Володе никак не удавалось точно передать все изгибы молодой березки. Она притулилась меж трех высоких старых сосен, и в поиске достаточного количества солнечного тепла и света приспосабливалась, изгибалась. И этим не была похоже на своих сородичей. В этом и была ее изюминка, ее прелесть. Особенно сейчас, когда осень на половину обнажило её. Володя сидел на заваленной листвой лавочке и делал наброски в альбом. Сердился на себя, хмурился, нервно переворачивал страницы, и начинал всё с начало. Любил он рисовать. Особенно осенние пейзажи. Сначала наброски, а уж потом переносил всё на полотно. Картина «дозревала» уже в квартире. Писал он только для себя, для души. Даже в редкие моменты финансовых проблем мысли о продаже у него не возникали. В этом и состояла его жизнь, если не считать работы на заводе. В настоящее время он находился в отпуске, и всё своё свободное время проводил в городском парке. Искал новые сюжеты. По дорожкам парка проходили прохожие, но они не мешали ему любоваться березкой и наносить в альбом осторожные штрихи. Вот только сегодня был явно не его день. И, в конце концов, всё стало раздражать. И солнце, которое пробивалось без особого труда через кучерявые кроны, и прохожие, которые бросали на него любопытные взгляды. Он захлопнул альбом и закурил. Сам стал наблюдать за проходившими мимо людьми. Это была еще одно его увлечение. Жесты, движение, смена настроения. Всё-таки тяжелые времена уменьшили в повседневности улыбающиеся лица, не смотря на прекрасную погоду золотой осени. Счастливы были только влюбленные парочки и хорошо поддатые мужчины. Ну, и дети, конечно. Они еще не вкусили горечь бытия. Хотя и среди детворы попадались озабоченные и нахмуренные.
Девочка, лет десяти, медленно и нехотя шла по дорожке, загребая ногами шелестящую листву. Она не спешила домой, и Володя прекрасно понимал её состояние. Девочка остановилась напротив, вскинула голову и грустно посмотрела на него. Большие, тёмные до черноты, глаза в оправе пушистых ресниц.
— Опять двойка? — С участием спросил Володя.
Девочка подошла, сняла ранец, кинула его с обидой на лавочку и села рядом.
— Ну, не могу я решать эти задачки, — в голосе звенели слезинки. — Не понимаю.
— Покажи..
Девочка с тяжелыми вздохами расстегнула ранец и достала тетрадь.
— Посмотрим. Чугунова Екатерина, ученица 4 класса 33 школы.
— Я всегда путаюсь, когда надо прибавлять, а когда вычитать. — Катя ткнула пальцем в жирную двойку.
— Тут не гадать надо, а думать.
— Думать. — Передразнила Катя и смутилась. — Так и учителя говорят, и мама, и тетя Галя.
— А можно я тебе попробую объяснить?
— Попробуйте, — без энтузиазма согласилась Катя.
И Володя начал свой урок. Задачки он объяснял с помощью рисунков, которые получались у него забавными и смешными. Они вместе смеялись и решали. Урок затянулся, начало смеркаться.
— Теперь тебя мама заругает.
— Ничего. За правду она не сильно ругает. Спасибо большое.
— Пожалуйста.
— До свидания.
— До свидания.
Ему тоже было пора возвращаться домой, в свою не большую, но очень уютную квартиру. Сегодня почему-то было не очень радужно. Квартира встретила как обычно тишиной и темнотой. Устрашающими они показались. Прошел на кухню, поставил на плиту чайник, включил радио, которое всегда было настроено на «Маяк». Но уже через мгновение выключил: музыка сегодня только раздражала. Он перелистал альбом с набросками березки, и его озарила мысль. Открылись глаза на плохое настроение и на непонятное влечение именно к этому кривому дереву. Она чем-то напоминала его самого. Он так же, как и она, метался под солнцем, искал место потеплее и посуше, а в итоге — вырос искривленным. Не заметил, как пролетела лучшая половина жизни — юность. Молодость осталась позади. Как-никак, а уже без малого тридцать лет. Пора зрелости. Пусть не мудрость, но здравомыслие он должен уже было накопить. А если бросить взгляд назад, то…увы, ничего хорошего. Работа и квартира, и больше ничего. Ни семьи, ни детей, ни любимой женщины. До сегодняшнего дня он не чувствовал по этому поводу никакого дискомфорта. Казалось, что все у него правильно, всё идет как надо. И вот все смешалось, перепуталось. Произошла переоценка ценностей. Разочарование. Такое сильное, что Володя почувствовал физическую боль. Что же произошло в столь обычный день такого, что мировоззрение кардинально переменилось? И уже никогда не будет как прежде. Он сам уже не сможет жить по-старому. И надо что-то делать. Но что? Он не знал. Почувствовал только одно: девочка Катя с большими глазами открыла его глаза, и он заметил вокруг себя пустоту.
