрыл, — и назвал загородную шашлычку.

   Васильевны, предводительствуемые Изабеллой, выразили желание принять участие в корпоративчике, и мне пришлось внушать бандюкам, чтобы вели себя пристойно. Так и было до поры, до времени, пока за столами не зазвучали речи о недостатке женского общества. Тогда я увёз последних — впрочем, интерес был к представительницам другого возрастного поколения и профессиональной ориентации.

   Утром в кабинете затеял перепалку с Билли.

    — Ты что творишь? — это он мне. — Ты наркоту в Россию протащил.

   — И что — не я, так другой. Это Зазеркалье, ирреальный мир. Забыл?

   — Ты меняешься с катастрофической быстротой, причём не в лучшую сторону.

   — А знаешь, Билли, мне эта жизнь и этот мир гораздо больше по душе, чем наш, тобой прилизанный. Готов воскликнуть — остановись, мгновение, ты прекрасно!

   — Не скучно быть Богом?

   — Да брось, старик — сейчас бы снял оптимизатор, но где найти такого оппонента? Больше твоих подозрений волнует вопрос — есть ли у этой России свой собственный путь развития, пусть даже через Движение. Помнишь, как Люба мечтала макнуть дядюшку Сэма в ночной горшок?

   — Жалеешь, что разоружил человечество и упразднил границы?

   — В той жизни мне не о чем жалеть, и есть о ком печалиться. В этой всё представляется иначе. Скажи, разве не интересно, сможет ли Движение вытащить страну из дерьма?

   Диалог с Билли прервала Изабелла:

   — Там посетитель.

   — А где дежурный?

   — Наверное, за сигаретами вышел.

   — Приглашайте.

   Мужчина был скорее интеллигентным, чем робким — слова взвешивал, взгляд не прятал.

   — С просьбой к вам. Нет, скорее с обвинением. У меня магазин сантехники — фасанина, чугунина, фитинги, трубы. Георг Кастанян — слышали, армянстрой у нас открылся? — брал в долг по накладным, в конце месяца рассчитывался. Нет, говорит, денег — бери бартером. Муку два раза давал. Потом «жучку» подогнал убитую. Я сказал, хватит — плати наличными, в долг больше не получишь. Он: дай накладные свериться. Я без задней мысли: на, сверяйся, за тобою двадцать тысяч. Он: по субботам буду отдавать по три штуки. Девять отдал, потом пропал на две недели — в Германию ездил, «Мерседес» себе пригнал. Я говорю, гони шестерик за две субботы. Он: какой долг — я с тобой рассчитался. И накладные у него остались — в прокуратуру не пойдёшь. Может, вы поможете?

   Нажал кнопку:

   — Дежурный появился?

   Изабелла:

   — Да. Он в туалете был.

   — Пригласи ко мне.

   Вошедшему:

   — Георга Кастаняна знаешь?

   — А то.

   — Пошли ребят — через полчаса, чтобы вот здесь стоял.

   — Сам приедет, — дежурный достал мобильник.

   Владельцу магазина:

   — Вы пройдите в комнату отдыха, — и сам вызвался проводить.

   Следом дежурный заходит:

   — Сейчас прикатит.

   Ну, сейчас не сейчас, а часок пришлось подождать.

   Кривоносый плотный низенький, с могучей шеей вольного борца и широкими плечами, усыпанными перхотью, он двинулся по кругу здороваться. Протянул руку истцу, а тот проигнорировал:

   — Давай ещё обнимемся.

   Хитрый армян быстро смекнул, что за интерес к его персоне:

   — Ты что, брат, обиделся? Да я сегодня тебе долг отдам — знаешь ведь, на «Мерс» потратился.

   — Сколько должен-то? — поинтересовался я.

   — Одиннадцать тысяч, — откликнулся армян. — Правильно?

   Истец подтвердил.

   Я Кастаняну:

   — Долг вернёшь и такую же сумму в нашу кассу в качестве пени и науки впредь — делай бизнес честно.

   — Хорошо, брат, — не без душевного скрипа выдавил владелец нового «Мерседеса».

   — И со словами поаккуратней — какой ты мне брат, черножопый?

   Кастанян набычил шею с головой и ринулся в двери.

   — Неприятный тип. Как мог такому на слово поверить? — подал истцу визитку. — Звони, если что.

   Дежурный вошёл:

   — Босс, ЧП у нас….

   Он лежал спиной на прошлогодней хвое — кулаки и губы разбиты в кровь, синева под глазом. Нудный мелкий дождь подлоснил голый торс.

   — Что произошло?

   — Бились честно. Витёк ему пяткой в грудь заехал — видать сердце не выдержало.

   — Из-за чего?

   — Из-за бабы. Тёлку делили.

   Черти! Сопляки! Нашли из-за кого драться! Впрочем, мальчишки всегда дрались из-за девчонок. На лицо несчастный случай — и никакого умысла. Но разве ментам докажешь?

   — Чей боец?

   — Ну, мой.

   — Ну, твой. Вези к мамочке — пусть оплачет. Скажи, все расходы на похороны берём на себя. Да проследи, чтоб из дома ни ногой, и телефоны отключи — не надо ей ментам звонить. Я с ней завтра поговорю.

   Инцидент испортил настроение, задал уму пищу. Погода опрокинула планы на вечер — вместо парковой прогулки, растопили с Катюшкой камин и забрались с ногами в кресло. Читали Пушкина «Руслан и Людмила».

   — А как это: голова в поле?

   — Это сказка, солнышко.

   — Значит, не плавда?

   — Мечта. Умеешь мечтать? Сомкни реснички, представь волшебную страну, в которой кукла Маша с тобою разговаривает. Вы гуляете, взявшись за руки, и собираете цветы.

   Катюша послушно закрыла васильковые глазки и углубилась в грёзы. Улыбка тронула её губки. Потом вздрогнула и плаксиво наморщилась.

   — Фу!

   — Что с тобой?

   — Голова плотивная….

   Соловьиная трель позвала меня к сотику.

   — Наташ, почитай ребёнку.

   — Она так интелефно не умеет, — закапризничала Катя.

   — Алло.

   Звонил дневной посетитель — жалобщик на Кастаняна.

   — Ну, что, не отдал Георг долг. Со двора вытолкал да ещё сказал: «дабл ю в рот всех твоих защитников».

   — Так и сказал? Странно. А мне кассир доложила: деньги он сдал — все одиннадцать тысяч. Вы где сейчас? Ждите, подъедем.

   Вызвонил Лёвчика.

   — Наташа, ложитесь спать, я отлучусь.

   Лёвчик перемахнул ворота и открыл нам калитку. Во дворе мок под дождём чёрный «Мерседес».

   — Зови хозяина, — приказал водителю.

   Лёвчик забарабанил кулаком в стёкло веранды, ногой в её дверь. Потом выглянул на улицу и нажал кнопку звонка. Явился Георг, полураздетый и напуганный.

   — Знаешь ты кто? — взял у Лёвчика отвёртку и нацарапал на крышке «мерсого» багажника непристойное слово.

   — Я…. я сейчас принесу деньги, — взвизгнул хозяин.

   — Не торопись. Я покупаю твой долг, — достал бумажник и отсчитал незадачливому владельцу магазина сантехнических товаров одиннадцать тысячных купюр. — Идите в «Лексус», мы с Жориком ещё поболтаем.

   — Ты кого тут в рот имел? — придвинулся к обомлевшему армяну.

   — Не верьте, — разом осип тот. — Врёт он всё, врёт! Оговорить хочет.

   — Поверим? — оглянулся на Лёвчика.

   Тот пожал плечами — воля барская, а можно и воспитать.

   — Значится так. Завтра внесёшь полста штук в кассу или конфискую твоего «мерина» — на ишака пересядешь. И запомни, хачик, за базар надо отвечать.

   Наташа укладывала Катюшу, да и уснула в детской. Я пробрался в кабинет — надо было многое обдумать.

   — Билли.

   — Твои разборки с Кастаняном отдают шовинизмом.

   — Да брось. Обыкновенный недовоспитанный хапуга, которых, к сожалению, ни мало и среди русских — причём здесь национальность?

   — А словечки?

   — Прости, не сдержался.

   — Мне-то что от твоих извинений — я не Кастанян.

   — И, слава Богу. Другое душу томит — что я завтра скажу матери убитого парня? Его жалко, её жалко, но ведь не было злого умысла — несчастный случай в мальчишеских разборках. Оба хотели поединка, их судили. Нет, не могу я мальчишку ментам отдать — зуб за зуб не получается.

   — Он должен предстать перед судом — для его же блага.

   — Хорошо, — у меня мелькнула мысль. — Он предстанет перед судом высшей инстанции.

   Утром в офисе вызвонил Макса:

   — Ты в курсе нашего ЧП? Что предпринял?

   — На кладбище всё тип-топ — могилка, оградка, памятник.

   — С мамашей что?

   — Пока не ерепенится.

   — Я к ней, и привези туда второго поединщика.

   Что говорить — горе не красит человека, а передо мной сидела печальная женщина редкой красоты. Что-то горское угадывалось в правильных чертах лица — наверное, чеченка. Заготовленные ранее слова куда-то разом запропали. Опустил вступление….

   — Я не отдам парня судьям, — махнул своим. — Ну-ка, сюда голубчика. Вот он, виновник смерти вашего сына. Вы одна имеете право решать: жить ему дальше или умереть.

   Я достал припасённый шпалер, передёрнул:

   — Вот так цельтесь, сюда нажимайте. Если попадёте в сердце, парень не будет мучиться.

   Она подняла на меня прекрасные и печальные глаза:

   — Уйдите, ради Бога.

   Всё, суд состоялся — больше мне ничего не надо было от этой женщины. Жестом приказал парню убраться. И Максу:

   — Проследи, чтобы всё было тип-топ.

   В офисе отправил дежурного к толпе:

   — Проводи парня в последний путь, я тут за тебя поприсутствую.

   Настроился на полемику с Билли, звонок не дал. Известный в городе строитель Рамкулов:

   — Я тут прочитал, охранное агентство «Алекс» стоит на страже интересов. И моих тоже?

   — Насмерть.

   — Ну, так я сейчас подъеду.

   А интерес его был в следующем. Год назад институтский однокашник занял миллион, и без возврата.

   — Пролетел, говорит. Ехать с ним разбираться — выше моих сил. Вот расписка — если действительно взять нечего, швырните в морду. Только, пожалуйста, без утюгов на грудь.

   — У вас неверная информация о методах нашей работы, — взял расписку. — Что привезу — пополам?

   — Да уж, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

   — Давайте координаты.

   — А там всё указано — город, адрес, телефон и ФИО козла.

   — С-ск, это на западе области? Сегодня у нас нерадостное мероприятие, завтра сгоняем.

   Назавтра «Лексус» накручивал на шины километры асфальтированных дорог. В салоне кроме меня и Лёвчика были двое бойцов при оружии, зарегистрированном и разрешенном.

   — Что же мне с тобой делать? — спросил незадачливого предпринимателя.

   — Да хоть застрелите, — он уже разглядел шпалеры у бойцов. — Дом забирайте.

   Коттедж большой двухэтажный, но пустой — вся мебель куда-то вывезена или распродана.

   — Куда мебель дел?

   — Жена от меня ушла.

   — Зачем в бизнес лезешь, коль тяму не хватает?

   — Поначалу казалось дело верным и просчитанным. Мы строили, материал нам поставляли. Потом одного кинули, другого, и рухнула вся цепочка. Деньги ушли, а материал тю-тю. И с рабочими не рассчитался.

   — Тебя крышевали? Их бы подключил.

   — Толку-то, только и требовали — плати, плати.

   — Ну-ка вызови — побеседуем.

   Местные бандюки приехали на внедорожнике «Тойота». Я обошёл его вокруг, попинал шины:

   — Неплохой тарантас. Как думаешь, Лёвчик, на миллион потянет?

   — Э, что за дела? — прибывшие проявили беспокойство.

   Я придвинулся к лидеру:

   — Ты деньги с парня брал? Почему не обеспечил безопасность его бизнеса? Теперь чеши затылок. Вот тебе расписка о его долгах, а мы забираем «Тойоту».

   — Пацаны, кончайте беспредельничать.

   — За базаром следи, а то можешь на неприятность нарваться. Позвони Сан Санычу, и если он скажет, что я не прав, не трону твою тарантайку.

   Бандюки отошли в сторонку, посовещались, позвонили, потом ещё посовещались и приняли решение:

   — Хрен с тобой, забирай.

   Прощаясь, посоветовал местным:

   — Работайте, пацаны, работайте. Для начала размотайте тот клубок, в котором запутался ваш незадачливый строитель.

   Бойцы сели в «Тойоту», и мы тронулись в обратный путь. Моросил дождь, мягкая подвеска «Лексуса» укачивала, и я не прочь был вздремнуть. Билли лез в душу.

   — Ты что творишь, Создатель, что ты творишь? Этого парня сейчас на куски порежут.

   — Не думаю. Если идиоты, дом отберут. А если соображалка хоть немного мигает, помогут грешному найти следы канувших денег. Я бы нашёл.

   Умытый дождём внедорожник понравился Рамкулову.

   — Как распиливать будем — вдоль или поперёк? — это я ему.

   А он:

   — Слушай, заберу, а с тобой в ближайшее время рассчитаюсь.

   — Ну, не со мной — «Алексом».

   После праведных трудов да ещё под шум дождя так крепко спится рядом с молодой женой. Но безжалостен звонок.

   — ЧП у нас босс.

   — Говори.

   — Тут мужиков казахстанских армяне кинули.

   — Опять армяне. Что в подробностях?

   — Может из первых уст? Вот они, жалобщики, все передо мной.

   — Хорошо, вызвони Лёвчика.

   А суть была в следующем. Беженцы из Казахстана, осевшие в Н-ске, организовали частную фирму — строили, коммерцией занимались. Армяне сторговали у них десять стальных профилей. А после их визита кладовщик обнаружил недостачу двух листов. Сели в машину, гурьбой наехали на армян в шашлычке.

   — Ты что, дорогой, вот они десять твоих листов, считай.

   Один сообразил:

   — Жмём к водителю.

   Тот искал себе клиентов и оставил визитку. В его дворе нашлись пропавшие листы. Говорит, армяне рассчитались за рейс. Ребята обратно в шашлычку, а хозяева за ножи.

Ели ноги унесли и сразу в «Алекс».

   — Кто хозяин?

   — Араик Кастанян.

   — Опять Кастанян.

   — Это брат Георга.

   — Ну что ж, поехали к брату, потрогаем за вымя.

   Заполночь — в шашлычной веселье горой. Мы сели за столик и официанту:

   — Кликни хозяина.

   Явился Араик Кастанян с усатым вытянутым лицом и цыганским ремнём на впалом животе.

   — Водитель сам себя наказал, скатавшись бесплатно, а с тебя причитается. Знаешь за что? Ну, и молодец. Скажем, сто штук вернут моё к тебе расположение.

   — Не губи, брат, — у хозяина заведения подогнулись колени. — Ели-ели концы сводим — где взять такие деньжища?

   — Если б я был твоим братом…. Короче, не раздражай меня…. И встань с колен — мне твои поклоны по барабану, а люди, что подумают?

   Наутро в мой кабинет ввалился Макс:

   — Ты что творишь? Кастаняны — нормальные пацаны, исправно платят.

   — Нормальные пацаны не воруют.

   — Ты плохо представляешь, кто за ними стоит.

   — Я отвечаю за этот город, и в нём будет порядок, кто бы за кем не стоял.

   — Ты можешь вляпаться в крутые разборки.

   — С каких пор начал праздновать труса?

