На перроне без опозданий, тридцать минут до отправления, десять до прибытия, прыгать с ноги на ногу, греясь в почти —30. Поезд так же без опозданий, проводница хмуро улыбается из тамбура мне в утро, я поскорей заскакиваю в тепло, чувствуя себя котом, огромным, заснеженным черным котом, пущенным на новоселье в новенький вагон. Бросаю сумку на свою полку, третье купе, с розеткой, а как еще ехать 3 дня.
Теперь главное не спать, бодро выскочить на перрон, в одной кофте, и мерзло вглядываться в смог, о чем-то легкомысленном и утреннем разговаривая с проводницей. Холодно.
Я вяло дышал в ладони, пытаясь согреться, провожая взглядом постепенно исчезающий город, и мельком смотрел на свою соседку. Девушка, подобрав колени, волосы, губы, сжалась в один нахохлившийся комок и пыталась читать книгу. Я улыбнулся, вспомнив, как она еле вздрогнула, когда вагон дернулся, качнув картинку за окном, да, большой матерый кот и маленький совенок.
— Куда едешь?
— Омск — осторожно ответила девушка, не отрываясь от книги.
— Если не хочешь разговаривать, ты просто скажи, я навязываться не буду.
— Да нет… — она помедлила, отложила книгу, спустила ноги вниз, и продолжила. — а долго ехать до него? А вам куда ехать?
— Тебе совсем близко, 8 часов, прямо перед Новым Годом приедешь, а мне раз так в 5 больше, я до края Земли еду — ответил я ей, уже внутренне сожалея о том, что 8 часов это действительно слишком мало.
— Я просто первый раз на поезде еду, ничего здесь не знаю, — быстро-быстро прошептала девушка, наклонившись ко мне, — и очень всего боюсь.
Я сдержал смех, подмигнул ей, и полез доставать матрас.
Рвущийся пакет, белье, вызывающее своей свежестью отвращение, танец с чаем, дошираком, заварным пюре, с чем только не, поезд действительно учит танцам, не спортивным, не бальным, каким-то своим, ритмичным перестуком, затаившемуся дыханию, попытках угадать, когда же не будет поворотов, и можно мелкими шагами дойти до своего купе, соседи, сканворды, кроссворды, чайнворды, скрип ручек, шелест страниц, вода, отдающая ржавым железом, очередь у розетки, «занято?», прокуренный тамбур, переход между вагонами, разъезжающиеся ноги.
Я осторожно держал её за талию, когда мы возвращались обратно, пообщавшись с проводником соседнего вагона и выяснив попутно, что игры вымерли, будто могучие динозавры, вроде кто-то и играет, звонко щелкая фигурами, но метеорит уже упал, прямо на поезд, шашки, шахматы, домино — лишь пожимает плечами серая форма.
— Экскурсия закончена, мадемуазель, — рапортую ей я, проводя до купе, — а зачем ты в Омск едешь-то?
— Новый год встречать, с друзьями. Позвали знакомые ребята, а одной как-то тоскливо. Вот и пустилась в путешествие, — она поправила растрепавшиеся волосы, подняла и обняла ноги, словно вспомнив тень ушедшего страха, — а ты?
— Работа.
Она помолчала, ожидая продолжения, которого нет и не будет, затем обняла тонкими пальцами стакан, допивая остывший чай.
— Не хочешь рассказывать о работе, так может расскажешь о себе?
Я вздохнул. Вагон дернуло, со столика скатилась ручка, так удобно отвлекая девушку. Пару раз всхрапнув, поезд остановился. Промежуточная. Я молча взял её за рукав, не осмеливаясь прикоснутся к ладони, мы вышли на щербатый заснеженный перрон. На соседнем пути стоял длинный, почти бесконечный состав, дразня нас ржавчиной покатых боков цистерн, и мы не удержались. Снежки полетели в цифры, значки, надписи, снежки полетели в нефть, газ, уголь, машинное масло, что там вообще можно перевозить еще, думали мы, уже стоя в тамбуре и провожая взглядом чужой состав. Я осторожно обнял девушку холодными ладонями, она испуганно вздрогнула и вжалась в меня спиной.
Мы молчали оставшиеся два часа, все в том же молчании я помогал ей сдать оказавшееся ненужным белье, завернуть матрас, вытащить в тамбур сумку. Стыдливо оставил её там, не зная, встречает ли её кто-то — «а, это мой сосед, случайный попутчик» — не зная, как она встречает новый для себя город, не зная, победит ли она осторожно шепчущий что-то в уши страх перед неизвестностью.
Я сидел, прижавшись лбом к окну, старательно не смотря в сторону нового соседки, старушки, что-то пытающейся извлечь из глубин необъятного потертого пальто.
Она шла мимо моего окна, парень и девушка, встретившие её, что-то радостно рассказывали ей, но она не слушала их. Улыбнулась мне, сделала шаг к поезду, встала на цыпочки и прижала кончики пальца к стеклу. Я попытался улыбнуться и приложил свои пальцы напротив её. Поезд дернуло. Я оторвал пальцы от замызганного, жирного окна, сложил их в жест мира, любви, победы — победы? — прощаясь с ней.
Я взглянул на часы — до Нового Года оставалась пара часов — приложил их к уху, слушая тик. Город за городом, час за часом, мгновение за мгновением. Человек за человеком.
Неизбежность.