Неведомая сила влекла его в парк. Сам не осознавал этого порыва. Или просто перед собой кривил душой, не признавался в слабости. Просто спешил на знакомую скамейку к двум часам, когда в ближайшей школе заканчивалась первая смена. Ему хотелось снова повстречаться с Катюшей. Купленная шоколадка, покоившаяся в кармане, была тому доказательством. И Володя был приятно удивлен, когда на лавочке увидел ее. Катя сидела, болтая ногами, и провожала взглядами прохожих. Заметила его и очаровательная улыбка озарила ее серьезное лицо.
— Привет, Катерина.
— Здравствуйте.
Володя присел рядом, достал шоколадку.
— Это тебе.
— Спасибо.
— Как дела в школе?
— Нормально. Наша учительница говорит, что повторенье — мать ученье. — Она хитро прищурила глазки. Володя улыбнулся, настроение возвращалось.
— Хочешь продолжить наше занятие?
— Хочу. Вы хорошо объясняете. Мне все понятно и так легко.
— Отлично. Доставай тетрадки.
И они снова погрузились в мир задач и цифр. Кате так понравилось решать задачки, что она помимо домашнего задание решила самостоятельно еще пару.
— Оказывается, ничего сложного. — Девочка была рада своим успехам. — У меня всё получается. Правда?
— Да ты вообще молодец.
Катя без устали рассказывала о себе, о подружках и одноклассниках. Володя внимательно слушал ее, поправлял, когда неправильно произносила слова или ставила ударения. Время для них бежало быстро. Такая уж у нее натура. Когда на душе хорошо — оно мчится, когда плохо — мучительно плетется. Пора было прощаться.
— А завтра мы встретимся? — Спросила Катя.
— Если ты хочешь.
— Конечно, хочу, — радостно воскликнула она.
— Тогда встретимся. — Он и сам почувствовал, что новую встречу будет ждать с нетерпением.
И не ошибся в своих чувствах. Каждый день они встречались в парке. Решали задачки, читали вслух, учили стихи, декларируя их друг другу. Много шутили и смеялись. Когда на улице моросили дожди, то ходили в кафе, где перепробовали все сорта мороженого.
— Смотрите, дядя Вова, я сегодня поменяла две жвачки на календарик. — Катя продемонстрировала календарик с изображением собачки.
— Ты собираешь календарики? — Он каждый раз в ней открывал что-то новое и любопытное.
— Я собираю всё. И календарики, и значки, и марки, и спичные этикетки, и открытки. Но обязательно, чтобы была собачка.
— Собака?
— Я очень люблю собак, — она погрустнела.
— Что случилось? — Он каждый раз удивлялся резкой смене настроения.
— Мне не покупают собаку.
— Почему?
— Мама даже и не против, а вот дядя Гена наотрез отказывается. Аллергия у него на собачью шерсть.
— Дядя Гена? — Чисто автоматически переспросил Володя.
— Да. — Катя махнула рукой. — Я вообще его не люблю. — В её голосе было столько горечи.
— Почему? — Осторожно спросил Володя и положил руку на ее плечи, как бы оберегая ее от своего же вопроса.
— Он хочет, чтобы я звала его папой, а я не хочу. Он целыми днями смотрит телевизор и газеты читает. Мама тоже, — она вздохнула и замолчала.
— А ты?
— А я сижу у себя.
Молчание длилось вечность. Володе стала понятна ее привязанность к нему, совершенно чужому человеку. Девочка нуждалась в старшем товарище. Не ровесник, нет, а именно взрослый. Кто бы играл с ней, разговаривал, вникал в ее проблемы и принимал активное участие в жизни. Тяжело вздохнул, принимая близко к сердцу ее одиночество, и решил перевести разговор:
— И много у тебя собранно в коллекции?
— Нет ещё. — Глаза вновь радостно заблестели. — Вот я в магазине книжку видела. Там фотографии собак. Много-много. Четыреста штук. Но стоит очень дорого. Мне мама дает деньги на пирожки, а я их складываю в копилку. Только больно долго копить придется.