   — Алекс, послушай, половина требуемого вполне приличная сумма — не тот случай, когда следует жлобиться.

   — Будь, по-твоему. Дело не в сумме — важен принцип неотвратимости наказания. Иди, обрадуй своего друга.

   — Таких друзей…, — обрадовался Макс.

   Ещё один финансовый вопрос пришлось решать тем днём. Явился Рамкулов. Хитрый татарин придумал способ рассчитаться за внедорожник — предлагал отремонтировать городской стадион. Идея мне понравилась и не очень. Чтобы разрешить сомнения, вызвал Макса на консультацию.

   — Что скажешь? Нужна нам кузница кадров?

   — Дело хорошее, — подтвердил бывший спортсмен и тренер. — Городу нужное.

   — Нужное то нужное, только не уложимся мы в названную сумму. Откуда бабки взять?

   Макс пожал плечами:

   — Общак?

   — С этим погоди. Мы и так внесли пол-лимона. Лучше засучи рукава да организуй попечительский совет по ремонту стадиона. С каждого предприятия в пропорции от числа работающих. Ну, не мне тебя учить бабло вышибать. С этого умника тоже возьми — калым себе придумал.

   — А я что? — прятал хитрую улыбку посетитель. — Для своих же пацанов — они у меня спортсмены.

   Не думаю, что Макс открыл вдруг в себе организаторские способности, дремавшие под бандитской личиной, просто идея понравилась городу. Не только нашлись деньги на благоустройство стадиона, ремонт старого и строительство нового спортзала, но и возникло стихийное движение: «Каждому двору хоккейную коробку, игровую и спортивную площадки». Отработав смену на производстве, люди выходили на безвозмездный труд, заодно облагораживая территорию вокруг своих домов. Не хватало материалов, и, чтобы поддержать энтузиазм масс, пришлось пожертвовать общаком. Пресса трубила во все дудки о том, как на глазах меняется лик города. Мэр не преминул стукануть по инстанции о своих успехах. И нагрянул к нам губернатор. Посмотрел, похвалил: «Ладно, ни что, молодца, молодца» и укатил с градоначальником трапезничать в пансионат «Лесное озеро».

   Макс психовал — его, председателя попечительского совета и зачинателя всей кутерьмы, даже не пригласили в свиту встречающих губернатора. А я решил воспользоваться моментом и позвонил Сан Санычу:

   — Губернатор у нас тут.

   — В курсе.

   — Хвалить хвалил, но денег не обещал.

   — Что ты хочешь от показушников?

   — От них ничего, но мы — люди дела.

   — Намёк понял — можешь не вносить свою долю в областной общак. Для доброго начинания разве жалко?

   Попробовал утешить Макса:

   — Да брось журиться — эка шишка губернатор. Не успеет с поста уйти — имя его забудут. А тебя, вчера видел, какой-то дед в медалях Сергеем Викторовичем назвал и руку первым подал. Говорил, отца твоего помнит и деда. Вот она, любовь народная.

   — Да, они сейчас у Лесной Нимфы веселятся, а мы тут….

   — Кто такая?

   — Директор и владелица пансионата. Красавица, я тебе скажу….

   — А кто нам мешает скататься к ней завтра?

   — Никто.

   И мы покатили. На двух машинах. Впрочем, и не пытались затмить губернаторский кортеж. И приём нам был оказан не такой пышный. Галина Дмитриевна попыталась даже всплакнуть.

   — Обращайтесь, говорит, к прокурору. Если сам боится, какой прокурор поможет? Мафия она и есть мафия.

   — В чём дело?

   — Пойдемте, покажу.

   Мы прошлись по территории пансионата неровно выложенными щербатой плиткой дорожками, осмотрели недостроенный фонтан, потрескавшиеся каменные русла будущих родников.

   — Что скажите?

   — Ждём комментариев.

   — Разве это работа?

   — Да, конечно, отвратно сделано. Кто?

   — Георгий Кастанян. Я говорю, это не работа — переделывайте. А он, оплати процентовку — дальше будем трудиться. Я ему кукиш под нос. Он: ах так, тогда никто тебе это делать не будет. И правда, к кому не обращалась после, все отказываются — Левона Кастаняна боятся.

   — Большая шишка? — спрашиваю.

   Макс:

   — Даже не представляешь насколько. Пахан всем армянами.

   — А мы тут причём? — и хозяйке. — Сейчас я вам найду строителя.

   Позвонил Рамкулову.

   Пока ждали, угощались обедом от Галины Дмитриевны. Действительно, интересная женщина, но скорее в общении.

   Хитрый татарин прибыл, выслушал предложение, почесал затылок:

   — Шибко занят я сейчас.

   — Не торопись отказываться, — позвонил дежурному «Алекса». — Жорика Кастаняна в пансионат, шилом.

   Поужинали. Солнце скрылось. Прохлада втиснулась в аллеи. Зазвучала музыка на танцплощадке.

   — Потанцуем? — Макс галантно припал к руке хозяйки.

   Прошли на террасу, палубным настилом нависшую над озером. В тени фонарей несколько мужчин толчками в грудь и нецензурной бранью выясняли отношения.

   — Вот ещё одна беда, — Галина Дмитриевна поморщилась. — Сельские парни приходят пьяные, задираются.

   — Лёвчик, Сашок, разберитесь, — отправил Макс водителей и приобнял хозяйку за талию. — Я защищу вас от злодеев.

   — Уж и не знаю, как благодарить.

   — Знаете, знаете.

   Бойцы доставили Георга Кастаняна.

   Мы сидели на освещённой веранде административного корпуса, пили чай, а он стоял перед нами, набычившись.

   — Слушай сюда, Кастанян. Терпение моё истощилось. Даю тебе неделю сроку — контору закрыть, материал, машины, оборудование продать, людей рассчитать. Ты больше не строитель. Попробуй себя в пимокатном деле. Топай.

   Ничего не сказав, он вернулся к машине, и ребята отвезли его в Н-ск.

   — Берёшь объект? — я Рамкулову.

   — Скажу через неделю.

   Позвонил Сан Саныч:

   — Чего ты вцепился в этих армян?

   — Слушай, вор на вору — терпеть ненавижу.

   — Ну, жди гостей.

   Их было четверо. Наверное, ещё водитель в затонированном «Вольво». Вошли в приёмную и в мои двери.

   — Куда? — грудью на ворога преградила путь Изабелла. — Кто такие? По какому вопросу? Без доклада нельзя.

   На её голос из рекреации выскочила дежурная смена, их начальник из дежурки.

   Непрошеные гости остановились.

   — Скажи хозяину, женщина, Левон Кастанян по важному делу и товарищи.

   Изабелла вернулась от меня и объявила:

   — Господин Кастанян может пройти, а остальные в рекреацию чай пить.

   Посетители переглянулись, курлыкнули что-то по-своему и подчинились.

   В рекреации никто гостей не угощал — дежурная смена села биться в нарды — но стоял куллер, коробка с пакетиками чая, сахар в сахарнице и стопка пластиковых стаканов. Вошедшие повертели головами, и присели в уголке.

   Братья Кастаняны совершенно не похожи: Георг был толст и короток, Араик длин и тощ, Левон горбат. Он прошёл, сел без приглашения и облокотился о мой стол.

   — Вот ты какой. Я думал, молод, глуп, горяч, а ты седой. Что же ты творишь, шакал?

   — Если ты пришёл говорить, хачик, то подбирай слова, если желаешь без лишнего базара вылететь в окно, за этим дело не станет.

   После минуты размышлений, он наклонил ко мне руку с отогнутым средним пальцем:

   — Дай сюда!

   Об этом приёме мне рассказывал Кашап. Годами тренируя, уголовники копят силу среднего пальца, и, зажав им нетренированный, ломают, как спичку, без видимых усилий.

   Глядя в его рысьи глаза, вложил палец в этот крючок. Нажим, наверное, был силён, но я даже не почувствовал. Да и что он мог сделать с пальцем, силу которого питал оптимизатор. С минуту смотрел, как наливаются кровью глаза напротив, потом придавил слегка — у противника брызнули слёзы. Он подался вперёд, склонив голову к плечу, будто подставляя ухо для добрых слов. И я заговорил:

   — Слушай сюда, недостойный сын верблюда. Забирай свою отару, и чтоб духу вашего в моём городе не было. Якши? А это тебе на память.

   Придавил сильнее и услышал сухой хруст ломающейся кости. Горбун в беззвучном крике широко открыл рот с двумя золотыми челюстями.

   Днями позже пили с Максом кофе и вели обычный мужской трёп.

   — Сломался Жорик — всё бросил, стоит в шашлычке у мангала, шампуры вертит.

   — Нашёл призвание. Ты как, защитил тогда Галину Дмитриевну? Сколько раз? — намек на наш отъезд с Рамкуловым без Макса.

   — Слушай, вернулись эти козлы, с кольями да числом поболее. Пришлось из шпалера небо дырявить. Утром вызвал ребят, прошвырнулись селом, согнали народ на сход. Говорю, на первый раз сто штук выложите — хотите сами скидывайтесь, хотите драчунов ищите, мне по барабану. В следующий раз сумма удвоится. Я вас либо по миру пущу, либо воспитаю. Бабло на следующий день притаранили, а Галина — она у них депутат — рассказала: вспомнили селяне, что раньше их станичниками звали, и кордоны поставили вокруг пансионата. Своих буянов усмирили и всяких пришлых.

   — Ну, что сказать? Молодец, просто красавчик.

   — Вчера на Кастаняшкину базу заглянул, там этих черножопиков — мужики, бабы, ребятишки — целое общежитие. Я говорю, через неделю, чтоб духу не было. Подгоню бульдозер, с землёй сровняю.

   — Ну и дурак!

   Я в сердцах поставил чашку и расплескал кофе.

   — Алекс, ты куда?

   — Иди к чёрту! — хлопнул дверью.

   Заглянул в рекреацию:

   — Лёвчик, поехали.

   Они обступили плотным кольцом и хмуро молчали. Даже груднички притихли на маминых руках.

   — Живите, никто вас не тронет. Но чем на жизнь зарабатывать думаете? Что умеете, кроме хреново строить? Механизаторы есть? Водители? Чёрт! Метлой махать можете?

   Набрал Рамкулова.

   — Кастаняновскую базу знаешь? Жду стоя.

   — Лечу, — был ответ.

   В молчаливом сопровождении толпы мы обошли всю территорию, осмотрели строительную технику и оборудование, склад строительных материалов — всё, что бросил Жорик, перенадеявшись на авторитет брата.

   — Идея такая: забираешь всё, тебе пригодное, и поставляешь полный набор коммунальной техники. Здесь будет частное предприятие «Уклад».

   — Посчитать надо, — торговался Рамкулов.

   — Я тебе конкурента устранил.

   — А я цен не знаю на эти поливалки, подметалки.

   — Поставишь в кредит — ребята рассчитаются.

   — Своих ссуд по горло.

   — Не ищи со мной ссоры, — повернулся спиной к несговорчивому татарину.

   Армянам:

   — Знаете мой офис? Кто поголовастее завтра спозаранку — помогу с оформлением юридического лица.

   Утро следующего дня. Мой визави Игорь Оганесян. Акцент у собеседника тяжёлый — что Оганесян, сразу уловил, а вот имя…. Пусть будет Игорь.

   — Согласны трудиться на коммунальном поприще?

   Он кивнул.

   — Нина Васильевна подыскала аудитора, он поможет описать, расценить строительное имущество — не верю я Рамкулову. Не очень верю. Давай паспорт.

   С фотографии смотрела симпатичная мордашка.

   Вскинул удивлённый взгляд.

   Словами и жестами Игорь объяснил, что нет у него российского гражданства. Это паспорт его русской жены.

   — А в Армении другая?

   После паузы собеседник подтвердил — да, есть.

   Вызвал Нину Васильевну.

   — Оформляйте частное предприятие «Уклад» на эту особу.

   Попросил Изабеллу разыскать в городе настоящий армянский коньяк.

   После третьей рюмки гость перестал коверкать русские слова и без запинки курлыкал что-то на своём наречии. Я понял, это рассказ о мальцах и жене, оставленных в далёкой Армении.

   Сжал его бицепс:

   — Привези их сюда. Вторая жена поймёт, обязательно поймёт, только для этого надо много зарабатывать.

   Нина Васильевна вошла:

   — Готовы документы.

   — Оставьте, а завтра поедите с Оганесяном в налоговую.

   Связался с дежурным:

   — Пошли ребят за главным коммунальщиком в администрации.

   Нас трое в кабинете.

   — Проходи, садись, выпей, познакомься.

   Когда выпили и познакомились, бросил чиновнику папку с документами.

   — Родилось новое предприятие коммунальной сферы «Уклад». Исполнительный директор перед тобой. Тебе задача — составить перечень и прейскурант необходимых городу услуг. Под него будет приобретён набор техники. Правила игры: никаких откатов, «Уклад» без работы не оставлять, расчётов не задерживать. Короче, как затоскуешь по неприятностям, устрой её Оганесяну. Обещаю — верну сторицей….

   Загорелся на селекторе сигнал от дежурного.

   Поднял трубку:

   — Говори.

   — ЧП у нас, босс.

   — Пошли ко мне Лёвчика.

   Вошедшему водиле:

   — Отвезёшь господ, куда скажут.

   Пожал гостям руки, прощаясь.

   Дед был небрит, избит и полупьян. Смял трясущимися руками пластиковый стакан, пролив воду на колени. Пытался что-то говорить, швыркая носом и вытирая слёзы.

   — Похмелите его.

   Водку поднесли в металлической крышке термоса. Гость выпил, крякнул и заговорил:

   — Бабку мою в больницию свезли — выживет ли? Четырнадцать харь сильничали…. И надо мной, падлюги, надругались.

   Дед ещё раз опрокинул пустую термосную крышку в пасть, ёкнул кадыком и шумно втянул воздух носом.

   Я проигнорировал намёк:

   — Говори.

   И он говорил, не выпуская крышку из рук, говорил, говорил….

   Такая складывалась безрадостная картина.

   Квартировали у стариков таджики-строители, сезонные рабочие. Некоторые в доме ночевали, иные в вахтовке автомобиля «Урал», на котором по объектам разъезжались. Ничего, скромно жили, стариков не обижали, всё работали и работали от темна до темна. А потом расчёт получили, и домой засобирались. Перед самым отъездом накрыли столы во дворе, пир затеяли.

   — Нет, ни от водки они таки дурны стали, — уточнял дед. — Курили что-то, похваляясь. Мне предлагали. А потом будто с цепи сорвались….

   Действительно, трудно представить картину, как забитые джумшуты, насиловали древнюю старуху, открывая неизвестные ей доселя таинства орального и анального секса. Нашлись охочие и до стариковой плоти.

   — До беспамятства меня, — всхлипнул гость. — До беспамятства.

   Когда очнулся дед бесштанный, облизанный утренним туманом, постояльцев и след простыл. Нашёл старуху бездыханной, кинулся к соседям. Те вызвали скорую, а пострадавшему посоветовали:

   — Ты в милицию не ходи, топай прямо в «Алекс».

   По моему знаку дежурный плеснул в крышку водки.

   — Отвезите старого к бабке. Если жива, прикупите чего — фруктов, соку, сладостей. Врачей расспросите, какие лекарства нужны? Да самого покажите — может заштопать что надо. Пацанам — общий сбор. Лёвчика разыщи.

   Через полчаса в офисе стало тесно от бандюков.

   Макс горячился:

   — Сволочи! Все рванём, всех порвём.

   — Нет. Четверо на «Лексусе». Дай мне двух лучших бойцов.

   Когда парни были отобраны, приказал снять шпалеры.

