светОКа — "Вероломство памяти"

Четыре образа Анны.

                                                                                8 октября.

У Анны сегодня опять был приступ.

Я была на уроке физике, когда её мама позвонила мне. Она звонила мне только, когда у Анны были приступ или же когда её просто не было дома. Когда на дисплеи моего телефона высветился номер её мамы, у меня затряслись руки. На часах было только половина двенадцатого — в это время Анна ещё не уходит гулять — значит, что-то случилось.

Я подняла руку.

Учительница не сразу обратила на меня внимание.

-Что?— наконец спросила она меня.

-Я могу выйти?

Она удивлённо посмотрела на меня.

-Это срочно,— прошептала я.

Она кивнула.

Я пулей вылетела из класса.

— Анна в больнице,— сказала теть Тамара,— тебе бы прийти, она очень хотела тебя видеть.

-Я приду,— ответила я и отключилась.

Боже, как же я тогда испугалась за Анну — она же могла хоть что натворить.

Я кое-как досидела до конца урока и, не задерживаясь ни на минуту, пошла в больницу. Благо, что она была рядом.

Там, в приёмной, мне сразу же сказали номер палаты.

-Палата номер пять.

Странно, обычно Анну кладут в тринадцатую палату — а тут в пятую. Мне это сразу не понравилось.

В палате из больных была только Анна.

Она лежала лицом к стене. Рядом на кровати сидела её мама. Она тихонько плакала.

Я подошла и положила ей на плечо руку. Она подняла голову и посмотрела на меня.

Наверняка её опять вызвали с работы сегодня, и она не заработает и не копейки.

Если бы Анна это понимала — может, она бы могла контролировать себя?

Вряд ли. Врачи же сказали, что этот синдром вылечить трудно, а его симптомы нельзя проконтролировать.

Я вздохнула.

Почему именно Анне досталась эта учесть? Почему?

Она ведь такая добрая, талантливая.

Не будь бы у неё этого расстройства — она бы была лучшей в классе.

Но именно такие люди как она вынуждены нести этот крест.

Я вздохнула вновь.

Тёть Тамара выходит из палаты.

Она знает, что Анна в её присутствие не будет разговаривать со мной.

Я сажусь на место Аниной мамы.

Наконец Анна заговорила:

-Сальвадор, это ты?— спрашивает она.

-Нет, это я — Соня.

Она поворачивается ко мне.

Её от природы голубые глаза сейчас тёмно-синего цвета. Анна называет этот синий — глубоким. Настолько глубоким, что по её словам в нём можно утонуть ещё раньше, чем в Тихом океане.

Я не люблю, когда её глаза такого цвета. Тогда это уже не Анна. Это кто-то другой. Я пытаюсь понять — кто именно.

-Вот ты глупышка! Сальвадор— это твоё новое имя.

-Почему именно Сальвадор?— осторожно спрашиваю я.

-Как почему? Ты ведь родилась с ним в один день!

-Он родился 11 мая?

-Точно. Как ты.

Я улыбаюсь.

-А кто ты тогда?

-Боже, какая же ты недогадливая!

Я не люблю, когда она начинает капризничать. Это хорошо никогда не заканчивается.

В начале сентября, в один из дней она так же капризничала, а потом её нашли в её комнате, измазанной гуашью. Всё, что только её окружало — всё было в красно— синей гуаши. Она сама сидела абсолютно голая, так же запачканная краской и рисовала на полу. Она утверждала, что она рисует «постоянство памяти» Сальвадора Дали. Хотя на полу были обычные двухцветные каракули.

Тогда же она заявила, что хочет рисовать. Врачи одобрили это, потому, что посчитали это хорошим способом выражать её агрессию. Но мне это не нравилось. С тех пор она была постоянно перепачкана красками

-Так кто ты сегодня?— спросила я.

Она вздохнула.

-А я сегодня просто Марго.

Боже — только не Марго. Нет уж. Когда она именуют себя Марго, она обычно начинает говорить абсолютно бессмысленные вещи, делать идиотские выводы.

Бедная Анна— её личность подавлена совсем.

-Может тебе поспать?— спрашиваю я.

-Нет. Смысл в сновидениях — если они и на часть не повторяют твоей реальности?

-Почему ты так думаешь?

-Ну что тебе сниться?

