Алена Сулевич — Два одиночества

Кто-то из великих (не помню, к сожалению, кто именно) сказал примерно следующее: «Для каждого мужчины предназначена только одна женщина на Земле. И если ты ее не встретил — ты спасен». Я вот не спасся…

Все началось в один из теплых московских майских дней, когда кажется, что все вокруг рождается заново, словно начинает новую жизнь. А в этот день все виделось еще более особенным, возрожденным, новым. У меня с самого утра было предчувствие, что сегодня что-то должно произойти, что-то хорошее… Или плохое… Почему-то, я никак не мог определить. И вот, приехав вечером с работы домой, я, наконец, понял, чего я ждал весь день.

Я увидел грузчиков, разгружавших из машины мебель.

«Ах, да, — подумал я, — совсем забыл. Моя соседка, тетя Катя, переехала к сыну. Сегодня должен был въехать новый жилец. Какая-то художница. Наверное, это она. Какая-нибудь страшная старая дева».

И я представил себе эту «старую деву»: лет 40-45, страшное лицо в морщинках, ужасно длинный нос, жуткие очки в дешевой оправе, рано начавшие седеть волосы, собранные в очень тугой пучок на затылке…

И почему тогда я представил ее себе именно так? Хотя, уж лучше бы она была похожа на мой портрет…

А через минуту из подъезда вышла та самая «старая дева»… Не знаю, смогу ли я ее описать. Разве можно описать совершенство? Но сказать могу следующее: удивительно красивое лицо, носик, действительно, остренький, без очков, карие глаза (это я уже позже рассмотрел, что они карие), каштановые не очень длинные волосы собраны в кокетливый хвостик. Лет этому созданию было около тридцати, примерно, как и мне.

Она о чем-то стала разговаривать с грузчиками, которые уже заканчивали свою работу. Я, наконец-то, вышел из машины и быстрыми шагами направился к ней, совершенно не зная, что сказать, хотя понимал, что сказать что-то нужно.

— Добрый день, — начал я. — Должно быть, я ваш новый сосед. Это ведь вы теперь 37-ю квартиру снимаете?

— Видимо, я, — у незнакомки был очень необычный, как у подростка, но очень приятный голос.

— Замечательно. А я живу в 36-ой, через стенку… Олег… Астахов, — представился я и протянул руку для рукопожатия.

— Кира… Эверт, — она протянула свою руку, которую я вдруг почему-то поцеловал (никогда этого не делал).

— Очень приятно, — немного растерялся я.

— Взаимно, — ответила она, нисколько не смущаясь. Видимо, она привыкла к тому, что все целуют ей руки.

— Я слышал, что вы художница.

— Вроде бы, — произнесла девушка, и, не обращая на меня никакого внимания, направилась в сторону подъезда.

Я пошел за ней. Мы зашли в лифт, и я нажал кнопку восьмого этажа. Казалось, что молчание длится уже около часа.

— А что вы рисуете? — спросил я, чтобы хоть как-то завязать разговор.

— Разное: пейзажи — особенно люблю море, абстрактные сюжеты, редко портреты… Ну а чем вы занимаетесь?

— Я? Да так… У меня туристическое агентство.

— Правда? Это, должно быть, очень интересно.

Неожиданно лифт остановился. А я так надеялся, что мы в нем застрянем… Значит, не судьба. Кира открыла дверь своей квартиры и твердо намеревалась войти к себе.

— Скажите, Кира, вам не нужна помощь? Шкаф там передвинуть? — мой вопрос звучал нахально, но я и не надеялся на положительный ответ.

— Нет, спасибо.

Она произнесла это «нет» с мягкой улыбкой, но тут же захлопнула дверь прямо перед моим носом. И только сейчас я понял, насколько необычны ее глаза. В них столько печали, слез и одиночества. Странно, что такая красивая, интересная, молодая девушка и вдруг страдает. Ну что ж, бывает и такое… А, может, именно эти печальные глаза и завладели моим вниманием?

Я всю ночь не мог уснуть, все думал о новой соседке. Где-то я ее видел… Точно. Только никак не могу вспомнить, где. Впрочем, это не важно… Я заснул уже под утро, и тут, как назло, раздался противный, безжалостный писк будильника. Делать было нечего, нужно было собираться и ехать в агентство. Там скопилась уйма дел, которые требовали немедленного разрешения. Однако, я несколько минут простоял на лестничной клетке в надежде, что дверь соседней квартиры откроется. Но она не открылась...

***

А на работе меня, как обычно, ждала верная Яна — моя любовница, а по совместительству еще и секретарша. Мы играли в «чувства» вот уже два года. Конечно, она очень замечательный человек, но я никогда не думал, что смогу быть счастлив с ней. Или, хотя бы, сделать счастливой ее. Никогда я ее не любил, да и врятли смог бы полюбить.

— Ты где пропал? Я уже хотела тебе звонить, — так Янка встречала меня каждое утро. — Уже звонил Бессонов, с утра пораньше. Хочет с тобой встретиться.

— Хорошо, я ему позвоню.

— Ты меня не поцелуешь?

Я чмокнул ее в щечку, как делал каждый, абсолютно каждый день.

Так начиналось мое среднестатистическое утро. Почему-то никогда меня это не раздражало. Но сегодня что-то было не так. Не знаю, что именно.

