Александр Шипицын — Потайная пружина

Пошла мода фуражки, как у немцев, в виде седла делать. Для этого надо пружины длинней окружности вставлять. Кто-то свою пружину сломал или потерял, и до самого выпуска в роте ни одной пружины в фуражках не найти. То есть они были, но не в фуражках. Каждый свою пружину где мог прятал.

Время от времени мы подвергались «шмону»: проверке личных вещей на предмет наличия чего-нибудь запрещенного — порнографических журналов, алкогольных напитков, произведений диссидентов, машинок для татуировки — в общем, всякой антисоветчины. Наиболее опытные в этом вопросе замполиты эскадрилий. А замполит замполиту — рознь. Если наш брезгливо окидывал взглядом открытый чемодан и звал следующего, то в первой эскадрилье майор Рыбалко к этому вопросу с истинным наслаждением подходил. Стоило ему обнаружить в чемодане у очередного бедолаги мятые и грязные спортивные трусы, как он полчаса изгалялся: и так и эдак трусы выворачивал, нюхал и во всеуслышание объявлял, насколько они мерзко пахнут.

Вот раз проводился такой «шмон». Все уже закончили, а в первой эскадрилье только третьего курсанта трясут — Твердягу, то есть Валеру Твердякова. А он парень запасливый, все у него было. Уже Рыбалко и хлястик обнаружил, и Твердягу за ответственное отношение к форме похвалил. И вдруг среди вещей он обнаруживает записную книжку. Этакую, знаете ли, в пластиковом переплете книжицу, с карманами в обложке. На лице у майора чувственное выражение появилось, как у кобеля, который собачью свадьбу почуял. Прямо слюнки потекли. Это ж сколько удовольствия получить можно! Глупенькие курсантики и стишки разные переписывают не совсем одобренного содержания, и ромашки всякие засушивают, и адреса девчонок шифруют. А вдруг антисоветчина какая! Мы плотнее сгрудились. Чувствуем — смехота начинается. Майор иронию свою достал, расправил, проверил, остра ли? В общем предвкусил. И книжечку стал потихоньку открывать.

Открывает это он книжечку и к лицу поближе подносит. А из подобложечного кармашка, как кончик бича, со свистом и щелчком, запасенная фуражечная пружина, тугой спиралью скрученная, взвивается и одним концом разлакомившемуся майору по кончику носа бьет. Хохот взорвался громоподобный. Еще бы — целый майор, а по носу получил! Да сильно так. На кончике носа капля крови выступила, а на глазах слезы. Бросил он Твердягину книжку в чемодан, махнул рукой и из баталерки под хохот и улюлюканье выбежал. Больше он в «шмонах» не участвовал, по крайней мере, в нашей