-Эмм…ну, школа, дом, семья…

-Нет, тебе сняться только их образы. Даже в реальной жизни нет школы, дома, семьи.

-О чём ты?

-Как о чём? Всё же просто! Это всего лишь жалкие подделки! В реальности это только слова, которые хотят воплотить в реальность!

Я молча смотрю на неё. Я хочу поспорить, но не решаюсь — не хочу очередного приступа агрессии.

— В мире ничего не материально. Потому что не возможно передать то, что значат слова. Мы можем только максимально приблизиться — но точно передать не возможно.

-Почему?

-Как почему? Господи, Сальвадор — ты что, сегодня не выспался? Всё мы что-то представляем не так, как другие. Только с всеобщим представлением мы сможем воплотить слова в действия.

И она смотрит на меня глазами, полными надеждой, что я пойму и поддержу её.

Она знает, что я не буду осуждать или высмеивать её мнение. Нет. Она уверена во мне.

На общем доверии и стоиться наша дружба.

Мы познакомились в городской психиатрической лечебнице. Одна из моих тогдашних подружек хотела покончить с собой, но у неё это не вышло и её направили в это заведение.

Я тогда стояла на пороге больницы.

Тогда ко мне подошла Анна и стала рассказывать, какой закат был накануне. Меня она удивила.

Она просто стояла и рассказывала мне.

И что-то ёкнуло во мне тогда.

Я стала навещать её.

Почему — спросишь ты? Да потому, что она была самой вменяемой их всех людей, с кем мне только приходилось общаться.

Я могла говорить с ней на миллионы тем, могла быть самой собой.

Выяснилось, что кроме мамы у неё никого нет, и я решила, что всегда буду с ней.

Даже когда она кинулась на меня с ножом, у неё дома, я не отвернулась от неё.

Просто потому, что тогда была не она.

Это была Марго.

Вот и сейчас я насторожено следила за каждым её движением.

-Я хочу домой, — грустно сказала она, — здесь слишком шумно.

Я прислушалась. Это было самое бесшумное место, которое только можно было найти в этом городе.

-О каком шуме ты говоришь?

-Говори тише,— сказала она, — иначе голоса захотят вступить в нашу беседу.

Понятно. Ей опять вкололи лекарство.

Её пичкали какой-то ерундой, которая якобы должна была её успокаивать. Так то оно так, вот только это лекарство вызывало у неё звуковые галлюцинации.

Об этом знала только я.

Бедная моя Анна.

-Голоса опять говорят с тобой?— спросила я.

-Угу. Я уже устала. Она самого утра не могут замолчать. Я устала от этого шума. Обними меня.

Я смотрю на неё с удивлением. Обычно Марго не позволяет себе вести себя подобным образом.

Я осторожно обнимаю её.

Она обвивает свои руки вокруг моей шеи.

я морально готовлю себя к тому, что она может что-то выкинуть.

И я оказываюсь права — она резко обхватывает мою шею руками и начинает меня душить.

Господи — как я тогда кричала.

Но моя паника провоцировала её ещё сильней сжимать мою шею.

Просто, каким то чудом медсестра проходила мимо.

Она то и спасла меня.

Вскоре прибежал остальной персонал.

Она вкололи ей лекарство и привязали к кровати.

Анна, она же Марго, продолжает кричать, словно животное.

Меня выводят из палаты, и я не могу больше сдерживать слёзы.

Я не могу спокойно смотреть, как самый близкий и родной человек страдает.

Мне не просто жаль её — я чувствую какую-то ответственность за неё.

Мне вдруг стало страшно — а что было бы, если бы ей удалось задушить меня?

И мне стало вдвойне страшно и горько — нет, мне было не себя жаль. А её. Что было бы, если бы она убила меня — кто бы остался с ней рядом? Мама, которая целыми днями пропадает на работе, что бы добыть деньги на лекарства единственной дочери?

Я кое-как добралась до дома.

И вот сейчас, пока я всё излагаю. Это на бумаге — я вновь переживаю это и почти не сдерживаю слёз.

Мне настолько жаль её, бедную, любимую Анну, которая неизвестно когда вернётся домой.

Надо бы ей завтра принести краски и листы — иначе её не станет лучше.

Я видела, как она менялась на глазах, как только брала в руки кисть.

Действительно, в последнее время она стала рисовать намного сноснее, чем Перове время. Хотя меня всё ещё пугают её рисунки — она воображает, каких то людей с точностью до морщинки, хотя утверждает, что не видела никого из них ни разу.