— Олежек, ты не заболел? Что-то ты какой-то бледный, — Янка уселась на край стола.

— Плохо спал.

— Потому, что рядом небыло меня?

— Вполне возможно.

— А я знаю, как поднять тебе настроение.

— И как же?

— Давай, ты сейчас быстренько разберешься с самыми неотложными делами, и мы куда-нибудь сходим. В ресторан, например, — Яна слезла со стола и подошла к зеркалу, висевшему напротив, собирая свои белокурые волосы в хвостик.

— Ничего не выйдет. Скорее всего, ужинать сегодня мне придется с Бессоновым.

— Понятно… Ну, как скажешь, — кажется, Янка поняла, что общаться с ней сегодня мне совершенно не хочется. — Пойду позвоню Бессонову, сообщу, что ты пришел.

И, сделав обиженное личико, вышла, громко хлопнув дверью. Сделав несколько важных звонков, я понял, что сосредоточиться все равно не смогу. Точно, надо часок покататься. Меня это всегда успокаивало.

— Куда это ты собрался? — Янке это явно не нравилось.

— Янусь, у меня срочные дела. Если меня будут спрашивать, вернусь через часок. Может быть…

Я чмокнул ее снова в щечку и пошел, нет, побежал к выходу. Однако, я не мог не почувствовать на себе ее недоуменный взгляд. Но на крыльце мне пришлось остановиться, чтобы не сбить какой-то маленький комочек под ногами.

— Ну, привет, дружок. Ты чей?

Я взял комочек на руки. Это оказался котенок, такой маленький, хорошенький, серенький котенок с белым галстучком и белыми лапками. Только грязный и замерзший.

— Вот и я тоже ничей. Пойдешь ко мне жить? Вдвоем-то веселее будет.

Давно хотел завести себе какую-нибудь зверушку. «Ты домой приходишь, а оно тебе радуется». Только руки никак не доходили куда-то поехать, что-то искать… А этот, выходит, сам меня нашел. Надо же…

— Ты голодный? Конечно, голодный. Сейчас посмотрим, что у нас есть в холодильнике.

Через 15 минут мы с «комочком» были уже дома. Закрывая машину, я увидел Киру. Интересно, куда это она пошла? Наверно, на свидание с каким-нибудь поклонником.

— Здравствуйте, Кира.

— Господи, что это за чудо? Где вы его взяли? — Кира забрала у меня из рук котенка; я, казалось, совершенно ей не интересен.

— Да подбросили на крыльцо. Жалко, да и одному в пустой квартире как-то скучно. А так — живое существо рядом все-таки.

— С девушкой жить не пробовали? — Кира нахально улыбнулась.

— Пробовал. Неудачно… А вы ему понравились, он так к вам прижался.

— Слушайте, Олег, а он вам очень нужен?

— Не знаю. Есть какие-то идеи? — я несколько удивился ее вопросу.

— Отдайте его мне. Ну пожалуйста! Понимаете, у меня в детстве был вот точно такой же кот. А у вас дел, наверное, очень много, работа. Кто его кормить будет?

— Ну хорошо, если хотите… Слышишь, дружок, забирают тебя. Ты не против?    

Еще бы он был против! Хотел бы я быть на его месте: вот так же лежать у нее на руках и сладко мурлыкать.

— Как его будут звать?

— Феликс. Тебе нравится имя Феликс? — обратилась Кира к счастливчику. — Так звали моего кота в детстве… К сожалению, я уже опаздываю. Сейчас только накормлю Феликса и побегу. Ну, скажи «до свидания» дяде Олегу.

Феликс помахал мне лапкой. Не без помощи Киры, конечно.

— Пока, дружок.

И Кира с Феликсом на руках умчалась в подъезд, наградив меня сладкой улыбкой напоследок. А я, почему-то, не додумался подняться с ними. Вместо этого стоял еще несколько минут у машины, тупо уставившись на дверь подъезда.

II

У вас бывало такое, что вы знакомы с человеком 24 часа, а вам кажется, что вы знаете его всю свою жизнь? Между вами словно существует необъяснимая связь. Непонятная, пугающая вас самого. Вот так я себя чувствовал в первый день знакомства с Кирой. Интересно, чувствовала ли она то же самое? Последующие события дали ответ на этот вопрос.

С Кирой я не сталкивался дня два. Зайти к ней самому не хватало смелости. И вдруг я увидел, что ее дверь слегка приоткрыта. Я и вошел, просто из любопытства.

Моему взору предстала очень уютная, обставленная со вкусом квартирка. Все светло-зеленых, салатовых тонов: обои, линолеум, мебель. Никогда не думал, что этот цвет может гипнотизировать. А, может, дело не в цвете? Все, что связано с этой женщиной очень странно, таинственно и пугающе завораживает.

