мери ищет клад и находит его

— Ну и как там в плену? Ну расскажи. Мне интересно.

Эахил в это время задумался о том, как все же это странно — разговаривать с большой огненной птицей.

— Ты не сказал про первый плен, скажи хотя бы про второй!

Эахил очнулся и пробормотал:

— Да нет там ничего интересного! Так, ошейники для рабов, кабала на вечные времена и ядро на ногу.

Так они помолчали, после чего Нефера сказала:

— Помнишь Легенду о Белом Призраке?

— Ту, которой пугают маленьких воронов? — пробормотал Эахил, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не перевести разговор на преступные связи с противоположными вражескими племенами.

— Нет, ту, которая про спасение.

— А, опять религия... — Эахил искренне считал, что Мать Нефера либо говорит загадками, либо — про религию, либо про неуважение Эахила к его младшему брату. Самым досадным по его мнению было то, что она это начала делать сугубо после того, как стала птицей. Думать дальше эту мысль он не стал — что-то ему не позволяло.

Нефера продолжила слегка скрипучим птичьим голосом:

— Белый Призрак появится ниоткуда и спасет нас и наше будущее.

— Ну и? — пробормотал полулежащий на столе Эахил, едва не засыпая.

— Никого не напоминает?

— А должно?

— Ты что, никого не знаешь с туманным прошлым? — неожиданно сказала Нефера.

Эахил резко очнулся от как будто навязанной ему дремоты, сел, посмотрел на Неферу так, как будто впервые ее видит и нервно заходил по комнате.

— Джэй'оф не может быть Белым Призраком. Я этого не допущу.

Наступило молчание.

— И все же...

— Нет! — резко остановился Эахил. Как будто он мог изменить факт снизошествия к воронам полубожества.

И опять наступило молчание. Ровно на минуту. Не больше.

— Я не об этом. Не мог бы ты вырвать у меня одно перо? Оно все равно мне больше не понадобится.

Эахил удивленно посмотрел на нее и подчинился. Перо он положил в специальный стакан — ибо Нефера всегда оставляла ему такие перья. С тех пор как белые вороны, начав кочевую жизнь, закопали все свои украшения, перья Неферы были их единственным достоянием и богатством.

Через некоторое время Эахил что-то вспомнил.

— Слушай, — неожиданно начал он. — я ничего не имею против своего так называемого братца, — скривился Эахил. — но — все же — он еще жив или уже нет?

Почти уснувшая Нефера встрепенулась:

— Кто? Айях? Конечно жив.

Недоверчиво приподнявший вверх левую бровь ворон только и смог кивнуть.

— А Джэй'офа лучше чем-нибудь займи. — посоветовала "птичка" на прощанье и вылетела прочь. Эахил стоял, ошеломленный.

Нефера была матерью принца черных воронов Айяха, которого Эахил терпеть не мог. Ну, по совместительству, она так же была последней жрицей местного божественного культа, который, собственно, благополучно приказал долго жить вместе с ее кончиной. Но, видимо, взаимная ненависть между Эахилом и ее сыном не давала ей покоя, и поэтому она время от времени навещала племянничка и троллила его, как могла. В общем, славная женщина, положительная со всех сторон.

Эахил взял осторожно из стакана перо Неферы и вышел из палатки.

Побродив некоторое время по селению, Эахил нашел то, что искал. А именно — обиженного и насупленного Джэй'офа, забившегося под ближайшее дерево. Эахил протянул Джэй'офу заранее принесенное перо: "Чтоб не обижался".

— А сигаретку?! — раздалось в ответ. Эахил возвел глаза к небу, словно спрашивая у него — откуда и за что ему такое наказание?

Спустя несколько дней.

Джэй'оф сидел в "углу", под деревом, вертел в руках перо и тяжко и тоскливо вздыхал. Издаваемым им стонам могло позавидовать любое привидение. Наконец из ближайшей палатки выбрался Эахил. Ненадолго застыв на пороге и покрутив головой в поисках "наказания", он быстрым шагом направился к вышеупомянутому "наказанию". При его приближении "наказание" (или ""кара божия" за чьи-то грехи, явно левые, а на владельца указывать мы не будем, да и врет он все, ни фига я ему не принадлежу" — как оно всегда про себя говорило) не удосужилось даже поднять глаза выше босых ног Эахила и изрекло:

— И как вы с ними спите? — явно находясь в состоянии крепкой задумчивости, что впоследствии было редко, называлось "лиричным состоянием" и напоминало трехсотлетнюю спячку дракона. То есть было очень ожидаемым событием. Особенно после того, как Джэй'оф доконал и достал всех, кого мог. И Эахила в первую очередь.