   — И ты, Лёвчик. Нам надо проскочить казахскую таможню без осложнений.

   — А как же…?

   — Руками будем рвать.

   — Да их четырнадцать морд.

   — Кто струсил, заменю. Всё, некогда болтать, в машину.

   Мы нагнали их на закате, в голой степи, в пятистах километрах от границы. Обогнали, подрезали. Они могли бы удрать по бездорожью — «Урал» не «Лексус», но, должно быть, тяму не хватило. Они посчитали нас вооружёнными грабителями, а от пули не убежишь. Вываливались из кунга и кабины с воплями:

   — Вай, вай, насяльника…!

   Мы действовали на арапа — хватали за шиворот, бросали на асфальт:

   — Лежать, суки, не двигаться!

   Не получилось. Разглядели-таки джумшуты, что мы безоружны, и бросились врукопашную.

   И была сеча жестока и кровопролитна.

   Мы уложили их на асфальт — не в рядочек, мордой вниз, а кого как пришлось, кому как досталось. Потом выкинули из кунга и перетрясли походные торбы. Все деньги ссыпали на широкий платок — внушительный получился узел. Вахтовку подожгли. Долго озаряла горизонт, когда возвращались домой.

   — Вести можешь? — спросил Лёвчика, ему проткнули ножом живот.

   — Нормально, босс.

   — Упёртый народ, — сетовал боец с проломанной монтировкой косицей. — Врежешь от души по-русски — кости хрустят, ломаясь, а он, гад, опять встаёт. Приловчился — вдарю, пока летит, ногой вдогонку — так смиреют.

   — Где драться научился, босс? — прохрипел второй боец с пробитой киркой головой.

   — В балетной школе.

   На мне не было ни царапины.

   …. Бабка оклемалась. Прятала глаза от смущения:

   — Срам какой.

   Посмотрела на пакеты с фруктами, прикинула, что не осилит и загрустила:

   — Что-то старый не идёт.

   А дед её запировал на радостях. Нас встретил во дворе присядкою:

   — Опа-на да опа…!

   Я бабке:

   — Добавка вам к пенсии вышла — раз в месяц привозить станем.

   — Вот хорошо-то, — покивала головой и, перебирая дряблыми пальцами край одеяла, за своё. — Чтой-то дед мой не идёт? Поди, бросил — зачем я ему опозоренная.

   — Дома он, пол домывает, скоро притопает.

   — Ну-ну, — зашевелилась бабка.

   — Выздоравливайте.

   Герои степного побоища после больничного стационара реабилитировались в пансионате «Лесное озеро». Мы подъехали с Максом навестить. У Галины Дмитриевны гость — директор городского детского дома и по совместительству её родной брат Михаил Дмитрич. Пил водку и жаждал собеседника. Лесная Нимфа обрадовалась нашему появлению.

   — Миша, познакомься — мои друзья.

   Макса он, должно быть, знал — обратил затуманенный взор на меня:

   — Кто будете?

   — Директор охранного предприятия «Алекс»….

   — Кого охраняете?

   — Всех нуждающихся.

   — Так защитите меня.

   — А что случилось?

   Перебивая друг друга, они с Галиной Дмитриевной поведали, что случилось.

   Случилось это год назад. Местный олигарх Романов подарил несовершеннолетнему сынишке иномарочку «Порше». Октябрь был, в 23 часа уже темно. Выпросил сынок руль у водителя и выехал на трассу покататься. Придавил гашетку, но поскольку помеха была слева, пошёл на обгон справа и на обочине насмерть сбил трёх детдомовских подростков. Год почти следствие шло. И вот суд — каково же решение? Оказывается, в неустановленном месте переходили подростки обочину. А виноват во всём директор детского дома, который позволяет гулять по ней воспитанникам в такой неурочный час. Выставили ему неполное служебное соответствие и обязали возместить восстановление мятого автомобиля.

   — Вот оно, российское правосудие — на весах Фемиды три смерти и денежный мешок.

   Я удивился и Максу:

   — Ты в курсе?

   Тот пожал плечами — что поделаешь?

   — Большая шишка Романов?

   — Самый богатый человек в городе. У него на той стороне озера роскошная вилла — поболее этого пансионата будет.

   — И что?

   Макс опять пожал плечами — а чёрт его знает.

   Набрал дежурного.

   — Романова в пансионат «Лесное озеро». Да-да, того самого, владельца фабрик, заводов, газет, пароходов.

   — Да у него своя охрана, — оробел дежурный.

   — И что?

   Макс сделал жест — не напрягай дежурного.

   — Я сам слетаю.

   — Справишься?

   — Как два пальца об асфальт.

   — А дежурный очконул.

   — Я знаю, как к нему подобраться.

   — Ждём.

   Субъект был доставлен не без помпезности. Максовой. Бойцы вытащили из багажника куль, сдёрнули мешки, и предстал олигарх Романов. Минуты две стоял, озираясь, приноравливая глаза к свету фонарей, силясь рассмотреть тех, кто сидел за его границей.

   — Поговорим?

   — Вы кто?

   — Судьи, естественно.

   — У вас с головой всё в порядке?

   — На твоём месте я бы поостерёгся хамить.

   — Что вам надо?

   — Правосудие уже свершилось, ищем справедливости. Я не жажду крови твоего парнишки, и детей погибших уже не вернуть. Даже не требую публичного оправдания доброго имени директора детского дома. Люди и так знают, сколько в деле его вины. Я хочу от тебя….

   — Денег?

   — Чадолюбия. Своего отпрыска ты пожалел, теперь позаботься о сиротах — отдай им виллу, что светит огнями на той стороне, под летний лагерь.

   — Что? Это беспредел! У вас тоже дела делаются по понятиям. А это беспредел.

   — Понял, с кем говоришь?

   — Ты — Положенец города.

   — Верно. И удивлён, что насмеливаешься спорить. Следакам, судьям, адвокату сколько передал? Да Бог с ними — я бы тоже защищал своего ребёнка. Но надобно и совесть очистить. А дети народ не злопамятный — простят за товарищей и назовут лагерь твоим именем.

   — Я подумаю.

   — Ответ мужчины. Только, если за неделю не родятся благостные мысли, заберу дачу, и никто не вспомнит тебя добром.

   — Я подумаю.

   — Выпьешь с нами или торопишься?

   — Поеду.

   — Думаю, даже и без брудершафта расстаёмся друзьями. Отвезите его, парни, теперь в салоне.

   Романов уехал.

   — Ловко у тебя получается? — позавидовал Макс. — Я бы не додумался.

   — Нормальное решение? — я к Михал Дмитричу.

   — Ах, если б выгорело!

   — Куда он денется? Не подарит — прессанём.

   Макс отправил с нами своего водилу и остался у Галины Дмитриевны.

   Позже, возвращаясь домой, в черте города сбил мальчишку. Тот нёсся сломя голову ночною улицей, и бампером ему под зад — как мячик покатился. Макс поднял, осмотрел мальца, ощупал:

   — Жив? Где болит?

   Тот в рёв:

   — Мамку убивают.

   — Кто? Показывай.

   У Аксиньи Петраковой праздник — сын из армии пришёл. С другом так и заявились на порог — в парадной форме морских пехотинцев, при значках и аксельбантах.

   Выпили, как не выпить — такое дело. Ещё выпили. Захорошело. Друг сыну говорит:

   — Я мамку твою шоркну.

   — Ну, шоркни, если даст.

   Аксинья уступила — давно без мужика жила.

   Сын, на них глядючи, сам в охотку пришёл — следующим полез.

   Аксинья запротивилась:

   — Нельзя тебе — ты ж кровиночка моя.

   — Изголодался, мать — пойми.

   Та ни в какую.

   Сын другу:

   — Подержи.

   Аксинья в крик. Гость ей рот зажал — зажимал, зажимал, да задушил ненароком.

   В семье Петраковых ещё двое детей были. Семилетний мальчуган, как мамка закричала, кинулся в милицию. А четырёхлетняя девочка под кроватью спряталась.

   Обнаружив собутыльницу мёртвой, дембеля принялись думать, что же делать дальше. Решили в подполе закопать. Сбросили труп, стали лопату искать и обнаружили девочку.

   — С этой что делать?

   — Вместе закопаем.

   — Надо бы прикончить сначала.

   — Сама помрёт.

   Макс появился на пороге избы, когда гость душил маленькую девочку.

   Экс призёр боксёрского первенства страны отдубасил морпехов, связал им руки за спиной, пакеты целлофановые на голову и шнурочком перетянул. Когда конвульсии у дембелей закончились, стал думать, что же делать дальше. Мне позвонил.

   Увидев три трупа и двух ребятишек, я присвистнул:

   — Как два пальца об асфальт?

   — Чё зыришь? — рычал Макс, он ещё не совладал с эйфорией движений и готов был броситься на меня. — Не могут такие отморозки ходить по земле, не имеют права.

   Намерения его были столь откровенны, что Лёвчик шагнул вперёд и выставил плечо.

   — Ладно, — я взял девочку на руки. — Мёртвых не воскресить, а живым надо жить.

   И Максу:

   — Замети следы свои и скройся из города. А я детишек спрячу.

   Забрал у Лёвчика ключи:

   — Помоги Максу, я один скатаюсь.

   Когда выехали за город на ночную дорогу, мальчик спросил:

   — Дяденька, вы убивать нас везёте?

   Девочка зашлась в беззвучном плаче.

   Я погладил её по головке и пацану:

   — С чего ты взял? Я везу вас к ракете. Вы улетите на другую планету, где найдёте маму и папу живыми и здоровыми.

   Билли всплыл в сознании:

   — Что задумал?

   — Пришли космолёт. Мы отправим их в реальный мир, где должны быть оригиналы тутошних родителей. Ты поможешь их найти.

   Свет фар упёрся в «тарелку», стоящую прямо на асфальте шоссе.

   — Ничего не бойтесь, ждите меня, — я покинул «Лексус», но на всякий случай щёлкнул пультом сигнализации, опустив замки.

   Принёс оптимизаторы и защёлкнул на худеньких запястьях. Вот теперь совсем хорошо! Мальчик перестал дрожать, его сестрёнка плакать. Проводил в космолёт, усадил в кресла пилотов. С Богом! Поцеловал девчушку в лобик, её братику пожал ладошку.

   Уже сидя в «Лексусе», видел, как закрылся люк-трап, аппарат завис на мгновение, а потом исчез в звёздном небе.

   — Будьте счастливы, ребята! — пожелал им доброго пути.

   — Будут, будут — влез в сознание Билли. — Отвечаю.

   Учитав Катюшу сказками, поцеловал спящую в лобик — спи, родная. Поднялся в кабинет.

   — Билли, что там с нашими сиротками? Нашли родителей?

   — Приёмных.

   — ?

   — У Аксиньи Петраковой в реальном мире есть реальные дети — Петя и Юлечка. К чему дублёры?

   — А эти, приёмные….

   — Отличная пара. Да они тебе знакомы — Лина и Кудияр, живут в домике подле той самой часовни на Волжском берегу. Ребятишкам безумно обрадовались — теперь они очень дружны. Не желаешь навестить?

   — Дел полно.

   Это я врал. Дел в «Алексе» почти не осталось — таких, как были в первые дни — крутых, опасных, с избытком адреналина. Так, бытовуха сплошная.

   Макс вернулся из двухнедельной поездки на Кипр, где с Галиной Дмитриевной скрывался скорее от ревнивого ока супруги, чем от ментов. Следаки поковырялись в избе Петраковых, да и отказались возбуждать дело — мол, отравление угарным газом. Ни гематомы на телах, ни пропажа детей их не озадачили. Видать вовремя Лёвчик закрыл печную заслонку.

   Утром в офисе пытал дежурного:

   — Как ночь?

   Тот нудным голосом читал записи журнала.

   — Ерунда!

   — И я говорю — мы больше бензина сжигаем, чем зарабатываем.

   — Это брось: в городе порядок — никакого бензина не жалко. Слесарь спит, когда станок крутится.

   Макс ввалился, загорелый, возбуждённый:

   — О каком станке речь? Баблопечатном?

   Махнул дежурному — топай, нажал кнопку селектора:

   — Изабелла Юрьевна кофе нам.

   — Что на сегодня? — Макс изголодался по делу.

   — А привези-ка мне директора ГРЭС.

   — Зачем?

   — Познакомиться хочу.

   — Познакомиться? — Макс хмыкнул. — Сам приедет.

   Повернул к себе один из телефонов, стоящих на столе, набрал номер.

   — Алё. Лапушка, соедини меня с Борисовым. Как кто? Полномочный представитель президента России Максимов. Привет, Пётр Алексеевич, узнал? Ну, молодец. Повидаться надо. Записаться к тебе на приём? Хорошо, сейчас приеду и запишусь.

   Макс в сердцах бросил трубку на аппарат:

   — Вот сука! На приём к нему запишись! Забыл, всё забыл. Студент, очкарик, трясся, как былинка, когда шалупень прижала. Я за него мазу держал. А теперь — запишись на приём. Ну, я ему запишусь.

   Макс сорвался с кресла и в дверь. Я вдогонку:

   — Аккуратнее — он мне живой нужен и не потресканый.

   Потом рассказывал начальник оперативной службы «Алекса».

   Брать штурмом ГРЭС, охраняемую вооружённой ведомственной охраной, не собирался, а потому дежурили у ворот до самого обеда. Чёрный «Линкольн» Борисова блокировали три машины, самого не очень вежливо, за шиворот, перетащили в «Аудюшку» и дали по газам.

   Вот он передо мной, директор градообразующего предприятия, помятый, напуганный, однако, интеллигентный — при очках и галстуке. А я, в толстовке и кроссовках, ему:

   — Поговорим?

   — Я на обед ехал. Вы что хотите от меня услышать?

   — Как дела на флагмане городской энергетики? Что заботит его директора? Не могу ли чем помочь?

   — Вы? — очкарик чуть не хмыкнул мне в лицо, но сдержался и не разбудил раздражения. — Вы? А впрочем…. Есть проблема — с углём. Никакого запаса — работаем с колёс. Каждый день на грани остановки.

   — Уголь в стране кончился?

   — Интересует К-ский угольный разрез. Это наш поставщик и с некоторых пор ненадёжный — то у них неплановая отгрузка, то недопоставка вагонов, то забастовка.

   — Видите — есть проблемы, а вы молчите и не просите добрых людей о помощи. Не хорошо. Делаю замечание на первый раз.

   Протянул визитку:

   — Оформите доверенность на право представлять ваши интересы на К-ском разрезе. Будет готова, позвоните — ребята подъедут, заберут.

   Борисов кинул взгляд на картоночку и напрягся:

   — Вы что задумали?

   — Спасти город от риска отключения тепла и света. Благородно?

   — Не верю, что такие услуги оказываются безвозмездно.

   — Ну, хорошо, возмездно так возмездно. Когда у вас на складе будет технологический запас топлива, сами озвучите сумму благодарности.

   Протянул руку:

   — Всего хорошего. На стоянке перед офисом ваша машина. Приятного аппетита и не забудьте о доверенности.

   Когда официальная бумага Н-ской ГРЭС легла на мой стол, позвонил Сан Санычу.

   — Я пошалю немного в К-ске.

   — Какого чёрта?

   — Исполняем поставленную президентом задачу, — я объяснил.

   Сан Саныч:

   — Кажется, разрез не входит в круг интересов к-ских пацанов. Действуй, но сначала покажись Смотрящему.

   Его звали Сёма Флотский.

   — Много вас приехало?

   Пожал плечами:

   — Я да водитель. Пособишь?

   — Конечно. Где расположился? Может, подыскать что?

   — До Н-ска полтораста вёрст, а у меня жена молодая ….

