Александр Шипицын — Клички в авиации

Вот, к примеру, одного командующего авиацией флота за глаза звали «Фотограф». К высокому искусству фотографирования он не имел ни малейшего отношения, зато, делая разнос служебной деятельности офицера, он обязательно заканчивал его словом «снимаю». Это не относилось к появлению фотопортрета распекаемого, а означало снятие его с занимаемой должности.

Или вот еще одного техника, здоровяка и спортсмена, именно за глаза звали «Окулист», так как ни одна пьянка, в которой он принимал участие, не заканчивалась без того, чтобы он не подбил кому-то глаз. За глаза, имеется в виду объект воздействия, а не разговоры за спиной.

Служил в одном полку старший лейтенант. На вид ему было лет шестьдесят, хотя на деле и сорока пяти не было. И было у него прозвище — «полковник». А назвали его так вот почему.

Известно, что в удостоверении личности офицера, которое выдавалось одно и на все время службы имеется графа: воинское звание. В ней предусмотрены места для записи воинских званий от лейтенанта до генерал-майора. Так вот у него все эти места были заполнены: лейтенант — старший лейтенант — лейтенант — старший лейтенант … и так вплоть до предпоследней строки. Карьерист, однако.

Одного штурмана с простой фамилией Головня величали благородной фамилией Балконский. Как-то в выходной день, приняв изрядную дозу, он курил на балконе второго этажа, откуда удачно сверзился и лежал без малейших признаков сознательности, пока его в сопровождении перепуганного командира полка, подполковника, не доставили в лазарет. Там, придя в сознание, он увидел своего родного командира и, ориентируясь на две звезды на погоне, понимающе заявил:

•А этого лейтенанта я где-то видел.

Затем, воспользовавшись минутным отсутствием внимания к его особе, сбежал. И нашли его сидящим с рюмкой и сигаретой на том же балконе, с которого он полчаса назад так благополучно выпал.

Каждому летчику, который порвал на посадке больше двух колес, до конца службы в этом полку присваивалась почетная кличка Покрышкин. Любому, неудачно приземлившемуся парашютисту присваивалось звание, отражающее место приземления. Если он приземлился на дачный участок — Дачник, огород — Огородник, в лесу — Лесовод, в гуще стада — Пастух или Скотовод.

У меня был второй штурман, которого звали Казачок или Всадник без головы. До службы в морской авиации он был жокеем в Ростове-на-Дону, отсюда Казачок, а Всадник без головы хорошо характеризует его поведение и карьерный рост.

В одном автовзводе боец был, известный под псевдонимом — троллейбус. У них каким-то образом в казарме в подвале электричество пропало. Вот этого бойца туда и отправили, найти и устранить неисправность. Боец, прикинув своими мозгами что почем, решил идти по пути наименьшего сопротивления — уцепился обеими руками за провод на потолке (потолок в подвале низкий) и мелкими шагами начал передвигаться в темноте, нащупывая место обрыва.

В конечном итоге нашел. Хорошо хоть насмерть не убило, а так — откачали.

Клички имели полки, дивизии и в редких случаях эскадрильи. Так, один полк звали Румынским только потому, что во время футбольного матча между полками дивизии кто-то, подбадривая своих, выкрикнул фразу из кинофильма: «Вперед, дохлые румыны!» И прижилось. Второй полк назвали почему-то Зябровским, хотя эскадрилья, переведенная из Зябровки, входила в состав Румынского полка. Третий, отдельный полк этого гарнизона звали Хунхузским или Китайским по двум причинам. Во-первых, зародился он вблизи китайской границы. А во вторых из-за многочисленности личного состава. Экипаж одного самолета мог включать от 9 до 14 человек. А техников его обслуживала целая куча.

А дивизии обычно носили наименование по имени ближайшего населенного пункта. Наша вначале располагалась в Сов Гаванском районе, а потом в результате территориального размежевания оказалась в Ванинском районе. Это дало возможность командующему авиацией флота проявить свое остроумие и пошутить в адрес нашего комдива:

•Ты раньше был совговнянином, а теперь ты просто вонянин.

Обидный намек на сходство нашего соединения с экскрементами, по его боевым качествам, с точки зрения командующего.

Кстати, не только неодушевленные предметы становятся прототипами для образования кличек людей, но и люди могут стать источником названия предметов. Так, например, наш славный командир дивизии терпеть не мог зеленый и желтый цвет. Особенно он ненавидел одуванчики. Именно поэтому каждый божий день чья-то заботливая рука подкладывала в его почтовый ящик букетик одуванчиков, что еще больше вызывало его неприязнь к этому безвинному цветочку…. Дошло до того, что кто-то положил на ступеньки штаба дивизии, как раз к его приходу, листок бумаги и один одуванчик. На листке было написано:

Ты не тронь меня Шушпанчик,

Ведь я последний одуванчик.

Фамилия генерала была Шушпанов, и одуванчики в этой дивизии звались не иначе как «шушпанчики». Мало того, это наименование переросло в эпос под названием «Шушпаниады» и желающие могут легко отыскать этот эпос в безбрежных просторах Интернета.

Нигде не встречал я такой тяги к раздаче кличек, как в авиации и апофеозом этого явления можно считать название памятника перед Домом офицеров в Монино. Там изваяли крепкого малого с искусственным спутником в руке в стремительном рывке вперед. Рывок оказался настолько стремительным, что символические одежды сползли назад, и это дало основание назвать памятник — «Все спущу, но запущу!»