В поисках хозяйки я направился в сторону комнаты, которая, как я предполагал, должна была быть гостиной. То, что я там увидел, поразило меня еще больше. Очень просторная, красивая комната в той же цветовой гамме, что и вся квартира. Мебели не очень много: большой удобный диван, шкаф для книг, стол, заваленный принадлежностями для рисования, два кресла. Ну, конечно, не количество мебели привлекло мое внимание. Посреди комнаты стояла Кира, за мольбертом. А рядом стоял маленький столик с красками, кистями, и с другими предметами, названия которых я даже не знаю. На Кире был такой смешной белый халатик, весь перепачканный краской. Картина, которую она рисовала, была почти закончена: удивительно прозрачное и красивое море, а на берегу стоит человек — мужчина с седыми волосами. Один, совершенно один… А на небе — тяжелые тучи, готовые в любой момент пролиться дождем… Нет, не дождем — слезами…

Не знаю, сколько я простоял, онемевши, уставившись на картину и на Киру. Минут пять, наверное. Странно, что она только сейчас меня заметила.

— Давно стоите? — Кира «разбудила» меня своим голосом.

— Что?

— Давно вы тут, я спросила? Как вы зашли?

— Извините, я не хотел ничего плохого. Дверь была открыта.

— А если дверь открыта, можно входить даже без стука? — на Кирином лице появилась кокетливая улыбка. — Когда я работаю, напрочь обо всем забываю.

— Еще раз прошу, извините. Это больше не повторится. Но, если вы меня до сих пор не выгнали, значит я не сильно вам помешал, — я заметил, что Кира уже едва сдерживает смех.

— Да нет. Я как раз хотела сделать перерыв.

— Красивая картина. Только очень печальная. Как она называется?

— Еще не решила.

Кира замолчала. «Она сейчас там, — подумал я, — на месте этого старика. Эти тучи — это и ее слезы».

— А вы просто так зашли, или у вас какое-то дело? — Кира опять начала улыбаться.

— А, ну да… Я просто хотел узнать, как поживает Феликс?

Кира посмотрела на одно из кресел. Я тоже туда посмотрел. Там мирно сопел вымытый и сытый Феликс.

— Вижу, что поживает он отлично. Вы хорошо о нем заботитесь.

— А давайте перейдем на «ты». Не люблю, когда мне говорят «вы», чувствую себя старухой.

— С удовольствием, — я очень обрадовался такому повороту.

— Хочешь чаю или кофе? Алкогольных напитков не предлагаю, просто потому, что у меня их нет.

— Лучше кофе, если можно.

— Отлично. Я сейчас. Садись, будь как дома, — и Кира удалилась на кухню.

Я сел в кресло с Феликсом, который тут же устроился у меня на коленях.

Пока Кира возилась с кофе, я все думал: с каждой минутой она все больше меня удивляла, каждую минуту открывалось все больше фактов, которые только еще больше травмируют и без того больное воображение. Это не женщина — это результат творческого союза теплого ветерка, ласкового моря и майской ночи: такое же нежное, как ветерок, такое же прекрасное как море, и такое же таинственное как ночь... А тайны я любил с детства.

— А вот и кофе, — Кира вернулась с подносом и села напротив.

— Спасибо. Слушай, Кир. Мы теперь, вроде, соседи, а ничего абсолютно не знаем друг о друге. Может, расскажешь немного о себе, о своей жизни до переезда сюда? Признаться, меня терзает любопытство.

— А у меня есть идея получше. Давай сыграем в игру: я расскажу о тебе, а ты расскажешь обо мне.

— Очень интересно. Это как?

— Очень просто. Ты смотрел фильм «Мусорщик»?

— Ну да, смотрел. Но мы ведь друг друга совсем не знаем, — я был немало заинтригован.

— Ну и что? У героев фильма же получилось, — казалось, Кира действительно верила, что речь идет о самом обычном деле, словно мы оба — ясновидящие. — Тебе не интересно, что я о тебе думаю?

— Ну это же в кино… Хорошо. Но только при условии, что ты начинаешь.

— Ладно. Поехали, я начну про детство… Хм… Твои родители погибли в автокатастрофе, когда тебе было 6 лет. Тебя воспитывала бабушка… Ничего, что я об этом говорю?

— Нет, ничего…

Я был в шоке: ну откуда она это узнала? Однако, я хорошо помнил условия игры: ничего не спрашивать.

— У нее были духи «Ландыш», кажется. Ты их терпеть не мог.

— Еще бы! От них пахло чем угодно, только не ландышем.

— Но зато маленький Олежка безумно любил бабушкины котлеты. В школе сразу не заладилось: ты учился на тройки, сидел за последней партой. Ты очень любил читать, особенно Вальтера Скотта и Достоевского, занимался плаванием до девятого класса. Мечтал стать спортсменом. Но из спортивной школы тебя исключили по состоянию здоровья. Ты очень расстроился. А ведь ты вовсе не был глупым, не был шалопаем, как все мальчишки. Скорее, наоборот: умный, тихий, способный мальчик. Может быть, поэтому друзей у тебя было мало. Ты просто не видел для себя смысла в учебе. А потом умерла бабушка… Тебя забрала к себе тетя. И ты понял, что, кроме бабушки, у тебя никого небыло. Бабушка была не только единственным другом, но и бабушкой, дедушкой, папой, мамой. Ты понял, что остался совсем один. Тебе было очень плохо. Спасло тебя знакомство в институте с однокурсником, с которым вы тесно подружились. Вы вместе снимали квартиру, вместе работали, вместе учились. Но это уже другая история. На этом детство кончилось… Ну как?