Ворон благоразумно промолчал, потоптался и опустился на землю перед на удивление вялым Джэй'офом. "Выдохся", — с надеждой подумал Эахил и, порывшись в карманах, достал свиток. Проверив его содержимое еще раз, он протянул свиток Джэй'офу, который меланхолично обрывал листья со странного куста, выросшего тут с неделю назад и жевал их с совершенно тупым выражением лица. И жутко чавкал.

Эахил поморщился.

Джэй'оф издал:

— Что, не нравится? — и зачавкал с удвоенной силой.

Ворон поморщился и, сделав какое-то усилие, громко сказал:

— Прекрати! Ты чавкаешь как... — и не успел докончить фразу, ибо его перебил слегка оживившийся Джэй'оф.

— Как корова! — ткнул он пальцем в Эахила. Тому пришлось согласиться. Оба помолчали. Эахил, наконец, собрался с силами и сказал:

— Мы тут посовещались... Вот. Это какая-то карта. Мы сами не знаем, что с ней делать. Может, ты разберешься... Короче, это твое.

Тут надо сделать лирическое отступление. Раньше белые вороны были оседлым, богатым народом с туевой хучей золотых украшений. Но лет эдак цать назад они стали кочевать, ибо стали уводиться в плен варх'гонами. Тогда они взяли все свое золото и закопали его в укромном месте, нарисовав при этом карту — типа где это. Потом они все это благополучно забыли. На месте клада М'ьёра начал испытывать свои новейшие заклинания, тем самым создав там огромный кратер, заметный с высоты, и аномальную зону, так же заметную, как и кратер. Содержимое клада тоже забылось. А карта передавалась по царской линии — типа наследство. Джэй'офу ее сунули только по одной простой причине — чтоб делом занялся.

Джэй'оф, не переставая жевать, вскинул на Эахила подозрительно блестящие глаза. Эахил поднялся, встал, и добавил, почему-то глядя в сторону.

— Извини, если я был с тобою груб. — и ушел.

Впоследствии Эахил много раз жалел об этом извинении и орал, часто и очень громко: "Надо было дать этому идиоту по шее, пока была возможность!" Но сейчас он этого не сделал. И именно поэтому, не дойдя до своей палатки и пары шагов, Эахил вздрогнул от громкого вопля.

— Ура!!! У меня будут сигареты!!! — и обернулся.

Уронив огненное перо на сухую траву, ошалевший Джэй'оф прыгал и вопил, размахивая руками и не замечая, что ворох сухих листьев — тот самый, куда упало перо, — уже начинает тлеть. Эахил схватился за голову и побежал тушить огонь, пока не начался нешуточный пожар. Вечером Эахил проклял варх'гонов, клады и Джэй'офа. Как всех вместе, так и по отдельности.

Перо же Джэй'офа он "взял на хранение" — мало ли, что это недоразумение с ним опять натворит? Вдруг забудет под подушкой, когда ляжет спать? Как тогда, в первый раз?

В ту памятную ночь Эахил проснулся от того, что почуял запах гари из другого угла палатки. Он приподнялся, посмотрел туда и застыл, пораженный. Джэй'оф спал как младенец... особенно учитывая тот факт, что его подушка медленно, но верно превращалась в грелку. Или в печку. Спасая Джэй'офа от неизбежной гибели (второй раз за сутки!), Эахил поборол желание лечь и уснуть и облил Джэй'офа холодной водой. Подушка погасла. Но Эахил за следующие полчаса охов, вздохов, упреков, возмущений ("Я тебя спас! А ты! И это твоя благодарность?!") и мельтешения по палатке, раза три пожалел о том, что не послушался своего внутреннего голоса. А тот ему предлагал лечь спать и не забивать свою голову всякой чушью. Следующие же несколько дней Эахил каждое утро жалел о том, что не лег тогда спать. Ибо — вплоть до того дня, как он дал Джэй'офу карту, — он просыпался не в постели, а в луже. И сам же оказывался в этом виноват. Ибо единственным объяснением поступка Эахила в ту самую ночь являлось то, что это "такой родовой обычай — приветствие своего лучшего друга, пожелание ему доброго утра." Ууу, как жалел Эахил об этих словах!!

Утром Эахил услышал странный шум, но решил спать дальше. Но спать не удавалось — вопли не стихали. Особенно отчетливо выделялся вопль "ЭАХИИЛЛ!!!" на весь лагерь, так громко, как будто автора вопля сейчас убьют.