Меня пугают её тёмные тона на картинах — это, как правило, чёрный, тёмно-синий, фиолетовый. Или агрессивный красный.

Врачам это совершенно не нравится, но они не могут ничего поделать с ней — она словно не видит других цветов.

Господи, поскорей бы её выписали, что бы я сходила к ней, понаблюдала, как она рисует, и мне бы стало намного спокойней.

И всё же я ещё не могу отойти от её поступка.

Боже — как же я ненавижу эту Марго!!!

Врачи говорили, что всё её личности, которыми она себя представляет — это не просто плод её фантазий. Это реальные люди или вымышленные персонажи, которые когда-то произвели на неё большое впечатление, что данный образ сохранился у неё в подсознание.

В любом случае я буду молиться богу и надеется, что Анне, моей дорогой Анне станет лучше и её обязательно выпишут завтра.

Ладно, уже слипаются глаза, пошла спать.

                                                                                    9 октября.

Боже, в который раз я спрашиваю у тебя — за что ты так наказал Анну? В чём она так провинилась, что ты совсем ещё не щадишь?

Я даже не знаю, с чего начать описывать все сегодняшние происшествия.

Наверное, надо начать с начала.

А началось всё с того, что поздним вечером вчера мне позвонила Анна.

Да-да, именно Анна. У неё не было раздвоения личности, она была вполне вменяема.

-Привет,— прошептала она в трубку.

Я тут же стала плакать.

-Ну-ну, не плачь,— прошептала она. По телефону она предпочитала говорить шепотом.

-Привет…

-Ты как?

-Не плохо. Как ты?

-Мне намного лучше. Врачи сказали, что у меня улучалось состояние.

-Серьезно?— я была рада это слышать.

-Угу. Они сказали, что если ночью не будет приступов, утром меня отпустят домой. Ты придёшь ко мне?

-Анна, о чём ты говоришь? Ну, конечно же, я приду, ты только сообщи, во сколько будешь дома — я сразу же со школы приду.

И вдруг она расплакалась в трубку.

-Ты чего?— удивлённо спросила я.

-Почему ты всё ещё общаешься со мной?

-Боже, Анна, что за дурацкие вопросы ты задаёшь?

-Это не дурацкие вопросы! Просто объясни мне — почему ты всё ещё дружишь со мной?

-Что значит всё ещё?

-Соня, ты будто не понимаешь о чём я! Хотя я и не помню этого, мне рассказали, что я сегодня вновь кинулась на тебя.

— И что?

-Как что? А если бы я убила тебя?

-Ну, так же не убила.

-А если бы?

-Давай закроем эту тему, хорошо?

-Нет. Мы должны всё решить сейчас. Я всё не могу понять — я уже не в первый раз кидаюсь на тебя, а ты продолжаешь общаться со мной, будто ничего и не произошло.

-Ну, давай будем считать, будто ничего и не произошло?

-Я не могу так. Пойми, я социально опасна, тебе не надо со мной общаться!

-Что значит не надо? Анна, ты в своём уме? Я не собираюсь ставить крест на нашей дружбе только потому, Марго не любит меня!

-Ну, ведь Марго— это я.

-Нет, это не ты. Марго— это Марго. Вот она социально опасна, а ты — Анна, ты сейчас же спокойно разговариваешь со мной и совершенно не опасна.

Анна вновь стала плакать в трубку.

-Соня, у тебя просто ангельское терпение!

-При чём тут терпение? И вообще, прекращая плакать, тебе вредно это делать.

-Прости, я не могу сдерживаться. Соня, я так люблю тебя. Спасибо, что ты всё ещё дружишь со мной.

-Ой, Анна, перестань…

-Нет, я просто никогда не говорила об этом, но я очень благодарна тебе. Правда. Просто как я подумаю о том, что ты терпишь все мои приступы, всё то, что я выкидываю — мне кажется, я бы никогда не стала бы с такой как я общаться.

— Тебе только так кажется Анна. И вообще, больше не говори об этом, допустим бы, если ты могла контролировать это — и намерено не контролировала — мы бы тогда и говорили об этом.

-Просто у меня никогда не было подруг. Ну, кроме мамы конечно.

-Ну, теперь то у тебя есть я, так что можешь не беспокоиться — от меня ты так просто не отделаешься.