   — Бес в ребро? — хохотнул Сёма. — Понимаю. Но если ночевать приспичит, звони.

   Трёхэтажное здание шахтоуправления. Через площадь Дворец культуры. А что, неплохо живут горняки. Или жили? Предстоит выяснить.

   Топаю в отдел сбыта. Показываю копии финансовых документов.

   — Оплачено? И что? — сотрудник отдела зевает во всю пасть. — А у меня график отгрузки. Нет, изменить нельзя — начальником подписано.

   В приёмной руководителя сбыта очередь. Двигается медленно, а до обеденного перерыва, обозначенного на табличке, остался час.

   К секретарше:

   — Примет?

   — Не факт.

   — Я из Н-ска, — кладу ей на стол документы и сверху тысячную купюру.

   Секретарша ловко смахнула денежку, взяла документы:

   — Я сейчас.

   Босс ей навстречу в дверь:

   — Юлечка, я к директору. Товарищи, на сегодня приём окончен, попробуйте решить свои дела в отделе.

   Взял протянутые секретаршей документы и вышел вон.

   Юлечка, глядя на меня, пожимает плечами — свою штуку она отработала.

   Несусь по коридору следом:

   — Александр Моисеевич, я из Н-ска. Мои бумаги у вас.

   Он останавливается, окидывает меня холодным взглядом маслиновых глаз:

   — Ну, и что из Н-ска? Ну, и что бумаги? Я сказал завтра.

   Зову на помощь:

   — Билли, я ему сейчас врежу.

   Успокоившись, звоню Флотскому:

   — Пообедаем?

   — Ну и как? — Сёма мастерски управлял ножом и вилкой синими от наколок руками. — Есть подвижки?

   — Ни черта не сделать, пока буду играть на их территории. Есть у тебя офис, база или что-то вроде, где вы собираетесь на толковище?

   — На стадионе, в дирекции.

   Что-то знакомое.

   — Ну, давай там. Притащи мне на вечер Генеберга Александра Моисеевича.

   — Что за птица?

   — Начальник отдела сбыта.

   — Пошлю ребят.

   Мы и поужинали вместе. А до вечерней трапезы Сёма скатал меня за город в элитный посёлок «Родники».

   — Вот эти дворцы построили себе шахтоуправленцы, сволочи. А работягам зарплату жилят.

   — Что тебе до пролетариев?

   — У меня отец горняк.

   Сёме позвонили — объект на месте.

   Александр Моисеевич, помятый бойцами Флотского, утратил форс небожителя. Стоял, опустив безвольные конечности, смотрел испуганно на нас, сидящих.

   Как вещдок предъявил ему график отгрузки продукции:

   — Ты составлял? Переделаешь, и пока не отгрузишь в Н-ск оплаченный объём, ни одного вагона на сторону. Понял?

   — Думаете, всё так просто: сказал — и сделали?

   Сёма Флотский встал не спеша, подошёл вразвалочку и треснул Генеберга по скуле. Тот упал, обрушив на себя полку с кубками.

   — Вставай, пинать буду.

   Начальник сбыта поднялся, зажимая скулу, потом, обнаружив кровь на пальцах, прижал к разбитой губе белоснежный платочек. Сёма не спеша вернулся на место.

   — Переделаешь график отгрузки?

   — Вы посмотрите, чья подпись стоит вверху — «Утверждаю»?

   — Ты за себя отвечай — с твоим директором поговорим позже. Переделаешь?

   — Да.

   — Завтра до обеда?

   — Да.

   — А утром, нет прямо сейчас — у вас ведь круглосуточная погрузка? — дашь команду отгружать на Н-ск.

   — Это невозможно.

   Я взглянул на Сёму. Сёма оторвал зад. Генеберг зачастил:

   — Вы не поняли — уголь грузится в вагоны круглосуточно, а документы на отправку оформляются в конторе. Так что, только утром….

   — Ну, хорошо, иди, умойся, тебя отвезут.

   Утром сидел в приёмной, когда Генеберг прошмыгнул в свой кабинет.

   — Можно пройти? — я секретарше.

   Она впорхнула, выпорхнула:

   — Александр Моисеевич просят.

   Я вошёл и скромненько присел к окну.

   Генеберг проводил селекторное совещание.

   — Сколько у нас гружёных вагонов на площадке? Отправляйте на станцию. Документы оформляйте на Н-скую ГРЭС.

   Походочкой гейши просеменила Юля, внеся в кабинет поднос с ароматным кофе. И даже после этого, не пересел к столу — примостил чашку на подоконник.

   Генеберг старался не смотреть в мою сторону, но это плохо получалось.

   — Плановый отдел, переделать месячный график отгрузки. С сегодняшнего дня вся продукция в адрес Н-ской ГРЭС в объёме поступившей предоплаты. Новый график мне на стол не позднее одиннадцати часов.

   Когда бумагу принесли, Генеберг положил её в папку, поднялся из-за стола.

   — Ну, я к директору. Подпишет ли?

   Я выбрался из своего угла.

   — А вы шепните ему на ухо, как тяжёл кулак у Сёмы Флотского.

   Перебрался в приёмную и тихонечко сидел там, пока не вернулся начальник сбыта с утверждённым графиком.

   — Юлечка, откатай ксерокопию, — и Генебергу. — Приятно было познакомиться.

   Он без воодушевления потискал мою пятерню.

   Следующую неделю мотался между участком погрузки, заводоуправлением, где оформляли документы на отправку, и железнодорожной станцией.

   Билли подначивал:

   — Тебе бы кожаную куртку и маузер в кобуре — вылитый комиссар Гражданской войны. К чему вся эта суета?

   — Хочу понять механизм торможения, чтобы запустить вечный двигатель производства.

   — А мне сдаётся, твоё присутствие здесь сродни участию микроскопа в забивании гвоздей.

   На пятый день нашего знакомства начальник участка погрузки Михалыч недобро осклабился:

   — Всё, амба, не нужны больше вагоны — горняки забастовали.

   — Как забастовали?

   — В разрез не пошли, сидят в ДК, стучат касками, требуют зарплату.

   Я во Дворец. На сцене за столом под красной скатертью один мужик сидит и всем кивает. Ораторы кричат с мест, перебивая. Не собрание — душу отводят, выплёскивая накопившееся.

   Я к трибуне. Постучал ногтем в микрофон — отключен.

   К мужику:

   — Успокойте народ — говорить буду. Я представитель президента Гладышев.

   Я сел, он подскочил, стал требовать тишины. Озвучил мою фамилию и про президента что-то сказал.

   Шум не утих. Наоборот окреп и вырос в многоголосый рёв:

   — Ди-рек-то-ра! Ди-рек-то-ра! Ди-….

   Мужик сел за стол, пожал плечами.

   Звякнул Флотскому:

   — Сёма, пособляй. Директора разреза за шкварник и в ДК.

   Примерно через час два дюжих молодца выволокли на сцену упирающегося коротышечку, поставили перед народом. Шум стих. Чей-то голос:

   — Когда зарплату отдадите — жить не на что?

   Гул прокатился по залу и стих, как волна, у директорских ног.

   — Нет денег.

   Лучше бы он соврал. От взрыва ярости содрогнулись стены, огромная люстра качнулась под потолком. На сцену полетели знаменитые шахтёрские каски. Директор кинулся на утёк, но я поймал его за шиворот и водрузил на прежнее место. Поднял руку, требуя тишины. Каски всё летели на сцену, и одна попала полурослику в колено — бедняга согнулся. Встряхнул его за шиворот и заставил выпрямиться. Наверное, это комично выглядело со стороны — в зале прокатился смешок. Каски кончались, и началось смехотворение. Люди указывали пальцем на незадачливого руководителя и хватались за животы. Зал был настолько мал, или толпа столь многочисленна, что и хохот казался оглушительным.

   Я стоял с поднятой рукой, а в другой мешком висел коротконогий директор. Навеселившись вдосталь, зал стих, предоставив мне возможность говорить.

   — Я представитель президента Гладышев, специально прибыл, чтобы решить ваши проблемы. Вы ещё посидите немного, а мы сейчас в контору, посовещаемся, и уверен — деньги найдём. Ждите, мы вернёмся.

   Директора запихнул в «Лексус». По дороге позвонил Флотскому.

   — Давай, Сёма, все силы к шахтоуправлению.

   Бандюки взяли контору, может быть, без сноровки ОМОН, но достаточно профессионально. Согнали всех служащих в конференц-зал. С главными специалистами засел в кабинете директора.

   — Ищите деньги, господа.

   В собственном кресле коротышечке вернулся дар речи.

   — Чудак-человек, тебе же русским языком — нет денег. Негде взять.

   — На прошлой неделе вам перечислила Н-ская ГРЭС.

   Директор всплеснул руками:

   — Фаина Григорьевна, ну, объясните вы ему.

   Дама с необъятной грудью — должно быть, главный бухгалтер — прогудела:

   — Да будет вам известно, у нас картотека, и ваши денежки без акцепта умыкнула налоговая.

   Ситуация мне понравилась.

   — Вы-то для чего здесь сидите, черти?

   Махнул рукой:

   — Ищите деньги, иначе всем кердык.

   Пересел к окну, набрал Сан Саныча.

   — У вас есть подвязки в солидных банках? Мне нужен кредит. Срочно. Залоговое имущество? Конечно. Недвижимость — целый посёлок коттеджей. Нет, нет, времени нет. Тут до областного центра рукой подать — за час домчатся. Очень прошу, Сан Саныч, посодействуйте. Спасибо.

   За столом разговоры стихли, все с тревогой смотрели на меня.

   — Нашли деньги? Тогда прошу в конференц-зал.

   За столом на сцене мы с Сёмой Флотским, бойцы блокировали входы и выходы, весь персонал управления в партере.

   Я ораторствовал:

   — Предприятие в кризисной ситуации: долг по зарплате, денег нет, народ на работу не выходит. Кто что может предложить? Обратиться к губернатору? У него таких целая область. Что ещё?

   Выждал паузу.

   — Тогда слушайте сюда. В К-ск едут специалисты банка, они расценят ваши лачуги в «Родниках» и дадут кредит под их залог.

   — Это беззаконие! — послышалось из зала. — Вы не имеете права.

   — А строились они на законные деньги?

   — Пусть прокуратура докажет обратное.

   Мне не переспорить, не перекричать толпу собственников. Сёма Флотский вмешался.

   — Ша, ребята! Вы, кажется, не поняли, с кем имеете дело.

   Прищёлкнул перстами в перстнях, привлекая внимание бандюков, и указал в зал:

   — Мужиков отлупить, баб отодрать.

   — Может, наоборот? — пустил шутку боец.

   — Можно, — развеселился Сёма.

   Несколько бандюков вошли в проходы, и в зале раздались визги.

   — Давайте рассуждать конструктивно, — Я ловил удачные моменты для убеждения. — Никто не отбирает ваши дома. Нам нужны средства и мы возьмём их под залог недвижимости. Запустим производство, заработаем деньги — уголь, слава Богу, востребован — и выкупим ваши лачуги. Вы сами выкупите, ведь появится стимул пахать на производстве, а не тащить с него….

   Явились специалисты банка, и мы с директором укатили в «Родники». Сёма Флотский до моей команды держал управленцев под арестом, пытаясь поставить на голосование вопрос: кого бить, а кого драть. Освобождая, пригрозил:

   — Кто не подпишет — петуха красного под крышу.

   Вопрос в принципе был решён: завтра начнётся оформление закладных, и завтра же поступят первые деньги.

   Повёз директора в ДК, внушая по дороге:

   — Мне не нужна ваша слава — обрадуйте народ.

   Горняки заартачились:

   — Сначала зарплату. Нас столько обманывали….

   Я со сцены:

   — Я ещё ни разу. Дайте возможность.

   Мне таковую дали.

   …. Последний вагон отгрузили для Н-ска. Миссия моя закончилась. Попрощался с Сёмой Флотским. Зашёл к начальнику сбыта. Генеберг пятерню пожал и уткнулся в бумаги — обидчивый народ евреи. Директор наоборот, забыв все неприятности, проигнорировал протянутую руку и полез обниматься.

   — Слушай, раньше на шахтах были должности замполитов — айда ко мне комиссаром.

   — Я подскажу Борисову: впредь платить векселями, чтобы обойти рогатки налоговой.

   Так и сделал по приезду.

   Директор ГРЭС был рад моему визиту, полез в секретер за коньяком. Нажал кнопку селектора:

   — Эля, меня ни для кого нет.

   Выпили.

   — Что хотите за свои услуги?

   — А сколько вам не жалко?

   — Уголь на складе, и за этот задел мне ничего не жалко. Только….

   Он склонился над столом, разливая в рюмки коньяк, придерживая рукой роскошный галстук.

   — Только с « Алексом» иметь партнёрские отношения, мягко скажем, не солидно.

   Окинул меня взглядом, и я понял его мысль. Да и как не понять: я в джинсах и толстовке перед ним, с иголочки одетым.

   — «Алекс» — мелковато и для вас. Вот что хочу предложить: организуйте новое предприятие, и уголь я буду покупать у вас, скажем, на десятку дороже, чем вы в К-ске. Помножив на объём, получите в прибыль приличную сумму. А у меня не будет головных болей с поставками.

   Я покивал — да, всё правильно: новое предприятие, новый прикид, новая жизнь. Пора менять кожу.

   Наутро явился в «Алекс» в костюме и при галстуке.

   — Ништяк там тебя расфуфырило, — присвистнул Макс.

   — Пойдём, глонём напиток Пеле.

   Но в кабинете передумал и достал коньяк.

   — Принимай «Алекс» — ухожу на другую работу.

   Уяснив тему, новый директор охранного агентства поинтересовался:

   — А кто Смотрящий?

   — Я.

   Предприятие назвали «НБЭ» — «Новации и бизнес в энергетике» — Борисов подсказал и вызвался быть соучредителем и дольщиком в ЗАО. Помещения под офис дал.

   — Занимайте любые кабинеты в старом здании управления. Мы его как раз освобождаем, а после капремонта будем сдавать в аренду.

   Переехал один. Звал Нину Васильевну, но она:

   — Учредительные документы подготовлю, баланс вести буду, но позвольте остаться в «Алексе» — и ставка лишняя совсем не лишняя, и девчонки тут.

   Переехал один. Занял простенький кабинет без приёмной, поставил стол, стул, тумбочку и куллер на него. Подключил телефон. Принял начальственную позу и задумался — что дальше?

   — Ну, что — Билли, помоги? — это мой виртуальный соглядатай с вечным своим брюзжанием.

   — А чем ты можешь помочь?

   — Идейку подкинуть.

   — Мне ворованного не надо.

   — С чего это вдруг?

   — Ты все свои идеи из чьей-нибудь башки таскаешь. А мы тут как-нибудь сами.

   — Ну-ну, головастый мой.

   Вдохновлённый перепалкой, позвонил в редакцию городской многотиражки.

   — У вас агент по рекламе есть? Пришлите…., — назвал адрес.

   Через полчаса в пустом коридоре застучали каблучки:

   — Есть кто живой?

   Выглянул за дверь:

   — Сюда проходите.

   — Что это? — гостья окинула взором обшарпанные стены кабинета.

   — Начало большого дела. Чай, кофе?

   — Елена Борисовна, — гостья представилась, протянула визитку и выбрала кофе.

   — Вы журналист? Если я озвучу тему, сможете облачить в текст?

   — Это моя работа.

   — Тогда вкратце: есть деньги, нужны идеи — куда и как их вложить, чтобы приумножить.

   Елена застенографировала мысль и закрыла блокнотик.

   — Таких идей у меня целый пруд.

