Воин расстелил перед собой плащ, примял под ним траву, и, опустившись на колени, присел на него. Глубоко вздохнув, воин начал раскладывать все необходимое. Длинный меч он положил прямо перед собой, поперек своих колен. Из походного мешка достал деревянный украшенный резьбой сундучок с письменными принадлежностями, снял доспех, и принялся разматывать длинный шелковый пояс.
С востока прохладным утренним бризом на него дыхнуло пробуждающееся озеро, небо приоткрыло веко, окруженное кроваво—горящими ресницами. Красный зрачок солнца двигался все выше и выше, от чего черное око небосвода залилось синевой пробуждения. До этого звенящий своей прохладной пустотой воздух стал наполняться шелестом листвы, шепотом травы, и еще робкими, не совсем проснувшимися, голосами птиц и насекомых, его прохладная пустота заполнилась густеющим запахом смоченной росой травы и ароматом распускающихся цветов.
Воин положил перед собой кисточку, баночку с краской, развернутый лист бумаги, короткий меч, и шелковый платок. Он осмотрел кисть, выщипал несколько торчащих волосков и промокнул ее в краске.
Воин оторвался от своего занятия и осмотрелся.
Он посмотрел вокруг себя и внутрь себя, сквозь пространство и время, далеко за горы и за моря, в прошлое и в будущее. И все было наполнено Пустотой, отсутствием Всего, в том числе и самой Пустоты. Воин знал, что самое Высшее, то, что он сможет достичь, это стать частью этой Пустоты или полным ее отсутствием, стать не частью ее, но целым. Слиться с ней, растворится, стать бесконечно безмерным, бесконечно Ничем. Он знал, что подошел к чему-то такому, к чему стремился весь свою жизнь. Приближение к Этому его нисколько ни пугало, потому как он сам осознавал то, что его нынешнее состояние ограниченности телом, в которое он закован, разумом, который был готов воспринимает лишь то, что может почувствовать это тело, не сможет постичь всего величая и ничтожности Ничего. Воина никогда и нигде ничто не могло заставить сойти с этого Пути. Он мог погибнуть в любой из бесчисленных битв, в тех, в которых он участвовал, и из которых он всегда выходил победителем. Ведь ему всегда давало силы осознание того, что величайшим счастьем для него будет возможность умереть как великий воин.
Ибо, это его Путь.
Все, что встречалось на его жизненном пути, было для воина сиюминутным, таким быстротечным и неудержимо уходящим, как вода ускользающая сквозь пальцы. Никто и никогда не придавал этому особого значения. Но…
Никаких «но», все за что могли уцепиться люди, которые жили рядом с ним; крестьяне или торговцы, рабы или их хозяева, было значимо лишь только для них. Им никогда не постичь всего того, что мог узреть он. Все они со своей пустой возней, полной бесцельных мыслей, чувств, горестей и радостей, представлялись стаей крыс со связанными хвостами, бегущими друг от друга и остающимися скованными в этом клубке. Клубке суеты, себялюбия и самоудовлетворения.
И это их Путь.
Воину вспомнилось ощущение битвы.
Крики, стоны, оглушающий грохот — все это растворяло, одурманивало разум, превращая человека в безумно мечущегося разъяренного зверя, рвущего в клочья живую плоть. Стремительный ветер мелькающих вокруг лиц, несущий пьянящий запах крови, доводил до такого исступления, что порой воин, представлял себя ласточкой пронзающей в небе комариную стаю. Свет и тьма со свистом сменяли друг друга при каждом взмахе меча. И было так легко, и Смерть подхватывала падающих и уносила их в Никуда, кружась в безумном танце, и все кружилось вслед за ней, и было так легко. Но стоило остановиться этой пляске, как накатывалась, невыносимая усталость и боль, и живые падали среди мертвых захваченные сном, и из их закрытых глаз текли слезы.
В камышах в солнечных всполохах забилась птица.
Воин посмотрел на белый лист бумаги, еще раз промокнул в краске кисть и начал каллиграфично выводить иероглифы. Начертанные знаки поблескивали еще не выветрившимся глянцем, и постепенно проваливаясь в поверхность листа, тускнели:
"Ночь прошла
Солнце взошло на востоке
Пустой лист бумаги перед мной"
Воин отложил в сторону письменные принадлежности, и начал читать молитву.
Закончив, он взял в руки короткий меч, обмотал его лезвие около рукоятки платком. Крепко обхватил обмотанное оружие и направил его острием к себе. Воин закрыл глаза и, выпрямив руки, отвел от себя стальной клинок, глубоко вдохнул и резким движением воткнул его себе в левую часть живота, после чего медленно повел его вправо. Плоть хрустела и трещала, из образовавшийся раны потекла кровь. Воин выдохнул, отпустил меч и рухнул на свои колени. Его тело обмякло и начало заваливаться на бок. Глаза были широко открыты, они пытались смотреть в Никуда, но перед ними на мутно-зеленом фоне, в щебетании какой-то птицы по тонкой травинке ползла букашка. Воин медленно опустил и приподнял веки, на фоне черной пустоты, в щебетании какой-то птицы по тонкой зеленой травинке ползло насекомое. Еще раз, медленно моргнув, он, видел перед собой лишь букашку, которая ползла по травинке, а вокруг все было пусто, обнадежено улыбнувшись, прикрыл глаза. Приоткрыл их вновь. В полной Пустоте ползла букашка, постепенно растворяясь, становясь Ничем или полным отсутствием Ничего.
На нагреваемой солнцем земле лежало холодеющее тело человека, трава вокруг него, смешавшись с его кровью, окрасилась в коричневый цвет. Ветер, пускал волны по поверхности поля. Высоко в небе кружились птицы. Деревья, покачиваясь, шелестели листвой.
Вокруг воина была Пустота.