Я попыталась засмеяться, но смех звучал фальшиво.

-Прости меня, — прошептала Анна,— прости, я, как подумаю, что могла бы убить тебя — как бы я потом жила без тебя?

-Очень просто — ты бы просто нарисовала мой портрет и разговаривала с ним.

она засмеялась.

-Что верно, то верно.

-Угу.

На какое-то мгновение мы обе замолчали.

-Как у тебя дела с тем парнем?

-Ты о ком?

-Ну, о том, что тебе нравиться.

-Ааа, ты имеешь в виду Данила?

-Угу. Я просто всегда забываю, как его зовут. Так как с ним дела?

-Не важно.

-Почему?

-Он не замечает меня. Хотя его и посадили со мной за одну парту, он продолжает меня не замечать.

-Может тебе сделать первый шаг?

-Зачем?

-Как зачем? Сонь, ну он же тебе нравиться. Попробуй первая с ним заговорить может из этого выйдет толк.

-Не думаю.

-И всё же. Попробуй — он тебе за это в лоб не даст.

-Возможно.

-Хорошо, я попробую.

-Вот и отлично. Обещай мне, что как-нибудь ты мне его покажешь, хорошо?

-Конечно. Как только тебя выпишут из больницы — я обязательно его тебе покажу.

Мы поболтали ещё пару минут, и она положила трубку.

Сегодня утром я разговаривала со школьной подругой. Она сказала, что я ненормальная, потому, что дружу с Анной.

-Ну, чего с неё ловить?— спросила она меня,— она же больная, у неё же крышу рвёт только так. Тем более что она не первый раз нападает на тебя. Не страшно?

-А чего бояться?

-Как чего? А если в один прекрасный день она просто зарежет тебя и всё.

-Этого не будет.

-С чего тебе знать?

-Я просто уверена, что она не настолько больна, что бы такое творить.

-Да ты, похоже, подруга, сама ненормальная.

-Почему?

-А что — нормальная что ли? Дружишь с постоянной клиенткой психбольницы.

Эти слова задели меня, и я сказала:

-Иногда мне кажется, что всё вы — пациенты психушки, а не она.

Подруга обиделась на меня из-за этого. Но мне плевать. Я же знаю, что она не права в этой ситуации. В конце концов, у нас свободная страна и каждый сам выбирает— с кем ему дружить.

Был урок литературы, когда я заметила какое-то оживление в классе.

Всё поглядывали в окно и хихикали.

Я посмотрела в окно и ужаснулась — во дворе школы, в одном только зелёном платье и ботиночках без каблука гуляла Анна.

Она просто ходила по двору, пряталась за деревья и думала, что её никто не замечает.

Я просто не могла поверить своим глазам.

Я подняла руки и попросилась выйти.

Учительница видимо поняла, что я знаю эту девушку, и разрешила мне выйти.

Я скидала учебники в сумку и выбежала из класса.

На ходу, надевая куртку, я выбежала на улицу.

Только когда я пересекла часть двора, анна меня заметила.

Она убрала с лица рыжие волосы и сказала, улыбаясь:

-Ты что тут делаешь? Ещё же не было звонка.

Я сняла с себя куртку и накинула на неё.

-Я вообще то не замёрзла,— сказала она и попыталась снять куртку.

-Не снимай,— строго сказала я,— и вообще, что ты тут делаешь?

Она послушно накинула куртку на себя и заговорила?

-Я решила погулять.

-Без куртки?

-Да.

Я взяла его за руки с строго сказала:

-Ты понимаешь, что тебе нужно быть дома, а не здесь, да ещё и без верхней одежды.

-Просто моё тело давно не разговаривало с ветром. А делать это в пальто очень сложно.

-Теть Тамара на работе?

-Угу.

-Так, сейчас мы зайдём в школу, я отпрошусь с последних уроков и отведу тебя домой.

-Так у тебя еще не закончились уроки?

Боже, сейчас она говорила как блаженная.

Её глаза были светло-голубого, цвета, почти прозрачные.

Значит сегодня она Пелагея.

Этакая спокойная, недалёкая девушка, которая имеет заторможенную реакцию.

Я взяла её за руку и повела в школу.

Звонок с урока уже прозвенел и почти все школьники собрались на первом этаже.

Я прекрасно знала, что все они собрались там только для того, что бы посмотреть на Анну.