   — Надеюсь, не из разряда — ресторан, постель и утром, как родные?

   — Так страшна?

   — Как раз наоборот.

   Девушка начала мне нравиться.

   — А вы мне нравитесь. Мы прежде не встречались?

   — Не думаю. Я в городе недавно.

   — А откуда к нам?

   — Из исправительно-трудовой колонии.

   — Ага, вспомнила — вы директор «Алекса», который за порядком смотрит.

   — Теперь здесь. Так что о деле?

   — Текст мы сочиним, оформление придумаем. Вас какая страница интересует? Объём, периодичность, продолжительность рекламной кампании?

   Записав мои телефоны, Елена поднялась.

   — Вы как сюда добирались? Позвольте подвезти.

   Отвёз нас Лёвчик — её в редакцию, меня домой.

   Время до выхода газеты посвятил семье. Каждый день в областной центр — цирк, зоопарк, ТЮЗ. Идиллия.

   — Билли, заработаю много денег, ничего не буду делать, только отдыхать с любимыми.

   — Не получится. Деньги любят деньги: заработав маленькую кучку, захочешь большую — бесконечный бег за призрачным рубежом. Хочешь жить для семьи — брось всё и живи.

   — А «Алекс», а «НБЭ», а город, который мне доверили?

   — Э, да ты, парень, влип капитально. Зря позволил самому сунуться в Зазеркалье.

   — О чём ты? Разве не интересны дела, которые мы здесь творим?

   — Абсолютно.

   Купил в киоске газету с заказанной рекламой и засел в офисе.

   Звонки были. Звонки посыпались, как из рога изобилия. И предложения были, но все какие-то однобокие — там покупаем, здесь продаём, прибыль делим.

   Набрал номер редакции.

   — Внесите поправку — никакой коммерции, рассматриваются только предложения производственного характера.

   Были и производственного характера.

   Один чудик предлагал скосить камыш в пойме реки за плотиной ГРЭС и измельчить его в витаминную муку. Он и болотоход специальный изобрёл, с жаткой.

   Другой знал дорогу к лесному озеру с очень мылкой водой — добавь ароматизаторов и разливай шампунь по флаконам.

   Я уже стал отчаиваться, как вдруг….

   Выслушав респондента, понял — что-то есть.

   — Приехать сможете? — назвал адрес.

   Кулибин приехал, раскатал чертежи по столу, стал объяснять.

   — Смотри, Билли, моими глазами, смотри и слушай.

   Предлагалось золоотходы ГРЭС перерабатывать в граншлак — гранулированный шлак — лёгкий, прочный, нетеплопроводный материал.

   — Его можно использовать в строительстве — при возведении монолитных стен, при производстве шлакоблоков, как изолирующий материал при засыпке чердачных перекрытий. Да мало ли…. — мой визави пожал плечами.

   Я покивал, а сам Билли:

   — Ну, как?

   — Идея так себе. Оборудование оригинально.

   — А то, что шлак будет при деле, и не будет пыльных бурь над городом, тебя не вдохновляет?

   — Ну, хорошо. Граншлак так граншлак — чем бы дитя ни тешилось. Только идею надо развивать комплексно. Само оборудование по его производству весьма ходовой товар: золоотвалов по стране накопилось — за век не перелопатить. Нужен механосборочный цех. Вот тебе одно направление работы «НБЭ». Поручи изобретателю подумать ещё и над технологией производства шлакоблоков, причём в двух вариантах — промышленной и кустарной, для частного применения. Стало быть, «НБЭ» нужен технологический отдел. Идём дальше. На выходе золопродувных труб ставим цех по производству граншлака. Продукцию тарим в мягкие контейнеры, продаём желающим. Торговый отдел имеет право быть. Но это не всё. Взяв в исходные мощность ГРЭС, период её работы и калорийность угля, несложно подсчитать объём золоотвалов. Минус проценты выдувания и водной эрозии — в результате оптимистичной становится идея создания строительного участка и возведения домов со шлаколитыми стенами. На освободившихся от отвалов площадях развиваем тепличное хозяйство.

   — Всё?

   — Мало?

   — Выше головы.

   — Ты хоть видишь главную проблему?

   — Да — с кадрами.

   И Кулибину:

   — Вы приняты на работу главным технологом предприятия. Сегодня же и приступайте — выбирайте любой подходящий кабинет, устраивайтесь. Подготовьте список необходимого. И не смотрите на убогость стен — на втором этаже уже начат ремонт — скоро у нас будет весьма приличная контора….

   А звонки продолжали поступать.

   Достал визитку рекламного агента.

   — Елена Борисовна? Не надоела газетная суета? Есть предложение перейти ко мне на работу в качестве эксперта народного творчества и помощника директора по кадровой политике. Да, конечно, две должности — два оклада, ваших, газетных.

   Через час мы пили кофе вчетвером.

   Обрисовав в общих чертах перспективные планы «НБЭ», поставил каждому конкретную задачу.

   — Елена Борисовна, вы здесь, в офисе, принимаете звонки, ищите изумруды в горах мусора. Это по первой должности. По второй — нужны кандидатуры руководителей служб и участков. Опыт прежней работы поможет — вы знаете город и его людей. Приглашайте на собеседование — будем смотреть. Илья Ильич (это Кулибин), надо подыскать помещение под механосборочный цех. Может, готовое где есть — пустует, нас поджидает. Заодно подумайте над кандидатурой его начальника. Берите завтра с утра «Лексус» и вперёд — на мины. Лёвчик, ну, а ты у нас слуга трёх господ. Справляться не будешь, возьмём ещё машину в «Алексе».

   Помещение под механосборочный цех нашлось в одночасье. Это были мастерские ГПТУ. Само училище перепрофилировали в юридический колледж, а учебно-производственную базу пытались спихнуть кому-нибудь подешёвке. Мы приобрели.     Ходили с Кулибиным меж укрытых пылью станков, гадали — какие можно использовать в технологическом процессе.

   — Ремонт помещения будем делать на ходу.

   Позвонил в офис.

   — Елена Борисовна, подыщите по газетным объявлениям отделочников. Лучше из числа калымщиков — они берут меньше. Всех желающих присылайте в мастерские ГПТУ — устроим тендер.

   Кулибину:

   — Фасад тоже приукрасим со временем, сейчас проблема — где взять начальника….

   …. Заехал в «Алекс».

   Макс сидел за моим столом, сложив на него ноги.

   — Что есть?

   Он вызвал Лидию Васильевну:

   — Прихватите журнал чёрной кассы.

   Я посмотрел графу «остаток».

   — Зарплату выдал?

   — Да, но хотелось бы на зону посылочки справить.

   — Это святое. Сколько тебе оставить?

   Глядя на упакованные пачки купюр, складываемые в мой кейс, Макс ворчал:

   — А говоришь, уходи от рэкета.

   — И буду говорить. Будущее за цивильным бизнесом. Развивай охранные, детективные услуги. Вот ещё что — дам я заберу — у тебя освободится комната, посади в неё оператора видеонаблюдения, по всему городу натыкай камеры — на перекрёстках, площадях, в злачных и общественных местах. Весь город будет на ладони — не надо носиться, высунув язык. И штрафуй, беспощадно штрафуй всех и всяк за нарушения общественной дисциплины, правил дорожного движения и прочая, прочая, прочая. Да воцарится порядок!

   Лидии Васильевне:

   — Вы ж, голубушки, собирайтесь вслед за мной — кабинеты с иголочки ждут вас в отремонтированном офисе….

   …. — Можно? — моя помощница по кадровой политике заглянула в кабинет. — Что смотрите?

   — Областные новости.

   Елена Борисовна прошла к столу, присела, развернув стул к стоящему в углу телевизору.

   — Минералочки? — придвинул к ней сифон.

   Пригубив стакан с пузырящейся жидкостью, эксперт народно-технического творчества отважилась на вопрос:

   — Вы довольны моей работой, шеф?

   — Любопытное начало. Скажу «да» или скажу «нет» — будут разные варианты продолжения?

   — А почему «нет»?

   — Ну, скажем, после «граншлака» вы не предложили ни одной стоящей темы. Оскудел народ талантами или думать разучился?

   — Нет, как раз….

   — Погодите, — перебил даму и, схватив сотовый, набрал Макса. — Ты где? В офисе? Включи ящик на областной канал. Видишь?

   — Как капусту тракторами бульдозерят?

   — Макс, мне нужны эти люди.

   — Механизаторы?

   — Китайцы. Слетай, привези узкоглазого пахана.

   — Босс, их гонят взашей из области.

   — А мы пригласим. Мы посадим их на тепличное хозяйство — лучших трудяг мир ещё не знал. И дома им поставим — будет у нас свой чайна-таун.

   Выключил телевизор:

   — Простите, Елена Борисовна, на чём мы остановились?

   — Вас вчера не было, а меня посетил очередной соискатель с интересным, на мой взгляд, предложением.

   — И в чём суть?

   — Организация садкового рыбоводства на тёплой воде ГРЭС.

   — Да? К сожалению не прокатит. Меня Борисов предупреждал, что по этой теме имеется уже горький опыт — предприятие оказалось убыточным.

   — Господин утверждает, что стоял у истоков того начинания и знает причину фиаско — неправильная конструкция садков. Из-за неё перерасход кормов, мальковый мор и недобор массы у товарной продукции. Его изобретение позволит устранить прежние огрехи и сделает предприятие рентабельным.

   — Да? И где же он, наш спаситель?

   — Сейчас пойду и вызвоню. Вы в офисе будете?

   — Елена Борисовна, — остановил помощницу у дверей. — А если я скажу «да» — вы хорошо работаете, каково будет продолжение темы?

   Она вернулась на свой стул.

   — Заканчивается монтаж линии граншлака — через пару-тройку дней пойдёт продукция.

   — Иии…?

   — У нас нет покупателей. Я хочу стать менеджером по рекламе.

   — В том числе или вы отказываетесь от прежних должностей?

   — Три должности — три оклада.

   — У вас не останется времени на личную жизнь.

   — А она мне нужна?

   — Вы молодая, красивая….

   — Но глупая — полюбила женатого и бесчувственного.

   Мне расхотелось продолжать диалог.

   — Идите, должность ваша.

   …. Склонился над чертежами садков.

   — Билли, ни черта не понимаю. Есть тут зерно?

   — Весьма разумно, но дело не только в них. Дело будет рентабельным, если развивать его комплексно. Садковое хозяйство без собственного воспроизводства малька это грошик прибыли на рупь вложений. Нужен рыбозавод. Молодь сама может стать весьма и весьма прибыльным товаром. Для реализации свежей рыбы не один в городе, а сеть магазинов по региону, ну и транспорт соответствующий. Непроданный товар возвращается на переработку — нужен цех засолки, коптильня. До консервации, думаю, дело не дойдёт — не те объёмы.

   — Ну, и что? — я выпрямился и оптимистично глянул на изобретателя садков. — Есть деньги, есть желание, а почему бы не попробовать?

   — Нет, нет, — засуетился гость, сворачивая ватман. — Вы не думайте, никакого риска. Я могу и экономические расчёты представить — все вложения оправдаются.

   — А вы кто, инженер или экономист?

   Изобретатель снял очки, протёр линзы и, водрузив их на место, сказал:

   — Я был директором того, неудачного предприятия.

   — Попробуйте теперь роль успешного руководителя. Только одного садкового хозяйства мало, надо развивать тему комплексно.

   И я процитировал Билли.

   — Ну, как?

   — Масштабно.

   — Потяните?

   Он колебался лишь мгновение.

   — А почему нет?

   И протянул руку:

   — Анатолий Васильевич Садовой.

   …. Рамкулов позвонил.

   — Что же вы, Алексей Владимирович, ноги мне пилите?

   — Ты о чём? Слушай, не люблю по телефону — подъезжай.

   Он приехал, придвинул к себе чашку кофе, а мне сунул газету.

   — Шикарно живёте, господа новаторы и бизнесмены от энергетики, — вертел головой Рамкулов, восторгаясь моим офисом.

   — Ну, что тут, что? — мне не хотелось листать газету.

   — А вот объявление: «НБЭ» требуются руководители и рабочие строительных специальностей. Это как понимать? Ещё один шараш-монтаж в городе? Хватит ли нам работы?

   — Мне хватит.

   — Если не секрет….

   — Не секрет — шлаколитые дома.

   — Да у меня кирпичных целые улицы не проданы.

   — Твои дорогие.

   — Кто заказчик?

   — ГРЭС. Для своих рабочих — комфортные, доступные дома на земле.

   Рамкулов мрачнел от слова к слову. Хлебнул остывший кофе и не в силах проглотить выплюнул в чашку.

   — Пойду.

   — Сидеть. Слушай предложение — продавай мне свою базу и переходи в «НБЭ» главным строителем. Будешь специалистом при деле с кругленьким капитальцем на сберегательной книжке.

   Рамкулов поднял взгляд полный тоски:

   — Капиталистическая акула пожирает мелкую рыбёшку?

   — Время частных контор уходит в небытиё — настала пора синдикатов, концернов, холдингов. Это надо понять, если желаешь двигаться дальше. Иначе скорое банкротство и ожидание пенсии в должности — ну, в лучшем случае — прораба.

   — Ну, хорошо, — Рамкулов встрепенулся. — Есть время? Поедем, прокатимся.

   Это был Н-ский завод ЖБИ (железобетонных изделий), с некоторых пор не работающий, но ещё охраняемый. Мы нырнули под шлагбаум, а из будки по трапу сбежал сторож.

   — Куда прётесь? Вот я собак спущу.

   — А я их перестреляю, — Валёк извлёк из подмышки шпалер и бабахнул вверх для демонстрации. — И тебя заодно.

   Сторожа будто ветром сдуло.

   Изрядно мы поблукали меж огромных корпусов.

   — Смотри, смотри махина какая! — восторгался Рамкулов. — Шесть силосов двухсоттонников — это тысяча двести тонн цемента зараз. А вон ещё такой же комплекс. Подъездной железнодорожный путь. Вон цех фундаментных блоков. Этот — плит пустоток. Там — панельных, стеновых. Здесь сварочный цех — арматуру собирать. Вон боксы транспортного цеха. А это мастерская ОГМ.

   — К чему твой оптимизм?

   — Такая махина простаивает. Вот он холдинг, вот он синдикат. Алексей Владимирович, запустишь завод, пойду под тебя, хоть распоследним прорабом.

   — Договорились, — я протянул Рамкулову руку. — Кто собственник?

   — Чёрт его знает. Где-то в области концы надо искать.

   — А прежнее руководство здесь? Поехали, навестим.

   К вечеру мне стали известны нужные адреса и телефоны. Позвонил Сан Санычу.

   — Есть тема. Могу приехать?

   …. — Говорят, ты круто развернулся в Н-ске, — Сан Саныч подлил мне кипяточка в чашку.

   Глядя на хозяина, замочил четыре пакетика чая.

   — Приезжайте, покажу.

   — Конечно, конечно. Что за темочку привёз?

   — Хочу заводик приобрести по дешёвке, а хозяева здесь. Вот приехал за «добром» и советом.

   — Ты, Гладышев, всё под себя гребёшь, всё под себя. О Движении забыл. Ничего не вносишь в общак, давно уже.

   — Сан Саныч, вы же сами разрешили.

   — Я разрешил, я и запрещу. Что за заводик? Кто хозяева? Да этого треста и в помине нет. Хотя, конечно, треста нет, а люди остались. Ну, поищи, найдёшь — мне скажешь. Я, Гладышев, тоже хочу в твоём бизнесе участвовать. О старости надо думать, о старости.

   — Если что, я могу купить его у вас.

   — Мне твои деньги не нужны — в долю возьмёшь. Понял?

