Моё понимание творчества Астафьева

Влияние философских учений востока на творчество Виктора Петровича Астафьева

Статья опубликована в сборнике «Первые Астафьевские чтения в Красноярске», выпуск первый, материалы Всероссийской конференции 28—29 апреля 2004 года. Автор Ковалев Валерий Анатольевич.

Изучение данного вопроса предпринято нами с целью апробации метода чувственного восприятия на уровне интуиции некоторых произведений Виктора Петровича Астафьева. Мы предполагаем, что на уровне интуитивного анализа содержания произведений писателя мы можем постичь подсознательную основу замысла и выйти на понимание взаимосвязей писателя с активным бессознательным, безусловно влияющим на формирование образа мыслей и на содержание его произведения. В основу метода исследования положена теория выдающегося швейцарского психолога Карла Густава Юнга, автора одного направлений психоанализа — аналитической психологии. Использовались две методики К.Г. Юнга — толкование сновидений и метод активного воображения (1935). Применение этих позволяло получать ключевые слова, помогавшие находить литературный источник, объясняющий значение и роль слова в раскрытии основного замысла автора на уровне бессознательного.

Чтение миниатюр В.П. Астафьева «Хлебозары», «Падение» и «Капля» проводилось в позднее вечернее или ночное время и анализировалось в ранние утренние часы, сразу же после сна. В дальнейшем отдельные фрагменты этих произведений использовались как базовые формы для создания воображаемого образа в виде картины или истории.

Следует отметить, что это было повторное знакомство с этими произведениями с промежутком времени между чтениями в 17 лет и 22 года. Таким образом, можно утверждать, что использовалась как кратковременная, так и долговременная память.

После серии занятий с чтением миниатюр возникла первая ключевая фраза — записи мыслей после сна, затем вторая фраза — созерцание смерти — гибели листа. Дальнейший анализ позволил установить имя автора миниатюр под таким же названием — «Записки у изголовья» — японской придворной поэтессы Сэй — Сеногон, жившей в Японии примерно в IX веке нашей эры, известной придворной поэтессы и писательницы эпохи хэйаньской культуры.

Для понимания взглядов времени данной эпохи мы изучили ряд источников, раскрывающих раннюю историю Страны восходящего солнца и попытались разобраться в развитии буддизма в Японии и в его подсистемах (конфуцианство и синтоизм).

Полученные представления о движении данных религий во времени и пространстве Азиатского материка позволили связи, как между ними, так и с более примитивными религии, такими, как шаманизм и бурханизм.

Знакомясь с описанием элементов хэйаньской культуры, культуры изнеженных аристократов, владевшей Японией на протяжении нескольких столетий, мы нашли мост из прошлого в настоящее, связавший подсознательное Виктора Петровича Астафьева с коллективным бессознательным целой эпохи.

Хэйаньцы воспевали нежные, быстро опадающие цветы вишни и в осыпающихся нежных лепестках видели скоротечность и непрочность земного бытия — приближение смерти, ее неотвратимость. По нашему мнению, данный обряд имел далекие последствия для формирования национального самосознания японцев, отношения нации к сущности бытия и своей роли в жизни на земле.

Современный обычай японского народа любоваться цветением сакуры своим происхождением обязан хэйаньской культуре. Хэйаньцы задолго до гибели своей культуры любили говорить о печальном очаровании вещей, это отвечало буддийскому учению о непрочности земного бытия и в то же время заставляло сильней ощутить красоту того, что вот-вот должно было исчезнуть (В.Н. Маркова, 1988).

Рассмотрим фрагмент повести Виктора Петровича Астафьева «Падение листа»:

«Медленно, неохотно и в то же время торжественно падал он, цепляясь за ветки, за изветренную кожу, за отломанные сучки, братски приникая ко встречным листьям — чудилось: дрожъю охвачена тайга, которой касался падающий лист, и :олосами всех живых деревьев она шептала: „Прощай! Прощай!. Скоро и мы… скоро… скоро…“

Словами Виктора Петровича Астафьева к нам обращается культура, которая ушла девять столетий назад и вернулась в работах великого русского писателя. Эта культура базировалась на раннем буддизме — религии, проповедующей, что жизнь — это страдание, которое можно уничтожить путем отказа от излишеств, ограничения себя в желаниях и страстях. Астафьев видел корень многих проблем человека в его жадности и ненасытности, ничем порой неоправданной и бессмысленной. В капле воды может отразиться целый мир. Этот мир увидел Виктор Петрович Астафьев, когда написал следующее: „Капля“ отразила неуемное желание жить в условиях смертельной войны: „Не падай! Не падай!“ — заклинал я, просил, молил, кожей и сердцем внимая покою, скрытому в себе и в мире».

