*
цикл стихотворений, написанный в соавторстве с Евгенией Краснояровой
1.
Ни боли, ни счастья, ни страха, ни мира,
Нет даже забвения в ропоте Леты...
Над Стиксом безгласным туманно и сыро,
И алые бродят по камням отсветы.
Зина Гиппиус
Хитрые глубоководные рыбы,
Хищные холоднокровные рыбы,
Рыбы, живущие в омутах Стикса,
Зыбко петляют меж серых полипов,
Слушают гул человеческих всхлипов…
Рыбы тебе не позволят забыться,
Будут играть тобой в кегли и в теннис,
Будут обгладывать душу их тени…
Странные глубоководные птицы…
Грея себя на серебряных волнах
И укрощая глубокую полночь,
Рыбы тебе не помогут забыться…
Солнце! Не чувствовать, не задыхаться
Так непростительно долго — двенадцать
Жизней — простительно! Это приводит
Лишь к атрофии всех нервов и лёгких.
Солнце, я знаю, зачем тебе плохо
В этой воде и её хороводе.
Дьявол распят на кресте. Эти рыбы,
Эти несчастные глупые рыбы
(Их ненавидят и боги, и люди)
Ждут понимания и милосердья
У водолазов, замеченных смертью…
Ты постарайся от них улизнуть и
Выплыть на остров в течении Леты.
Тот, кто утонет — упустит победу.
Мрачные птицы плывут к водолазам.
Глупо на них обижаться и злиться.
Будь милосердна и к ним. Эти птицы
Просто не видели Солнца — ни разу.
2.
Выпей полынной настойки,
и небо расширит свои горизонты.
Свет солнца не будет столь ярким,
глубокие раны в груди
успокоятся.
Пусть ненадолго, но это придаст тебе сил,
и дыханье Земли убаюкает страхи.
Душистые травы окутают терпким степным ароматом...
Путь твой станет так короток...
Ты не заметишь, что выпил полынной настойки.
3.
Ты неслышно сидишь, ты не двинешь рукой, —
И во мгле, и в сиянии даль.
И не знаю я, долго ли быть мне с тобой,
И когда ты мне молвишь: "Причаль".
Федя Сологуб
Чувствуй среди водолазов — как дома,
Чувствуй, как рыба в воде — в забытьи,
Где ничего кроме вечной истомы,
Где лишь летучих голландцев ладьи,
Где отдыхают глашатаи судеб,
Где старше вечности рыбьи мальки,
Где гравитации нет и не будет,
И неподвижно теченье реки.
Где не утонешь и с гирей на шее,
Где и без жабр дышать так легко,
Чувствуй, как рыба в воде. Там уже и
Я, не нашедший иных берегов,
Кроме как этого острова. Знаешь? —
Ежели мы не срослись на Земле,
Лета поможет друг в друга, родная,
Намертво нам прорасти, и во мгле
Я научусь быть сухим и бесстрастным
И не тонуть в перегибах реки,
Ты же поймёшь, что ничто не напрасно,
Чувствуя, что с наслажденьем таким
Мы прорастаем друг в друга корнями,
Стикс безболезненно выпив до дна,
Плавая между живыми огнями
Неопалимыми дербями сна.
4.
Билет в город ангелов
стерся в кармане в труху. Что осталось
от детской мечты?..
Или разве не ты
говорила, что все самолеты
над ним пролетают и нужно лишь вовремя выйти,
а если есть карта,
то можно доехать на трапе
до главных ворот его?
Разве не ты говорила,
что он существует?
Я верю... Я верю.
За пачку потертых купюр
покупаю еще один,
трепетно глажу по сгибам,
в карман опускаю,
чтоб снова забыть,
где
находится
аэропорт.
5.
Ты время игнорируешь, но вряд ли время
Тебя поймёт. Один из вас — сойдёт с ума.
В иллюминаторах уже неделю — темень.
Проверь их все и убедись: безбрежна тьма.
С Землёй покончено. Ещё одна страница.
Тебе привычно быть всегда на полпути.
И снова самолёту негде приземлиться —
Земли не видно. Странно было бы — найти.
И непонятно, кто ты и взялась откуда,
Кто эти люди, в мрак летящие с тобой.
Им хочется домой, но ты позволить чуда
Себе не можешь этого. Веди их в бой.
Вези их: дальше или глубже, в пыль, в цунами.
Посмотришь, чем закончиться. Силком? Тюрьмой?
Я намекну: мы поменяемся ролями,
Когда столкнутся самолёты — твой и мой.
Они сойдутся вновь. Аварии — почти что
Всегда по расписанию, почти всегда.
А пустота всегда, поверь мне, неподвижна,
И не враждебна самолётам пустота.