Я невозмутимо вошла в школу и подошла к кабинету завуча и сказала Анне:

-Постой здесь. Ни с кем не говори. Я скоро приду.

Она глупо улыбнулась.

Я постучала и вошла.

-Здравствуйте. Я бы хотела узнать — не могли бы вы меня отпустить с последних двух уроков?— обратилась я к завучу.

Завуч посмотрела на меня с сожалением:

-Это твоя подруга гуляла во дворе в платье?

-Да.

-Какие уроки у тебя остались?

-История и химия.

-Хорошо, иди домой. Пусть потом твоя мама напишет объяснительную, что тебя не было по семейным обстоятельствам.

-Хорошо, спасибо, до свидания.

Я знала, что она, хотела бы узнать больше о моей странной подруге, но она видела, что меня ни как не удержать и больше не о чём не спрашивала.

Я вышла из кабинета и застыла в изумление: Анна стояла рядом с Даниилом, и о чём-то весело разговаривал.

Я подошла к ним.

-О, ты уже освободилась?— спросила Анна.

Я кивнула головой, при этом старалась не смотреть на Данила. Я боялась увидеть насмешку в его лице.

-Извини, — сказала Анна Данилу и взяла меня за руку.

-Конечно,— ответил Данил, и Анна повела меня из школы.

Я боялась заговорить с ней о нём.

Он она сама заговорила:

-Вероломство образов.

-Что?— не поняла я.

на улице было очень холодно: мой теплый белый свитер не спасал меня от мелкого дождя и порывов ветра.

-Вероломство образов. Ты что Сальвадор — оглохла?

-Нет.

-А я думаю, что да. Ты знаешь, что такое вероломство образов?

-Нет.

-Жаль…

Она вдохнула и ждала, что я спрошу, что же всё-таки вероломство образов.

-Ну и что же такое — вероломство образов?— наконец спросила я.

Она радостно повернулась ко мне и весело заговорила:

-Вообщем, жил когда-то бельгийский художник-сюрреались Рене Магрета. И была у него такая Катрина — называлась вероломство образов.

-И что же на ней было изображено?

-На ней была изображена обычная курительная трубка. Но под ней имелась надпись на французском языке, которая говорила: « это не трубка».

-И?

Я искренне не понимала, какое дело трубка имела к вероломству образов.

-Господи, Сальвадор — ты наверняка сегодня не выспалась, потому, что совершенно ничего не понимаешь.

-А что я должна понять?

-Как что? Магрета был прав. Это была не трубка.

-А что же?— меня уже немного раздражала её неясность.

-Это было только изображение трубки, а не сама трубка. Как бы это противоречиво не звучало, но это так и есть.

Я остановилась, что бы понять, о чём она говорит.

-Я ничего не поняла,— честно призналась я.

-Боже! Хорошо, придём ко мне, я тебе покажу эту картину, и ты сама всё поймешь.

Остальную часть пути мы шли молча.

Я просто шла молча, наблюдая за тем, как Анна воодушевленная чем-то прыгала по лужам и поворачивалась лицом к ветру.

Когда мы пришли к ней, она, не разуваясь, прошла в комнату и вынесла мне распечатанную картинку. На ней была изображена тёмно-коричневая трубка на светло-коричневом фоне, а под ней виднелась надпись красивым подчерком «Ceci n’est pas une pipe».

Только глядя на картинку — я поняла, что так и есть. Фактически была изображена не трубка, а её образ.

-Ты поняла?— спросила она меня, выглядывая из-за моего плеча.

-Ну конечно!

-Вот видишь. Все, так как точно сказано. И вся наша жизнь — исключительно вероломство образов, потому, что мы только видим только образы, а не сами предметы.

Я села на пол у неё в прихожей и облокотила голову на стену. Анна села точно так же.

-Я умираю?— спросила она.

-Нет. С чего ты это взяла?

-Я слышала разговор врачей. Этими успокоительными они посадили мне всё сердце.

-Это чушь, не верь им.

-А кому верить?

Я повернулась к ней и сказала:

-Только мне. Ты же знаешь, что я никогда не совру тебе.

-Правда?

Нет. уже сейчас я её врала. И я врала ей постоянно. Только для того, что бы она хоть на минуту могла жить нормально —Думая, что так и есть. Просто, как только у людей что-то выходит из под контроля или они понимают, что что-то не поддаются моральным принципам — значит, пора поднимать панику.

