Dariya — "Взрыв с опозданием"

Вчера я хотела видеться с тобой, можно сказать, предвкушала встречу. Но внезапно ты говоришь , что её не будет, потому что у тебя возникли другие планы и дела. Я уже не спрашиваю и не упрекаю тебя, просто пытаюсь ( и уже, к моей великой радости, стало получаться (тьфу-тьфу) ) относиться с юмором и иронией к собственным неоправданным, а, бывает, эмоционально надуманным, ожиданиям.

Я скажу честно, не таЯ, что весь день — с перепадами — в свободное время от дел — меня переполняло чувство досады, горечи и прочей дряни, пытающейся отравить время, настроение и испортить отношения.

Я как будто бы пережила и проглотила эту несбывшуюся прихоть, точнее отказ в ней, я была в этом уверена, тем более на следующее утро — когда я проснулась и поняла, что всё вчерашнее забыто, ведь для меня каждый новый день — новая маленькая жизнь.

Но когда мы встретились, что-то во мне заржавело, как будто бы я не была готова к этой встрече или не нуждалась в ней сегодня, или так желала этого вчера, что всё-таки в глубине души затаила горечь, сама того не желая и не осознавая.

Моя, характЕрная для меня, нежность по отношению к тебе просто улетучилась, и я не могла найти её ближайшие два часа, а, может быть, и дольше.

Я уже немного стала понимать себя и стараюсь привыкать к особенностям своего организма, как физического, так и духовного. Я хотела бы найти ответы на многие вопросы, но пока это не совсем осуществимо, ведь человек — существо сложное. Но, судя по себе, точнее, по наблюдениям , нет, даже по подглядываниям за собой, я увидела некоторые закономерности движения и развития своих проявлений.

И эти два часа я пыталась объяснить себе, что ты не особенно причастен к тому, что я стала колючим ежом, испускающим острые иглы и в себя и в окружающий мир. Находясь в любом положении и в любом обществе, я ощущала остроты, разделяющие меня с миром, я чувствовала свою враждебность по отношению ко всему: к прохожим, к знакомым, к незнакомым, к светофорам, к дорогам, к любым предметам. Это было похоже на то, будто бы я нахожусь в непробиваемой броне, не только защищающей меня от любых воздействий действительности, но и отделяющих, отдаляющих , разъединяющих.

Вот проходит мимо незнакомец, мы находимся друг от друга на расстоянии двадцати сантиметров, а то и меньше, а я ощущаю, будто бы мы с разных планет, и он топчет совсем другую землю, нежели я. И вообще, может быть, под его ногами вовсе нет земли. И как будто я не чувствую, что мир — это мой мир, но я и не чувствую, что этот мир мне чужд, я скорее покрыта бронированной сталью, создающей, как минимум, не нейтральное, а именно безразличное отношение ко всему.

Как часто весенним или летним днём, из года в год, я люблю, во время пешего похода по делам, рассматривать небо, дома, птиц, наслаждаться солнцем — вселенским светилом, очагом тепла и летнего уюта. Но в последние дни со мной этого не происходило.

Я снова возвращаюсь к попытке найти объяснение подобным переменам. Я доверяю только собственным ощущениям, пытаюсь понять, на что они похожи, какие механизмы работают в моей духовной и нервной системах.

И я вспоминаю. Вспоминаю, что последние дни занята делами по учёбе, что погружена в мысли о сессии и о предстоящих зачётах, экзаменах. Я ощущаю себя наэлектризованным комочком, сжимавшимся всё сильнее, крепче втягивающим в себя всё своё существо, напрягавшимся, казалось бы, до предела ( но никто не знает, где этот предел, есть ли он, есть ли он у всех, и каков он у каждого), но при пределе, как правило, наступает разрядка — взрыв, а со мной подобного не произошло. Значит, предел не был достигнут, и , по моим ощущениям, мой предел где-то далеко для меня самой, он на данный момент в недосягаемости. Кажется, в организме есть настолько глубокие и незатронутые ресурсы, что текущая деятельность занимает лишь малую долю возможных резервов.

Ссоры дома, напряженная работа, непрерывная мыслительная деятельность, желание и выполнение намеченных дел — то есть постоянное напряжение организма, как я ощущаю, в какой— то области жизни показывает себя, в моем случае, в виде некоторого непривычного рельефа на поверхности души, внутри, вроде бы глубоко, но хорошо и ярко выраженного на лицевой части.

Признаюсь, был вчера момент, когда я пыталась «выдавить» из себя слёзы, потому как уже ощущала в себе приближающийся взрыв, затаившийся, но не осуществлявшийся из-за каких-то внутренних препятствий. Ведь я уже немного знаю себя и запомнила, что слёзы, порой, хороший лекарь перенапряженных или раненых душ. Но слёз не получилось, потому что, как мне кажется, организм так и не смог расслабится. Но я и не старалась усиленно вчера помочь ему, мыслительная рациональная деятельность будто бы одержала верх над душевной прихотью.

Поделюсь маленькой тайной: когда мне нужно освободить внутреннее своё существо от подобных нервных состояний, я часто пытаюсь провоцировать разрядку, то есть «приступ слёз», как я его понимаю и именую. Я не знаю, как и что происходит у других, но движущей силой моего «приступа» является прочтение лирических произведений: авторов не профессионалов и признанных поэтов, а любителей: тех , кто пишет, на мой взгляд, от души, тонко и искренне, выкладывая бумаге столько ощущений, сколько, может быть, не передал бы словами даже самому близкому человеку. Или я слушаю музыку — именно музыку, без слов, рождающую во мне множество образов, событий, героев и историй, одним словом — сентиментальная импровизация.

Как только я проникаюсь и погружаюсь полностью в музыку или поэтический текст, ощущаю, как сердце начинает таять, отогреваться, чувствовать, желать, переживать. Именно поэтому, как мне кажется, — в переживаниях — организм оживает, расслабляется и приобретает себя истинного, настоящего. Сбрасывает броню будничной жизни, становясь мармеладом или пластилином, из которого хорошо вылепливаются слёзы.

И мне показалось наутро, что всё прошло — и злость, и досада, и огорчение. Прошло, но напряжение осталось, и даже увеличилось. А я как будто бы не замечала этого, но живое существо — свой организм — не обманешь, как я уже поняла.

Я всё ещё хочу найти объяснение и растолковываю следующий свой «номер чувств» , выражавшийся в различных, при тебе уже, всплесках и подъёмах , как реакцию организма на нашу встречу.

Я, вроде бы, как камень поначалу, как стена, дерево, броня , но ты становишься катализатором моей внутренней химической реакции, той, которая, как мне бы хотелось, должна была произойти вчерашним вечером. С опозданием для меня, ведь такое насыщает меня чувство, будто бы во мне произошёл процесс отравления какими — то ненужными и неположительными для меня эмоциями, такая интоксикация замедленного действия, процесс «освобождения» переполненного кувшина чувств, происходит сегодня, с тобой.

Произошёл. Но я всё ещё я чувствую себя защищённой ото всех, ото всего, защищённой, будто бы , самой собой, силой, которую вкладываю в труд — умственный и физический. Чувствую, будто бы, в процессе труда, эта сила наделила меня способностью, с одной стороны — положительной — ведь я живу своим трудом, иду к цели — это для меня — счастье, а с другой стороны — отрицательной — ведь я теряю свою чувственность, чувствительность, нежность, весь спектр своих чувств, что меня пугает и заставляет испытывать спорные переживания.