Я сидел все это время как ошарашенный. Я так и думал: она ведьма! Иначе, как это объяснить?

— Впечатляет… Ты забыла про ежедневные вызовы бабушки к директору за драки и постоянные побеги от тети.

— Теперь попробуй ты, — предложила моя собеседница, как ни в чем не бывало попивая кофе.

— Едва ли у меня получится так же достоверно.

— Получится. Просто слушай сердце.

— Ладно, попробую, но я предупреждал… И так, детство… — я абсолютно не знал, что говорить, и вдруг… — А ты выросла в нормальной семье, если можно так выразиться. С папой, мамой. Вот только родителей своих ты ненавидела. Они были слишком строгие, мягко говоря... У меня получается?

— Пока, да, — видно было, что на Киру нахлынули тяжелые воспоминания, но она ничему не удивлялась.

— Хорошо… Они решали за тебя абсолютно все: с кем дружить, что читать, что носить, что смотреть по телевизору, какую музыку слушать. Тебя заставляли читать Пушкина и слушать Моцарта, а ты по ночам слушала «Scorpions» и под одеялом с фонариком читала Стругацких. В школе ты сидела за первой партой и училась на круглые пятерки. Просто потому, что так хотели твои родители. Твоими единственными друзьями были твой дневник и кот Феликс, которого тебе подарил дядя, мамин брат, на десять лет.

— Дядя Саша, единственный человек, которого я могла назвать другом. Я его очень любила. Но он постоянно был в разъездах, приезжал не чаще раза в год… Извини, я тебя перебила. Продолжай.

— В 7 лет родители записали тебя в музыкальную школу, хотя ты просилась в художественную. Ты уже тогда знала, что станешь художницей. Не знаю, как тебе это удалось, но ты туда поступила. Тайком, через год. Ты очень уставала, тяжело было разрываться. Но все три школы ты закончила с золотыми медалями. Даже музыкальную, хотя тебя тошнило от одного слова «фортепьяно». Родители хотели, чтобы ты поступила в консерваторию и стала профессиональным музыкантом. Но ты объявила им самую настоящую войну. Сразу после выпускного ты сбежала в Питер к дяде Саше. Там поступила на факультет искусств, стала художником. С родителями до сих пор не виделась… Впрочем, детство на этом закончилось.

Наступила пауза. Кира была немного смущена. Ей было слегка не по себе.

— Знаешь, Олег, а ведь между нами много общего. Как говорится, «встретились два одиночества».

— Да уж… Ты можешь мне что-нибудь объяснить? Откуда мы все это знаем друг о друге?

— От сюда… — Кира положила руку себе на грудь, в область сердца.

— Странно все это.

— Жизнь вообще странная штука. Ничему не стоит удивляться… Понравилась игра?

— Еще бы… будем доигрывать?

— Если хочешь, но не сегодня. У меня скоро здесь открывается выставка. Много работы. Мне нужно уходить.

— Да… Что-то я засиделся, а ведь у меня тоже куча дел. Я тебя увижу вечером?

— Сегодня, нет…

Кира словно испугалась. Очередная причуда. Она вся из них состоит.

Вот так прошла наша первая серьезная беседа. Но она только еще больше поставила вопросов. Я понял, что целиком принадлежу ей. Что дальше?.. А вечером я зачем-то купил розу и подбросил Кире под дверь.

III    

И я стал каждый вечер подбрасывать под ее дверь цветы. Это вошло у меня в привычку. И у нее тоже.

Странно, но мы как-то быстро сблизились. Мы стали часто гулять в парке, вечером часто пили чай вместе. Кира пекла такое вкусное печенье! И в то же время, она держала между нами дистанцию. Но мне было уже достаточно того, что видел ее каждый день, говорил с ней часами, чтобы быть счастливым. А, может, это и есть любовь?

Интересно, она догадывалась, что я не могу без нее уже даже дышать?

Из-за всей этой истории я так запустил дела! Бедная Янка! Она одна отдувалась. А я, вместо благодарности, только обижал ее. Просто последнее время она стала меня сильно раздражать своими упреками, что я совсем не уделяю ей внимания. Я устал от ее ревности, но понимал, что просто она меня любит…

— У тебя никогда нет времени просто поужинать со мной. О большем я уже и не мечтаю, — причитала она.

— Янусь, ты же видишь, как я занят.

Мне удалось избежать дальнейших разборок, потому что в этот момент раздался спасительный гудок телефона. Я взял трубку.

— Да… Привет… Конечно! Ты сегодня во сколько освободишься?..

Яна, видя, что разговаривать со мной бесполезно, сделала недовольное лицо и удалилась. С кем я разговаривал на этот раз, она не догадалась.

— Ну как обычно… Слушай, Кир, а как ты смотришь на прогулку с Феликсом?.. Отлично. Значит, договорились?.. Считаю секунды…

Я положил трубку. Тут в кабинет вбежала Янка. Сказать, что она была в ярости — это ничего не сказать…

— Что еще за Кира?

— Ты подслушивала?

— Да! — заорала она.

— Ян, успокойся. Это моя соседка. Да, мы с ней подружились! И все!

— Ты меня за дуру держишь? — Янка резко сбавила тон.

— Ян, мне сейчас не до скандалов. У меня много дел, — я направился к выходу.

