Лето... она любит лето. Нет, «любит» слишком красивое и сильное слово. Ей хорошо летом. Тепло, уютно. Лето вычеркивает целый список проблем и препятствий, которые ей надо решать, скажем, зимой или осенью.
Она идет, слегка подволакивая за собой ноги и вдрызг стирая носы старых замызганных босоножек, которые ей не по размеру. Поэтому она стоптала пятки и сделала из них что-то похожее на шлепанцы. Удобно. Под серыми от долгой жизни босоножками видны носки темно-зеленого цвета. Она специально их одела, ведь ей ни в коем случае нельзя болеть. Если она заболеет, то прощай, трудом и матом выбитые доходные места у домов номер 11 и 22, это у тех, что стоят рядом со стройкой, позади магазина. Стоит ей только не появиться там хотя бы один день, тут же налетят прихлебатели и соберут все стоящее. Поэтому, носки в 30 градусную жару это очень важно. Болеть нельзя.
Она останавливается возле лужи, которая еще не высохла после ночной бури и, сбросив с плеча огромную мешковатую сумку, приседает, чтобы ополоснуть руки. Да, она еще не забыла, что после сна и перед едой надо мыть лицо и руки. В ней еще есть эта нотка прежней жизни, и она не собирается о ней забывать. Чистота и относительная опрятность. Вот, что отличает ее от остальных. Поэтому каждое утро она ищет глубокую лужу или идет к реке и моет руки, лицо и обязательно за ушами. У нее и мыло для этого специально есть. «Люди,— думает она,— совсем ожирели, выбрасывают еле початые куски хорошего мыла. И пахнет оно обычно чем-то... французским». Была когда-то такая реклама мыла, куда добавляли капельки духов. Она ей нравилась. Она была сказочной. Вот, и этот ее сегодняшний обмылок, как раз похож на то красивое и бархатное мыло из рекламы.
Помыв руки и протерев чистой тряпочкой лицо и за ушами, она двигается дальше по уже известному и проторенному маршруту. Этот маршрут в ее жизни появился почти полтора года назад... после того, как ее за долги выкинули из квартиры. Она была одна. Ни мужа, ни детей, ни внуков, ни родни. Муж распускал руки, и она сама его прогнала. Своих детей бог не дал. Мама с папой давно умерли, а сестренка живет в далеком Троицко-Печорске, еле сводя концы с концами, и знать, не знает, что случилось с ее старшей сестрой. А ведь когда-то она жила совсем по-другому. Когда-то она была удостоена высшей награды учителя — «Золотой ручки». Она стала лучшим педагогом по русскому языку и литературе... в каком же году это было? Дай бог памяти... в 1997 кажется.
Даааа... тогда и литература еще была нужна кому-то, или это только она так думала? Что ж, теперь ее знания в русском языке и литературе пригождаются только разделом матерных слов! И только по вечерам, когда вся эта шумная алкогольная компания ложится спать, она выходит на третий, последний достроенный, этаж заброшенного дома и тихо читает вслух стихи, которые когда-то задавала учить детям в школе.
Вот именно в эти минуты, когда дома закрывают глаза ночными гардинами, и район погружается в относительную тишину, она смотрит на звезды и читает наизусть Пушкина, Лермонтова, Маяковского и гениального Фета. Именно в эти минуты она и счастлива, и несчастна одновременно. Потому что прошлой жизни уже нет, а настоящая... это совсем не то, чего она себе желала, задувая свечи на праздничных тортах в дни рождения.
Подойдя к мусорникам рядом с 11 домом, она обнаруживает там «конкурентов», жадно орудующих в ее контейнерах. «Ах, вы!... ёб....! Мать! Я вам бл....!!!» Быстро сбросив сумку и взяв в руку первую попавшуюся ветку, сломанную ночной грозой, она кидается в бой с «нелегалами». Те, увидев, грозного смотрителя местных мусорников спешат ретироваться. Она облегченно выдыхает. Ей совсем не нравится драться. Потому что, каким бы сильным ты ни был, хоть один синяк или ушиб, но точно получишь. А значит в лучшем случае — ходить с подбитым лицом, а в худшем — идти к врачу и опять выдерживать уничтожающие и брезгливые взгляды медперсонала и посетителей. Хорошо, что в этот раз прихлебатели убрались сами, без боя.
Она поднимает сумку, и, отряхнув ее, вешает на плечо. Рядом с мусорниками лежит пакет с одеждой. «Хорошо, что вовремя подошла. Уперли бы все»,— думает она. В мешке оказывается мужской пиджак. Такого жидко-коричневого цвета с темными красиво и аккуратно пристроченными заплатками на локтях. Из нагрудного кармана все еще торчит уголок платочка молочного цвета.
