Я никогда не любила собак, мне всегда были ближе — кошки, существа более мягкие утончённые, но не те, что сиамские, а наоборот — обыкновенные, игривые, домашние; те, что любят — ласку, потому что большинство породистых — злыдни. И вот однажды, дядя Костик взял и заявил дома вечером:
— Мол, собираюсь покупать собаку.
Все конечно сразу начали его отговаривать: Ведь и так на работе целый день проводит, а тут ещё и собака. В своих делах еле успевает разобраться, а за живым существом — уход нужен, забота, воспитание. Но Костик был не так прост, а именно — напорист, он усердно доказывал, что собака ему просто необходима, и даже если все мы не согласны с таким его решением, он всё равно её заведёт.
И что бы Вы думали?.. Он сделал именно так, как говорил: Купил себе собаку, но не обычную, а с характером.
Через неделю после этого разговора, вечером, в нашем домофоне раздался звонок.
— Кто? — удивлённо спросила я, ибо гостей мы так поздно не ждали.
— Открывай! — послышался сильный и уверенный голос с другого конца провода.
Это был определённо — Костя и никто другой, только у него был такой тембр и манера общаться с людьми на высокой ноте. Он и его друг Миша, зайдя в коридор, принесли с собой какое-то странное животное, похожее на волка. Это существо приковывало внимание, и я остановила свой взгляд на нём. После тщательного анализа внешнего облика существа, я пришла к выводу, что никогда не видела в своей жизни, таких красивых и грациозных собак. Дядя Костик назвал его — Айзом, Айз. Я даже сейчас помню, каким он был, этот прехитрый и непослушный пёс: Главная особенность его внешнего облика заключалась в необыкновенно горящих и живых карих глазах, (это несмотря на то, что голубоглазые Хаски ценятся куда больше в наше время), морда же его была слегка вытянута вперёд, толстая и широкая носовая кость доходила до самых бровей, которые были похожи на маленькие чёрные угольки, настолько чёткие и яркие, хотя по своей длине, они больше напоминали лыжную полосу. У него, как и у настоящего человека, к моему удивлению, щёки на морде сливались со скулами и плавно переходили к тонким и аккуратным собачим губам, я помню, что их особенно хорошо было видно при закрытой пасти. Уши же его, напоминали два пирамидальных выпуклых холма средней формы, спрятанные в густом разнопёром лесу или дремучей Тайге. Особое внимание стоит уделить окраске Айза, она была тоже по-своему уникальна: Всё его тело имело некий серый оттенок, который сливался в две других палитры: Чёрную и белую. Но всё же, преобладал белый цвет, большей частью в области живота, рёбер и лёгких. Чёрная же гамма, полностью затрагивала поверхность ушей, головы и зигзагом проходила во всю длину спины. Правда, надо заметить, ещё немного «черноты» приходилось на локти, голень и шею, но там они смешивались в «серость», создавая пепельный цвет шерсти. Кончик хвоста его был, как крыло жар-птицы, я так говорю, потому что окраска хвоста включала в себя все эти три оттенка (чёрный, белый и серый).
О повадках его мне известно ещё больше интересного, можно даже сказать, что этот пёс был — настоящей, с недавнего времени, формирующейся личностью, на вид весьма эмоциональной и амбициозной, но кроме того, упрямой и непредсказуемой.
Непредсказуемость, надо — подчеркнуть.
Но, в чём же она проявлялась, эта непредсказуемость?.. — спросите Вы меня. — А я Вам на это отвечу, что: Во многом, заметнее всего, «странность» давала о себе знать в ежедневном поведении и привычках. Читатель, Вы когда-нибудь видели, чтобы собака, пусть даже и породистая, пела под губную гармошку и гитару, да и вообще, под любой инструмент издающий звук?.. Сомневаюсь. Прежде, для меня это явление музыкальности Айза, тоже было в новинку и необъяснимо, но в скором времени я быстро привыкла, к такому положению вещей в нашем доме.
Следует отметить, ещё одну его «странную привычку».
Все мы знаем, что большинство домашних и уличных собак (если не все), любят выть на луну. А Айз, чистокровный Хаски, любил выть на — осень, вытянувшись всем своим телом и встав упругими лапами на подоконник. Но здесь я его прекрасно понимаю. Ведь осень, — это такое время года, когда самому хочется выть на улице, от переполняющей тебя нежной грусти, и даже страшно представить, на что способно твоё сердце, периодически меняющее направление своих электрических волн и внезапно доходящее до высокого напряжения, (наверное, в сто раз большего, чем двести двадцать вольт), то сжимающего в пятки, то безостановочно рвущегося на части. Но он, таким образом, в приливах и порывах, своей невероятной сильной и навсегда непостижимой для нас людей, души, выл и в зиму, и круглыми сутками на весну, и даже в сухое и жаркое лето.
Насчёт еды, скажу лишь, что в пище он был — разборчив и ел не всё подряд, из того, что ему предлагали. (Иногда, отказывался и от корма.)
Очень любил гулять. Пару раз, я ходила с ним на прогулку по извилистым улицам Ленинского проспекта; к сожалению, всех прохожих отталкивал его необычный внешний облик и они сторонились нас; видимо, никак не могли поверить, что такая большая и по-настоящему красивая собака может быть ещё и доброй.
Любимая его игрушка была — мяч и кость, хотя на счёт кости вопрос спорный, ибо, ко всему прочему, он предпочитал играть с нею «настоящей», то есть, с мясной, в очередной раз вдоволь наточив об неё свои зубы, до блестящей остроты клыков.
Совсем не любил и всячески протестовал, мыть лапы или целиком мыться в ванной, (когда как). Это важно отметить, поскольку, есть собаки, которые гостеприимно относятся к душу, горячей воде и щётке, позволяя себя расчесать и разрешая хозяевам придать себе чистый и приличный вид.
Очень редко слушался, вернее, будет сказать — совсем не слушался. Часто получал — нагоняи, выговоры, всё за то же непослушание, излишнюю гордость и дерзость.
Последнее, но самое важное: Был членом нашей семьи и её всеобщим любимцем. В семье рабочих, так живо и бескорыстно, как Айза, не любили — никого, и ни за что не смогли бы — полюбить. Читатель, Вас наверное удивило, почему на протяжении всего повествования я говорю об этой замечательной собаке в прошедшем времени, будто она умерла?.. Если Вы так действительно думали, то очень сильно — ошиблись, а если думаете так и сейчас, то ошибаетесь — вдвойне. Слава Богу, Айз — жив и здоров, и я надеюсь, что сейчас ему не так грустно, как обычно случалось в последние дни перед отъездом Костика, когда он его и забрал с собою жить — на новую квартиру. Я очень надеюсь, что сейчас он не лежит, уткнувшись мордой в пол, на своих «собачих буднях». Да, представьте, именно в таком положении он и лежал, целыми сутками напролёт, после давно наскучивших ему ежедневных дел, вроде: Поесть, поспать; за неделю до того, как Костик начал собирать чемоданы. Всё лежал и грустил, только лишь изредка, завывая на коридорный свет или темноту, а затем, снова растворяясь в пустоте и одиночестве половика, уставленного грязными — сапогами… Он как-будто бы, понимал, свои девятым чувством, что мы скоро — расстанемся…
— И что ещё, после этого нечеловеческого, душераздирающего тупика, мне осталось Вам сказать?..
Это пёс был, — абсолютным мечтателем. Может быть, «таким», моя память его и сохранит…