prohorsidoroch — Лики любви

Жизнь можно изменить одночасье.    

В начале зимы, когда первый снег едва накрыл снежным покрывалом маленький городок, население всколыхнула новость о пропаже семнадцатилетней модели Оксаны Григорьевой. В ту роковую ночь она возвращалась с очередного показа и тайным образом пропала. Она будто растворилась. Водитель агентства, где работала Оксана, как всегда развозил девушек после показа. Последней, он завез Оксану. Водитель проводил ее до подъезда, проверил парадную, так как там было темно, вызвал лифт и еще пару минут подождал, когда хлопнет дверь. После этого ее никто не видел.

Оксана выросла в мало обеспеченной семье. С началом перестройки, правда, отец, как и многие, сумел, сколотить капитальчик, но в 1998 кризис отнял у него сколоченные ранее сбережения, бизнес и желание вообще в дальнейшем что-либо делать на этом поприще. Однако, он все же, хоть как-то да помог дочери: купил квартирку, сберег кое-что на свадебку, да и так по мелочам баловал. С детства, Оксана была в центре внимания мальчишеского стана. Ее кукольное личико с зелеными глаза, пухленькими губками, застенчивым взглядом и огненно рыжими локонами будоражили юные сердца. В четырнадцать, словно бутон розы, Оксана расцвела на подиуме своего городка. Длинные ноги, округлые бедра, грудь. Все те же огненно рыжие локоны, изумрудные глаза, пунцовые губы. Ангельский голос и запах сводили с ума. Не однократно модельные агентства предлагали ей переехать в Москву, но родители были категорически против, хотя, в глубине души понимали, что решают дочь шанса выбраться и завоевать место среди лучших.

Две недели поисков не дали результатов. Родители Оксаны, казалось, объездили весь городок, заглянули ко всем друзьям, знакомым, но никто не мог и предположить, куда могла пропасть юная красавица. Ни угроз, ни какого-либо шантажа в последнее время, да что там, она вообще никогда с этим не сталкивалась. Да, бывали случаи, когда отвергнутые поклонники что-то ворчали себе под нос, но все знали, что Оксана девушка Андрея, чей папа, кстати, возглавлял отдел внутренних дел их городка. Мало кому хотелось иметь дело с милицией, поэтому, поворчав, парни переключали внимание на более доступных дам.

Андрей, парень Оксаны, или как модно говорить Бой-френд, завоевал сердце красавицы еще в школе. Среди остальных, он единственный не побоялся предложить дружбу, не смотря на модельный и жизненный успех красавицы, отчего остальные стали тихо завидовать и ненавидеть парня. Среди таких тихо ненавидящих был Максим. Они словно антиподы; Андрей, голубоглазый блондин, кареглазый брюнет Максим. Длинноногий широкоплечий кандидат в мастера спорта по плаванию Андрей Эйфелевой башней водружался над коренастым, невысокого роста Максимом. В обоих горела юная, пока еще непорочная любовь к Оксане, которая согревала сердце Андрея и сжигала сердце Максима.

Спустя двадцать дней с момента исчезновения Оксаны Григорьевой два парня оказались в подвале какого-то полу разрушившегося дома связанные по рукам и ногам. Очнувшись, Андрей попытался развязать стянувшую тело веревку, но рванув пару раз, ножка дряхлого стула подвернулась и, завалившись, он рухнул на сырой бетонный пол. Над головой, поскрипывая, подмигивала раскачивающаяся лампочка.

— Кто здесь? — через пелену промозглого воздуха, прозвучал знакомый Андрею голос.

— Макс, это ты? — горло пересохло, Андрей попытался сглотнуть, затем захрипел. — Макс, помоги.

— Вряд ли он поможет тому, кто не видел его мук, кто наплевал, растоптал и украл любовь, — холодный, как бетон, на котором лежал Андрей, наводящий ужас, голос незнакомца эхом отразился в зловещей тьме сырого подвала.

— Кто здесь? — дрожа от страха и холода, Макс повторил свой нелепый вопрос.

— Я справедливость. Я правосудие.

— Какая справедливость? Какого черта здесь происходит? Ты знаешь, кто я? Знаешь кто мой отец? Знаешь, что он сделает с тобой? — Андрей, то ли от страха, или адреналина, насытившего кровь, заорал, что есть мочи.

Выслушав еще с десяток «Знаешь» незнакомец продолжил.

— Ты не поверишь, но я знаю, — по-прежнему от его голоса разило холодностью, — но ты будешь удивлен, я знаю о вас гораздо больше, чем тебе кажется. Я знаю, что каждодневно уничтожает вас, знаю, что вы знаете, но боитесь сказать, да и вряд ли признаетесь даже самому себе.

