Halgen — Овечкин путь

В многодетной семье вся жизнь — служение. Нет мгновений, которые член семьи может направить на самого себя, и сознание каждого человека все время растворено в коллективном сознании семьи. Потому в голову каждого члена семьи приходят одни и те же мысли, даже сны и то часто снятся — одинаковые. Семья заполняет собой весь мир, и не остается на свете ничего, кроме нее.

Один из братьев попробовал играть на саксофоне. Тут же открылось, что у него есть замечательные музыкальные способности. Прошло немного времени — и способности открылись у всех. Стали играть все вместе. Легкомысленную иноземную музыку, которую в те годы многие любили. Ибо место, из которого она происходила, заняло в русском, особенно — сибирском, сознание то место, которое у предков, старообрядцев и мистических сектантов, занимал небесный Рай. Легкость чужой музыки сочеталась с мыслями о наличии в мире места с очень легкой, лишенной телесных тягот, жизнью. О нем в семье говорили не раз.

— Я слышал, что в Америке есть лекарства от всех болезней, даже от старости!

— Это еще что, там лекарство для бессмертия придумывают! Уже в лаборатории есть мышки, которые живут вечно!

— Еще для счастья таблетки изобрели. Глотаешь таблетку — и все время счастлив!

— А уж все, что для жизни надо, там даром дается! Было бы тяжело жить — про избавление от смерти они бы не думали!

— Чего же не жить, если весь год — тепло, солнышко, пальмы и море рядом!

— И везде веселая музыка играет. Слушай да улыбайся!

Простые фантазии про место для счастья. В духе апокрифического «Евангелия от Павла» или «Божественной комедии» Данте. И что с того, что это место теперь звали Америкой, а не Раем, и не Ирием?! Так же, как в мечтах прошлых поколений, люди перечисляли символы счастливой вечной жизни, оставляя невысказанным то, чему в речи не было определений.

Эти мечтания чередовались в семье с исполнением «райской» музыки. Сперва — на свадьбах да на именинах, после и на серьезные конкурсы приглашать стали. Предложили принять в консерваторию — всех вместе и без экзаменов. Детишки пару недель проучились в ней, и бросили. Надоело. Раем там не пахнет, а изучать ноты — скучно. Нет в их строчках веселья! И для чего их изобретатель задумал перенести разноцветную музыку в черные чернильные знаки на белом листе?!

Семья жила жаждой какого-то движения, но никто не мог пока нарисовать его направления. Но это — дело времени. И вот старший сын Василий без лишних затей сказал:

— Давайте захватим самолет!

— Да… — протянула мать, — Но куда же мы на нем полетим?!

— Как куда?! На небо!

Все подняли глаза кверху. В самом деле, как все просто, взял самолет, и взмыл в небеса! И почему раньше никто до такого не додумался!

— Но ведь приземляться все же придется. Керосин когда-нибудь кончится. Потому лететь надо не просто в небо, а — куда-то, — вздохнула мама.

— Ну, тогда и полетим в Америку. Небо-то ведь у них и у нас — общее! — предложил второй по старшинству сын, Дмитрий.

Все с уважением посмотрели на него. Его мысль оказалась столь же простой, как — откровение…

Шел 1989 год, и в Америку уже можно было отправиться вполне легально, на рейсовом самолете. Конечно, перед этим надо было долго оформлять бумаги, ставить множество подписей и печатей. Не без этого. Но, хоть эта работа и отнимала нервы, для жизни в ней опасности не было. Можно было сперва попробовать такой путь. Ну, если бы не вышло, тогда уже и самолеты захватывать.

Но разве можно попасть в Рай через строй скучных печатных чиновников и бумажную горку?! Путь ТУДА просто обязан быть — ПРОРЫВОМ, дорогой между жизнью и смертью. Иначе в Рай не попасть, он увернется, и останется недоступным! Если не положить саму жизнь, то в Рай не возьмут, завладеть Небесами и пройти сквозь них можно лишь силой духа…

Короче, иные варианты, кроме захвата самолета, в семье даже не обсуждались. Как будто их и не было. Сразу взялись за подготовку «операции». Младшим поручили читать детективы и отыскивать подходящие сценарии. Но с заданием они не справились. Разве в то время были в стране детективы, допускавшие саму возможность захвата корабля или летательного аппарата?! Там все рассказывалось про героев, вроде завмага Булкина, который, спасаясь от ревизии, поджог свой магазин, но умные следователи быстро вывели его на чистую воду.