— А кто такая тетя Галя?
— Это мамина сестра. Когда она приезжает к нам из деревни, то тоже в копилку добавляет. А у вас нет собаки?
— Нет.
— Не любите?
— Почему это. Люблю. Только мне некогда заниматься с ней.
— А у нас каникулы начинаются.
— Да?
— Ага. Я могу с утра приходить сюда. А вы?
— Я тоже могу.— Он немного помолчал. — А ты слышала, что в город цирк приехал?
— Все про это говорят.
— Давай завтра с утра и сходим? Кажется, первое представление в 11 часов начинается.
— Давайте. Только я маме скажу, что идем вместе с классом.
— Почему?
— Она говорит, что с незнакомыми надо вести себя осторожно. А лучше вообще не разговаривать.
— Это она правильно говорит. — Согласился Володя.
— Тогда, до завтра.
— До завтра.
Володя наспех попил горячего чая. В душе нарастало быстрыми темпами вдохновение. Трепетное состояние души, не регулируемое. Может исчезнуть так же быстро, как и появиться. Поэтому он, схватив палитру, поспешил к мольберту. Вгляделся в холст, на котором была написана березка, и понял, что хочется писать совсем иное полотно. Переменил холст и стал осторожными мазками наносить штрихи. Перед глазами стояло ведение, которое он и пытался отразить на холсте. Катюшка обнимает за шею огромного сенбернара. Работал он увлеченно. Такое состояние выпадало довольно редко, но именно плоды труда в эти минуты и часы были, по мнению автора, самыми лучшими. Он не замечал ни течение времени, ни усталости, ни голода и жажды. Даже когда лежал в кровати, то перед глазами стояла будущая картина. Труднее всего было написать такие выразительные глубокие глаза. Где-то, когда-то он уже встречал такие глаза. Но где? Когда? Не так уж и много он встречал столь открытые очаровательные очи. Именно очи, а не глаза. Очи? Очи!
Володя даже присел в кровати и включил бра. Закурил.
Очи! Валера. Валерия! Лера! Боже, как он раньше-то не замечал. Катюша удивительно похожа на нее. Особенно глаза. Нет, очи. Первая моя любовь. Да и последняя, как оказалось. Неужели Катюша — ее дочь? Неужели? Нет, так в жизни не бывает. Все слишком просто и фантастично. Так, спокойно, Вова. Вспомни-ка, называла ли Катя свою мать по имени. Нет, не называла. Это, во-первых. Во-вторых, у Леры не было сестренки. Она росла одна. Значит, это не Валерия. И все же. Такое сходство. Поразительно просто.
Он выключил свет и лег. Но сон еще долго не шел к нему.
Они познакомились с Лерой на вечеринке у друзей. Весь вечер танцевали, разговаривали, потом он пошел провожать ее. Ничего романтического и необыкновенного. Не было всплеска чувств, внезапной влюбленности, ни страсти. Обыкновенные дружеские отношения как-то сразу переросли в любовь, минуя все переходные периоды. Любовь! Совсем не заметное, не броское чувство. Она не кричит, не выплескивается. Будничное, порой тяжелое, чувство. О такой не пишут стихи, не снимают фильмы. Потому, как сделать это почти невозможно. Куда легче отразить влюбленность или страсть. А между ними была именно такая. Просто они скучали в одиночестве, им была необходима компания друг друга. Необходимость общения. Стерлись грани между ними, стало казаться, что они — что-то единое, общее. Как две половинки. Но …. Они поссорились. Первый раз за два года гармонии. И расстались. Как обычно это бывает, расстались по глупости, но на веки. Он оступился и совершил ошибку. Она не смогла понять и простить измену. И в итоге их любовь так и не смогла полностью раскрыться всеми гранями.
Поход в цирк удался на славу. Катюша была в неописуемом восторге. А уж от труппы дрессированных собак и говорить не приходилось. После представления она сфотографировалась с ними. И со всей труппой сразу, и с отдельными артистами. Володе пришлось раскошелиться, но он, ни капельки не сожалел об этом. Невозможно было устоять перед мольбой в больших глазах, перед улыбками счастья и восторга. Потом они пошли в «Пельменную», где плотно пообедали. Катя продолжала громко обсуждать увиденное, сильно жестикулируя. Да так, что остальные посетители начали посматривать в их сторону. Володя перехватывал эти взгляды, и не было в них ни упрека, ни нарекания. Лишь иногда проскальзывала зависть. На хорошее настроение и не поддельное счастье. А это и было счастье, Володя ни на йоту не сомневался в этом. Возвращались усталые и довольные.