   Я-то понял. Поймёт ли Борисов?

   От могучего некогда треста остался пшик и забытая вывеска у входа. Многоэтажный корпус забит какими-то конторками, фирмачками, магазинчиками — грязь и суета. Только с помощью коменданта удалось отыскать осколок бывшей строительной империи. В незавидном кабинетике два джентльмена — а по сути, трестовские душеприказчики — резались в шахматы.

   — Н-ский ЖБИ? Да-да, есть такой. Вы приходите завтра, мы отыщем документы и по цене поговорим.

   Попробовал возразить:

   — Я из Н-ска — мотаться не резон.

   — Вам завод нужен? Тогда завтра.

   Подали свои визитки, и снова склонились над доской, азартно щёлкая часами — играли пятиминутку.

   Не приняли меня ребята. На свою беду….

   Сан Саныч тормознул отъезд домой.

   — Нашёл?

   Я подал визитки.

   — Отдыхай, мы с ними сами договоримся.

   Среди ночи ввалились две гориллы.

   — Поехали, шеф ждёт.

   — У меня своя машина.

   — Тогда не отставай.

   При свете фар на берегу озера предстала взору жуткая картина. Шахматисты со связанными руками стояли на коленях, а вокруг бандюки. Сан Саныч цапнул одного за вихры:

   — Подпишешь документы?

   — Да пошёл ты! — трестовский патриот рванул свой чуб из лап Смотрящего.

   — Дерзишь, сучонок, — Сан Саныч царапнул пятернёй его лицо и отошёл в сторону.

   К связанному шагнул боец и ударил в лоб молотком. Глухой стук стали проламывающей кость и шорох упавшего в песок тела — ни крика, ни стона. Бойцы подхватили под руки безжизненное туловище и затащили в воду. Толкнули, и оно поплыло, не утонув — спина средь водной глади обозначилась бугорком.

   — Подпишешь документы? — Сан Саныч подошёл ко второму.

   — Да, да, да, — тот затрясся, закивал головой.

   — Вот и ладушки. — Сан Саныч бойцам. — Развяжите его и к машине.

   На капоте серебристого «Вольво» развернули бумаги, подтащили к ним обезножившего трестовца.

   — Я зачем здесь? — спросил Сан Саныча.

   — А вот сейчас этот дурик подпишет купчую, и пришьешь его.

   — Не буду.

   — С кем говоришь, не забыл?

   — Вам завод нужен действующий или как?

   Смотрящий за областью жевал чего-то челюстями и сверлил меня взглядом.

   — Больно дёрзок.

   Там, возле «Вольво», кто-то вскрикнул или всхлипнул — звук был приглушён и короток. Опять захлюпало под ногами бандюков. Тёмная масса тела погрузилась в воду и пустилась в последнее плавание.

   Сан Саныч подал мне папку с документами.

   — Бери, владей, богатей — нас грешных не забывай.

   Сел в «Лексус»:

   — Домой. Ты как?

   Лёвчик передёрнул плечами:

   — Нормально. Доедем.

   Тон Билли был минорным.

   — Ты мог их спасти.

   — Мог бы, загубив всё дело.

   — Не узнаю тебя, Создатель.

   — Слушай, помолчи, без тебя тошно, — снял оптимизатор и сунул в карман.

   В ящике стола лежит оптимизатор.

   Давно лежит. С того памятного визита к Смотрящему за областью.

   Я боюсь цеплять его на руку. Боюсь…. нет, ни воркотни, нравоучений виртуального друга, а очень недружественной акции. Боюсь, он отключит моё сознание и умыкнёт из Зазеркалья. Это для него — порядок вещей, и никаких комплексов по поводу моих мнений и желаний. Он лучше знает, что мне надо. Тиранит своим оптимизатором, водит, как малыша на помочах. Попробуй, поспорь.

   Но ведь я знал, что однажды решусь на это — сниму серебряный браслет и буду жить самостоятельной жизнью. Буду принимать и переваривать пищу, уставать на работе и огорчаться непогоде, кричать на подчинённых и радоваться успехам, как мальчишка. Жить нормальной жизнью смертных людей. Бояться простуды и киллеров, любить жену и изменять ей с секретаршей (нет, лучше с замом по кадровой политике). К чёрту бессмертие, если оно не даёт полного и красочного мироощущения. На весах — бесконечная череда вялых, безыскусных, бесцветных лет, и короткая, но яркая, как падение звезды, жизнь. Куда склониться?

   Выбор очевиден. Но чего-то не хватает. Может быть, аргументов оппонента?    

   Это стало ритуалом.

   Каждый вечер подниматься в кабинет, открывать стол, доставать оптимизатор и вести бесконечные дискуссии с, увы, бессловесным собеседником.

   — Прости, Билли, ты был хорошим другом, а я нет — всегда спорил, поступал наперекор и только твоя мудрость, твой такт и терпение выручали меня из многих передряг. Вправе ли вот так с тобой расстаться? Наверное, нет. Наверное, это не честно и не порядочно, но извини, ты сам дал повод. Разве не ты встал между мной и зазеркальными Никушками? И Любу оттолкнул от меня. И…. и Мирабель ты погубил, заставив отдать мне оптимизатор. Ты распоряжался мной по своему усмотрению — направлял стопы, давил желания. И теперь у меня есть все основания не доверять тебе, ибо на сей момент не совпадают наши устремления, и расходятся пути….

   Без оптимизатора я состарюсь и умру?

   — Но меня не страшит смерть — достаточно лет за плечами, и дел. Я не хочу пережить Катюшу, а мечтаю отплясать на её свадьбе и передать дела зятю. Растить внуков. Открывать им основы мироздания. Ведь это так умильно, когда забавные крошки смотрят на тебя, открыв ротики, и внимают с доверием каждому слову. А потом…. Потом можно и приказ отдать — всем долго жить….

   Не поспешил ли с отказом от бессмертия?

   — Сколько мне лет? Страшно подумать — здешние люди столько не живут. А вдруг моё тело, лишённое поддержки оптимизатора, стремительно постареет? Начнут забиваться кровеносные сосуды, отмирать клетки, органы общения с внешним миром прекратят жизнедеятельность. Глухой, слепой…. Проснётся однажды Наташа, а рядом…. Нет, не труп даже — прах. Удручающая картина. Только к чему такие крайности?

   Это эксперимент.

   — Только эксперимент. С оптимизатором я и здесь жил, как там, полубогом (ну, богом-то ты, Билли). А вот без него, без серебряного браслета на запястье — по сути, без поддержки реального мира — смогу ли выжить и состояться в Зазеркалье? Вот в чём вопрос. Согласен — рискованно, опасно, с адреналином через край, но надо. Спросишь, для чего? Для удовлетворения честолюбия? Может быть. А может и не быть. Я сам не знаю. Пусть будет эксперимент без первоначальной цели. Прости, что не согласовал с тобой, но тем интересней будет поделиться результатами. Мы обязательно сядем в грозу у камина и всё детально обсудим на предмет, как относиться к параллельным мирам, и можно ли извлекать из них пользу для нашего, реального….

   А вдруг случится непоправимое?

   — Но разве может что-то случиться, если оптимизатор вот он, только руку протяни. Мы всё легко вернём на исходные позиции. Билли, конечно, простит (а куда ему деваться?) и продлит мою грешную до бесконечности. Как это картинно: на смертном одре, в окружении рыдающих домочадцев, последняя воля умирающего — принесите оптимизатор. Щёлкну на запястье и дёрну вместе с Билли к звёздам — в наш реальный земной рай. Да, именно так — проживу теперешнюю жизнь всю без остатка и вознесусь, когда уже нечего будет дать этому миру кроме бренных останков….

   А как же близкие?

   — Здесь, в Зазеркалье, бушуют грозы, родившиеся над океанами, извергаются вулканы, и трясётся земля. Людские страсти, как непокорные стихии, вырвавшиеся из берегов бытия, захлёстывают сознание и интеллект, побуждают убивать, грабить, насиловать. Я не имею права оставить без защиты близких людей в этом клокочущем недобрыми страстями мире. Перенести их в реальность, райскую действительность? Подарить бессмертие? А почему нет? Там, под защитой оптимизаторов, в обществе нормальных людей мы будем жить вечно. Катюша вырастет, у неё появятся дела и друзья. Она выйдет замуж и подарит нам внуков. Мы с Наташей будем им рады. А потом они вырастут, и у них родятся наши правнуки. И мы с Наташей будем им рады. Так будет продолжаться вечно….

   Итак, в ящике стола лежит оптимизатор.

   А я дышу, живу, работаю и люблю.

   И ненавижу — свои слабости, и борюсь — с ними же….

   Мне очень не хватает Билли — его критики, советов. И физической поддержки оптимизатора.

   Я стал уставать.

Стал уставать от нагрузок. В конце особо напряжённых дней донимают головные боли. Чтобы не прибегать к лекарственным средствам, пересмотрел распорядок дня в пользу физических зарядок и психологических разрядок. Возобновил утренние пробежки — в одних шортах, начиная с ранней весны и до лютых морозов, купался в пруду до ледостава. А зимой в проруби. Без оптимизатора процедура не из приятных. Хотя нет, когда выскочишь из воды, да разотрёшься полотенцем, да хлебнёшь горячего чаю…. И, эх! Жизнь становится прекрасной!

   И когда бежал с голым торсом навстречу снежной крупе, стиснув зубы, превозмогая обжигающий холод и боль в суставах, твердил, как заклинание — я буду долго жить, я буду жить счастливо.

   После пробежки и купания, как Нарцисс у водной глади, вертелся перед зеркалом, выискивая морщинки и складки на коже, звёздочки на венах — свидетельства грядущей старости.

   Вечерами вчетвером (семья и Лёвчик) ездили в бассейн. Там однажды встретил Борисова, и он затащил в свою компанию — по выходным грэсовская элита гоняла футбол, теряла в сауне вес и нагоняла пивом.

   Накатав сопернику полные закрома голов, после финального свистка стянул майку мокрую от пота — раньше такого не бывало — и огорчился: старею.

   Подошёл Борисов:

   — Где так классно научились играть?

   — На зоне.

   — Вас, наверное, Эдуард Стрельцов учил?

   Невдомёк очкарику, что перед ним чемпион планеты всей и лучший форвард мирового первенства. Конечно, не та сноровка молодого тела, и оптимизатора нет, но понятия остались.

   Пот, пот — где ты раньше прятался? Или копился эти годы, чтобы на склоне лет бежать по мне ручьями?

   Ночью, после близости, Наташа:

   — Ты не заболел — весь мокрый? Иди, прими душ — я сменю простыни.

   С оптимизатором на руке таких упрёков не слышал. Теперь, приезжая на обед, каждый раз менял рубашку — всё от него, липкого.

   Другая проблема — появился лишний вес.

   — Слушай, брюхо растёт, — пожаловался жене.

   — А мне нравится.

   Ей всё во мне нравится — она любит меня.

   — Нет, правда, руку положишь, а у тебя что грудь, что живот — всё твёрдое. Пусть будет мягоньким.    

   — Э, кончай, кончай…. Кончай меня закармливать. Нужна какая-то диета.

   — Я вот без диеты, — Наташа покрутила задком. — Или не нравлюсь?

   — Ты — другая конституция: у тебя должны быть мягкие места.

   — Где — здесь, здесь…? — прелестница берёт мою ладонь….

   Финал анатомических изысканий предсказуем — я беру жену на руки:

   — Где Катюша?

   — В детской мультики смотрит.

   — Тогда, прошу панночку в кабинет — на экзекуцию.

   Лучше бы наказать её в гостиной или прямо здесь, на кухне — тяжковата становится ноша, когда с ней по лестнице на второй этаж. Чуть было пыл свой не оставил на ступенях.    

   Ещё беда — бессонница.

   Казалось бы — утренний кросс на десяток километров, день белкой в колесе, вечером бассейн — всё, организм отдал положенное, пора на покой, восстанавливающий силы. Когда читаю Катюше сказку на ночь, свинцовые гирьки смыкают веки, уставший язык несёт околесицу — кажется, уснул бы рядом.

   Но это только кажется.

   Жена пощебечет перед сном воробышком, потрётся носиком о плечо и, глядишь, затихла. Вот тут она и подкрадывается, бессонница проклятая. Лежу, таращу в потолок глаза, а сна в них ни грамма. Поворочаюсь с бока на бок, тихонько встану, не потревожив Наташу, и в кабинет. Достаю оптимизатор.

   — Билли, завтра трудный день, важные встречи — надо соответствовать форме, а у меня будут круги под глазами и заторможенность мышления. Ты это понимаешь? Ни черта ты не понимаешь! Лежишь, молчишь, на ручку просишься. Вот тебе «на ручку»!

   Кажу фигуру из трёх пальцев серебряному браслету.

   Кто бы видел со стороны.    

   А жизнь за пределами моего кабинета, дома и нашего Н-ска катилась себе, катилась и докатилась….

   В Новогоднем обращении к стране Президент приказал всем счастливо жить и отрёкся от престола. За полгода до истечения полномочий. Он сослался на здоровье, но то была политика.

   Большая политика.

   Воры в законе Смотрящие за Россией понуждали его назвать приёмника из их среды. То-то был бы нонсенс — урки в Кремле. И думаю, случись такое, народ бы выбрал наперекор рассудку — Сталина, Сталина вам не хватает, буржуи проклятые!

   Президент собрал всё мужество — знал, чем рискует, подписавшись на сотрудничество с бандюками — и сказал: всё, хватит, ухожу, пусть попробуют другие.

   Другие….

   Никто — ни Дума, ни Сенат, ни отдельные политики — никто не заикнулся о досрочных выборах. Всем потребовалось время.

   Время на осмысление шага Президента — что за новая фортель от седовласого?

   Время на обдумывание собственной позиции — как подхватить брошенный скипетр?

   Время на переговоры, уговоры, сговоры.

   А у власти остался и. о. Главы государства — премьер, последний из череды возносимых и топимых бесшабашным гарантом конституции. У него была фора перед другими соискателями кремлёвских апартаментов, и он не преминул ею воспользоваться. Пока политики, считавшие себя достойными президентского кресла, излагали народу платформы и программы, он шаг за шагом укреплял вертикаль власти.

   Своей власти.

   Разболтавшиеся донельзя губернаторы вдруг почувствовали — есть оно, давление, которое помимо атмосферного…. И артериального тоже. Быстро забыли о самостийности и собственных валютах — тут бы у кормушки усидеть. Досидеть и уйти. Досидеть и не сесть.

   Однако, почин остался за олигархами.

   Набив карманы и банковские счета, новорусские Нувориши считали Россию должницей перед ними. Ведь это они — олицетворение процветающей страны, её чемпионы, краса и гордость. Им царить и править в государстве. И. О. так не считал — посадил пару-тройку самых амбициозных, остальные притихли, кто-то бросился в бега.

   В жарком июне в назначенный день народ сказал — какого рожна? какие выборы? вот он президент — и проголосовал убедительным большинством.

   Репрессии хорошо — реформы лучше.

   Новый Глава государства внёс на рассмотрение Думы законопроект, по которому её состав формировался исключительно из представителей одномандатных округов — партийные списки не оправдали себя: списочники не только не имели реальной связи с народом, они на работу ходили через раз не каждый раз. Партийную фракционность в Законодательном Собрании отменили — никто, и ничто не может влиять на депутата кроме мнения его избирателей. Сами политические движения и союзы лишались законодательной инициативы и становились, по сути, дискуссионными клубами — никакая общественная организация, сколь многочисленной она ни была, не имела права навязывать (рекламировать) свою идеологию населению.

