Юноша шёл по дороге, проходившей через лес. Было утро, но свежесть и прохладу уже готовился сменить полуденный зной. Человек шёл, не торопясь, впитывая в себя все звуки, которыми была наполнена роща, запахи, исходившие от множества цветов, и ветер играл его каштановыми кудрями, напевая ему что-то о свободе. Эти мотивы вселяли в сердце храбрость и звали вперёд, в ещё не изведанную даль. Глядя на этого человека, вы никогда бы не сказали, что перед вами изгнанник — настолько молод он был, настолько в его взгляде чувствовались несгибаемая воля и решительность, вместо измождения и усталости, присущих людям, подвергнутым гонениям. Этого юношу звали Алкид, и странствовал он уже почти год.
Он был изгнан тираном, захватившим власть в родном полисе, за организацию переворота и инакомыслие. Свергнуть правителя не удалось, так как о подготовке было кем-то сообщено властям. Немногочисленные соратники сразу открестились от своих идей, поэтому серьёзному наказанию был подвергнут лишь Алкид. Самые активные ограничились лишь денежными взысканиями на благо казны, а точнее, самого тирана. Надо сказать, и сам Алкид ещё легко отделался, ведь его могли и казнить. Может, правитель просто не чувствовал опасности с его стороны, увидев, как легко предали свои убеждения все остальные… Но так или иначе, юноша был навсегда изгнан из полиса, где прошло его детство, и где жил человек, заменявший ему отца.
Дело в том, что тайну его рождения не знал никто, так как однажды, на празднике в честь бога вина Вакха, ребёнок был найден в лесу, и его взял на воспитание одинокий мужчина по имени Анакреонт. Хоть мальчик был ещё младенцем и действительно стал ему как сын, Анакреонт в последствии не стал скрывать от Алкида, что он не родной отец. Он считал, что говорить неправду во всех случаях недопустимо, и именно этому научился от него приёмный сын, никогда не скрывавший своих мыслей и делавший всё для их воплощения. Именно поэтому Алкид сейчас и шёл по лесной тропе, а не сидел при дворе тирана, постоянно прислуживая ему и говоря лицемерные комплименты.
Изгнание юноша принял почти что радостно: теперь он ни от кого не зависел, делал то, что хотел, не давая никому отчёта. Он обрёл свободу, о которой мечтал: странствовал по греческой земле, заходя в различные полисы. Но везде он искал единомышленников, везде пытался донести до людей свои идеи, потому что всё ещё надеялся на осуществление своего плана, и это составляло смысл его жизни. Ведь Алкид хотел свободы не только для себя, но и для всех остальных людей. Именно поэтому в каждом городе он наблюдал за их размеренной жизнью и понимал, что их глаза словно покрыты пеленой; ему хотелось разорвать её и вернуть всех к истинному счастью, но безразличие снова и снова рушило его надежды.
Сейчас юноша находился недалеко от родного полиса, потому как недавно он совершенно случайно узнал о смерти своего отчима, и хотел хотя бы издали посмотреть на похороны благодетеля. Когда Алкид на очень далёком расстоянии увидел эту скорбную церемонию, его сердце сжалось сознанием полного одиночества и ненужности. Ведь узнав о приговоре, его любимая Ифигения сразу отказалась от него, друзья и соратники тем более поступили также. И только старик Анакреонт раз в месяц в назначенное время выходил за стены полиса, чтобы встретиться со своим единственным, пусть и неродным по крови, сыном. Алкид сперва не мог до конца понять, как это во всём мире, где живёт столько людей, нет ни одного, кто бы нуждался в нём и кто бы всегда был готов понять и поддержать его. Но потом он вспомнил о своей цели, и в его голове появилась мысль о том, что на самом деле он нужен всем, потому как живёт только ради их блага, но они пока просто не осознают этого.
Примерно к двум часам дня молодой человек достиг соседнего полиса, в котором, как ни странно, не был с детства. Точнее, с того самого момента, когда он убедил своих сверстников бежать туда, в знак протеста против занятий военным делом, когда учитель позволял себя унижать их. Это событие вызвало разговоры в городе и одобрение со стороны Анакреонта, поощрявшего стремление сына к справедливости и свободе. Естественно, беглецов достаточно быстро нашли и вернули обратно, да и смысла покидать полис не было, но Алкиду тогда казалось, что он абсолютно прав и это единственный выход, и отец поддержал его.
