Ыш — }{орошо-то как

И кто снимет это гребанное белье с балкона?

По утрам душная комната особенно лениво липла к коже дряблым воздухом, роилась и дребезжала мухами. У него теперь — раковина, руки, рыбы, равиоли, румяные пРохожие и редкие суки.

Раковина забилась. Слово "почистить" плохо привязалось к жизненой установке и так и осталось болтаться где-то между "до" и "после".

После было постельное белье, раздуваемое морским ветром и оттого нагоняющее тоску и ощущение тонущего судна.

А руки все время тряслись, даже во сне. Ему хотелось привязать их шнурком друг к другу, но как-то забывалось, спиртом заливалось, было все прекрасно, особенно в объятиях румяных барышень.

Он грыз их. Вгрызался в самый корень и выл от ярости.

Где теперь бродит милая?

И кто заберет белье с балкона?

Рыбы плавают под переносицей, глупыми ртами глотают красную воду — бульк, бульк. Врач сказал, что кровь теперь чаще будет идти носом — хорошо еще, не по голове приложились.

А как ему прекрасно жилось, когда на тумбочке — цветы и шоколад, рука об руку, пальцы тонкие, тело нежное...

— Эй, прикурить не найдется?

— У меня тут Беломор, понимаете...

— Давай, и не такое куримши. Хорошо-то как...

— Ты что, приезжий, что ли?

— Да нет, приветы вот разношу. А какой привет без сигарет? Ха-ха. Ну бывай.

Два окурка дымились и сплетались хвостами. Утром воздух больше всего располагает к иронии и прыжкам с крыш.

Человек наконец-то снял белье и наладил паруса. Только воздух оказался неплотным.