Взаимосвязь темы падения листа и падения капли несомненно усиливает нашу гипотезу отражения философских взглядов Востока в подтексте произведений Астафьева.

Вода и огонь в произведениях Виктора Петровича всегда были предметом познания мира, быстротечности жизни и мыслей о будущем. Они как культовые символы постоянно присутствуют в его произведениях, и автор сам пытается сделать то, к чему мы прибегли, чтобы понять его глубинное.

Культа огня и покровителя огня в буддизме никогда не было, но при распространении буддизма в Бурятии и Якутии произошло смешение местных шаманских обычаев и новой религии, чему буддизм никогда не противился. Огонь, по местным понятиям, имеет свойства светить, греть, очищать и уничтожать. Дух огня хранит жилище и поддерживает жизнь.

Астафьев в «Хлебозарах» определяет огонь зарниц как голос времени, как нечто, покровительствующее созреванию хлебов: «И, быть может, не зарницы это, а неостывшие голоса тех времен, пластая в клочья темноту, рвутся к нам? Может быть, пробиваются они сквозь толщу веков с молчаливым, но уже ярким приветом, только с виду грозным, а на самом деле животворным, потому что из когда-то дикого пламени в муках и корчах родилось все: былинка малая и дерево, звери и птицы, цветы и люди, рыбы и мошки».

Три прекрасных миниатюры Виктора Петровича Астафьева позволили нам увидеть глубинное, подсознательное, понимаемое интуитивно и воспринимаемое сразу и навсегда. Энергетика произведений великого писателя позволяет ощутить его душу и мысли, которые остались не только в книгах, но и в сознании тех, кто их читал.

Из нескольких признаков, представлений или явлений, которые можно выделить при сопоставлении шаманства и буддизма, одним из главных является вера в перерождение и воплощение души. Вера в перерождение и воплощение создает у людей иллюзию вечной жизни (в качестве одного из ее возможных проявлений), а вечная жизнь — это вопрос, волновавший человечество на протяжении всех эпох его существования (Н.Л. Жуковская, 1977).

Виктор Петрович Астафьев в первой части своего повествования «Царь-рыба» говорит о собаке Бойе: «Повторю лишь северное поверье: собака, прежде чем стать собакой, побыла человеком, само собою хорошим. Это детски наивное, но святое поверье…».

Вера в переселение душ умерших в новую оболочку является типологической параллелью между буддизмом и сибирским шаманством, что дает основание предполагать непосредственное влияние поверья северных народов на воображение Астафьева. Детство писателя проходило в разных географических широтах, но районы Игарки входили в зону распространения шаманства, коренное местное население сохранило многие верования на протяжении прошлого века, и мы наблюдаем колоссальный всплеск интереса к ранним формам религии во многих районах мира в последнее десятилетие.

На протяжении ряда лет мы вели сбор информации о верованиях, обычаях и взглядах эвенков, якутов, хакасов и тувинцев. Информация собиралась в Эвенкии в Туре и на озере Ессей, в Якутии на севере и юге, в Хакасии и Читинской области. Были осуществлены поездки на судах по Енисею до Дудинки с посещением мест проживания семьи Астафьева в прибрежных селениях. Собранный материал дал возможность сопоставлять литературные данные и данные экспертов — представителей коренных народов Сибири и Севера.

Проведенное исследование позволяет предположить наличие конфликта между метаценностями различных культур и философскими взглядами на устройство жизни. Астафьев в большей степени представляет культуры народов, живших в относительном равновесии с природой, и выступает активным ее защитником, опираясь на многовековой опыт жителей Сибири. Опыт кореннных жителей Сибири формировался в русле конгломерата идей шаманизма и раннего буддизма, взаимно дополнявших друг друга. Философия жизни Виктора Петровича Астафьева быть выражена одной фразой: «Не делайте больно миру», его желание, которое он «спрятал» в своих трудах, надеясь, что каждый найдет его клад и использует по назначению.