Мы просто просидели так до вечера, пока у меня не зазвонил мобильный. Это были родители — они интересовались, где я нахожусь.

Я сказала, что у Анны.

-Давай я нарисую твой портрет?— спросила подруга.

-Нет, извини, мне пора домой.

-Конечно,— грустно сказала она.

Я встала и стала надевать свою куртку.

-Я сегодня говорила с Даниилом. Он хороший.

Я никак не отреагировала на её реплику.

-Тебе надо позвать его погулять. Он будет рад.

-Я не могу.

-Почему?

-Потому что.

-Делай как хочешь. Только потом не жалуйся мне, если что.

Я поцеловала её в щеку на прощание и ушла.

Вот сейчас, лежа у себя в постели и рассказывая всё это, я думаю о том, что мне надо было остаться переночевать у Анны и дать ей возможность всё-таки нарисовать мой портрет.

Просто я боялась, что могло что-то случиться с ней.

Слишком задумчивой была она, когда я уходила.

В любом случае надо будет сегодня выспаться, а завтра — сходить до неё.

Господи, хоть бы ничего не случилось с ней…

Всё, ушла спать. Надеюсь, что у меня получиться выспаться.

                                                                        10 октября.

…всё ужасно…я не нахожу себе место…что сегодня творила Анна— господи, только благодаря своему терпению я не сошла с ума.

После школы я как обычно пришла к ней.

Входная дверь была открыта.

Она сидела у себя в комнате, в одном только белом нижнем белье и рисовала.

Она рисовала мой портрет. По памяти.

Она рисовала девушку, с синим волосами, прямой чёлкой, желтым лицом и фиолетовыми глазами. Весь рисунок был составлен из треугольников.

Это выглядело как минимум — странно. Хотя было вполне в духе Анны.

Она не сразу заметила моё присутствие.

А когда заметила, то протянула лист с изображением девушки.

-Это ты,— сказала она.— я передала всё в той цветовой гамме, которая олицетворят твой внутренний мир.

Я расплакалась. Я плакала от понимания собственной бесполезности. Я знала, что не могу нечем помочь этой бедной девушке, которая никогда не будет вменяемой по-настоящему.

Она посадила меня рядом с собой, обняла правой, а левой гладила по голове:

-Не плачь,— шептала она,— я слышала, как ночью мама плакала. Значит я действительно скоро умру. Я это знаю, можешь не отрицать. Я верю, что ты не знала об этом. Но мама, врачи — почему все они меня мучают и говорят, что я буду жить. Я же чувствую, что мои рисунки не такие чёткие. А если они не чёткие, значит, я скоро умру.

-С чего ты это взяла?

-Мне говорил об этом один мой знакомый художник. Ныне он покойный.

-Зачем ты слушаешь кого-то? Ты — это ты, и не кто более.

-Нет. Мы все одинаковые. Мы — жалкие копии своих родителей. Когда они зачали нас, то Бог взял по фотографии родителей, наложил одну их них на другу — и так получились мы.

-Откуда тебе значь это?

-Как откуда? Ну как откуда? Я говорю с Богом каждый день. Он говорит мне, что мама молиться каждый день о том, что бы я прожила ещё один день. Только вот зачем?

-Как зачем?— я соскочила с пола,— ну как зачем? Ты должна жить Анна, должна!

-Кто такая Анна?— спросила она, вставая.

-Ты! Ты!— кричала я, словно ненормальная.

А она только молча качала головой из стороны в сторону.

-Я не Анна,— шептала она.

Я подбежала к ней и стала трясти:

-Анна! Анна!— кричала я, словно это бы помогло ей.

— не Анна,— продолжала шептать она.

В отчаяние я села на пол.

Она села рядом.

-Я не Анна,— вновь сказала она,— Анна убила себя. Потому, что не хотела видеть, как страдает её Сальвадор. Она просила меня передать тебе, что сегодня вечером тебе позвонит твой прекрасный принц.

-Какой ещё принц?— спросила я, вытирая слёзы.

-Тот самый, с которым она говорила в школе.

-Данил?

-Он самый.

Я не предала значения этим словам.

Я легла на пол и стала смотреть на её изрисованные стены.

Она легла рядом.

-Ты и впрямь думаешь, что вокруг нас — исключительно вероломство образов?

