Альбиноска — Титан

Каждый в этом мире имеет свое место. Кто-то рисует, кто-то поет. Кто-то обманывает людей и тем получает деньги. Кто-то не знает, куда девать лишние миллионы. А кто-то пытается выжить…. Кто-то злоупотребляет родительской любовью, а кто-то не знает что это такое…. У кого-то завтра свадьба, а кто-то об этом мечтает, но в сердце свербящая дыра…. Кто-то мечтает о смерти соперника или богатого родственника, а кто-то уже плачет над хладным телом….

Почему так происходит, не понятно, и почему птицы по небу летают, тоже…. И как я выжила в детском доме, где не дети, а демоны. Но при этом я успела влипнуть в историю. О боже, мой возлюбленный не человек! А я так хотела все на всего нормальности! Я не нормальная — это уж точно!

Ева не торопясь собирала сумку. Вещей у нее было немного, как и связанных с этим местом воспоминаний. Стоя в тесной спальне детского дома, Ева была рада, что уезжает из этого ада. Воспитатели разрешили здесь пожить ей на время учебы в университете. В этих стенах она провела худшие годы своей жизни, с тех пор как ее мать забрали в психиатрическую больницу, и Еву забрали сюда. Она здесь и просто умирала, рыдала и пряталась от жестоких детей. Ну что таково, что девочка была непогодам умна. Вместо каракулей, решала линейные уравнения, пока девочки играли в куклы, Ева читала Достоевского. Она опережала всех в развитие на 10 лет!

«Девочка гений» — так ее называли воспитатели и всячески холили и лелеяли. Другим ребятам это не понравилось. И потому они всячески делали ей плохо. То испачкают ее краской, то пересолят еду …. Но в 14 лет начался форменный кошмар. Во-первых, ее определили в класс с обычными детьми, хотя она должна была идти в следующей класс, по уровню знаний. Но на одаренность Евы учителем было плевать с большой колокольни! Да еще и детдомовские девочки каждый день били ее после школы. Ева была хлипкой и слабой, потому отпор дать не могла, и вот ходила в синяках. Миссис Вен заменила Еве мать. Воительница в детдоме. Всегда успокаивала Еву и наказывала тех, кто над ней издевался. Вечером Ева приходила к ней выплакаться, женщина садила ее на колени и, прижимая к себе, гладила ее кудри и приговаривала утешительные слова. В 14 лет Ева уже никогда ей не жаловалась, боясь, что за это стукачество девочки будут бить ее сильнее. Ведь их побои девочки называли «расплатой» за то, что Ева сильно умничала на уроках. Они этого не любили. Поэтому девушка как могла, обходила прямые дороги в дет дом. Бедной Еве приходилось ночами сидеть за книгами по высшей математике и экспериментальной физике. Но ни что ее не привлекало так, как энциклопедия по Неврологии. И в звездную ночь, когда впервые над грязным провинциальным районом Нью-Йорка, засияли звезды, Ева сказала себе, что найдет способ, вылечит свою мать, раз уж другие не могут, ведь для докторов в психушки, где ее мать, это не так важно, как для Евы. Эта мечта казалось ей чем-то безграничным и заоблачным. Но все изменилось, когда в воскресное утро в приемную детского дома зашла какая-то женщина. С седоватыми волосами черного цвета, темными глазами, и худая как щепка. Только потом Ева узнала в чертах лица женщине, совою мать. Девочка помнила, что она делала с ней. Дорисон пришла забрать ее домой. Ева отчаянно отказывалась и когда Дорисон разозлилась, вот тогда стала вести себя, как и подобает психу. Она набросилась на девочку пытаясь ударить ее головой об стенку, а потом рвала на себе волосы, когда бедная Ева лежала без сознания на полу с огромной шишкой на лбу.

После этой встречи Ева серьезно задумалась над своей мечтой. И вот теперь она лучшая студентка Нью-Йоркского университета на факультете психологии. Она видела, что происходило с ее матерью. И не винила ее за содеянное. Таких людей надо жалеть, они не виноваты, что такие. И вот она мечтает работать там, где лежит ее мать. Ибо хочет помогать тем беднякам.