Войдя в город, юноша увидел большой и красивый храм, посвящённый Аполлону. Когда он проходил мимо него, его заметил оракул и тут же пообещал грядущую славу. Алкид лишь усмехнулся, потому что знал, что то же самое он говорит всем людям, которые по виду не стеснены в средствах и могут дать большие пожертвования. Дело в том, что Алкид был воином, и его одежда до сих пор могла произвести такое впечатление. На самом же деле ему не на что было даже поесть, и он жил охотой, а также тем, что в каждом полисе находились жители, сочувствовавшие ему и соглашавшиеся дать еды странствовавшему воину — изгнаннику.
Алкид шёл по узким улочкам города, как всегда наблюдая за внешне мирной жизнью послушных граждан, которые даже не задумывались, почему этот человек пришёл в их город, и что за нужда заставила его покинуть дом.
На крыльце одного дома юноша заметил сидящую тяжело больную, по всей видимости умирающую, старуху. При виде него она почему-то оживилась, и в её глазах появился какой-то странный блеск. Она встала и медленно подошла к Алкиду. Старуха стала протягивать к нему свои костлявые руки и шептать: «Этеокл… Сын…»
— Что ты говоришь? Я вовсе не Этеокл! — удивился воин.
— Ах да… Верно… — прошептала старуха, — так звали твоего отца… Ты так похож на него…
Алкид помог умирающей женщине подойти к крыльцу, и сам сел с ней рядом. Только сейчас он заметил, что в её чертах было отдалённое сходство с ним самим.
— Сын… мой сын… — шептала старуха, взяв Алкида за руку.
— Но кто ты? И почему считаешь, что я твой сын?
— Я — твоя мать, Электра… Я тебя сразу узнала… Ты очень похож на твоего отца… на меня гораздо меньше… Я знала, знала, что в конце концов встречусь с тобой! — сказала она и в её глазах появились слёзы.
Женщина плакала, и Алкид почувствовал что-то родное в ней, хоть никогда раньше не видел её. Он даже был уверен, что старуха говорит правду, хотя и сам не знал почему. Воин обнял её, но она ещё больше разрыдалась, и он мог разобрать только одно слово: «Прости».
— Но что я должен простить тебе, мама?
Электра не могла ответить, потому что слёзы мешали ей.
Тут Алкид подумал о том, что его никогда особо не интересовало, почему он был найден в лесу и кто его настоящие родители. Он любил Анакреонта, как отца, и ему не было важно, чей он сын по крови.
— Прости меня за то, что поддалась внушениям и обману, — прошептала женщина.
— Но скажи мне, как всё было на самом деле… — Алкид не находил слов. Он смотрел на эту тяжело больную старуху и чувствовал, что она — близкий ему человек, хоть и прожил всю жизнь, не зная о её существовании.
— Мне очень тяжело говорить об этом… особенно сейчас… Но ты должен знать всё… Твой отец был казнён за попытку свергнуть тирана… Он был борцом за свободу… Его казнили до твоего рождения, а мы даже не были женаты…Я любила его всю свою жизнь, но ребёнок, рождённый от врага, каким его признали, да к тому же незаконный, всё равно не смог бы нормально жить… И тебя и меня ждал бы несмываемый позор и гонения… Скрыть, кто твой отец, было невозможно, потому что многие знали о нашей связи… — старуха говорила всё медленнее, потому что наворачивающиеся слёзы всё больше давили, да и тяжёлая болезнь отнимала последние силы. — Всё из-за того, что в то время я ещё так боялась мнения общества, мнения толпы… Сколько я проклинала себя за это потом… И вот… когда ты родился… я… я унесла тебя в лес… Я знала, что на следующий день будет праздник Вакха, и тебя скорей всего подберут… Потом всю жизнь я надеялась найти тебя… И вот теперь я могу спокойно умереть… Если ты меня простишь…
— Я прощаю тебя, мама… Но я не прощу эту власть, которая делает такое с людьми! Недаром я изгнан из своего полиса! Я вернусь, но уже не один… Мы освободим города Греции!
— Так ты… Тоже… — начала Электра, и с этими словами упала на руки сына. Она была мертва…
Новая боль пронзила сердце Алкида. Он сидел и смотрел на свою мать, которую только что обрёл, и вот её уже нет… Он просто не мог поверить в это… Искра надежды и тепла, только закравшись в его сердце, погасла навсегда...