Пора счищать с их крыльев дюны, горы, плоти…
Пусть топливо уже шесть суток по нулям —
Лети! Твой самолёт немного с птицей сходен.
Он знает, где меня искать и чем стрелять.
6.
Давай закочуем степями. Высокие травы
нас скроют от мира машин,
их железные жалобы сгинут в глубоком тумане.
Из цепких объятий
Просмоленных ладаном канцерогенов
слепых городов
мы вырвемся в мир тишины,
нарушаемой лишь серебристыми трелями птиц.
В этом мире
благосклонность богов, что прочнее кивлара,
будет вечно сопутствовать нам,
если мы сохраним талисманы
и древний язык, на котором написаны книги оракулов,
знающих все о закатах и лунных приливах.
Ты слышишь их зов?
На рассвете мы двинемся в путь.
7.
А самолёты врезаются вновь
В здания Ада, дома и отели…
Нам поглазеть бы на всё это, но
Лета дорогу размыла, разъела…
Да, мы умеем ходить по воде —
Помнишь, как долго учили когда-то
Нас, сколько сгинуло нас в высоте
Неба, пока научились? — и надо
Нам бы дойти до иных берегов,
Только сперва переждать наводненье…
А до гостиниц идти далеко.
Кто же научит нас, кто? Привиденья?
Просто бродить по обычной воде.
Жаль, но по волнам изнеженной Леты
Мы не умеем ещё, мы не те,
Кто дружит с кем-то из лиц с того света.
Отсветы взрывов маячат вдали,
Грохот сдувает пылинки с соцветий…
Пусть остаётся фантазией лишь
Наш променад по трепещущей Лете.
8.
Бей меня медленно, до отупения,
По незакрывшимся точкам забвения,
Чтобы столбы болевые ветвями
Переплетались с забытыми снами,
Снами, в которых мы — две инфузории,
Самые странные в новой истории
Всех зоофизик и геоботаник.
Дай мне свой кнут — я верну тебе пряник.
Я не кричу. Я болею безмолвием.
Я отпущу тебя только с условием
Полной свободы движенья во времени,
Но ты не веришь. Ты больше не веришь мне.
9.
Глоток из Леты — лучшая награда
для тех, кто заперт в собственном аду
кто сам с собой играет в чехарду
во времена всеобщего парада
Юля Петрусевичуте
От начала начал поджидают Харона
С часовым механизмом подводные камни.
Вертолёты летают над Стиксом синхронно,
Перевозчика ищут и смотрят в глаза мне.
И последнее ясное, что ты забудешь —
То ночное кафе на проспекте центральном,
Где мы молча сидели, счастливые люди,
Пили кофе и думали лишь о фатальном.
Для тебя это Ад — просидеть в этом тихом,
Опустевшем кафе в одиночестве — вечно,
Где зачем-то теперь — опечатанный выход…
Это будет твой Ад, с вкусом кофе аптечным.
За стеной, в совершенно такой же кофейне,
С приглушённым мерцаньем бутонов китайских
Ламп, я буду пить кофе среди привидений…
Это будет мой Ад, с вкусом нежности райской.
И, конечно же, ты не узнаешь об этом,
А узнала б, вдвойне стал бы Ад — ненавистным.
Но я буду хорошим и тихим соседом,
Чтобы ты не тревожилась так, как при жизни.
Ждут Харона пожизненно в водной засаде
С часовым механизмом подводные камни,
Дирижабли лавируют между исчадий
И голодные рыбы не смотрят в глаза мне.
10.
Давай скорей закончим эту муку.
Мы от нее устали обоюдно
Разбей замки и — умывая руки —
Во всех грехах покаемся прилюдно.
Разбитые сердца не склеить скотчем.
Их не берет капроновая нить.
И только ночью, только поздно ночью
Они пытаются себя восстановить
Но тщетно.
11.
Мы созерцаем хоровод подводных лодок
В игривых водах Стикса. Мы не арестанты,
Но в Стиксе только рыбам хватит кислорода.
Нам — нет. Поэтому погибли и Атланты.
От прежних нас теперь осталось так немного…
Я становлюсь тобой, но — скифы, печенеги,
Сарматы — кто? — тебя воспитывает строго?
Я здесь, любимая, я здесь уже навеки.
Но странно: даже если бы, спустя столетья,
От прежних нас в нас не осталось ничего бы —
То я любил тебя, как прежде, перед смертью,
Сильнее жизни, крепче мира, сверхзазноба!
И странно: ты была источником волшебным,
Горевшим, чтоб сгореть, светящим мне веками,
Но и сейчас ты остаёшься им, целебным,
Сейчас, когда почти размыта наша память.
А в день, когда случится Стикса половодье,
Накроет океан один стеклянный купол,
И сбросим мы все царские свои лохмотья,
И за день поцелуем все вулканы в губы.