Она довольна. Это лучшее, что ей попадалось за последние несколько недель. Пиджак совсем новый, а платочек все еще пахнет мужским парфюмом, теплом и приятной пылью домашнего шкафа. Она надевает пиджак на себя, чтобы не нагружать сумку и продолжает осматривать содержимое пакета. Кроме пиджака, там есть еще только небольшой кошелек и тонкая мужская расческа, которая, по всей видимости, выпала из внутреннего кармана. Кошелек пуст, в нем есть только небольшая дырочка в отделе копеек и... фотография. Фотография семьи. Мужа, жена и двое детей. Она знает эту семью. Она очень часто видит их, когда осматривает здешние мусорные баки. Эти дети дразнят ее, а один раз даже бросили в нее камни. Было больно. Она заплакала. А они смеялись. Почему, когда кому-то больно это может быть кому-то смешно? Непонятно. Она положила фотографию в карман. Она вернет ее. Воткнет им в дверь или бросит в почтовый ящик. Все-таки это частичка их семьи. Момент их счастливой совместной жизни, которая может закончиться в один день.
Она продвигается к мусорным контейнерам и заглядывает внутрь. Хорошо, что сегодня так сильно не воняет, можно спокойно, не торопясь, все осмотреть. Роясь палкой в отходах, она выудила несколько нужных себе вещей. Бутылки, стеклянные банки, одежду, книжки, газеты, недожженные свечи, нашла даже покрывало, которое, если отстирать, пригодиться зимой.
Вполне довольная своими находками она движется в сторону дома номер 22. Это совсем рядом, поэтому тащить ношу не трудно. Здесь ей не везет — найдено всего две бутылки и совсем немного картона. Все равно удовлетворенная утренним променадом, она движется в сторону пункта сдачи тары.
Уже через 15 минут в новый подобранный кошелек, звеня, падают почти два лата. Ее лицо трогает едва заметная улыбка. Если это прибавить к тому, что у нее уже собралось за последние несколько недель, то получается почти десять лат. Можно покушать нормальной еды и еще отложить. Или выпить.
Нет, она решает, что сегодня пить не будет. Она вообще не любит алкоголь, просто обстоятельства обязывают. В своей прошлой жизни она пила всего пару раз — на своей свадьбе и потом на похоронах мамы и папы. И вот сейчас. Она пьет часто, не каждый день, но все равно часто. С алкоголем как-то легче принимать то, где она сейчас. Она понимает, что еще пару таких лет, и она станет похожа на тех остальных, с которыми вынуждена общаться и которых вынуждена держаться. Одной в этом мире не прожить. Замерзнешь зимой. Умрешь с голоду. Вот она и вынуждена...
Почти два года назад, когда ее выкинули из квартиры за неуплату и долги по коммунальным услугам, она решила, что все это временно. Она умная, образованная, трудолюбивая. Она найдет работу. Снимет угол. Все образуется... Нет. Не образовалось. Сначала она снимала комнату в бывшем общежитии и пыталась найти хоть какую-то работу. Однако в школу ее больше не брали. Кому нужна 50 летняя принципиальная училка, если на смену пришли вон распрекрасные, наглые и циничные новобранцы-преподаватели из ВУЗов, с удовольствием обязывающие детей ходить к ним на дополнительные частные занятия! Настоящие вымогатели!
Она было поработала уборщицей в детском саду, но уже через три месяца ее сократили, оставив только ее напарницу. А через два месяца за неуплату попросили освободить комнату в общежитии. А работы все не было... Кризис. Как просто все объяснить всего лишь одним словом, после которого отпадают все вопросы, надежды и вера. А без веры и надежды и сам человек пропадает. Так и она, лишилась квартиры, работы, надежды, веры, а потом и себя.
Она идет на базар, точнее на его задворки. Там ее знают. Жалеют. Там продавцом работает крестная ее бывшего ученика. Она иногда дает ей что-то съестное. Сосиски, выдохшуюся помидору или огурец, а иногда и творог с хлебом. В эти дни у нее особенный пир. Она очень любит творог с черным или белым хлебом и огурчиком. Это ее личное лакомство. Даже если творог уже немного кислит, все равно это прекрасно и очень вкусно. Такой бутерброд ей когда-то на завтрак готовила мама. Ее любимая, любимая мама...
Забрав на базаре все съестное, что ей принесла продавщица, она благодарит ее и двигается в сторону «дома». Скоро полдень, станет совсем жарко.
Притащив все в их конуру, она будет готовить на всех еду из тех запасов, что у них остались. Сегодня она дежурит на кухне. Что ж, она разведет небольшой костер и приготовит свое коронное блюдо — гречку и жареными лисичками, которые они собрали накануне. Вся рассядутся за самодельным столом из сколоченных вместе ящиков, выпьют, покушают, и каждый займется своим делом. А именно продолжат пить. Но только не она. У нее сегодня впереди незабываемый и долгожданный вечер и ночь поэзии под звездами и вкуснющий бутерброд с творогом и огурцом, который она припрятала только для себя. Она будет читать своего любимого Фета, Блока и может быть Ахматову или еще кого-нибудь из «серебряников», надкусывать бутерброд и вдыхать ночную свежесть и тишину района. И она опять будет счастлива и несчастна одновременно.