Сколько ещё он просидел на этом крыльце, Алкид не знал. Однако к вечеру он очнулся от своего оцепенения и, пересилив себя, встал. Юноша вспомнил об обещании, данном им матери, что теперь он просто обязан осуществить свой план и просто не имеет права сдаться.
Алкид похоронил мать в том самом лесу и отправился дальше. Никогда ещё не чувствовал от такой опустошённости и одиночества, отзывавшихся из всех точек сознания.
Весь следующий день он провёл в пути, находясь всё в том же отрешённом состоянии, почти в забытьи. Но из всей этой пустоты всё яснее возникала лютая ненависть к тирании, к власти, порабощающей людей и вмешивающейся во все стороны их жизни. Снова сердце звало его в бой, в нескончаемую схватку за свободу и независимость.
К вечеру Алкид пришёл в незнакомый ему до этого полис. Он прошёл по его улицам, смотря на окна домов, в каждом из которых шла своя жизнь. Было уже темно, и юноша плохо видел здания вокруг. Внезапно он очутился рядом с местом, где содержали заключённых. Там горел факел, рядом с которым спал стражник. Судя по запаху, исходившему от него, он был мертвецки пьян. К столбу металлической цепью был прикован единственный пленник. На него падал свет, и Алкид мог хорошо разглядеть его. Это был такой же юноша, чуть моложе его самого. Он сидел, обхватив руками колени, и взгляд его влажных глаз был направлен куда-то вдаль. Но всё же этот человек был полностью погружён в свои мысли, и не сразу заметил подошедшего Алкида.
— Кто ты? — спросил его молодой воин.
— Разумнее было бы спросить, кем я был, — ответил узник. — Завтра утром меня уже не будет и вовсе… Завтра казнь…
— А за что? — с жаром поинтересовался Алкид.
— Наш тиран не приветствует инакомыслия. Борьба за свободу и справедливость приравнивается для него к измене.
— А знаешь, я тоже изгнан из своего полиса за то же самое… как тебя зовут?
— Арион… А видимо, ваш тиран благосклоннее…
Воцарилось молчание. Впрочем, оно продолжалось не долго. Арион сам нарушил его.
— И знаешь, что самое страшное? Нет, я не боюсь смерти. Меня гнетёт то, что сутра соберутся люди и будут смотреть на мою гибель, как на представление, между тем, как я и жил только для того, чтобы дать им свободу и счастье. А они придут и будут потешаться надо мной, кидать в меня камни… выходит, я прожил жизнь зря…
— Нет, не будут! — оборвал его Алкид.
— Ты всё ещё веришь в то, что люди осознают, за что я гибну?
— Нет, я давно утратил веру в то, что таких, как мы, оценят. Но я верю в то, что даже у самой толстой цепи всегда найдётся более слабое звено…
И с этими словами он взял свой меч и наклонился к оковам Ариона. Юноша с детства отличался необыкновенной силой, и через несколько минут цепь была прорвана. Арион снова был свободен. В его сердце, как будто свежий ветер после зноя вновь проникли сила убеждённости и воля к борьбе. Юноши обнялись и пожали друг другу руки. С этого момента они договорились считать друг друга братьями и ни за что не сдаваться ни при каких условиях, под конец произнеся: «Свобода или смерть!»
— А теперь надо срочно уходить, — словно очнулся от счастливого сна Алкид.
— А стражник? Может, стоит расправиться с ним? — произнёс Арион.
— Нет, я не стану его убивать. Зачем лишать жизни этого раба, преданного своему хозяину, боящегося сказать что-то против… Лучше мы освободим их всех!
Арион с восторгом посмотрел на своего друга, и они быстро покинули это место.
Вскоре Алкид и Арион вышли из полиса. Они шли по дороге на встречу битве. Каждый из них в этот день считал себя уже счастливым, ведь дружба и сознание родственности душ действительно окрыляет. Одиночество и ненужность, мучавшие их обоих, навсегда завершились.
Юноши не знали, чем закончится их борьба, достигнут ли они своей цели, но зато были уверены, что ни одна капля крови не прольётся даром. Они отправились на поиски новых соратников. В данный момент им даже не представлялось столь сложным осуществление их плана, главное, в их храбрых сердцах навеки закрепилась идея свободы, справедливости и независимости, ради которой стоило жить.
А наутро на главной площади полиса собрались оживлённые люди, и были очень разочарованы, что сорвалось зрелище, которого они так ждали…