Нас кто-то душит наводненьями, но в жабры
Все нервы превращаются, учуяв воду.
Нас кто-то назовёт, наверно: динозавры.
Нам скоро перекроют доступ кислорода.
12.
Я буду завидовать морю за то,
Что оно мыслит глубже
Чем я
Я буду завидовать небу за то,
что его
образ новее, чем все,
изобретенные мной.
Я буду завидовать ветру за то,
Что бег его
Не остановить течением времени
Я буду завидовать пламени за то, что оно
Неуничтожимо
А море, небо, ветер, пламя
Будут завидовать мне за то,
Что я умею чувствовать
Боль.
13.
Допьем же портвейн, промочим тоскою горло
По Коктебелю,
И по библиотекам нездешних книг,
Мы все тут канатоходцы Леты,
А муза моя — египтянка, заблудившаяся в порту,
Танцующая на горящих углях Нового Света...
Алёна Щербакова
Мумия Атлантиды
Одета в ледяную воду
Будто манекенщица на подиуме
Её глаза закатились от климата подводной тундры
Холод становится наркотиком
Первое что забываешь
Утолив жажду памяти
Где поверхность а где дно
Где поверхность — вверху или внизу
Атлантида первобытна и целомудренна
Фиолетовые рыбы Стикса живут среди её колоннад
И не знают, что кто-то ищет Атлантиду
А если бы знали, то сказали бы
Но кому
У этих рыб до сих пор живо преданье
О русалках с рыбьими головами
И двумя странными конечностями вместо хвоста
Атланты построили несколько вулканов
Я тебя выдумал
А ты сменила характер и вкусы
Чтобы я не узнал тебя
В косы колоннад вплетены кораллы
Жаль что я такой неиндифферентный
Жаль что ты такая совершенная и единственная
14.
Так, как я умирал, умирали народы.
Обожённая твердь трепетала во мгле.
Расскажу только рыбам в резвящихся водах
Я о том, как остался один на Земле.
Этой мёртвой водой отравили колодцы,
Приучили к ней бесов, людей и кресты.
По тому, скольких я позабыл и отрёкся,
Можно вычислить качество этой воды.
В Стикс лилась рукотворная спелая лава.
Атлантида дремала, уснув на боку.
Я от огненной этой, гремучей облавы
В водах Стикса инертных тебя сберегу.
Атрофирован воздух. Мутируют числа.
Крест прибит к человеку, пустырь — наверху.
Обречённые расфокусировать мысли,
Всё же ловим мы стиксовых рыб на уху.
В этих водах грехи, словно пёстрый осадок,
Оседают на дно, кормят рыб косяки.
И пока доплывём мы до сонного ада,
Растворятся в воде этой наши грехи.
15.
Крепчает ветер, и мачта гнется,
И бьется парус, как в тенетах.
Я знаю точно, что шторм вернется.
Он нас разгромит и в пух, и в прах.
Молитесь черту, или сиренам,
Или Харибде — кому-нибудь.
Достаньте рома! Ром греет вены
И сокращает далекий путь.
В аду есть реки. — В шеренгу стройся! —
А там где реки — там корабли.
Мы их захватим и доберемся
Туда, куда
сегодня
не смогли.
Сегодня
не смогли…
16.
И всей-то тяжести — монетки в кулаке,
И никакого веса в теле кроме.
Сейчас отдам их деду на пароме —
И дальше буду ехать налегке.
Юля Петрусевичуте
Однажды — впервые — эпический слиток
Звезды разлился в безымянной дали.
Летучие рыбы нашли Атлантиду.
Хотя не искали, но всё же — нашли.
Руины теплы от громадных ладоней,
Как будто совсем не руины они,
Как будто бы только сейчас, без агоний,
Покинуты были они и — одни.
Стеклянные лица языческих статуй
Вдыхают дыханье рассветных лучей.
И вновь Атлантида не верит, а надо,
Что стала забытой, ненужной, ничьей.
И Солнце порхает, как вспыльчивый идол,
А волны пытаются снова, как встарь,
Поднять исполинов со дна Атлантиды,
И колокол тешат, как старый звонарь.
Ты здесь? Ты же здесь! Но, язычница, где ты?
Раз есть паутина, то есть и паук.
На стенах начертана бездна ответов.
На лицах скульптур напечатан испуг.
Как будто утопленник — Солнце — впервые —
Над волнами всплыло, ведь — легче воды.
Днесь зоны дождя из лучей огневые
Для рыб озарят Атлантиду, где — ты.
Ты знаешь? — повсюду расставлены сети,
И если ты здесь, я уже — победил.
И это последнее место на свете,
Где я опасаюсь тебя не найти.
*
ноябрь 05.