Потому пришлось соображать самим. Самый большой страх для людей — это бомба, которую в жизни мало кто видел. Для большинства бомбы оставались по ту сторону кинофильмов о давних лихих временах. Вот ею и надо напугать. Заодно — оружие, простые ружья, переделанные в обрезы, чтоб пронести можно было. Дальность стрельбы мала, но куда же в самолете далеко стрелять?! А хранить арсеналец пока можно на даче, в поселке с сереньким названием Рабочее. Ох, сколько таких поселков Рабочих в России, и сколько тайн хранят их накренившиеся деревянные домики…

Как раздобыть оружие? Сибирь — простор для охотников. Купить несложно. Спросят, зачем — ответ готов. «На охоту ходить! Сибиряк я, или нет?! А сибиряк без охоты — как солдат без ложки!» Как достать взрывчатку?! Рядом — БАМ, величайшая стройка за всю историю страны, без взрывных работ там никак. Рабочие с удовольствием продадут динамит. «Зачем динамит», спросят?! Так ходить на рыбалку, сибиряки мы, или нет, в конце концов! Это только ленинградские и московские интеллигентики днями напролет с удочкой кукуют, чтоб пару мальков поймать. Сибиряки рыбку — глушат. Вот и ответ!

Так боевой арсенал и был собран. Конечно, не то, чтоб мощный, но ведь на самолете мощь и не нужна. Если там очень много стрелять-взрывать, то летательный аппарат просто сломается, и дальше не полетит. Это и дурачку понятно! Потому оружие на нем необходимо скорее для острастки или для такого случая, о котором лучше и не думать. Для провала…

Эх, какие умелые люди живут в Сибири! Иначе, и не выжили бы в ней русские, сама Сибирь много поколений умельцев и умников отбирала. Думаю, такой план и мог родиться лишь в сознании сибиряков.

Вроде, все готово. Сердца трепещут. Представляется то, чему семья решила противостоять — исполинская туша государства. В нем есть и занудно-зловещие следователи, и сиволапые стражи порядков, и еще масса всякого бдительного или сонного, умелого и неумелого, вооруженного и безоружного люда, обязанного встать поперек их Пути. И еще — бескрайняя масса обывателей, мечтающая о чем-то похожем на то, что задумала семья, но никогда не способная этого совершить. Любая табличка «НЕЛЬЗЯ» для них — непролазный барьер, а угроза указательным пальчиком со стороны «государственного» человечка — смертельная. Если у семьи все получится, то они будут хлопать в ладоши изо всех сил. Если нет, они же будут крутить пальцами у висков или лить крокодиловы слезы по случайным жертвам. Которые, должно быть, будут…

В аэропорту вопросов не возникло. Ведь рейс — внутренний, Иркутск — Ленинград. Что багажа много, так все ясно — музыканты, у них его всегда много. И всегда с собой в салон тащат, не могут с любимыми инструментами даже на несколько часов расстаться. А к инструментам у них еще много всякой всячины прилагается.

Мама расцеловала своих ребятишек, а они — ее. Расселись в самолетном салоне, пристроили багаж. 10-летняя Уля, самая младшая из «банды», тут же достала блокнотик и принялась рисовать. Запели турбины, лайнер медленно покатился к взлетной полосе. «Ковчег… Только тот, Ноев Ковчег, верно, много больше был…» — разом подумало все семейство. Пилот потянул рукоятку газа, полоса с ее столбами и прожекторами понеслась за иллюминаторами. Наверху открылось заманчивое небо. Теперь из похожего на нутро флейты самолетного салона оставалось лишь два выхода — в РАЙ, или в землю… Но в воздухе удерживающих рук нет, потому — можно надеяться… Надеяться… Самолет рванулся вверх.

Старший брат смотрел на часы, которые так красиво тикали. Старые механические часы, у которых есть маленькая металлическая душа — маятник. Что отличает их от современных электронных и кварцевых бездушных часов. И были у них стрелки — толстая часовая, потоньше — минутная, и самая тоненькая — секундная.

