Внутренний мир

В Акнеле всегда шел дождь. И не было счастливых людей. Не бывало начала отношений – только расставания. Люди не рождались – только умирали. И время тянулось мучительно долго, когда Михоэл стоял под мостом, ловя затылком капельки с металлической решетки, натянутой, видимо, для того, чтобы мост крепче стоял (что помогало слабо – мост явно доживал свои последние месяцы; скрипели канаты, кое-где вываливались металлические пластины, ржа покрывала все). Как всегда (и как у всех в этом городе), у Михоэла не осталось ничего в жизни, и он просто стоял. У него кончились сигареты, и купить их было негде – все магазины закрылись, и, естественно, не собирались никогда открыться. Да и на что покупать – во всем Акнеле ни у кого никогда не было денег, и Михоэл не отличался от других.

Он стоял, а по шее катились капли, попадали за шиворот, неприятно скользили по позвоночнику.

Михоэл пытался вспомнить, как звали его последнюю жену, но не мог. Более того, он не мог вспомнить – была ли вообще у него последняя жена. Не в силах сдвинуться с места по причине полнейшего безразличия, Михоэл шептал имена, надеясь вспомнить нужное, но все, произнесенное им, было чужим, незнакомым, и не оставляло ничего, полностью стираясь из мира после произнесения.

На мосту раздался неприятный скрип, и какой-то человек свесился вниз, цепляясь белыми пальцами за решетки. «Будь оно все проклято», – сказал человек, и бросился вниз вперед головой. Тело его сделало неуклюжий переворот в воздухе, а потом с мягким шлепком упало на гору других тел, выросшую здесь за последнее время. Река, несмотря на бесконечный дождь, мельчала, и тела оставались там, куда падали. Михоэл пощупал внутренний карман куртки, надеясь найти в нем фляжку коньяка – и не нашел. Конечно же, не нашел – там никогда не бывало коньяка. Алкоголь в городе кончался сразу, как появлялся; а не появлялся он никогда.

Упавший с моста встал, слез с кучи, пересиливая зловоние. Он не умер. Конечно же, не умер – в Акнеле невозможно было покончить с собой. И все эти тела просто скидывали родственники умирающих от чумы и голода людей. Человек прошлепал по мелководью, махнул рукой Михоэлу – привет, мол – и снова пошел вверх, на мост. Михоэл остался неподвижен, только имена продолжали выпадать из его рта.

Неожиданно сквозь шум дождя пришел другой шум – как будто работал мотор. Невероятный звук, заставивший Михоэла вздрогнуть. Этого не могло быть – все моторы в Акнеле сломались уже давно. И починить их было невозможно – что-то происходило с ними такое, из-за чего никто не мог ничего исправить. Да и некому было править. Невозможный звук нарастал, приближался к мосту. Михоэл задрал голову, отчего капли с волос особо интенсивно устремились ему за шиворот. Мороз пробрал и так закоченевшее тело. Сделав несколько шагов в сторону, Михоэл уставился в сторону звука. С той стороны реки на дороге показалась машина – блестящий черный джип, тяжелый, ревущий и с окровавленным передним бампером. За ним бежали люди, били палками и кидали камнями. Молча.

Все внутри Михоэла задрожало, и он сорвался с места. Взбежав наверх, он встал около выезда с моста. Джип приближался.

«Только бы суметь запрыгнуть на крышу, – шептал себе Михоэл. – Я уеду из этого города. Уеду».

Люди, преследовавшие джип, отстали, и он, потрепанный, но уцелевший, на большой скорости приближался к Михоэлу. Напружинившись, Михоэл ждал; человек посреди моста ждал тоже, но, похоже, не собирался осуществлять попыток к бегству. Вот джип одолел треть моста, и уже стал различим водитель. Женщина. Выражение ее лица пока не читалось, но было видно, что она подалась вперед, и сильно напряжена. Вот середина моста...

Мост не выдержал тяжести машины. Проржавевший железный лист заскрежетал, и джип, издав сигнал клаксоном, рухнул вниз. Михоэл постоял еще несколько минут, бессмысленно глядя на образовавшийся провал, а потом медленно спустился под мост.

Встал. Пошарил по внутренним карманам в поисках коньяка. Как всегда, не нашел.

Как всегда, страшно хотелось курить. Было видно. Я посмотрел на него еще пару минут, а потом развернул коляску, чтоб не видеть – надоело за все эти годы. В разбитом лобовом стекле упавшего с моста джипа на окровавленном лице мутно блестели твои мертвые, открытые глаза. Как же долго я тебя ждал.