-Безусловно.

-Ну что нам тогда делать?

Я закинула ноги на стену, и Анна вскоре последовала моему примеру.

-Что делать?

-Угу.

-Любить. Дружить. Ненавидеть. Эти чувства — не образы. Это реальные вещи. Их нельзя подделать, создать образ или видимость — они либо есть, либо из нет. Они — не трубка, под которой можно что-то написать.

-Ты так думаешь?

-Если бы я так не думала, я бы этого не сказала…

Прости, пришлось уйти ненадолго.

После нашего разговора у Анны, я отправилась домой.

Я шла и думала о том, что она мне сказала.

Я не знала — права ли была она или нет, но знала одно — меня очень пугали её разговоры о смерти. Мне совершенно не нравилось, что она говорила о том, что Анна якобы умерла.

В любом случае мне надо было поговорить с её мамой или врачом — и убедиться, действительно ли она настолько больна, что скоро умрёт или это её очередной бред.

Я заметила около моего дома молодую девушку, которая раздавала листовки. Это были небольшие белые листы, с чёрными буками на неё.

Я не прочитала, что было на них написано, а сразу же выкинула одну из них в мусорную урну.

Дома я занялась своими делами. Как вдруг ко мне в комнату вбежала мама и прокричала:

-Глянь в окно!

Я выглянула в окно и опешила — та девушка, что раздавала листовки, стояла в стороне и кричала. Рядом с ней стояла другая девушка, которая швыряла в воздух те самые листовки и что-то кричала. Второй девушкой была Анна. Я узнала её — она была в нижнем белье и чёрном не застёгнутом плаще.

Я кинулась одеваться и выбежала на улицу.

Первая девушка в ужасе кричала на Анну, но боялась подойти, словно та могла её укусить.

Анна же в свою очередь кидала в воздух листовки и кричала:

-Летите бабочки! Летите, милые! На свободу! На юг! Там сметь теплей!

Я подбежала к ней и принялась отбирать листовки.

-А, Сальвадор — вскрикнула она, увидев меня. Она протянула часть листовок,— давай со мной отпустим на волю этих прекрасных созданий!

-Нет, нет, их не нужно отпускать на свободу. Их нужно отдать этой девушки, она их хозяйка и ей распоряжаться — что им делать.

Анна перестал швырять в воздух бумагу, а растерянно посмотрела на меня:

-Ты говоришь правду?

-Ну конечно. А что, по-твоему, делала эта девушка?

-Я думала, что она отдаёт их другим людям, что те лишили их жизни.

Я забрала у неё листовки и сказала:

-Нет, глупышка. Она их отдаёт, но только потому, что они сами этого хотят.

-Правда?— спросила она у девушки. Та, с моим приходом перестала кричать, а только наблюдала за нами издалека.

Она молча кивнула головой и посмотрела на меня.

Я одобрительно кивнула.

Я отдала листовки девушке и сказала Анне:

-Пойдём, я отведу тебя домой.

По дороге я узнала, что Анна хотела попрощаться со мной, потому, что завтра она собиралась умереть.

Я закрыла её рот своей рукой и сказала:

-Ты больше никогда не заговоришь об этом, поняла? Ещё одно слово в подобном духе и я ударю тебя.

Она не стала спорить.

Я привела её домой, как говориться «сдала» её маме и пошла домой.

Но по дороге я всё ещё думала обо всём случившемся.

Пару часов назад я поговорила с мамой, и та заверила меня, что причин для паники нет. Ведь если бы Анне действительно угрожала опасность, то вряд ли бы её мама ничего бы не предпринимала.

Думаю, мама права…

Всё, ушла спать.

                                                       11 октября.

                                День, который я буду помнить…

                               День, когда умерла моя жизнь….

                                                                        Моя дружба…

                                                                            Моя Анна…

БОЖЕ!БОЖЕ!БОЖЕ!

Как? Почему? За что?

Я не знаю, я просто не знаю, что мне теперь делать дальше? Как жить? Точнее существовать?

Надо взять себя в руки, Взять в рук….

Думаю, что действие успокоительного продлиться хотя бы пол часа, что бы я успела рассказать всё…

Начну с того, что сегодня в школе со мной, наконец, заговорил Даниил.

Да, не поверишь — просто взял и заговорил.

-Как поживает твоя подруга?