— А я завтра к бабушке уезжаю, в деревню. На свежий воздух и парное молоко. — Катя по взрослому нахмурила брови.
— Значит, мы встретимся только через неделю?
— Да. — Грустно подтвердила Катя.
— С мамой поедешь?
— Нет.
— А как её зовут? — Как бы мимоходом спросил он, хотя мог и не скрывать своего интереса. Катя была наивна.
— Татьяна.
То ли вздох разочарования, то ли облегчения вырвался из груди. Он и сам не мог разобраться в своих чувствах. Поспешил перевести тему разговора в иное русло, чтобы своим невеселым видом не испортить финал чудесного дня.
Неделя выдалась сумасшедшей. В плане душевных мук. Время ползло по-черепашьи, сомнения не проходили. Точили сердце и душу. Он ругал сам себя, на чем свет стоит, но облегчение это не приносило.
— Зачем мне это надо? Со стороны это выглядит смешно и даже подозрительно. Подлежит осуждению. Тридцатилетний мужик водит дружбу с ребенком. Даже бросил бродить по парку потому, что она уехала в деревню, на свежее молоко и парной воздух. О, уже заговариваться начал. Совсем с ума съехал. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша. Сижу дома целыми днями и пишу ее портрет. Накупил все подряд с изображением собачек. Даже книгу с описаниями четырехсот пород. Зачем? За-чем? Это тебе надо? Обратись к врачу, Володя. У тебя на лицо все признаки психологического расстройства. Пока не поздно надо что-то делать. Поставить жирную точку, разрубить гордиев узел. Все! Не ходить в этот парк. Найти другое место для прогулок и вдохновения. Или искать. Искать одинокую женщину с ребенком. Жениться, окунуться в мир суеты, забот, бытовых проблем. И выкинуть Катерину из головы. Надо. Надо что-то делать.
Погода была подстать его настроению. Шли дожди. Косые, холодные, нудные дожди.
Он часами стоял на балконе с пачкой сигарет и бутылкой пива. Смотрел на мокрый город и, к сожалению, отмечал, что ему не хватает этих встреч в заваленном листвой парке. Эти встречи были для него источником жизнерадости, стремления, движения. Чем больше он пил из этого источника силы и счастье, тем больше чувствовалась жажда. И просто так отказаться от этого — было выше его сил. Путь к счастью и гармонии всегда тернист и не легок. В его же представлении счастье — всего лишь дом и семья. Не так уж и много, как кажется. Хотя для него и это было недостижимым.
Его вызвали из отпуска, и он вздохнул с облегчением. Уже не надо было метаться Гамлетом: «Быть? Или не быть?». С работы он возвращался поздно, около шести часов. Катя в это время уже была, конечно, дома. Проблема, казалось, разрешилась сама собой.
Но однажды они всё-таки встретились. Неожиданно. Володя взялся за ручку входной двери своего подъезда, как его окликнули. Обернувшись, он увидел Катю:
— Привет.
— Здравствуйте, дядя Вова. Я каждый день жду, жду вас в парке, а вы всё не приходите. И вот решила поискать во всех близких дворах.
— Уже поздно, — сказал Володя.
— Почему вы не приходите?
— Я работаю. Сама видишь, как поздно возвращаюсь с завода. Та что, — он развел руками.
Катя не на шутку огорчилась. В свете фонаря Володя увидел, как повлажнели ее глаза, а нижняя губа задрожала. Ему стало жаль девочку.
— Ну, не огорчайся, Катюша. — С нежностью в голосе сказал он. — Мы будем встречаться по выходным. В субботу и воскресенье. Хорошо?
— Точно? — Она подняла на него мокрые глаза.
— Ну конечно. — Он присел и посмотрел на нее снизу вверх. — В эту субботу. Ты во сколько заканчиваешь учиться?
— В два.
— Вот и встретимся. Сходим куда-нибудь. В кино или в кукольный театр. И я тебе сюрприз приготовлю.
— Правда?
— Правда. А сейчас давай я провожу тебя до дома. Нельзя так поздно гулять по улице. Страшно.
— Ага. — Согласилась Катя.