Две недели с лишним, она общалась с девушкой из Греции — Катриной. Ева хотела поехать туда на стажировку, на несколько месяцев.    И вот, стоя пред небольшой старой сумкой, где лежали ее вещи, Ева стояла и смотрела в окно. Крона старого дуба всегда радовала в летнюю пору своим изумрудным цветом листьев. Иногда малышкой, она приходила и читала вслух дубу, в тени его ветвей, творения поэтов серебряного века. Не смотря на то, что она была жутко умной малышкой, представления у нее остались детскими. Парадокс, но это было так. Не смотря, что Ева наизусть знала строение дерева и могла в подробности рассказать, как протекает обмен веществ в дубе, она считала, что он как человек, может ее понимать и слышать, может чувствовать эмоции, как людей, так и свои. Возможно, из-за недостатка друзей, она стала брать себе в друзья неодушевлённые предметы. Но даже если так, для Евы он был так важен. В тесной комнатке для гостей, где она жила, были грязно бежевый цвет стен, овальный коврик около кровати, цвета хаки, и сама старенькая железная кровать с красивым одеялом, которое подарила ей миссис Вен на рождество в лет шесть. Небольшой письменный стол, где был сущий хаос. Огромные стопки книг, море исписанных листочков из тетради, сами тетради в открытом виде и россыпи ручек с карандашами. Вздохнув, Ева подошла к столу и в этом хаосе нашла ручку с толстой темно синей тетрадкой и не большую книжку в старом переплете. И вышла за дверь.

Детский дом, представлял из себя огромную школу, где каждый класс — это отдельная комната для 6 человек. Длинные коридоры с деревянным полом. Грязного цвета стены, которые будто давят на глаза, дряхлые двери. Все было мрачно и убого. В приемной дело обстояло лучше только со стенами и полом. Все остальное было также. Окошко в приемную, где сидела вахтерша, едва держалось, кресла были из старого кож зама, цвета детской неожиданности. Ковер был поблекший, красный стал бордовым и катушки размером с валун только ухудшали вид. С вахтершей — миссис Чаус, толстоватой женщиной с не здоровым цветом лица, и улыбкой похожей на оскал, разговаривала миссис Ван. Милая женщина, довольно полная с миловидным лицом и добрыми голубыми глазами-пуговками. Ева улыбнулась:

-Миссис Ван. — Тихо позвала она ее. Женщина посмотрела в проход, отвлекаясь от утомительной беседой с вахтершей, и улыбнулась.

-Ева! — кивнула она. Девушка подошла к воспитательнице, та ее крепко прижала к груди, отстранив, заправила за уши пряди темный кудрей и посмотрела ей в глаза. — Ты уже собралась?

-Да, только хотела, попрощается с дубом, — и слегка приподняла книжку со стихами Байрона. Миссис Вен кивнула. Ева выбежала за дверь.

Ева читала вслух стихи, и они лились как музыка и дуб покачивал зеленой листвой и в такт с рифмой. Когда же музыка из уст Евы перестала литься, и она закрыла книжку, не дочитав такое чудесное стихотворение.

-А ты будешь по мне скучать? — вдруг спросила она. Подняв к кроне ветвей голову. Дуб лишь стал шуметь, и прогонятся под ветром. Ева улыбнулась. И упала на зеленую траву. Вглядываясь карими глазами в просветы в листве.

-Да, я тоже буду скучать, но это и к лучшему. Увижу новые лица, посмотрю страну. Греция — это ведь прекрасная странна, — Ева пыталась себя в этом убедить. Все ее обидчики уже давно покоряют волны самостоятельной жизни. Поэтому, ей бояться было нечего. Но воспоминания, вот что заставляло ее страдать. Ева долго лежала и смотрела в никуда. Ее всегда привлекало небо. Несмотря на все знания о сферах земли она не понимала, как можно добиться такой идеальной голубизны. «Вот бы у меня были такого цвета глаза» — подумал Ева, еще раз проклиная свою заурядную внешность. У Евы было миловидное лицо с выразительными глазами темно-карего цвета, длинное лицо цвета слоновой кости. Красивые полные губы, узкий подбородок. И длинные каштановые волосы заплетенные в косу, чтобы те не пушились и не путались.