   По его предложению Верхняя палата формировалась автоматически из лидеров регионов. Приехал, обсудил-принял закон и дуй обратно — исполнять. Сенаторы жили на губернаторскую зарплату и помощников себе нанимали за счёт областных бюджетов, сэкономив немало средств казне.

   Таким образом, профессионалами от политики остались только думцы. Они-то после жесточайших дебатов приняли, а потом продавили через Верхнюю палату новую инициативу Президента — об административном обустройстве страны. Предлагалось отменить все автономии и республики, края и округа, оставив единый административно-территориальный субъект — губернию, с равными правами и обязанностями перед государством. Дотационные регионы лишались госсубсидий, но получали льготы по налогообложению или полное от них (налогов) освобождение. По сути, превращались в оффшорные зоны, куда, по мнению аналитиков, будет стекаться капитал и развивать местную экономику, повышая благосостояние населения.

   Следующим шагом стала реформа избирательной системы.

   Кандидатами в депутаты законодательных собраний всех уровней могли стать граждане, собравшие в заявочные списки определённое количество подписей высказавшихся за его выдвижение и регистрацию. Агитацию в предвыборной кампании кандидаты проводят на собственные средства или пожертвования населения. Выборы проходят в один тур, и победителем признаётся кандидат, набравший наибольшее количество голосов. Депутаты в ЗС всех уровней (и в Думу в том числе) избираются бессрочно и складывают свои полномочия: по естественным причинам — болезнь, старость, смерть; отзывом — в связи с утерей доверия избирателей (процедуру весьма упростили); уголовным преследованием. В этом случае в округе проводится новая кампания, регистрируются кандидаты, победитель занимает освободившееся кресло. Такая система кроме сбережения средств обеспечивала политическую и экономическую стабильность государства.

   Разобравшись с законодательной властью, Президент взялся за исполнительную.

   Предложение было поистине революционным — только-только победив на выборах, обеспечив себя, как минимум, на пять (с учётом русского консерватизма — все десять) лет практически не ограниченными полномочиями, он выходит с инициативой преобразовать Россию в парламентскую республику с премьер-министром во главе исполнительной власти. Казалось бы — нет логики. А она была. Был дальний прицел — повальсировать с властью не десять лет, а двадцать, тридцать или — Бог даст — сколько сил хватит. По сути, те же функции, обязанности и полномочия. Пусть будет не ежегодное послание к Законодательному Собранию, а годовой отчёт перед сенаторами и депутатами о проделанной работе. Как бумагу не назови, реальность одна — с депутатами легче договориться, чем с Законом.

   Думцы вдохнули не полной грудью — им судить, решать, принимать, и выдохнули — пусть будет: Сам захотел.

   Снежный ком, толкнутый из Кремля, накрыл лавиной губернаторов и муниципальные власти. Их заменили сити-менеджеры, нанимаемые и контролируемые депутатскими Собраниями на местах.

   Сенаторские полномочия перешли к спикерам губернских собраний.

   Огромную армию чиновников оставили не у дел «виртуальные администрации».     Компьютеризация и электронная связь упростили получение справок, регистрацию собственного дела и прочие бюрократические хлопоты — всё стало возможным на дому у экрана монитора, и оплата в том числе. Для этого разработана общегосударственная программа «Интернет в каждый дом».

   Под масштабные сокращения попало министерство внутренних дел. На смену постовым и патрульным пришли добровольные народные дружины. В каждом микрорайоне, в местах массовых скоплений людей — танцплощадки, парки, рестораны, клубы и кинотеатры — создавались опорные пункты общественного порядка. Гаишников в кустах заменили камеры видеонаблюдения и фиксации. И это был не приказ сверху, а инициатива снизу. Как только Дума приняла закон о местном финансировании органов правопорядка, налогоплательщики быстро смекнули, что купить-установить камеры или добровольно подежурить гораздо выгоднее, чем содержать штат профессионалов-взяточников.

   Опустели тюрьмы и трудовые колонии. За решёткой остались социально опасные элементы — убийцы, педофилы и т. п. нечисть. Осужденные за экономические преступления, административные нарушения и прочие арестанты отпущены на свободу с поражением в правах или ограничением свободы перемещения, под электронное наблюдение. Проще: от пятнадцати до пожизненного — на зоне, остальные под домашним арестом.

   В связи с изменившейся геополитической ситуацией в мире была пересмотрена военная доктрина государства. Во главу угла ставилось нанесение превентивных ударов по формирующимся очагам агрессии. На первый план вышли космические войска слежения и части спецназа. Им в угоду значительные сокращения претерпели Сухопутные войска и даже Ракетные Стратегического Назначения — атомных боеголовок и носителей осталось ровно столько, чтобы отбить охоту вероятного противника поиграть термоядерными мышцами.

   Формирование Вооружённых Сил перешло на контрактную основу, при значительном их сокращении. Однако, в случае нападения и реальной угрозы потери независимости страны «под ружьё» становилось всё мужское население. Народное ополчение мобилизовалось и для борьбы с последствиями стихийных бедствий.

   Начальную военную подготовку юноши проходили в школах, колледжах, кадетских корпусах и ПТУ, продолжали на военных кафедрах ВУЗов и техникумов. Для работающих мужчин был предусмотрен дополнительный отпуск — на лагерные сборы и совершенствование военно-технического мастерства. С лучшими из лучших заключали контракт — служить в войсках стало выгодно и престижно.

   Изменились структура управления и финансирования школьного и дошкольного образования, высшего и среднетехнического — теперь это «головная боль» губернских властей. Однако, была разработана и «спущена сверху» одна общая модель системы просвещения. В частности — все региональные ВУЗы объединялись в один губернский университет с общим руководством. Кроме учебного процесса его участники — преподаватели и студенты — занимались научно-практической деятельностью, доходы от которой не только покрывали затраты системы образования в масштабах губернии, но также создавали базу поступательного движения фундаментальной науки. Наиболее интересные и востребованные разработки делали их авторов весьма и весьма состоятельными людьми.

   Среднетехнические образовательные учреждения преобразовали в техникум-заводы, техникум-агрофирмы или прочие другие с соответствующими профессиональным уклоном и материальной базой. За станками, на комбайнах, у компьютеров студенты зарабатывали не только стипендию, производственные навыки руководителей среднего звена, но и приходную часть бюджета своей альма-матер.

   Законом данные льготы по налогам стимулировали производственные предприятия на создание ведомственных ПТУ.

   После реформирования система образования выглядела следующим образом.

   Ясли, садик, начальная школа — всеобщие и обязательные.

   Выпускной экзамен для четвероклашек правильнее было назвать делительным — он дифференцировал ребят на желающих приобрести гражданское или военное образования: первые шли в общеобразовательные школы, вторые в кадетские корпуса (по окончании — в военные училища).

   После восьмилеток в зависимости от успеваемости и желания получить приглянувшуюся специальность, ребят распределяли в колледжи (и далее — в университет), техникумы и ПТУ.

   Результаты преобразований не замедлили сказаться — рванувшаяся к мировым экономическим высотам Россия не испытывала кадрового голода. Однако, без экономических реформ, обеспечивших наполнение бюджета, всё это могло остаться филькиной грамотой кремлёвского мечтателя. Главные успехи Премьера именно в перестройке промышленности и сельского хозяйства, финансовой системы. Что он там сотворил — предмет моей лютой зависти и тема отдельного разговора. Ведь предлагал Билли его пост, а я испугался шор Протокола и переметнулся к бандюкам. Думал, в Движении светлое будущее России, и оказался не прав.

   И оказался по разные стороны баррикады с интересами России, её новым лидером и Законом.

   Сразу после отставки хитромудрого гаранта конституции, Смотрящие за Россией, собрались на сходняк, озадаченные общим с политиками вопросом, — что делать? И.О. решил их проблему в свойственном стиле — решительно и без общественного надрыва: воровскую элиту повязал ОМОН. Мы, на местах, никак не могли понять, что это — начало конца Движению или объявление войны. Продолжали внедряться в муниципальные структуры и прибирать к рукам местную промышленность.

   Я ехал на собрание акционеров Н-ского ПАТО и вёз им его решение — предприятие банкротится, все активы передаются «НБЭ». Правда, с кредиторской задолженностью — но это пустяки по сравнению с мировой революцией.

   Мой «Лексус» блокировал чёрный «Рено», профессионально прижал к обочине, вынудил остановиться.

   — Засада, шеф! — Лёвчик выхватил шпалер из подмышки.

   — Спокойнее. Это не ОМОН.

   Это были не омоновцы. Двое в штатском из «Рено» предъявили удостоверения сотрудников ФСБ.

   — Господин Гладышев? Алексей Владимирович? Прошу пройти в наш автомобиль.

   Опустил стекло:

   — А в чём дело?

   — Имеем для вас несколько вопросов.

   — Задавайте.

   — Ответы нужны в письменном виде.

   — Вы меня задерживаете? Есть основания — я говорю о постановлении суда или прокуратуры?

   — Боже сохрани, никто вас не арестовывает. Мы проедем, заполним пару-тройку форменных бланков и — свободны.

   — Ну, для этих пустяков могу за вами прокатиться на своём авто.

   Они возразили:

   — Машину лучше отпустить.

   И я понял — эти просто не отвяжутся. Конфликтовать с государственной службой безопасности не хотелось, как равно — подставлять Лёвчика: не известно на что заряжены парни в штатском.

   — Поезжай домой и жди звонка, — говорю водителю. — Наташу успокой и чтоб за порог с Катюшей ни-ни….

   Мне в «Рено»:

   — Сдайте лишнее из карманов.

   Выложил мобильник и портмоне.

   — Оружия не ношу. Не храню дома. Не прячу в тайничке. Мне оно ни к чему.

   — Не обижайтесь — для вашего же спокойствия.

   — Тогда, может быть…? — поднял кулаки и свёл запястья.

   — Пустое. Алексей Владимирович, поверьте, чистая формальность — мы зададим несколько вопросов, запротоколируем ответы, вы прочтёте, подпишите, и расстанемся.

   Однако, обманули.

   Меня привезли в управление ФСБ по городу Н-ску — небольшой офис из трёхкомнатной квартиры — и заперли на сутки.

   Ровно сутки потребовались ментам на разгром охранного агентства «Алекс», а по сути, представительства Движения в Н-ске. В город нагрянул областной ОМОН.

   Моё задержание сотрудниками ФСБ был пунктом тщательно разработанного плана.

   Я ещё почивал в объятиях Наташи, когда маски-шоу штурмом взяли офис «Алекса» — положили «рылом в пол!» дежурного и бойцов-оперативников. А потом в их расставленные сети — отвратительные щупальца осьминога — попали один за другим, практически все наши пацаны. Все, явившиеся в офис.

   Ждали шефа, но он не торопился.

   Макс в нижнем белье расхаживал по своей четырёхкомнатной квартире на третьем этаже многоквартирного дома и чихвостил жену, в очередной раз сбежавшую к маме с детьми и заначкой от него, «бабника распутного».

   В дверь позвонили.

   Какого чёрта!

   Звериное чутьё опасности остановило руку на скобе английского замка.

   — Кто?

   Голос соседки:

   — Сергей Викторович, соли не дадите?

   Это был прокол — ментам следовало знать межсоседские отношения.

   — Ага! Сейчас, сейчас, — Макс попятился от двери. — Солонку достану.

   Достал автомат Калашникова с антресолей, передернул затвор.

   — Подставляй ладони! — и пустил нескупую очередь.

   Стальные пули рикошетили от стальной двери, калеча мебель, царапая стены.

   Соседке соли расхотелось. С улицы в окна донёсся голос мегафона:

   — Максимов, сопротивление бесполезно — дом окружён. Выходите на балкон с поднятым над головой автоматом. Даю на размышление десять минут. В противном случае квартира будет затоплена пенным раствором.

   Ага, менты, сообразил директор «Алекса», этим можно сдаться.

   Но не торопился.

   По истечению назначенного времени, во двор въехала пожарная машина. Пятясь задом, ломая низенький забор палисадника, вышла на убойную позицию: её брандспойт на кабине гаубицей уставился в балконную дверь.

   А ведь затопят, сукины коты, с горечью подумал Макс, погубят квартиру и мебель. Где Татьяне жить с ребятами?

   С новой ходкой на зону Сергей Викторович смирился.

   Вышел на балкон с автоматом в высоко поднятых руках.

   Майор ОМОН, командовавший захватом, хмыкнул начальнику Н-ской милиции:

   — Ну, блин, Че Гивара.

   И поднёс к губам микрофон мегафона:

   — Бросай автомат на клумбу.

   Макс бросил и увидел дула снайперских винтовок, нацеленных ему в грудь — одно с крыши соседнего дома, два из его окон.

   Вот ты какая, тётка безносая — успел подумать, и в следующий момент к нему на балкон опустились двое на стальных тросах.

   — Рылом в землю, сука!

   Затрещали Максовы косточки в крепких руках.

   Разгром «Алекса» был полным. Пацанов, не явившихся в офис, переловили по хатам. Не так помпезно, как Макса, но вполне профессионально — никто и пикнуть не успел, ни то, что шмальнуть.

   Лёвчик, балбес, то ли СМС-ку получил, то ли брякнул кто коротенько — не разобрался в ситуации, приказал Наталье «мышкой сидеть» и ринулся в офис. И разбил нос о паркет его, выполняя команду «рылом в землю, сука!». Впрочем, не без помощи людей в масках….

   Серенькое утро веткой акации заскреблось в зарешёченное окно.

   Лежал на диване в приёмной штаб-квартиры Н-ской ФСБ и гадал, почему я здесь. Мысль о кознях властей — первая, что пришла в голову. Она логична после ареста воровских авторитетов на Большом Сходняке. Премьер не остановится, сделав один шаг, не позволит Движению ответить войной за наезд — должен последовать разгром организации на местах. И судя по всему….

   Но почему я здесь?

   Щёлкнул входной замок, обещая открыть завесу тайн.

   Вчерашние мои похитители (и брехуны):

   — Как спалось, Алексей Владимирович?

   К чёрту! Я ещё сплю. Я не выспался. Мне так хорошо на скрипучем диване.

   Но вопреки желанию подскочил с него и пожал протянутые руки. Надел пиджак, ночевавший на спинке стула, подтянул ослабленный галстук.

   — Присядем, потолкуем, перекусим. Виктор Иванович, кофейку с бутербродами, — это старший младшему.

   — Что происходит, господа? — мой первый вопрос.

   — Ничего катаклизмического — общество освобождается от криминальных экскрементов.

   — Причём здесь я?

   — Вы — как раз особая статья. Вы, так называемый, Смотрящий за городом, то есть глава местной ячейки преступной организации, именующей себя Движением. При этом вы — руководитель успешно развивающейся фирмы, молодой и чуть ли не самой крупной в городе, вполне легальной и законной. Два груза на весах Фемиды.

   — По-моему, богиня решала вопрос — виновен или нет.

   — Мы перефразируем — полезен или нет.

   — А где законность? Одна сила сломала другую и покатилась волна репрессий.

   — С волками жить — по-волчьи выть. Ешьте бутерброды, Алексей Владимирович, пейте кофе и езжайте на работу — вы нужны городу. С вашим криминальным прошлым давайте покончим в этом кабинете. Вот ваши документы и телефон.

   Выйдя за порог, позвонил Лёвчику — его мобильник был выключен.

   Взять такси? Идти пешком? Но куда направить стопы?

   Ноги сами принесли к офису охранного агентства. На финальное представление с участием маски-шоу. В четыре автозака грузили сотрудников «Алекса». Народу наползло из соседних домов…. Толпился перед оцеплением, судачил.

   — Сколь верёвочке не виться….

   — Гоголями ходили, а теперь вон как ласты закрутили….