Я опешила:

-Ты это меня спросил?

Мы писали конспект по биологии.

-Ну да. Так как она?

-Вроде ничего. А что?

-Да просто хотел узнать. А вообще как дела?

-У неё все хорошо…

-Нет, у тебя?

Что??? — была моя первая мысль.

Я насторожено посмотрела на него.

-Ну вроде не плохо. А у тебя?

-Ну, тоже Впринцепи не плохо. Что делаешь сегодня вечером?

Ну, это уж слишком! Если ты хочешь, что бы я посидела— то ты его добьешься! — это всё мои эмоции.

-Ничего, а что?

-Просто у меня есть билет в кино. Может, сходишь со мной?

-А что за филь?

-Эмм…это вообще то мультик— «легенды ночных стражей». Там говорят

Саундтрек группы 30 seconds to Mars.

-Серьёзно?

-Угу.

-Ну, можно Впринцепи.

Он протянул мне маленький клочок бумажки, и прошептала:

-Запиши свой номер.

Я послушно выполнила его просьбу.

Мы проговорили ещё весь урок.

После четвёртого мне пришло сообщение от Анны:

« Сальвадор, не пиши, пожалуйста, на моей надгробной плите слова, типа «здесь покоиться….»-а то это получиться как с трубкой, вероломство образа. Я ведь буду в земле, а не на плите».

Я, не раздумывая не минуты, встаю и ухожу.

Просто потому, что внутри меня зарождается какое— то нехорошее предчувствие.

Я бегу до дома Анны и молюсь.

Молюсь. Молюсь. Молюсь.

Несколько минут стою в нерешимости перед её дверью.

Достаю ключ от её квартиры (которые мне любезно предоставила тёть Тамара) и вставляю их в замок. Ещё мгновение и открываю.

Тишина…

Не разуваясь, влетаю в квартиру, в её комнату и застываю на месте.

На полу, окровавленная, лежит она…недалеко от неё— ножницы, так же в крови…

То ли Пелагея, то ли Марго, то ли Анна…

Анна…вижу по ее почти прозрачным зрачками…

Я сажусь рядом, кладу её голову мне на колени и сижу так до самого вечера, пока не приходит её мама, не звонит моим родителям, и те не забирают меня домой…

Как я теперь буду существовать? Не жить, нет, потому, что без неё я буду только существовать….

                                                   13 октября…

На надгробной плите написала только имя и даты…не каких фраз…они лишние…забрала портрет себе…Данил признался, что Ан…она рассказала ему о моей симпатии…распечатал все изображения картин Сальвадора Дали…распечатала «Вероломство образов»…с каждым днём всё больше убеждаюсь, что только она одна была самой вменяемой и здоровой из когда-то живших в этом мире…я же продолжаю существовать…

                                    14 октября.

….продолжаю существовать…

После уроков Данил вызвался проводить меня до больницы.

Я должна была поговорить с её бывшим лечащим врачом.

Пришлось ждать почти час, прежде чем он принял нас.

Всё это время Данил держал меня за руку и дважды обнимал, когда я заливалась слезами.

В кино мы, конечно же, не сходили (оно и понятно), но он продолжал оказывать мне знаки внимания.

Когда на конец к нам пришёл врач, то он сразу же проводил нас к себе в кабинет.

Там он заявил, что у неё не было не каких проблем с сердцем, и что все её мысли и разговоры были не что иное, как навязчивые мысли. Он сказал, что сообщал её матери о том, что она была склона к самоубийствам…

Я не поверила не единому его слову…только потому, что Анн…она не могла так поступить…не могла…

                                               20 октября

Ей 9 дней. Я была на кладбище. Говорила с могилой. Просто потому, что где-то там, под землёй она…

Сегодня же Данил сообщил, что я всегда ему нравилась. Просто он робел передо мной. Сказал, что я всегда казалось не такой, как все, что он боялся, будто я высмею его чувства…попытался предложить встречаться, но я сразу отказалась…просто потому, что мне сейчас не до него…не потому, что он мне больше не нравиться (нет, я всё ещё испытываю трепет в его присутствие), просто бы Анна поступила бы на моём месте так же…ещё слишком рано собирать камни…

Тебя больше нет…Анна…как много слов не сказала тебе…как мало говорила о том, что люблю тебя…

               Мне тебя не хватает….

                                                               Навеки твой, Сальвадор…