Она считала свою внешность заурядной, скучной, хотя с виду она казалась очень милой и обаятельной. В ней была та изюминка, и была она в том, что Ева была с виду хрупка как фарфоровая ваза. Хотелось подойти обнять ее и защитить от всех. Она была будто невинная овечка. Хотя сама Ева не любит так о себе говорить, ей нравится добиваться всего самой, при всей ее хрупкости она пытается быть сильной. И это не могло не вдохновлять, видя, как она пытается отбивать атаки внешнего мира. Сколько раз она отбивалась от боли и продолжала писать работы пусть и со сломанным пальцем. Периодически у нее болела голова, да так, что встать с постели было не возможно, обезболивающие только на немного усмиряли боль, и со сверлящей головой, Ева шла в институт и была лучшей на парах, а после продолжала усердно трудиться над своей диссертацией, в огромнейшей библиотеке Нью-Йоркского университета.

Прошлое — вот что никогда не прекратит терзать Еву. Можно бежать на любой континент мира, но от самого себя не спрячешься. Боль от воспоминаний присуща ей каждый день, когда девушка ненароком взглядывает на свои многочисленные шрамы, в большинстве из которых были от «расплаты» одноклассниц. Еве хотелось поехать в Грецию, чтоб увидеть мир, посмотреть наследия мира. Это она так думала. На самом деле Ева как раз пыталась сбежать от своих воспоминаний, хотя сама, конечно, этого не признает никогда.

За окном был вечер, и темнота сгущалась с каждой минутой. Ева лежала на кровати и рисовала что-то в толстой тетради. Это была ее привычка зарисовывать вещи, которые ей понравились или показались интересными, это было что-то вроде хобби. Рисовала она черной гелиевой ручкой, потому на ее шеи висела эта ручка на цепочке от армейского жетона. Мало того что Ева была просто умна в точных науках и в других науках вообще, так она еще и была писателем, поэтом и художником-графистом. Это давало ей плюс, притом, что когда она рисовала рисунки, то потом рассчитывала в геометрическом смысле, вычисляя угол каждого изгиба, она могла просто на просто определить, если это лицо человека, по расчетом, сказать какой характер у человека, повадки, даже каким, на процентах, расам, принадлежит. Это было увлекательно, но сейчас она писала какое-то химическое уравнение. Тихо вздохнув, она отложила тетрадь и улеглась под одеяло, выключив светильник, и в полу темноте лежала и представляла, какая она, Греция. Великая страна, самая древняя, и красивая. Может там, люди не так злы, хотя везде люди одинаковые. Шмыгнув носом, она попыталась заснуть, считая в уме баранов, но дойдя до пятидесятого все же заснула.

Ева стояла на перекрестке в какой-то старой улочке. Было темно, поэтому таблички с названием улиц не было видно. Блуждая от улочки к улочке, осматривая чуть ли не каждый старинный дом с его каменой кладкой, заросшей мхом у основания стен, и большие запыленные окна, в которые уже давно не заглядывал столь любопытный глаз. Ева заходила на маленькие веранды, украшенными горшками с цветами из белого мрамора, с засохшими розами, на клумбах царил один мрак, не один из засохших петуний и тюльпанов больше не будет радовать своим цветением. Ближе к окнам, были ромбообразные решетки для лозы винограда, да, она там была, только вся желтая и …. с одной гроздью салатового, сочного винограда.… Подойдя к нему, Ева взяла одну виноградинку и посмотрела на нее на фоне своей алебастровой ладони. Ей был знаком этот сорт винограда, до ужаса знаком, и эта улочка и эти старинный дома эпохи Возрождения.