— На меня у тебя никогда нет времени.

— Янусь, не начинай, умоляю! Все! Если позвонит Бессонов, я уехал. Нет, я умер… — я сделал вид, что не замечаю Янкиного негодования.

— Астахов, ты сволочь!.. — казалось, что она успокоилась.

— Это я знаю. И ты это давно знаешь.

Я поцеловал Яну в щечку и ушел. Просто ушел. Катался до вечера в ожидании встречи с Кирой. Я понимал, что жестоко обидел Яну, но тешил себя надеждой, что все улажу позже. Не сейчас…

***

Кира, Кира, Кира… Она не выходила у меня из головы. Только она сейчас занимала мои мысли. И эта дурацкая игра. Может, я сошел с ума? А вечером мы, как обычно пили чай в Кириной гостиной: я, Кира и Феликс.

— По-моему, ты говорил, что любишь живопись? — спросила Кира, скармливая Феликсу очередной кусочек печенья.

— Ну да…

— У меня выставка скоро. Я бы хотела, чтобы ты пришел. Я отложу для тебя билет. Или два…

— Я приду один.

— Опять поссорился с Яной?

— Ерунда, не бери в голову.

— Только у меня одна просьба, — Кира сегодня была особенно загадочная, — на выставке сделай, пожалуйста, вид, что мы незнакомы.

— Почему? — я был немало удивлен.

— Так надо… Просто выполни мою просьбу, хорошо?

— Ну ладно, как скажешь.

— Хочешь продолжить игру?

— Непременно. Только теперь начну я.

— Дерзай. О чем сегодня рассказываем?

— О любви. Я начну, с твоего позволения… Любовь... «Такая разная. Странно, что называется одним словом», — привел я цитату из нашего любимого «Мусорщика». — И в школе, и в институте в тебя были влюблены все мальчишки. Только ни у одного из них небыло шансов. А однажды, под конец одиннадцатого класса, ты подслушала разговор своего отца и его компаньона. Они говорили о том, как поженят своих детей. Как в средневековье, твой отец собирался выдать тебя замуж, даже не поговорив с тобой. И тогда, на следующий день ты отдалась одному своему однокласснику. Просто так, в рамках войны с родителями. В Питере ты познакомилась с другом дяди Саши. Он был таким красивым, богатым, взрослым, интеллигентным, говорил такие слова! И ты выскочила (не вышла, а именно выскочила) за него замуж на четвертом курсе, несмотря на все предостережения дяди и на то, что он тебе в отцы годился. Ты думала, что с ним наверстаешь весь недостаток любви за все свои 20 лет жизни. Но твои надежды не оправдались. Ты снова попала в золотую клетку… — тут я заметил, что на глазах Киры появились слезы. — Все в порядке?

— Да. Продолжай.

— За тебя опять все решали, тебе опять приказывали. Только ты освободилась из одной тюрьмы, как попала в другую. Твой муженек даже позволял себе поднимать на тебя руку. И, спасаясь от его преследований, ты снова здесь, в Москве. Я закончил.

— Ты забыл про аборт тайком через год после свадьбы. Я просто не могла иметь ребенка от этого человека.

Тут раздался телефонный звонок.

— Извини, — Кира взяла трубку, голос ее задрожал. — Да… Привет… Все хорошо. А как у тебя?.. Выставка уже через неделю…

Кира вышла из комнаты, но я все слышал.

— Не приедешь?.. Почему?.. Да, я тоже… Пока…

Она вернулась заметно напуганной.

— Все в порядке? Кто звонил?

— Так, знакомый.

— Знакомый, так знакомый. Еще одна тайна…

— В женщине должна быть какая-то загадка.

— У тебя их слишком много.

— Это ты мне говоришь? Уж от кого, а, по-моему, от тебя у меня тайн быть просто не может.

— Наверное… Твоя очередь.

— Значит, любовь… В тебя тоже были влюблены все девочки, и в школе, и в институте. И ты этим активно пользовался. «Вот только к любви это не имеет никакого отношения», — Кира тоже вспомнила фразу из любимого нами фильма. — На третьем курсе твой друг, твой единственный друг, познакомил тебя со своей девушкой. Красивая девушка. Но ты, в отличие от него, сразу понял, что она из себя представляет. Ты хорошо знал этот тип женщин. Таких ты каждую ночь встречал на Тверской. Эта девушка стала сразу тебе оказывать недвусмысленные знаки внимания. Ты видел, что еще немного, и она сломает твоему другу жизнь. Ради него ты сделал так, чтобы он застал тебя с этой девушкой. Вот только он так ничего и не понял. Он во всем обвинил тебя, вы подрались, разъехались и больше ты его не видел.

— Мы были лучшими друзьями. До сих пор не понимаю, как он ничего не видел? Почему поверил ей, а не мне? Ведь по всему институту слухи ходили, что она переспала с половиной Москвы.

— Любовь зла… Я закончу?

— Конечно.

— Потом были какие-то беспорядочные связи. А два года назад ты встретил Яну. С ней у тебя сложились более-менее устойчивые отношения. Хорошая девочка. Только ты ее не любишь. Умница, красавица, добрая, тебя любит. И что вам, мужикам, еще нужно?