Незнакомец рассказал о страхах, живущих и сжигающих плотью. Больше всего Андрей боялся потерять свою любовь. На противоположную чашу весов Фемиды, незнакомец швырнул ненависть. Максим любил Оксану не меньше, а может намного сильнее, отчего его сердце сгорало в пылу неразделенной страсти и до смерти ненавидело испепеляющую его любовь. Душа слабела, ревность точила нож.

— Теперь вы знаете страхи друг друга. Каково вам? Ответь Андрей. Каково знать, что есть безумец, любящий твою ненаглядную Оксану. Он готов убить, готов забрать твою любовь. Ответь, каково тебе сейчас? — Андрей чувствовал дыхание незнакомца, смешавшееся со зловонием подвала, с трудом повернул голову, посмотрел, но черный капюшон скрывал его лицо.

— Макс, это правда? Ответь. Это правда? Не молчи, — тело Андрея напружилось, готовое к выстрелу. В очередной раз он попытался освободиться, но уже отсыревшие веревки намертво сковали тело. — Макс, не молчи. Это правда?

— Не важно. Тебя беспокоит смерть или страх? Ты боишься потерять свою любовь, а может, ты боишься смерти? Представь Оксану мертвой, — незнакомец был настолько хладнокровен, что мысль об освобождении напрочь покинула Андрея.

— Сволочь. Сука. Ты убил ее, — Андрей не выдержал, взвыл.

— Нет, нет, этого не может быть. Нет. Как так, — внезапно, Максим, словно оправился от шока, — ты ведь ничего ей не сделал. Она жива. Я чувствую ее, она жива, — истерический смех одолел Макса.

— Тварь, тварь, мразь я убью тебя, — стиснул зубы Андрей.

— Успокойтесь. Пока эта шлюшка жива и ее жизнь зависит от вас. Вы оба готовы на жертвы ради нее, понимаю. Только один из вас готов еще пожертвовать жизнью этой дряни. Так давайте сыграем, — последние слова незнакомца прозвучали как приговор. Торжествуя, он объявлял начало игры, игры не на жизнь, а на смерть.

На мгновение воцарилась тишина, и лишь тяжелое, частое дыхание испуганных парней лейтмотивом растворилось в бездонной тьме подвала.

— Ну что, готовы?

Незнакомец озвучил правила. Суть была проста. Каждый получил план, на котором указано место, где спрятана Оксана. Оставалось добраться до указанного на карте местонахождения пленницы первым и получить приз. Для Андрея это была любовь навсегда, Максиму же доставалась Оксана и возможность остаться вместе, навсегда. Любовь и ненависть сопровождало безрассудство.

Андрей услышал, как незнакомец развязывает Максима. Напоследок, он хлопнул Макса по плечу: «Ты похож на меня. Твои глаза полны ненависти, сердце любви. Твоя чаша давно наполнена и пролита. Ты молод телом, стар душой. Я открыл клетку, в которой томилось твое «Я», не упусти шанс, как в свое время упустил его я. Иди и возьми то, что по праву принадлежит тебе». Затем, незнакомец, шаркая ногами, подошел к Андрею.

— Знаешь, почему я отпустил его первым? Любовь! Ах, эта Любовь! Двуличная, лживая сука! Все, только и дело что говорят о ней, воспеваю, посвящают стихи, а затем, закрывшись в ванных, проклинают и режут вены, засовываю головы в петли, стреляют, размозжат мозги по стенам, оставляя в память о себе лишь кровавые пятна. И знаешь, те, кто выжил, спустя время вновь жаждут любви, той самой, от которой когда-то страдали. Ну, коль она так сильна, значит, мы можем дать фору этому психу, не так ли! — сарказм говорил сам за себя.

— Вы оба психи. Убью обоих, — сквозь зубы, Андрей брызгал слюной, словно гадюка, защищающая детенышей.

— Ну, вот и ладно, — незнакомец вонзил кулак в лицо Андрея.

Макс, укрывшись в подъезде какого-то дома, трясущимися от холода руками рассматривал карту, план. Красный крест, указывающий местонахождение Оксаны, больше напоминал могильный. В это время, пошатываясь, Андрей сидел на бетонном полу. Голова кружилась и подташнивало. Рядом лежал клочок кальки с перечерченным планом. Выбравшись, Андрей ощутил, как морозный ветер вперился в окровавленный нос. Он оглянулся, это был старый заброшенный дом на краю городка, куда когда-то, классом, они сбегали с уроков и жарили на костре хлеб. Кстати, Максим впервые и показал им этот дом, якобы с привидениями.    