Ева с замиранием в сердце побежала в начало улицы, тут уже не было тех домов, на которые так приятно смотреть, а простые, даже какие-то хижины или скорее летние загородные дома с одной комнатой. Все облезлые, грязно болотного цвета, с выбитыми стеклами, вокруг валялся мусор, Ева как зомби шла по этой улице и едва сдерживала слезы. Это ее улица! В начале улицы был ее дом! Самый богатый среди этих хижин, где обычно жили люди, которые работали у мажоров, живших в каменных «дворцах», ее мать, к примеру, работала в доме, который рассматривала Ева. Иногда, еще глубоко в детстве Дорисон приводила ее сюда. У хозяйки дома не было детей, да и вообще, она скорее была Светской львицей, и от этого дом был без детского смеха, без семейно тепла, потому Еве приходилось играть одной, она четко помнила виноград под окнами и как ела его, клумбы с фиолетовыми бутонами, которые она называла поименно.

Она совсем забыла свой прежний дом, узорчатые стены, огромную старинную печь с цветным орнаментом на кухне. Но стоя посредине гостиной, Ева видела, что здесь творился хаос. Грязь, пыль, мыши бегают под ногами. Вздохнув, она стала подниматься в свою комнату. Шум.… Наверху кто-то был, Ева стала делать несколько шагов назад. Но нет! Шаги стали все четче. Ева, взяв свое перепуганное сердце, стучавшее в груди с бешеной силой, побежала к двери. Тень мелькнула рядом с ней, оглянулась посмотреть, как дверь загородил какой— то мужчина. Высокий, в белой водолазке и джинсах. Лица было не видно. Ева стала пятиться назад, незнакомец шагнул в ее сторону, неуверенно протянув руку. Девушка была до смерти напугана, храбростью Ева никогда не отличалась. И вот сейчас у нее волосы дыбом вставали.

-Не бойся, ты всегда можешь мне доверять! — нежным тоном сказал парень.

-Кто ты?!— задыхаясь, спросила она. Пока не услышала громкий топот ног за спиной, и чье-то бурчание. Ева обернулась и готова была завизжать от страха.

На лестнице стаяла Дорисон. В голубом клешеном платье испачканном грязью и кровью, ее волосы были растрёпаны, и русые кудри торчали во все стороны, в руке ее был огромный нож, а руки ее, до локтя, утопали в крови… в крови отца Евы. Ева, вспомнила эту картину, Когда она в замочную скважину видела, как мать расправилась с отцом, Ева поняла, что очередь за ней, сломя голову помчалась к выходу. Но дверь была заперта на все замки, и пока девочка искала ключи в тумбочку, Дорисон появилась на лестнице, как воплощение самых страшных кошмаров. Ева и тогда не растерялась, и пока ее мать, как зомби тащила за собой ногу, похоже, отец ее ранил. Ева уже нашла ключи и выскочила на улицу и давай бежать, куда глаза глядят, сбивая прохожих и глотая слезы. Пробежав не меньше 10 кругов вокруг городка или скорее маленького района, Ева вернулась на родную улицу, и увидела скорую и полицию, она видела, как маму связанную увозят, в машину неотложки, и туда же хладный труп ее отца, накрытый темной тканью. Все соседи сбежались к Еве стали жалеть, укутывать в плед, а девочка все смотрела на удаляющуюся в дали скорую помощь….

А сейчас она как завороженная пташка смотрела на призрака из прошлого, пока Дорисон с криком не подняла нож над головой и не помчалась на Еву.

— Нет! — Крикнул парень, отбросив Еву в сторону, а в качестве мишени, поставил себя. Ева отлетела к стенке и, увидев эту картину, истошно завизжала, будто это на нее нацелился нож матери…

И вдруг сон превратился в нестерпимый свет. Резко сев в постели с громким вздохом. Ева зажмурилась и потерла лоб тонкой ладонью, устремив взгляд на будильник. Будильник громко, трезвонил, не давая снова сомкнуть веки. Потирая заспанные глаза, Ева вырубила будильник и пошла в уборную. Взглянув в свое отражения, она вздохнула.

«Ну что ж, пора начинать жизнь с чистого листа, как и с себя!»