Впереди лежала земляная дорога, частично укрытая гнилыми листьями. Я медленно шагала по ней. С обеих сторон дороги располагались ветхие старые одноэтажные дома, стены давно не белили и они стали грязного, серо-коричневого цвета, деревянные крыши домов были такими же гнилыми, как и листья под моими ногами, в некоторых местах зияли дыры. Окна мутные, грязные, некоторые треснувшие, и все покрытые паутиной. Занавески были плотно задернуты. Или, если их не было, окна были заклеены старыми газетами, некоторые и вовсе заколочены. Будто людям, живущим в этих домах, никогда не было интересно, что творится за пределами их жилища. Из дымоходов поднимались вверх черные облака, они сгущался, переплетаясь с кривыми ветвями безлистых деревьев, и вместе они почти полностью закрывали небо. Лишь посмотрев далеко вперед, и оглянувшись назад, можно было увидеть по клаптику серого, пустого полотна. Я шла вперед. Ветхие деревянные заборчики между домами наполовину обвалились, некогда их оплетали своими цепкими лапками какие-то растения, теперь же желтые и совсем сухие безжизненно висели на полусгнивших деревянных палках, не в силах сползти на землю, что бы дать ей поглотить себя, но и не в силах больше продолжать виться. Дворики были не ухожены, покрытые толстым слоем опавших листьев. Кое-где я заметила черные, с острыми шляпками грибы. Мощные стволы деревьев возвышались над домами, как будто насмехались и пытались показать, насколько все мы жалки и ничтожны по сравнению с ними. Я услышала чей то плач. Который становился все громче, по мере того как я шла вперед. Вскоре я увидела посреди дороги валяющийся погнутый велосипед, несколько спиц из колеса были вывернуты в совершенно противоположном направлении, нежели должны были находиться. Некоторые запчасти велосипеда были покрыты ржавчиной. Я отвела взгляд в сторону и застыла на месте. На краю дороги, под забором, в гнилых опавших листьях сидела та, которой принадлежал этот плач. Маленькая девочка. Мои глаза неотрывно смотрели на её руку. Руку, которая, окровавленная, валялась в метре от её хозяйки. Девочка прижимала к своей груди обрубок, из которого лилась темно-бордовая густая кровь, окрашивая некогда белое платице в темно-алый цвет. Её золотые кудри спутались, в них застряло несколько почерневших листьев. Лицо ребенка было мертвенно-бледным. Губы искусаны до крови. Она подняла голубые, покрасневшие от слез глаза на меня. У меня перехватило дыхание. Её взгляд не выражал ничего кроме апатии. Боковым зрением я заметила какое-то движение. Это были люди. Каждый медленно шел в свою сторону. Не оглядываясь по сторонам, не смотря даже вперед или под ноги. Их глаза были неотрывно прикованы к каким-то блокнотам, которые те держали в руках.
Я хотела позвать на помощь, но голос не слушался. Я дернула за рукав человека, который шел мимо меня. Он не обратил никакого внимания, продолжая идти. Мой голос ко мне вернулся. Я еще раз, уже более настойчиво, стала дергать его за рукав.
— Простите… Вы можете помочь?.. Там ребенок… Весь в крови…
Ни какого внимания. Он упрямо шел вперед.
Я подошла к другому человеку. История повторилась. К третьему. Без изменений. Я подбежала к четвертому, схватила за плечи, сильно встряхнула и заорала прямо в лицо:
— Да что это со всеми вами?! Неужели так сложно остановиться на секунду?! Там девочка… Она кровью истекает!.. Ей нужна помощь!
Человек немигающим взором уставился на меня, затем посмотрел на погнутый велосипед, на окровавленную и.. (Господи! Её кожа бледно-синяя!) девочку и вновь на меня.
— По статистике в год 120 детей умирает при неосторожной езде на велосипеде и прочих.. — он говорил холодным равнодушным голосам автомата. Меня била дрожь. Я прервала его:
— Прошу, помогите ей! Может, если поторопимся…
Человек внимательно посмотрел в свой блокнот.
— Нет. — отрезал он и сделал шаг вперед, намереваясь продолжить свой путь.
Я схватила его за руку.
— Почему?!
Он обернулся и показал мне свой блокнот. На черной обложке белыми печатными буквами было выведено: «Жизнь Александра Кошера».
Он перевернул титульную страницу. Я пробежала глазами по тексту.
«Родился… Учился… Взаимоотношения с людьми…» Перевернула страницу. Ничем не примечательная жизнь, как и у многих других людей. Похоже на биографию… Хотя, не совсем… Тут есть описания его старости, хотя на вид этому человеку лет тридцать. Тогда?..»
— Это моя жизнь. И спасения девочки здесь нет.