Выбравшись к дороге, Андрею повезло, он увидел приближающуюся машину. Чтобы наверняка, он перегородил дорогу и стал размахивать руками, крича о помощи. Таксист врезал по тормозам, схватил балоник и выскочил на Андрея.

— Щенок, совсем охренел что ли. Пьянь, а ну вали, а то башку отшибу, — агрессия таксиста была оправдана, а как иначе; ночь, окраина городка, ни души, да к тому же гололед, вдруг под колеса выскакивает кто-то и орет, помогите.

— Пожалуйста, помогите, меня похитили, — закрывая лицо руками, крикнул Андрей. — Я Осипенко, сын Осипенко.

Таксист, как и многие жители, фамилию Осипенко знал наизусть. Приглядевшись, спросил.

— Мать твою! Чего приключилось то? Кто это тебя так?

— Я не знаю. Он меня и Макса украл. Он Оксану украл. Макс хочет ее убить, — несвязанная речь напрягла таксиста, — надо ехать.

— Куда ехать? — удивился таксист.

— У меня план, вот, — Андрей протянул таксисту кусок кальки.

Некоторое время таксист крутил план, пытаясь понять с какой стороны смотреть. Затем, неожиданно вскрикнул.

— Твою мать, так это Свигово, километров сто будет. Я как-то отвозил туда одного парня, коренастый такой, всю дорогу сам себе чего-то там нашептывал. Может, отцу позвонишь, все спокойнее? — таксист почесал лоб, достал телефон.

— Я же говорю, Макс хочет ее убить, его первым отпустили, — Андрей выхватил план и запрыгнул в машину, — поехали быстрее. Пожалуйста.

Таксист, конечно, не хотел вмешиваться в дела молодежи, мало ли что он там болтает. Убийство. Какое убийство. Про Оксану видел по телевизору, но всё равно как-то не хотелось совать нос в чужие дела. Однако с другой стороны фамилия говорила сама за себя. На выезде из города таксист еще раз переспросил на счет звонка отцу. Ждал хоть какого-то подтверждения словам парня, а вдруг наврал и он не сын Осипенко. Однако получив отказ, не решился останавливаться, а вдруг и на самом деле сын Осипенко.

Максим подбежал к остановке. Метрах в десяти, подоле, стоял припаркованный джип. Он знал, Андрей, скорее всего, уже позвонил отцу. Теперь, перекроют выезды из города, а с десяток машин заревут и закрякают в ночи. В свете ночных фонарей, в руке Максима блеснул нож. Джип рванул с места, словно ошпаренный. Водитель покорно исполнял приказы Максима, стараясь дышать осторожнее, острие ножа уже пронзило куртку и покалывало в подреберье. До места оставалось километров пятьдесят.

Андрея тошнило. Таксист выжимал из старенькой Волги, оставшиеся за последние двадцать лет лошадиные силы. Лысая резина скользила, отчего Волгу, раз за разом, таскало из стороны в сторону.    

— Прошу вас скорее, — склонив голову, шептал Андрей.

— Да я и так гоню, как проклятый. Это же Волгарь, а не Мерседес, — ладони, впившиеся в руль, подтверждали, таксист не врет.

Еще километров за двадцать до поворота на Свигово, подрезав, Волгу обошел джип. Андрей, почувствовал, в машине Макс. Глядя на спидометр, стрелка которого дрожала в зоне девяноста, он прокручивал в голове, что возможно уже опоздал и Макс, надругавшись, убил Оксану. Андрея затрясло.

Максим всматривался в дорожные указатели. Карта картой, да только в ночи легко проскочить поворот. Вдалеке, на обочине, сверкнул один. Макс приказал остановиться. Усталым взглядом он судорожно читал. Водитель, воспользовавшись моментом, выскочил из машины и рванул наутек. Не ожидавший такого развития событий, Максим выскочил вслед и попытался догнать, но поскользнулся, упал и потерял из виду, скрывшегося в темноте водителя.    До места осталось меньше километра. Исполосовав ножом машину, порезав колеса, Максим направился в деревню. Вдалеке, сквозь редкий занавес деревьев поблескивали огоньки окон. Макс оживился, прибавил шаг, потом еще, еще и вот он уже бежал, бежал, не замечая рытвин и ухабов, словно хищник учуявший запах жертвы.

Подъезжая к повороту, Андрей вздрогнул от трехэтажного мата таксиста, внезапно прервавшего тишину.

— Аааа, щенок. Заглох, падла. Тормознем, сейчас я ему башку то отобью, — таксист прямо горел желание дать в морду водителю джипа.

— Да хрен с ним, поехали. Где мы? — Андрей хандрил.