   — Успокойся, пожучат чуток и отпустят — что им от суда откупиться. Через недельку жди.

   — Ну, нет, Премьер таким спуску не даст — ему и суд не указ.

   Протиснувшись вперёд, пытался встретиться с кем-то из ребят взглядами.

   Зачем? Ободрить? Подарить надежду на помощь? Попросить прощения?

   Именно затем, что мне этого ужасно не хотелось.

   Но люди в масках лишили такой возможности, круто заломив руки конвоируемых. Что бедолаги могли увидеть — разве только носки своих собственных штиблетов?

   Машины тронулись с гаишным сопровождением.

   Представление окончилось, но народ не спешил расходиться, продолжал судачить. Только мне не находилось собеседника. Да и ни к чему.

   Взял такси, поехал на ГРЭС.

   Перед офисом «НБЭ» ещё одно толпы творение. Наши сотрудники сгрудились у дверей, заблокированных ведомственной охраной электростанции.

   — Что происходит?

   — Да вот, не пускают.

   Подошла Елена Борисовна:

   — Это называется рейдерский захват, шеф. Нам сказали: мы здесь не работаем, а предприятие принадлежит Борисову.

   Какого черта!

   Я за мобильник. Мой компаньон не отвечал — сбрасывались все попытки связи. Позвонил в приёмную.

   — Гладышев? С вами приказано не соединять. Не звоните больше, пожалуйста.

   Похоже, зам по кадровой политике права — Борисов воспользовался моментом и подло кинул соучредителя. Ещё один удар — тот ниже пояса, а этот точно в пах. Сдержишь ли, Алексей Владимирович?

   — Товарищи, езжайте по домам — мы решим вопрос. Даже, если потребуется, в судебном порядке. Дни вынужденных прогулов будут оплачены.

   Вскоре перед парадным крыльцом остались только мы с Еленой Борисовной.

   — Вас подвезти?

   Я молчал. Тупо смотрел на неё и молчал.

   — Что думаете предпринимать, шеф? Помощь нужна?

   — Представляете, совершенно не знаю, что можно сделать в данной ситуации. Не подскажите?

   — Не заметили — отсутствовал юридический отдел?

   — Думаете, перекупил Борисов крючкотворов?

   — Думаю, да.

   Набрал номер начальника юридического отдела «НБЭ». Та же картина — звонки проходят, но их сбрасывают.

   — Чёртов жид! Поеду, придушу.

   — Тогда я с вами, а то и, правда….

   Лев Борисович Миттельман жил в «финских домиках» на соседней улице. Лужайку от порога да калитки в несколько прыжков одолел огромный бульдог — обдал стальные прутья слюной, нас громким лаем.

   Нажал кнопку домофона.

   Женский голос:

   — Кто?

   Елена оттеснила меня.

   — Софья Сократовна, Сотникова Лена, впустите на минуточку.

   — Что за дела?

   — Колье вам привезла, фамильное. Помните, просили? Продам, за вашу цену — деньги нужны, очень.

   — Что так срочно?

   — Уезжаю. С Гладышевым.

   — Так его же посадили.

   — Вот он, рядом стоит. Домой идти боится.

   — Бросил свою простипомочку….

   — Не важно. Давайте о колье.

   — У меня сейчас нет таких денег.

   — Несите, сколько есть. Остальное потом.

   — Только Лёвочке ни гу-гу….

   На дорожке красной плитки показалась дородная блондинка — Софья Сократовна Миттельман.

   — Покажите колье.

   Лена развернула свёрток, прихваченный дома по дороге сюда, открыла шкатулку — бриллианты брызнули солнечными искорками.

   — Что же вы на улице? — засуетилась хозяйка. — Заходите.

   — А собака?

   Бульдога отправили в вольер, калитку распахнули. Путь в «бункер фюрера» был расчищен. Отстранив хозяйку, ринулся в дом.

   — Софочка, кто там? — Лев Борисович стоял на лестнице, ведущей на второй этаж. Весьма удивился. — Вы?

   — Поговорить надо.

   — Поднимайтесь в кабинет.

   Мой зам по юридическим вопросам был растерян, но держался с достоинством — усадил в кресло, предложил кофе.

   — Что вас интересует?

   — Всё.

   — Есть ли у Борисова основания вывести вас из учредителей ЗАО «НБЭ»? Есть, учитывая его долю вложений.

   — В Уставе прописано: доля вложений влияет на процент дивидендов, права на предприятие — фифти-фифти.

   — Устав уже переписан.

   — Думаю, не без вашего участия.

   — Пришли мстить?

   Заглянул ему в глаза: трясёшься, жидёнок?

   — Как бывший зам скажите: есть шансы в борьбе с Борисовым?

   — За «НБЭ»? Абсолютно никаких. Можете отсудить вложенный капитал или хотя бы часть его, что я вам и рекомендую, а на предприятии ставьте крест.

   — Помогите связаться с компаньоном.

   — Сейчас это не возможно. Подождите недельку-другую, отойдите от стресса, чтобы дров не наломать.

   — Документацию подчищаете?

   Собеседник развёл руками — вы сами и ответили.

   Внизу в гостиной Софья Сократовна примеряла колье, вертясь перед трельяжем. В руках у Лены купюры. Я забрал их и сунул Софочке в карман атласного халата.

   — Сделка отменяется, — и поманил пальчиком. — Верните фамильное.

   На улице в машине, Елена:

   — Теперь куда? Может, ко мне?

   И положила голову на моё плечо….

   …. Позвонил Наташе:

   — Как ты? Катюша? Держитесь, мои дорогие, скоро всё кончится. Деньги ещё есть? Закончатся — продай что-нибудь. Нам надо продержаться — время играет на нас….

   Это я блефовал — ни черта оно нам не сулило.

   «Алекс» разгромили, а я остался на свободе — почему? — следовало ждать вопроса от бандюков.

   Борисов прибрал «НБЭ» к рукам — давно, видать, вынашивал планы, поганец, а тут такой случай.

   Мне даже вложенный капитал отсудить не светило — вливался он от «Алекса» и, стало быть, припахивал криминалом. Бывший компаньон этим ловко воспользовался и блокировал все попытки разобрать, где, чьи деньги, в судебном порядке.

   Вторую неделю мял диван в Елениной квартире — чаще вместе, но иногда один, когда мой зам уходила с поручениями или за продуктами. Приютила меня — кормила, любила и как могла, утешала. А я страдал.

   Страдал своей беспомощностью, безысходностью положения. Ломал голову в поисках выхода и ничего умней придумать не мог, как пойти и покаяться Билли.

   Да-да, я надену оптимизатор, примирюсь с виртуальным другом и переверну чёртово Зазеркалье вверх тормашками.

   Тебя, сука Борисов, в порошок сотру.

   Братков выпущу на волю, и да здравствует анархия — мать порядка!

   К дьяволу аппарат насилия, к чёрту тюрьмы и ментов. Мы создадим республику вольных лодырей. Мы объединим людей в одну великую коммуну. Я таких реформ наделаю — Премьеру на зависть. Привезу в этот мир миллиарды — сколько потребуется — оптимизаторов и избавлю его от голода, холода, зависти и страданий. Но с врагами обязательно разделаюсь, ибо пепел Клааса стучит в моём сердце….

   Вскакивал с дивана и метался по комнатам, окрылённый жаждой мести и преобразований. Находившись, плюхался обратно. Нет, не реально — Билли никогда не подбить на эту авантюру. Скорее всего, он и разговаривать со мной не станет — умыкнёт из Зазеркалья, и дело с концом. Да, так и будет — надо знать виртуального всезнайку.

   И я ломал голову, как улестить, убедить, обмануть Билли, потому что без его помощи эту гору проблем вряд ли осилить. Может, со временем — сейчас сдаться на его милость, а через какой-то срок, замирившись, вернуться сюда и исполнить всё задуманное. Вернуться надо обязательно — бог с ним, Борисовым — Наталью не мог бросить с Катюшей на произвол зазеркальной судьбы. А теперь вот Елена….

   Пили чай. За окнами смеркалось.

   Звонок в дверь.

   Елена метнула на меня встревоженный взгляд и в прихожую.

   — Кто там?

   — Нам бы Алекса…. Кхе…. Кхе…. Гладышева.

   Я понял — за мной пришли, и поднялся из-за стола.

   Елена на грудь, обвила шею руками:

   — Не пущу! Мы не откроем.

   — Они выломают дверь.

   — Позвоним в милицию.

   — И не вздумай — подпишешь нам смертный приговор. Пусти — попробую договориться.

   — Они убьют тебя.

   — Это не так просто сделать (без оптимизатора-то?).

   — Я не хочу тебя терять. Не могу. Мне не пережить этого.

   — Лена, — расцепил её руки. — Ты пытаешься лишить меня мужского права отвечать за свои поступки.

   И от порога:

   — Если не вернусь, исчезни из города — эти люди свидетелей не оставляют.

   Махнул рукой — не светись в проходе — и открыл дверь:

   — Чем полезен могу быть, господа?

   Господ было двое — два атлета с бритыми черепами и руками от гориллы.

   — Спустимся, потолковать надо.

   В Мерседесе у подъезда поджидали ещё двое. Меня определили на заднее сидение и стиснули широкими плечами.

   Дело швах, подумал с тоской. А вот интересно — будь у меня оптимизатор на руке, сумел бы отбиться?

   Город наряжался в ночное убранство неоновых реклам. Чёрный мерс катил по залитым светом улицам, и тихий бит его приёмника отстукивал последние мгновения моей жизни.

   Высотки кончились, коттеджная окраина.

   Если свернуть сейчас налево, можно приехать к моему дому. К нашему с Наташей. Как она? Утром звонил — говорит, ничего, держатся с Катюшей, ждут и скучают. Спрашивала, когда приеду. А я никуда не уезжал. Разве только сейчас….

   Вырулили на федеральную трассу, повернули в сторону областного центра. К Сан Санычу на разборки? Возможно, если он сорвался от Хозяина — повязан был вместе с остальными законниками. Значит, будет разговор. Был бы приказ замочить — мочканули без церемоний.

   Только подумал, мерс прижался к обочине и остановился. Водитель выключил мотор и приёмник. Стало тихо и грустно. Где ты, ярко прожитая жизнь Зазеркалья, смертный одр и строй рыдающих потомков? О, дайте, дайте мне оптимизатор! Ария умирающего идиота. Сейчас ткнут перо под локоть и выкинут в кювет. Прощай этот свет, здравствуй тот!

   Сидящий рядом с водителем не спеша опустил высокий ворот пальто, повернул узнаваемое лицо.

   — Здравствуй, Лёшенька, друг любезный, — дребезжащий и скрипучий, как несмазанный колодезный ворот, голос Смотрящего за областью. — Похоронил, небось, грешного?

   — Здравствуй, Сан Саныч. А я думаю, что за люди, чего надо?

   — Сыкнул, признайся.

   — Школу жизни я экстерном кончал, но усвоил твёрдо — не верь, не бойся, не проси.

   — Ну-ну, а ответь-ка мне, Лёшенька, где пацаны твои, расскажи, как Макса сдал.

   — Не шей напраслину, Сан Саныч, — менты всех повязали.

   — Но ведь была же сука.

   — А Большой Сходняк кто ментам слил? Кто команду дал паханов вязать? Этот наезд в Кремле планировался, и кердык Движению идёт по всей стране.

   Смотрящий за областью вздохнул тяжко и, помолчав, спросил:

   — На чёрный день припас чего? Ты у нас предусмотрительный.

   — Зачем? Кто о них подумать мог — чёрных днях? Всё, что зарабатывали, каждую копейку — в дело.

   — Общак поганые нашли?

   — Не было общака. Все деньги в производственных активах.

   — Крысятничишь?

   — Зачем? Была ж команда — внедряться, развиваться….

   — Как от ментов отмазался?

   — Фээсбэшники прикрыли, сказали, городу нужен.

   — Сами что ль?

   — Сказал, что знаю — остальное догадки.

   Сан Саныч задумался. Мне показалось, напряжение спало. Может, договоримся?

   — Деньги край нужны, — заскрипел Смотрящий за областью. — Лимонов десять сможешь вытащить из дела?

   — Ни копья. Компаньон кинул. Остался за бортом, без денег, без «Алекса»….

   — Пургу несёшь.

   — Если бы.

   — Пришить суку.

   — Ничего не изменит — я потерял юридические права на предприятие.

   Кажется, он поверил — смолчал о грызунах.

   — Дом продай. Макс сказывал, зашибись хазу надыбал.

   — На десять лимонов не потянет, да и не продать его — прав собственности нет.

   — Выходит, ничего у тебя нет — гол, как сокол, — Смотрящий покачал головой. — Чем думаешь заниматься?

   — Судиться буду. Предприятие уже не вернуть — хоть деньги вложенные.

   — Долгая песня. Есть дела покороче. Пару-тройку скачков, и мы при бабле. При бабле, Алекс, и на свободе — концы обрубим и за кордон.

   — Пара-тройка? Сорваться можно и на первом. Да и не гонялся никогда за баблом — деньги делать моё призвание.

   — Ну, так сделай.

   — Время надо.

   Помолчали.

   Сан Саныч:

   — Ладно, со мной поедешь.

   — Ни щипач, ни мокрушник, ни гоп-стопник, ни медвежатник — ни какой воровской профессией не владею. Зачем я вам?

   — Сорваться хочешь?

   — Дело хочу вернуть, подло отнятое.

   — От нас, как из ЦК, обратной дороги нет — только на катафалке.

   — Все под Богом.

   — Не очкуешь? А если мы вернёмся и бабу твою на круг, сиськи отрежем и голой по улице бегать заставим.

   Я молчал, не зная, что ответить — а ведь могут.

   — Обеих баб и соплячку. Чего молчишь?

   — Не вижу смысла в словах и логики — с дуру, как говорится….

   — Ссученный ты — вот и вся логика.

   — Это вы напрасно, Сан Саныч. Движению я не изменял, своих не закладывал. Почему на воле? Пытаюсь понять, потому и хоронюсь.

   — Что же мне с тобою делать, Лёшенька? — после очередной паузы заскрипел беглый вор в законе. — Язык оторвать да Кудияру отправить?

   — Отпустите — пришить всегда успеете, если вину докажите, а так есть надежда, что, скажем, через полгодика смогу выложить требуемую сумму.

   — Через полгодика? Далеко загадал. Где тебя искать потом? И где будем мы?

   — Раньше не получится. Да и этот срок весьма оптимистичный.

   — Грамотный ты, Лёшенька, а значит хитрый. Будем считать, обвёл ты нас вокруг пальца: мы тебе поверили и отпустили. А, пацаны, поверим и отпустим?

   Пацаны молчали.

   — Ступай. Дойдёшь до дома-то — уж больно не охота возвращаться?

   Я? Отсюда? В мгновение ока — вон они, огни города.

   Одна из горилл выбралась на обочину, освобождая путь наружу для меня.

   Эх, ма, неужто отбрехался?

   Сердечко сладко ёкало, и ручонки тряслись, когда подался наружу. Высунулся из автомобиля и первое, что успел схватить взгляд — звёзды, гроздья сверкающих бриллиантов на чёрном холсте неба. Где-то там, в бездонной пропасти вселенной, моя Земля, мой мир, мой виртуальный друг. Как я соскучился.

   К чёрту эксперимент! К чёрту Зазеркалье! Оптимизатор на руку, дам подмышку и домой.

Только успел подумать, страшный удар в лоб погасил моё сознание, да так скоро, что и боли не ощутил.

                                                                                                                                       А. Агарков. 8-922-701-89-92

                                                                                                                                        п. Увельский 2010г.