Миг настал… Брат толкнул под локоть сестру, та — коснулась затылка мамы. Мама подозвала бортпроводницу и достала из сумочки коротенькую записку на тетрадной бумаге.

— Передайте командиру! Срочно! — сказала она, всей силой давя в себе волнение.

Стюардесса удивленно смотрела на 40-летнюю женщину. Ведь такое случилось впервые в ее профессиональной жизни, а работала в авиации она уже не так и мало…

— Передайте! — властно сказала Нели, и она повиновалась, застучала шпильками в сторону головы самолета.

Следующие минуты… Не так много людей пробовало вкус таких минут. И никому не пожелаешь отведать их вкуса! Лишь младшая доченька Ульянка была спокойно и продолжала рисовать цветочек. Да, ведь сегодня же 8 марта… Рисует подарок маме… Старший сын Василий это вспомнил, и поцеловал маму в темечко — больше ее поздравить он никак не мог. Из пилотской кабины появилась стюардесса.

— Ваши требования будут выполнены. Но горючего на такой полет не хватит. Потому нужна дозаправка, — протараторила она, давя свое волнение еще сильнее, чем мама Нели. В ее голосе сквозил сплошной металл.

— Финляндия — коротко сказал Василий, и мама в душе почувствовала гордость за своего сына. Молодец, сразу сообразил!

Стюардесса кивнула головой, и зацокала каблуками обратно в сторону кабины. Полет продолжался. Может, пилоты и нервничали, но дрожь их пальцев никак не передавалась телу дюралевого зверя.

Прошло много времени, прежде чем самолет не накренился, не начал разворот. «Финляндия?!» — с тревогой подумали члены семейства.

Что происходило там, в кабине?! Куда весть о происходящем понеслась из нее со скоростью радиоволн, то есть — света?! Сколько потных и сухих, волосатых и безволосых рук после ее получения схватилось за лысые и волосатые головы, помещенные в разных серьезных кабинетах?! «Балда я! Надо было сразу в кабину идти и там возле них стоять!» — запоздало сообразил Вася.

Уля в своем блокнотике заселяла цветочек крошечными человечками. Чтоб они в нем жили. Наверное, так Уленька представляла себе то место, в которое они направляются… Ой, да она к человечкам крылышки пририсовать решила! А вверх у нее звезда взлетает! Не на Землю падает, а, наоборот — в Небеса летит! Как прекрасен ее мир!

Самолет разрезал облачную реку и начал посадку. Нервы семейства обратились в подобие гитарных струн. Лишь Уленька осталась веселой — продолжала выводить человечка, вывалявшегося в пыльце с головы до ног…

Посадка! Замелькали столбики и прожектора, положенные взлетной полосе. Самолет подскочил на ухабе… Неужели в Финляндии такие аэродромы?! Кто его знает, может — и такие. Что Овечкины могли знать про страну Суоми, если никогда в ней не были?..

Неподалеку стояли люди в хорошо знакомой с детских лет серой форме. Безусловно, не финской. На них показала в иллюминатор пальчиком Уля, когда отвлеклась от своей уже законченной работы. Сомнений не оставалось. «Эх, дурень я, дурень!» — ругал себя Василий.

— В чем дело? Мы ясно сказали, что требуем посадки в Финляндии. На борту заложено взрывное устройство! — крикнул он стюардессе.

Та побледнела. Зашевелила губами:

— Решено… — начала она, но Василий не дал ей договорить. Мгновенно схватив обрез (который он уже не скрывал), Вася приставил его к несчастной женщине и нажал на курок. Грохот съел все звуки салона, оглушив даже самого стрелка. На пол, обливаясь кровью, упала ЖЕРТВА. У нее, наверное, была своя жизнь. И работа, с которой она теперь никогда не вернется, возможно, была в ней и не главным делом. Про эту жизнь Овечкины так никогда и не узнают. Лишь пуля останется между ними вечной связкой.

Звон утих, сменившись визгом и криком пассажиров.

— Будем палить в каждого, кто шевельнется! — рявкнул Вася, стараясь скрыть собственный страх, уныло охвативший его горло. Отчаяние обреченного — жутко!