— Да что такое!.. — недовольно прорычал Эахил, рывком откидывая одеяло и садясь. Не успел он это сделать, как в палатку ворвался Джэй'оф, порвав покров и с размаху упал на четвереньки. Эахил сидел на кровати и, ничего не понимая, переводил взгляд с полуживого Джэй'офа (Растрепанные черные волосы во все стороны, мокрая рубашка, джинсы... И дышит как корова после водопоя...) на свой раздолбанный лагерь, видный в прореху. Джэй'оф же отдышался, поднял голову и сказал, посмотрев на Эахила с совершенно безнадежным выражением лица.

— Слышь, будь другом, дай перо... Мне прикурить надо...

Эахил застыл с отвисшей челюстью.

Когда Эахил успокоился настолько, чтобы выйти из палатки и при виде Джэй'офа не пытаться его убить (еще бы, весь лагерь разнес!!), он увидел весьма неожиданную картину: а именно мелькающего по лагерю Джэй'офа, который убалтывал воронов на что-то. Мельтешение сменялось сидением в углу и обдиранием ближайшего кустика.

Эахил вздохнул с облегчением и занялся своими делами.

А дел было много. Например, восстановить лагерь после набега Джэй'офа. "Сходил за спичками, называется..." — хмуро ухмыльнулся Эахил и позвал к себе Марта. Март, его двоюродный брат (сын одной из сестер отца Эахила), был его доверенным лицом и организовывал защиту от налетов с воздуха. Да, конечно, варх'гоны летать пока не научились, но ведь были еще и Пернатые Твари.К ним прилагались также мора'йвеки, собиравшие рабов, идеологически — кровная вражда с черными воронами и просто дикие звери. Последние были наименьшим злом. В общем, врагов у его величества вполне хватало.

Март и Эахил разрабатывали очередной план расстановки дозорных вокруг лагеря, когда в палатку заглянул Джэй'оф и неимоверно мерзко-вежливым голосом проворковал:

— Извините, можно на минутку Стэла? — Эахила передернуло, но он согласился. Стэл, высокий светловолосый ворон со средней величины крыльями, слегка поклонился и вышел.

Эахил сидел и думал — то ли Джэй'оф заболел и скоро сдохнет, то ли утренняя взбучка помогла. Март сидел и молчал, понимающе смотря на задумавшегося Эахила.

Вскоре в палатку зашел Стэл и сел на свое место. Эахил понял, что продолжать дальше он не в состоянии.

— Март... Ты сам справишься? — спросил он. Тот кивнул.

— Да, мой государь.

— Иди... — махнул рукой Эахил и упал на кровать. Стэл вышел. Март замешкался у входа.

— Ну что еще? — промычал Эахил, не открывая глаз.

— Вам мешает что-то?

Эахил рывком сел.

— Да. В присутствии этого недоразумения я не могу нормально работать!

— Так вышлите его.

— Кого? Куда? Ну сам посуди — куда его пошлешь?

— Вы кого имеете в виду?

— Конечно, Джей'офа!

Март замолчал.

— Может, вам просто надо отдохнуть?

— Вот я и говорю... Сам справишься? — напрямик сказал Эахил.

Март кивнул.

— Тогда иди. — сказал Эахил и откинулся на кровать. Март вышел.

Эахил смотрел в потолок. В голове билась одна-единственная мысль — ну не может это ходячее безобразие быть Белым Призраком! Не может!

С этого дня Джей'оф впал в затишье. Он не показывался на глаза Эахилу ровно с неделю. Эахил за это время успел отдохнуть, набраться сил, отбить очередной караван с пленниками и предупредить удаленную деревню черных воронов о готовящемся нападении на них мора'йвеков. Короче, всячески шел на сближение с черными воронами. Вдвоем-то проще отбиваться от полчищ врагов. К тому же, что варх'гоны, что морай'веки, что Пернатые Твари нападали как и на черных, так и на белых воронов. Да и возникло у Эахила нездоровое желание пообщаться с братцем. Видимо, Нефера все же проклевала ему оставшиеся мозги.И вот в самый разгар сборов Эахила к черным воронам в качестве сопровождающего отбитых у варх'гонов соплеменников Айяха в его палатку заглянул Джэй'оф.

— Э... Привет, Эахил! А я завтра ухожу.

— Да? И куда же это? — сказал почти счастливый Эахил, у которого сегодня было радужное настроение.