— Мы и сами толком не знаем…

— И последнее. Две недели назад ты встретил еще одну женщину. И со скуки выдумал себе любовь там, где ее быть не может.

— Почему? — такого поворота я не ожидал.

— Ты скоро все поймешь. Скорее, чем ты думаешь…

— Не хочу я ничего понимать. Ты сама меня приручила, как Феликса, а теперь говоришь, что я все выдумал… — я сам не знал, что на меня нашло.

— Я тебе ничего не обещала.

— Прости, я погорячился, — я вовремя взял себя в руки.

— Ничего… Так ты придешь на выставку?

— Разумеется.

— Не забыл, о чем я тебя просила?

— Не забыл, не волнуйся.

Я вернулся к себе словно в лихорадке. Но, в общем, я был доволен, что мы хоть немного объяснились. Рад, что Кира поняла, что я к ней чувствую. Только я никак не мог уяснить, почему она не хочет начать новую жизнь, со мной. Может, она просто боится снова обжечься? Ведь я ей не безразличен. Это видно… Тайны, опять тайны. Как я от них устал! Кажется, за эти две недели я прожил в сто раз больше, чем за всю свою жизнь.

В эту ночь я не мог уснуть. До утра слушал, как по стеклу клювиком барабанил воробей. Примета плохая… И я даже ни разу не попытался прогнать его с окна.

IV

Через два дня я снова встретился с Кирой. Мы пошли гулять в парк. Вечер был чудный. Впереди нас бежал Феликс, успевавший гоняться за бабочками и драться со всеми соседскими щенками.

— Олег, почему ты мне просто так цветы не даришь? Зачем их каждый вечер под дверь подбрасывать? — странно, что она только сейчас об этом заговорила.

— Так романтичнее. Ты против?

— Да нет, в принципе… Будем заканчивать игру?

— Давай. О чем говорим?

— Что будет. Моя очередь начинать.

— Ладно. И что же меня ждет?

— Ты никогда меня не забудешь, — начала Кира крайне серьезно, — будешь любить меня всю жизнь. Но время лечит. Понемногу боль утихнет, но не совсем… Ты скоро женишься на Яне, и у вас родится чудесная дочка. Вы назовете ее, скорее всего, Настей. Тебя она будет любить больше, чем маму. Она станет чемпионкой страны по фигурному катанию и новым смыслом жизни для тебя… Все будет хорошо. Дочка подарит тебе много счастья.

— Даже так… — я был в полном нокауте.

Кира говорила так, словно прощалась. Навсегда. Я абсолютно ничего не понимал. Женюсь на Янке… Дочка… Никогда ее не забуду… Хотя, за последнее время случилось столько всего, что удивляюсь, почему я до сих пор чему-то удивляюсь.

— Я ничего не понимаю!

— Этого и не нужно, — Кира странно улыбнулась. — Теперь ты рассказывай, что ждет меня.

— Хм… Тебя что-то тревожит. Очень сильно. Я не понимаю, что именно. Это что-то терпеть ты уже не сможешь. Очень скоро ты это устранишь. Я чувствую кровь. Не твою, но по твоей вине. Станет немного легче, по появятся другие серьезные проблемы… Что за чушь я несу?

— Это не чушь, это идея… — произнесла Кира едва слышно.

— Что?

— Нет, ничего… Продолжай.

— Всю жизнь ты будешь скитаться по свету. Будешь очень одинока. И меня ты тоже не забудешь. Никогда…

— Прогуливаетесь? — услышал я знакомый голос, когда мы с Кирой уже подходили к дому.

Яна поджидала меня возле подъезда. Явно то, что она увидела, ей не понравилось. Она была в бешенстве.

— Значит, на меня у тебя времени нет, а на нее есть, — саркастически произнесла она.

— Яна, вы все не так поняли! — вступилась Кира.

— Я ничего не хочу понимать. Вас он тоже скоро бросит.

— Ян, прекрати!

Бросив на меня яростный взгляд, она умчалась в неизвестном направлении. Меня это уже начинало раздражать. А Кира вдруг почему-то засмеялась.

— Не вижу ничего смешного. Извини за Янку. Я с ней поговорю.

— Она ведь тебя любит, — сказала она многозначительно.

— Да уж…

***    

Я не видел Киру до выставки, состоявшейся спустя три неделя после ее приезда. Когда я туда пришел, народу было более чем предостаточно. Я искал глазами Киру, но никак не находил. Она оказалась на удивление талантливым художником.

Было несколько портретов. На одном из них был мужчина с безумно злыми глазами. На другом — старая цыганка. Настолько старая, что казалось, если на нее дунет ветерок, она рассыплется на мелкие песчинки. Еще пейзажи: моря, улицы, горы. Но больше всего было картин, стиль которых, насколько мне известно, называется абстракционизмом. Среди них была уже знакомая мне. Та самая, которую я видел у Киры дома. Только она стала еще печальнее. Она как — будто звала, манила. И, неизвестно, почему, хотелось туда, к морю, поговорить с этим мужчиной, или просто помолчать вместе.

На другой картине были изображены скрещенные руки. Просто руки. Явно женские, правая — с обручальным кольцом. Что еще поражало, они были опущены вниз, как — будто сломленные чем-то, покорившиеся чему-то.