Тем временем брат Дмитрий рванулся к кабине. Дернул ручку — закрыто. Чего еще можно ожидать?! Принялся бить прикладом — не помогло. Самолетная дверь, увы — не дверь деревенского нужника. Такой случай, быть может, конструктор тоже предусмотрел.

— Будем убивать пассажиров по одному в пять минут, пока самолет не продолжит полет в Финляндию! — кричал он в дверь.

Дверь молчала. Он ничего не услышал, даже приложив к ней ухо, как будто там уже зияла пустота. Это было страшно.

С улицы послышался дребезжащий, равнодушный голос «матюгальника». «Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь!» Разумеется, даже следов финского акцента в нем не было. Из покорителя Небес и райского Ковчега Ту-154 превращался в большой братский гроб…

Дмитрий отошел от двери. Василий уже готовил бикфордов шнур. Он за всех решил, что дело — кончено. Но мама его остановила.

— Сынок, убей меня! Если не суждено… Лучше принять смерть от сына родного… — шептала Нели.

С каменным лицом Вася поднес ствол обреза к груди матери. В то же мгновение дверь пилотской кабины распахнулась, и в ее проеме нарисовались пятнистые люди. «Лежать! Мордой на пол! Оружие на пол!» Это все решило.

Раздался выстрел. Второй за день. И тут же Василий зажег бикфордов шнур. К нему подскочил Дмитрий. Неизвестно, что собирался он сделать, его последнее движение растворилось в огненном облаке. Заскрежетал алюминий, загрохотали барабанные перепонки в ушах. Никто не успел даже вскрикнуть…

Мощи взрыва оказалось недостаточно, чтоб обратить самолет в пылающие лохмотья. Он только лишь убил четырех братьев и четырех пассажиров, оказавшихся волею случая поблизости. Жертвы… Безвинные, бесцветные, безголосые, безвольные. Как и положено — жертвам.

По обшивке аэроплана плясали огненные языки. В едком пластиковом дыму копошились пассажиры вперемешку со служивыми. Минуты собрались в мокрый, горячий и шумный комок. Кто-то вращал глазами по сторонам, не понимая происходящего, кто-то ползал по полу, отыскивая потерянные очки, кто-то спасал от чужих рук и ног потерянный в суматохе чемодан. Уля сквозь дым смотрела на свой рисунок, на страну, до которой они уже никогда не долетят. Лететь теперь — не на чем…

Действовали только люди в форме. Сообразив, что сопротивление самоликвидировалось, они выталкивали пассажиров в дверцу, с которой уже был спущен аварийный трап. Другие сиволапые бойцы скручивали уцелевших захватчиков, которых осталось лишь двое, Игорь и Ольга. Уля с еще двумя малышами в расчет не принимались, их, вместе с другими невиновными вытолкали на трап.

Семьи больше не было, а вместе с ней исчезло и ее дружное коллективное сознание, прокладывающее дорогу в Рай. Уцелевшие превратились в «остатки» — разрозненные, бессмысленные и несчастные. Младших, включая Улю, воспитывала их старшая сестра Людмила. Ее на борту не было, ведь она давно жила отдельно от семьи. Когда дети выросли, их судьбы сложились печально. Сама Уля пыталась покончить с собой. На свою беду — неудачно, в результате сделалась инвалидом…

Игоря и Ольгу судили, и приговорили, но — весьма мягко, и через три года они снова были на свободе. И узнали о безнадежном отсутствии Рая в том месте, куда они рвались в тот день. Цель оказалась ложной, а мир — как будто замкнутым, не лучше тюремных стен. На том все и закончилось. Вскоре он умер от наркотиков, а она была зарезана пьяным сожителем. Несчастнейшая из семей…

Возможно, кто-то из читателей догадался, о какой семье шла речь. Да, это та, памятная нашему поколению семья с немного смешной фамилией — Овечкины.

Овечка… Символ наивности, доверчивости, беззащитной жертвенности. Такими они и оказались — овечками, принесшими себя в жертву русского самопознания. Их полет можно назвать русским сеансом юнгианского познания психической глубины. Мы обязаны его запомнить, чтобы теперь ЗНАТЬ о том, куда ведет его психическая энергия, русское либидо.

Андрей Емельянов-Хальген

2013 год