— Ну... Клад откапывать.

— Ну удачи тебе. — ответил Эахил, уверенный в том, что никто не испортит ему настроение. Вскоре он убедился в обратном.

— Да, Эахил... — у самых дверей обернулся Джей’оф. — Ты не против того, что я набрал из твоих людей экспедицию?

— Нет, не против. — ответил Эахил и вдруг насторожился. — А сколько?

— Что сколько?

— Сколько ты набрал в экспедицию? — спросил Эахил, предчувствуя что-то нехорошее.

— Полторы сотни. — ответил беспечный Джей'оф.

— Что?! — издал, пошатнувшись, Эахил и схватился за край стола, чтобы не упасть. Его белые крылья слегка затрепетали. — Полторы сотни? Ты что, сдурел?! Это ведь вся охрана лагеря, идиот!!!

— А что такого? — захлопал глазами беспечный Джей'оф.

— Ооо... Ты идиот!!! — раздалось из палатки Эахила.

Еще долго после ухода Джей'офа Эахил сидел на кровати, пытаясь прийти в себя. "Он опять все испортил..." — думал он, глядя широко раскрытыми глазами вперед.

Экспедиция Джей'офа отправлялась утром следующего дня. Бледный Эахил, провожая отряд, тщательно скрывал свои трясущиеся руки и очень сильное нервное потрясение. Ему было дико страшно — ибо в полдень он отправлялся к черным воронам с дипломатической миссией. И в лагере оставались только самые слабые, без всякой защиты. Не идти к черным воронам означало порвать тонкую нить, которая могла привести к перемирию. Потерять возможного союзника, и приобрести взамен лютого врага. Пойти же означало приобрести союзника и потерять свой народ. Но он проводил Джэй'офа, а с ним и Марта, который виновато посмотрел на Эахила, одним взглядом сказав все. После того, как последний из них свернул за угол дороги и скрылся из виду, король белых воронов зашел к себе в палатку и начал пить.

Часам к одиннадцати утра в лагере возникло какое-то оживление, но Эахил даже не шевельнулся. Вскоре в палатку к нему зашел Март. Эахил не удивился. Март сел напротив и сказал:

— Наверное, мы больше его не увидим.

— Что? — очнулся Эахил. И внимательно посмотрел на Марта. Тот хитро прищурился.

— Ну, знаешь...

— Вы уже вернулись?! — до Эахила внезапно дошло.

— Да. Мы уже вернулись.

— А... — покрутил в воздухе рукой Эахил.

— Клад ищет. — ответил Март и, заметив непонимающе-заинтересованный взгляд Эахила, продолжил — Понимаешь, на том месте, где он хотел искать клад, располагается сейчас стоянка М'ьёры. Того самого, которого мы все знаем и любим. А клад зарыт в самом центре этой стоянки, кишащей варх'гонами. Искать его там сейчас — форменное самоубийство. Вот мы и сразу вдруг вспомнили о своих важных делах. Стэл, например, вспомнил о забытой иголке в стоге сена, я — о недоложенном тебе докладе, кто-то вспомнил о недоеденной ложке супа, кто-то — о потерявшемся носке, кто-то забыл поцеловать жену на ночь, а один вообще отличился — он забыл о том, что сегодня — это вчерашнее завтра, а не завтрашнее вчера.

Все-таки Март был хорошим вороном.

Эахил смеялся долго. И в полдень уехал к черным воронам — налаживать отношения.

Но страшней было не Эахилу, а тем, кто был очевидцем этого «поиска Грааля.»

Яр Хагель стоял на вышке и смотрел вдаль. Внизу копошились подчиненные варх’гоны, суетившиеся перед прибытием М’ьёры. Окинув все это взором, Яр Хагель — или же просто — Яр, — покосился на своего подчиненного Киберпанка («два метра чистейшего железа и непробиваемой тупости») и снова уставился вдаль. Вскоре что-то на горизонте привлекло его внимание.

— Киберпанк!

— Ну что?

— Что ты видишь? — спросил Яр, протянув ему бинокль.

— Ничего — заявил Киберпанк и сунул бинокль обратно.

— Вот и я ничего, — ответил Яр и убрал бинокль в задний карман джинсов.

По полю вдалеке ковылял Джей’оф, нагруженный лопатой, веревкой, щеточками и прочей дрянью, необходимой начинающему археологу.