— А вы всегда делаете лишь то, что там написано? Это же глупо! Кто вообще её написал?
— Я сам её написал. Я могу делать то, чего в ней нет. Но не буду.
— Почему?
— Потому что меня это не касается. Это не мои проблемы.
Он развернулся и продолжил свой путь. На этот раз я не пыталась остановить его, лишь смотрела вслед, а мимо меня шли люди, как и он, каждый в свою сторону, и каждый неотрывно смотрел в свой блокнот, не замечая того, что творится по сторонам, потому что об этом не было написано в собственноручно написанных биографиях.
Я почувствовала какое-то резкое движение у себя за спиной и обернулась. Ужас ледяной рукой сжал горло, я сделала шаг назад. Человек в черном длинном плаще, голову которого скрывал капюшон, вынул нож из женщины. Из её горла вырвался хриплый крик, глаза закатились, изо рта полилась темная густая кровь, и безжизненное тело женщины мешком упало на землю. В её руке был зажат блокнот, который у меня на глазах превратился в кучку гнилых листьев. Человек в плаще спокойно пошел дальше, низко опустив голову. Он прошел мимо меня, я попятилась. Подошел вплотную к мужчине.
— Осторожно! — как будто бы со стороны услышала собственный крик. Мужчина не обратил на меня никакого внимания. Сверкнуло лезвие. Треск разрываемой ткани. Я услышала (а, может, мне показалось?) даже скрежет металла о кости. Из горла несчастного донесся какой-то хлюпающий звук и через секунду он уже лежал на земле. Человек в плаще пошел дальше, выполняя свою ужасную миссию.
Внезапно, черный дым сгустился, стало темнее. Я огляделась вокруг. Мой взгляд остановился на кучке ржавчины посреди дороги, из которой торчали, наполовину съеденные рыжим существом черные педали велосипеда.
Я посмотрела туда, где раньше, прислонившись к забору, сидела девочка. Где-то в моем горле застрял крик.
Её глаза провалились в глазницах, под ними залегли глубокие тени, щеки впали, кожа была светло-серого цвета, по лицу ползали пауки, некоторые из них забегали ей в рот.
Я почувствовала тошноту и отвернулась. Стало еще темнее. Черный дым заполнял все пространство над моей головой. Большинство людей сворачивали с тропы и шли в свои полуразвалившиеся дома. Некоторые продолжали идти вперед. На дорогу вылились терракотовые лучи света. Их источником были странные фонари, которые несли с собой люди в черных плащах. В оправу из человеческих костей, были вставлены мутные, местами заляпанные кровью, стекла, заключавшие в себе немого свидетеля всех этих зверств. Палачи выступали из-за деревьев. В их руках сверкали, больше похожие на миниатюрные топоры, ножи для разделки мяса. Некоторые вышли на дорогу. Двое замахнулись на шедших по ней людей. Кровь фонтаном хлынула из их разрубленных голов, они упали на землю.
Я в ужасе сделала несколько шагов назад.
Дети в панике кидались к дверям чужих домов, стучали, кричали, просили впустить. Им никто не открывал.
Еще один палач занес руку с топором над маленьким мальчиком. В глазах жертвы застыл ужас.
— Он же ребенок! — закричала я, из глаз хлынули слезы.
В следующую секунду мальчик уже лежал на земле, из его шеи фонтаном вырывалась яркая красная кровь.
Несколько палачей выломали двери в домах людей. Воздух наполняли крики, металлический запах крови, чавкающе — хлюпающие звуки, иногда грохот вышибаемых дверей и глухие удары падающих тел об землю.
Ужас ледяной рукой сжал что-то в груди, и, казалось, мое тело забыло о том, что нужно дышать. Я была не в состоянии сделать и шаг. Все вокруг казалось слишком нереальным.
Я подняла глаза. Меня пронзил холод. Тот клаптик неба, который раньше был серым, теперь закрывал черный дым, а на его фоне два огромных глаза смотрели на весь этот ужас. Буд-то заметив меня, бардовые губы этого чудовища растянулись в оскале.
Я отшатнулась. В тот же миг его губы зашевелились, и слух отчетливо прорезало тихое: «Разделяй и властвуй»…
Губы сорвались на крик. Громкий, на сколько хватало легких, пока он не опустился до хрипа.
Я резко обернулась и стала бежать.
«Прочь…прочь…прочь!» — все громче и громче стучало в висках. Резкий толчок. Падение. Острая боль обожгла ладони. Я посмотрела на них, и мое сердце на секунду остановилось. В руке был зажат черный блокнот с моим именем.
: Авторов к сожалению не запоминаю
: Чем меньше собачка, тем сильнее у нее убеждение, что её боятся?
Все сообщения мини-чата
Регистрация
Забыли свой пароль?