Среди работ особенно выделялась одна. Именно ее народ рассматривал дольше всех. Именно она наиболее привлекла мое внимание. На ней была изображена женщина на фоне пустыни и освещенная закатом. Или рассветом. Трудно было понять. На ней было надето что-то вроде римской тоги. Все бы ничего, но женщина была без лица… Я почувствовал, что Кира на этой картине изобразила себя. Красиво!.. Только слишком пессимистично. В названии значилось: «Одиночество».

А все вокруг важно расхаживали и расхваливали. Люди словно не слышали, как все эти картины кричали о боли, как взывали о помощи… Нет, они не слышали. А я слышал, да так, что думал, что у меня лопнут барабанные перепонки.

У меня закружилась голова, стало невыносимо душно. Я хотел выйти на улицу, глотнуть воздуха, но увидел Киру. Она разговаривала с тремя мне незнакомыми мужчинами метрах в десяти. Она выглядела особенно ослепительно: распущенные волосы, черное, немного ниже колен, платье без рукавов, голубой шелковый шарф… Только видно было, что улыбка ее вымучена, что она уже очень устала. Тут Кира заметила меня. Она только слегка улыбнулась мне и продолжила вести беседу с уже изрядно надоевшими ей ценителями ее таланта. Потом она исчезла. Так же неожиданно, как и появилась…

Голова у меня закружилась еще сильнее, в глазах потемнело, и так захотелось уйти! И я ушел.

Я решил дождаться Киру, как бы поздно она не пришла. Хотелось поддержать ее, похвалить работы. Я чувствовал, что ей сейчас очень плохо, что я ей нужен. Часа через три я услышал, как открывается дверь ее квартиры. Наконец-то она пришла. Разумеется, я немедленно отправился к ней. Я постучался, хотя дверь опять оказалась незапертой. Никто не ответил. Мне ничего не оставалось, как войти. Я прошел в гостиную. Кира сидела на диване, уткнувшись в свой шарф.

— Я знала, что ты придешь.

— Что-то случилось? Выставка плохо прошла?

— Выставка прошла прекрасно. Лучше не бывает, — сказала Кира, вытирая шарфом глаза. — Просто я поняла, что все, что я делаю — впустую.

— Это еще почему? Неужели кому-то не понравились твои работы?

— Ладно, забудь… Тебе-то понравилось? Думаю, ты был единственный на этой выставке, кто мог бы отличить Шишкина от Малевича.

— Безумно понравилось. Настоящие шедевры. Особенно «Одиночество». Невероятно красиво! Затягивает… Только почему так все мрачно?

— А я с детства пессимистка… Спасибо, что пришел. Но уже поздно, а я очень устала и хочу спать.

— Завтра я тебя увижу?

— Не знаю. У меня кое-какие дела, — она проводила меня до двери. — Ну вот и все, прощай!

— Не «прощай», а «пока», — поправил я.

— Что? — Кира сделала вид, что не расслышала.

— Ты сказала «прощай», а это говорят, когда больше не увидятся.

Кира только печально и таинственно улыбнулась и закрыла дверь прямо перед моим носом, как в нашу первую встречу. Больше я ее не видел…

***

Я вернулся к себе с тревожными мыслями. Она совсем разочаровалась в жизни. Чем я могу ей помочь? Если бы я знал тогда, как все это закончится, не оставил бы ее одну ни на минуту, уговорил бы…Но я даже помыслить не мог. Я ничего не сделал, чтобы спасти ее! Вместо этого я направился в один захудалый ночной ресторанчик (ему бы больше подошло слово «кабак»), каких полно по Москве, потому что понял, что все равно не смогу уснуть.

Заказав пива, я стал рассматривать посетителей. Несмотря на поздний час, их было немало. Все они казались на один манер: немолодые, небритые, в помятых пиджаках, в грязных ботинках, заядлые алкоголики. Или вот-вот таковыми станут. Интересно, я производил такое же впечатление? А кто сюда еще придет в три часа ночи?!

— Молодой человек, к вам можно подсесть? — услышал я хрипловатый голос.

И, не дождавшись моего ответа, за столик присел уже изрядно выпивший мужчина лет пятидесяти, один из тех, кого я только что описал.

— Николай Петрович, — представился мужчина, — бывший преподаватель истории.

— Олег, — ответил я, — вроде как бизнесмен.

Мы пожали друг другу руки, и я налил новому знакомому пива. В принципе, я был не против беседы, все равно, с кем. А вдруг этот мужчина, как более опытный, даст какой-нибудь умный совет.

— Благодарю, молодой человек… Бизнесмены сюда не ходят, они ходят в дорогие рестораны… Что-то я раньше вас здесь не видел. Вроде, я всех знаю. Пришли горе заливать?

— А ты откуда знаешь, дядя Коля?

— А сюда первый раз все так попадают… Не поможет…

Я подумал, и налил ему еще пива. Сам решил больше не пить сегодня.

— Благодарю, покорнейше… Вот, смотрите! Вон тот мужик с шикарными усами — вот его с работы уволили, а другую он не смог найти. Старый, говорят. Уже третий год здесь каждую ночь сидит. А вот того видите? С дыркой на рукаве? Из тюрьмы вышел. Жене не нужен, детям не нужен. С высшим образованием, между прочим! Пятый год тут околачивается. А вот этот…

— Слушай, дядя Коля, а сам-то ты как? — прервал я его.