Варх’гоны были настолько сильно увлечены подготовкой к встрече М’ьёры, что не обратили никакого внимания на тощего молодого человека, который, сверяясь с картой, вычислил место, расставил колышки, обвязал все это ленточками и начал копать яму. Копал он долго. Почти три часа. Джей’оф не имел ни малейшего понятия о том, что с вышки за ним наблюдал Яр. Хитро ухмыляясь и с нескрываемым любопытством.

Вскоре у входа в лагерь затрубили трубы — в лагерь с почестями въезжал М’ьёра. Для многих варх’гонов М’ьёра был полубогом, и они падали перед его колесницей на колени. Яра передергивало при виде этого.

— Подрывает мой авторитет, волчий выкормыш — бормотал он себе под нос, рассматривая это убогое зрелище с высоты.

Через некоторое время роскошная процессия с М’ьёрой во главе двинулась к его шатру. Тут Яр не сумел сдержать широкой ухмылки — прямо перед входом в сие произведение искусства (т. е. Шатер М’ьёры) копошился маленький человечек в яме, окруженной полосатыми ленточками. Яр перевел бинокль на строгое величественное лицо М’ьёры и с удовольствием проследил за тем, как изменяется его выражение лица — от величественно-торжественного до возмущенного. После того, как Яр увидел, как М’ьёра, тыча пальцем в сторону своего же шатра, что-то громко вопит, он не смог смотреть дальше. Слишком забавное было зрелище.

Вскоре деревянные ступеньки вышки загрохотали — к ним поднимался М’ьёра. Разъяренный и жутко злой. На ступеньках у входа сидел Киберпанк. Пока М’ьёра бежал наверх, он незаметно выставил свою ногу у него на пути. М’ьёра споткнулся, с трудом удержавшись на ногах, посмотрел на Киберпанка — но тот сидел с самым что ни на есть кирпичным выражением лица и весь его внешний вид говорил о том, что он тут ни при чем — и пошел дальше. Взобравшись наверх и путаясь в длинных одеяниях, расшитых золотом, М’ьёра завопил:

— Какого черта? Вы выкопали мне могилу?! Как вам не стыдно!

Яр стоял спиной к нему и храни гордое молчание. М’ьёра разорялся около получаса, а потом замолчал, выдохшийся. Яр, не оборачиваясь, произнес:

— Потрудитесь, пожалуйста, предоставить грамоту подписанную Ярхе и закрепленную его печатью и оттиском кольца с его левого мизинца, гласящую о том, что нам должно не нарушать целостность земли, на которую вы должны ступить своей божественной ступней.

М’ьёра молчал.

— У вас нет такой грамоты? — обернулся Яр и посмотрел на М’ьёру через плечо. — Тогда замолчите и не повышайте на меня голос. В этом лагере пока командую я.

М’ьёра молчал еще некоторое время, а потом вскричал писклявым голосом:

— Я ее достану!! И тогда вы у меня попляшете!! — и бросился вниз по ступеням.

Яр покосился ему вслед и пробормотал:

— Ага, конечно, достанет он… Ярхе ведь не дурак, знает, где М’ьёра бегает и в каких количествах… Хлебу расти негде будет… М’ьёра — то у нас везде ссущий…

Со стороны же Джей’офа все было абсолютно нормально. Когда же ушли все вербованные им белые вороны, Джей’оф, решив, что без воронов он выживет, а без сигарет — нет, взял все свое археологическое снаряжение и пошел копать. Он совершенно незамеченным прошел в центр лагеря, отметил крестом место прямо перед палаткой М’ьеры, и, огородив все это безобразие полосатой красно-белой ленточкой, начал копать. На дне же ямы (надо сказать, что пока Джей’оф размышлял о том, какой он крутой археолог, мора’йвеки его даже не замечали), глубиной в три метра как минимум, лежал ничем не примечательный деревянный ящик, из тех, в которых хранят бананы-небананы, яблоки-неяблоки. На ящике была черная корявая надпись «Клядъ». Джей’оф вздохнул, подумал: «Видимо, для особо тупых. Или умных. Как я, например.» и хотел было вытащить ящик наружу, но тут услышал, как сверху что-то загрохотало. В голову забилась перепуганная мысль по имени «Надо валить, пока цел». Джей’оф не стал задумываться о том, кого и что надо валить, встал на краешек ящика и ухватился цепко за колышек, на коем висела ленточка. Но тут внизу что-то задрожало и Джей’оф ухнул вниз, вместе с ящиком, лопатой, ленточками и краями ямы. Все, что он услышал напоследок, это грозный вопль: «Вы что, не видите, что у вас под носом делается?!»