Таксист, видя состояние парня, достал из бардачка потчую бутылку водки, молча, предложил. Не колеблясь, Андрей махнул пару тройку глотков. Машина свернула с трассы.

— Вон, смотри. Видишь за деревьями свет? Вот это и есть Свигово, — таксист приободрился, словно не Андрей, а он сам ехал спасать любимую. — Куда далее то?

— Не знаю. У меня только это, — Андрей вновь протянул листок кальки, на которой красным крестом было отмечено место.

— Ладно, паря, не боись. В деревню заедем, спросим. Может, кто че и видел, там домов то двадцать не более.

Андрей посмотрел на таксиста. Вдруг, машинально, он спросил про парня, которого подвозил таксист. Всю дорогу, Андрея не покидал звук шаркающих ботинок незнакомца. Почему, когда он отпустил Макса, он слышал только это шарканье. Максим что улетел? Хотя голос, нет, голос был не его. Этот голос он слышал впервые. И все же.

Машина подъехала к дому, куда таксист подвозил коренастого парня.

— Вот, сюда я его и привез, — вглядываясь в темные окна, таксист сжал балоник в одной руке, в другой он сжимал гаечный ключ.

— Я пойду. Если через десять минут не вернусь, звоните отцу. Телефон дать, он сегодня на дежурстве.

— Может вместе. Черт его знает, может этот, Макс твой, уже там, — таксист не сводил глаз с дома.

— Нет. Если что, уезжай и звони отцу, — Андрей аккуратно захлопнул дверь и направился в дом.

Скрипучие ступени предали. Чиркая зажигалкой, Андрей освещал путь. Остановившись, прислушался. Кромешная тьма, гуляющий в разбитых стеклах ветер, постукивающие ставни. Андрей замер. Тихо заскрипели ступени. В темноте, он нащупал какое-то бревно или доску. Шаги приближались. Изо всех сил, Андрей размахнулся. В кромешной тьме, раздался и тотчас утих выклик.    

Запыхаясь, Макс подбежал к дому. По дороге он свернул, чтобы срезать путь. Оглядевшись, вошел. Странный запах дыма насторожил. Дом пустовал, и местные жители сюда не хаживали. Шаркая ногами по скрипучим половицам, Макс пробирался в комнату.

Оксана лежала на лавочке, рядом, свесив голову, сидел Андрей. Колышущийся огонек пламени в огарке свечи, едва подсвечивал комнату. Максим замер.

— Я не хотел. Я не знал, что это она, — не поднимая головы, Андрей смотрел на дрожащие окровавленные руки.

На мгновение застывшие глаза Максима забегали от растерянности, дыхание участилось, и было слышно как, скрипя, сжимаются челюсти.

— Ненавижу. Ненавижу, — завопил Макс. — Ненавижу, — в пылу ярости, Максим кинулся на Андрея.

Из протокола допроса Подорожного Максима Владимировича обвиняемого в совершение преднамеренного убийства Григорьевой Оксаны Игоревны:

Оксана не любила Андрея. Да он не единственный у нее был. Просто, она боялась его отца, рассказала, что тот предупреждал: «Если ты решишь уехать, бросить моего сына, разбить ему сердце я тебя найду и на панель отправлю». А она хотела в Москву, заграницу, куда подальше из нашего захолустья. Никто не знал ее. Это только с виду она была паинькой. Но я-то видел пламя страсти, горящее внутри. Она дьявол. Оксана знала, что я люблю ее, подсмотрела запись в моей тетради. Как-то, я увидел ее в клубе. Ее похоть не знала границ. Она соблазняла всех, она хотела всех, и все хотели ее. Заметив меня, Оксана спросила, хочу ли я, как все. Взамен предложила разыграть спектакль с похищением. На счет того, что она хочет избавиться от Андрея, я не знал. Только когда ее якобы похитили, она рассказала о своих планах. Но я уже не соображал. Она играла мной как марионеткой, вытащила душу, привязала, точно воздушный шар и то отпускала, то тянула к себе. Я стал зверем с единственным инстинктом — совокупление. Эта невидимая нить стала поводком цепному псу, который готов был растерзать Андрея, и всех, прикасавшихся к ней. Я не жалею ни о чем. Все, что я хочу, умереть, так как душа моя осталась с ней, и возвращать ее я не желаю.

Без протокола:

Андрей случайно убил Оксану, он же не знал. Когда я увидел ее, лежащую на скамье, понял, мертвец остался здесь. Приехала милиция, я взял убийство на себя, и буду просить смертной казни, зачем жить без любви. И если кто спросит меня, а была ли это любовь, я отвечу: «Да, поистине, для меня, это была любовь».