— А по дороге расскажи-ка мне, как ты провела каникулы.
Он узнал ее адрес, хотя не знал: нужен ли он ему вообще.
Вновь они стали встречаться. Теперь выходные дни были заполненными прогулками, просмотрами детских фильмов и спектаклей. Островки счастья и покоя в бешенном потоке жизненных невзгод. Володя часто задавался вопросом: «Почему же мать Кати так прохладно воспринимает частые и долгие отлучки десятилетней дочери? Неужели материнское сердце так равнодушно?». Задавал, но не искал ответа. И сам его не предлагал, всё пустив на самотек. Куда кривая выведет. Просто видел радость ребенка. Понимал необходимость общения и участия. Катя тоже изменилась. Теперь ей не требовалась помощь в приготовлении уроков. Она стала больше читать, рассуждать, культурно выражать своё мнение. И при этом оставаться такой же наивной, чистой, открытой.
Ночью ударил мороз. Деревья в парке покрылись инеем. Бархатистый, белый, пушистый. Он всеми цветами радуги переливался на ярком солнышке, радуя ценителей прекрасного и поднимая им настроение. Володя не спеша прогуливался по аллеям, останавливался и подолгу наблюдал за преображением природы.
— Здравствуйте. — Раздалось у него за спиной. Володя обернулся и увидел незнакомую женщину. Вопросительно глянул на нее.
— Вы — Володя?
— Вообще-то, да, — немного удивился.
— Меня зовут Галина. Я — тетя Кати. Кати Чугуновой.
Володя растерялся и почувствовал, как морозный воздух проник вовнутрь, образовывая холодный комок в груди.
— С ней что-нибудь случилось?
— Вот именно случилось. И в этом виноваты вы.
— Я?
— Да! — Женщина была на нервах. Может поэтому, в довесок к морозцу, её щеки горели ярким румянцем.
— Почему? Что случилось?
— Вы вскружили голову ребенку. Это …. — Она не находила слов. — Это преступление! Я на вас заявление в милицию напишу! А что? Может, вы маньяк!?
— Я просто ее друг. — Володя сам понимал абсурдность своего заявления, но в данный момент ничего лучшего на ум не приходило.
— Какая может быть дружба между взрослым мужчиной и ребенком, девочкой? Не смешите меня. Из-за этой дружбы в кавычках Катя совсем переменилась.
— К лучшему. — Вставил в ее монолог замечание Володя. Его тоже стало раздражать эта женщина со своими бессмысленными намеками.
— Не знаю. Не уверенна. — Честно призналась она, и сбавила тональность. — Но сейчас она лежит с температурой и закатывает истерики.
— Истерику? — Удивился Вова. — Это совсем не похоже на Екатерину.
— Вот именно, — Артистично развела руками Галина. — Раньше она так никогда не поступала.
— И что она хочет?
— Чтобы ее навестил дядя Вова. Да! — С вызовом говорила она. — Ни мать, ни отец, ни я, ни подружки. А вы, незнакомец из парка.
— Да! — Гнев побеждал здравый смысл. — Потому, что ни Татьяна, ни Геннадий и ни вы не уделяете девочке должного внимания. Вы разве не видите, что по большому счету Катя одинока? Сидит в своей комнате наедине со своими проблемами, заботами и мечтами. Раз ребенок молчит, значит, он доволен. Так вы, наверное, думаете? Но это не верно. Ей нужно внимание, общение, участие, понимание.
Он замолчал, боясь в гневе перейти дозволенные границы, хотя в душе продолжали кипеть страсти. Закурил. На Галину его слова произвели впечатление. По крайней мере, она на некоторое время замолчала, и даже по-другому посмотрела на него. С интересом.
— А у вас видимо большой опыт по воспитанию детей. У вас много детей? Вы учитель? Психолог?
— Я просто могу читать по глазам. — Высокопарность невольно проскользнуло в голосе, чем вновь ввело женщину в неистовство.
— Так вот, читатель по глазам, — она выставила ладошку, словно отталкивая его, — Если, хотя бы еще раз, вы подойдете к Катюше, то будете иметь дело с органами. Вам понятно?
— Ясно.
— Тогда всё. — Она резко, по-армейски, развернулась и пошла.
— А навестить мне ее можно?
Галина не ответила, не обернулась. Просто помахала рукой, обозначая отказ.
Володя в сердцах выбросил сигарету, дернул веточку березы, и иней пушистым каскадом упал на него. Грустно усмехнувшись, он побрел домой.