— Сам? Шерше ля фам! Значит, мне тогда было столько же лет, как вот вам. Ольга ее звали… Ох, и красивая была! Художница. Вот кто-то из великих сказал, что для каждого мужчины предназначена только одна женщина на Земле. И если ты ее не встретил — ты спасен. Как только она в наш дом переехала, как я ее увидел, сразу понял, что это Она. Ну подружились мы с ней, чай по вечерам пили. Она такое вкусное печенье пекла! Но дальше этого не дошло. А через месяц она уехала, просто исчезла. Больше я ее не видел. Вот с тех пор и запил. Я здесь почти каждый день… Да что с вами, молодой человек? Вы побледнели…

Я, действительно, был в шоке. Что за чертовщина? Он же обо мне рассказывал! Я встал из-за стола, и, с ужасом уставившись на старика, попятился к двери, даже стул опрокинул. Охота пить по ночам отпала у меня надолго.

***

Через день, вечером случилось то, чего я опасался уже давно. Когда я вернулся из агентства, снова увидел грузчиков. Только на этот раз они загружали мебель… Внутри у меня все перевернулось. Меня словно током ударило. Я отказывался в это верить. Я машинально бросился наверх, в Кирину квартиру. Она была абсолютно пуста. Только голые стены…

На столе лежал конверт. Я поднял его. На нем было написано мое имя. Это было прощальное письмо от Киры, единственное, что она оставила на память о себе.

«Олег, прости меня за все! Я знаю, если бы ты меня не встретил, тебе было бы сейчас легче. Ты не знал (вернее, не хотел знать): я все еще в тюрьме, и выбраться из нее есть только один шанс. Не знаю, как он отпустил меня в Москву одну. Я думала, он пошлет кого-нибудь следить за мной.

Ты меня больше никогда не увидишь. Поверь, так будет для тебя лучше. Я не смогу дать то, что тебе нужно. А Яна сможет…

Не сомневайся, у тебя все будет хорошо.! Дочь сделает тебя счастливым. А я буду счастлива, зная, что ты счастлив… Ты подарил мне надежду. Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Я вовремя вернулась с небес на Землю… Прости…

Навсегда твоя, Кира».

Я простоял в оцепенении минут пять. Да, я все давно понял. Просто не хотел в это верить. И вот к чему это привело.

Я выбежал на улицу. Думал, сейчас куплю ящик водки, запрусь у себя, напьюсь до белой горячки. Черта с два откачают! Но до магазина я так и не дошел. До утра в беспамятстве бродил по городу. Очнулся я примерно через двое суток. В квартире погром, словно у меня в гостях побывало стадо слонов. Голова раскалывалась. Всплывали невнятные воспоминания о парочке собутыльников бомжеватого вида. Неужели я все-таки напился?..

Я собрался на свежий воздух. Кирина квартира была уже наглухо заперта. Проходя мимо газетного киоска, в одной из свежих желтых газетенок я заметил крупный заголовок. Газету я немедленно купил.

«Известная питерская художница Кира Эверт разыскивается по обвинению в убийстве собственного мужа, успешного банкира Виктора Эверта.

Тело 55-летнего Виктора Эверта с многочисленными пулевыми ранениями было обнаружено вчера одним из соседей. Местонахождение подозреваемой до сих пор не известно. Милиция располагает информацией, что на ее имя был забронирован билет до Лондона. Скорее всего, Кира Эверт покинула Россию еще вчера. Она объявлена в международный розыск. Приметы подозреваемой отосланы в Англию и в другие страны, куда она могла направиться. Мотивом к убийству, по словам соседей и знакомых, послужило жестокое обращение банкира с женой. Он постоянно ее избивал, держал взаперти, чрезмерно и необоснованно ревновал. Так продолжалось в течение нескольких лет, о чем знали все окружающие. Однако, несмотря на эти смягчающие обстоятельства, женщине грозит до пяти лет лишения свободы»…    

Эпилог.

Время лечит? Что же, может доля истины в этом утверждении и есть.

С тех пор прошло ни много, ни мало 17 лет, но не проходит ни дня, чтобы я не вспоминал о ней. С той квартиры я почти сразу же съехал. Я бы многое отдал, только чтобы знать, что с Кирой сейчас, где она. Лет 10 назад я видел ее во сне — единственный раз за всю свою долгую жизнь без нее. Я видел ее смутно. Она шла по широкой красивой улице, а на заднем плане была видна Эйфелева башня. Кира была все также прекрасна, ни на год не постарела. Нет, она была еще прекраснее, чем раньше. Ласковый парижский ветерок развивал ее волосы, на руках она держала Феликса (ему повезло больше, чем мне), уже, конечно, подросшего, похорошевшего. Настоящий француз!

Вот только глаза ее стали в сто раз печальнее. У людей таких глаз не бывает…

Все, мне пора заканчивать. Моя Настена вышла на лед. Вчера она выиграла короткую программу, сейчас будет катать произвольную. Если бы не дочь, точно бы застрелился. Или повторил участь Николай Петровича… Ей уже 16. В ней вся моя жизнь! Мое спасение.

Похоже, я все-таки выиграл у Одиночества эту партию…

2005