В квартире, раздеваясь на ходу и роняя вещи на пол, он сразу же прошел в комнату, где занимался живописью. Картина «Катя с собакой» все еще стояла на мольберте, хотя была уже закончена. Только сейчас Володя достал со шкафа резную рамку и стал вставлять полотно. Работал лихорадочно, ни о чем не думая. Чисто на автомате привел картину в надлежащий вид, упаковал в бумагу и только потом немного успокоился. Прошел на кухню и сварил крепкий кофе. Пустота давила и угнетала. Не столько внешняя, сколько внутренняя, куда более страшная.
Когда ночь опустилась на город, он очнулся от отрешенного состояния и увидел перед собой полную окурками пепельницу. Грустно покачал головой и вздохнул. Решительно вскочил и вышел из кухни.
Морозный воздух охладил его пыл, но не настолько, чтобы он передумал. Зажав под мышкой картину, он направился по знакомому адресу. Как оказалось, он и пригодился. Дверь открыл мужчина. «Гена», — догадался Володя и сразу же почувствовал неприятность к нему. Толстое, самодовольное лицо с маслеными губами. Майка, трико с вытянутыми коленками и старые шлепанцы. Все по классике.
— Те че? — то ли от сытости, то ли от большой глупости он коверкал свою речь.
— Я — Володя. Знакомый Кати.
— А! — Сонная беспечность вмиг слетела с него. Он решительно вышел на площадку, прикрыв за собой дверь. Но сказать ничего не успел, ибо Володя опередил его:
— Я не собираюсь лезть в вашу жизнь. Мне просто очень жалко Екатерину. Своим равнодушием вы убиваете ее детство. Но раз вы настаиваете, то я не стану к ней приближаться. Но я не хочу, что бы Катя посчитала меня предателем. Не подумала, что я бросил ее во время болезни. Вот, передайте ей от меня подарок. — Он насильно вложил Геннадию в руки картину и стал спускаться по лестнице. И всё-таки не удержался, обернулся и бросил:
— А ты совсем не похож на человека, у которого аллергия на собачью шерсть.
Несколько раз, по субботам, Володя пытался встретиться с Катей в парке, но девочка возвращалась из школы в сопровождении Галины. И он так и не решился подойти к ним. Пришлось забыть про эту идею. Пришлось вернуться к прежней жизни. И это оказалось мучительно больно. Тоска просто грызла его изнутри. Вечерами, а по выходным и целыми днями, он валялся на диване, щелкая кнопками пульта от телевизора, перескакивая с канала на канал, так и не вникая в смысл. Всё-таки человек быстро привыкает к хорошему, а возвращение выдерживает не всякий. Лишь надежда способна поддерживать жизнь.
Звонок раздался около восьми вечера. Неожиданно, нежданно и непривычно.
На пороге стояла …Лера. Валера. Валерия. Лерочка. Прошлое, но не забытое, счастье. Уснувшая, едва тлеющаяся, любовь теперь вспыхнула с новой силой, освещая серость бытия.
— Лера?! — Удивление, восторг и боль. Одновременно, в одном слове.
— Володя. — Усталая радость и грусть.
Молчание длилось, длилось и длилось. Но глаза! Глаза так много сказали друг другу. И о том, что расстались напрасно. И о том, что давным-давно прости друг друга. И о том. Что все эти годы не теряли надежду на встречу. И уверенность. Что любовь можно воскресить.
— Откуда ты? Заходи Ларочка.
Она грустно улыбнулась:
— Ты же знаешь, что мне никогда не нравилось мое имя.
— Знаю — Он тоже улыбнулся своим воспоминаниям. — Я всё помню, малышка.
— Да, ты звал меня «малышкой». Но, к сожалению, когда я решила сменить имя, мне не разрешили взять его.
— Ты сменила имя?
— Я много наделала глупостей. Вся жизнь наперекосяк. А как ты?
— Так же.
— А писать картины не бросил.
— Нет.
— У тебя стало лучше получаться.
— Откуда ты знаешь? — Удивился он, и тут же получил ответы на многие вопросы, которые в последнее время не давали покоя. Из-за угла выскочила Катя, и бросилась к нему:
— Дядя Вова!
Он присел и поймал ее в объятья.
— Катя, Катенька, Катюша! — Взглянул на Валерию, подумал: «Какое всё же удивительное сходство».