В Невский — Комонебранец из Гардарики

Жил в далёкие времена изгой Мичура. Потерял он угодья свои, играя в зернь. Проиграл и широкие разделы, и богатые уходы. Остался у него лишь терем, да с десяток смердов. Вот только гордыня и чувство превосходства, впитанное с материнским молоком еще в разукрашенной зыбке, крепко держали его зачерствевшее сердце. До селе не знавший поражений даже в эти нелегкие времена для себя, не признавал он себя проигравшим. Все надеялся поправить дела свои за счёт дочери красавицы. Пригода выросла и расцвела. Не знавшая с колыбели материнской ласки, она выросла скромной и застенчивой. Очи её были словно бездонные омуты. Уста алые, мёдом пахнущие. Ланиты от природы румяны, как спелые яблочки. Выя тонкая да белая. Лепота, да и только! Вот и надумал Мичура, как бы выдать кровинушку свою за богатого гостя, али за самого князя. За что и получить богатое вено. Вот только Причуда характер проявляла, неуважение к отцу, перечить позволила. За постылого, говорит, не пойду. Любовь нужна. Грозилась даже покончить собой — утопиться в реке быстротечной. Ни уговоры, ни угрозы не могли сломить волю красавицы. Тут и подсказал ему доверенный послух, что люб Пригоде простой, сирый ратай из дальней веси.

— Кто таков? — взревел Мичура, грозно брови сдвинув, очами яростно сверкнул. Да так, что присел от страха послух. Уста зашептали: «Перун! Перун!».

— Да лады тебе к земле лосниться, да коленями друг о друга сучить. Доложи без извета, кто таков, чей будет, да как он к Причуде тропинку протоптал?

— Это Комонебранец, сын Пасоки. Ратай из веси дальней. На столе — брашна бедная, на нем ризы рваные, а в кармане — вошь на аркане. Вот лицом подлец удался. Пригожий да кучерявый. Девкам зело такие по сердцу.

Вскипел Мичура:

— Избыть его с лица земли! Срубить колоду, да из щепок!

— Чур! Чур! — отмахнулся послух. — Время ныне изменилось. И ты без власти, и обель бесстрашна. Хитростью его надо, хитростью.

— Ступай, — отпустил его изгой. А сам крепко задумался, почесывая белоснежную бороду свою. Да вот только никогда он умом не славился. Привык кулаками да оружием всего добиваться. Так и ничего не придумав, решил он обратиться к волхвам, хотя и ни разу доселе не имел с ними дел. Но всё бывает когда-нибудь в первый раз.

Долго седовласый ведун варил своё зелье, кидая в котёл корешки и вершки редкостных трав, лапки сушеных лягушек и свежую кровь мышей. Душно стало в его ските, смрад очи разъедал, но терпел Мичура, и, как оказалось, не туне.

— Отправь-ка Комонебранца в земли далёкие. Пусть торок его бежит за солнцем вслед, а Прикол-звезда всегда будет по деснице его. А задание дай такое:

Добудь то, что дорого днесь.

И дёшево лонись

Ровно семь раз,

Что впереди бежит,

И, как рожок, трубит.

Промолвил и замолчал. Мичура подождал малость, да и спросил:

— А что это?

Да разве волхвы когда говорят на понятном языке. Глядит, а старец уже спит, и вежи его замкнулись под лохматыми белыми бровями.

Вот и призвал Мичура доброго молодца к себе гридницу. Осмотрел его внимательно, яко гость товар. «Приятен, пригож, но беден». — Подумал он, да вида не падал. А разговор завел такой:

— Кто ты? Чей?

— Нарекли меня Комонебрацем. Я сын славного воя Пасоки. Он был у тебя в секуре во времена славных походов против супостата. — Гордо ответил юноша.

Напряг чело Мичура, и всё же вспомнил.

— Что же. Как же, как же, помню Пасоку. Славный был вой. Да смотрю и сына народил подстать себе.

— Кость от кости, руда от руды.

— Вот и славно. Знать, поймешь меня без лишних раздоров. Да и не к чему нам разводить склоки да голки.

Помолчали. Огляделся Комонебранец. Всё в гриднице кричало о богатстве: кухоли и ендовы серебряные, ризы все из поволоки, альтабаса, гексамита с фибулами из яхонта да алатыря. Только зависти в его взгляде не было, только Мичура по-иному истолковал его.

— Слышал, что тебе приглянулась дочь моя?

Покраснел парниша, промолчал.

— Люба она тебе? — не отступал изгой от него.

— Люба. Ох, люба. — Согласился Комонебранец горячо и яростно. Что совсем не понравилось Мичуре. Грозно он сдвинул брови:

— Тогда в путь снаряжайся. Пусть торок твой бежит за солнцем вслед, по деснице горит прикол-звезда. А добыть ты должен ровно семь раз то, что лонись очень дешево, а днесь — зело дорого. То, что впереди всегда бежит, и, как рожок, трубит. Вот тогда и будет у нас с тобой разговор промеж Пригоды да тебя. А теперь ступай, не до тебя. Дела и поважнее имеются.

Поник головой Комонебранец. Словно сама Недоля посетила его днесь. И поделиться горем своим не с кем было. Родители уже давно сгинули в земле сырой. Родственников не было. Один лишь друг — коваль Сколон. Весёлый парниша и озорной, ни кого и ни чего в жизни он не боялся. К нему-то и отправился Комонебранец. Сели они на завалинке, испили сыту, закусили шаньгой и повели разговор о трудном талане.

— Вот, что я скажу тебе, Комонебранец. Мичура не зря избрал тебя для дела темного и не понятного. Избыть он решил тебя, и противиться этому — сил не хватит. Придется тебе, мой друг, собираться в торок. Не повинуешься — попадешь в поруб, а оттуда возврата нет. Ряд есть ряд. И ты должен принять его, иначе никогда Причуды не добьешься.

— Но я даже не знаю, куда мне идти, и что искать.

— Стезя подскажет. И пусть Велес будет благосклонен тебе. И я помогу собраться в дорогу. Есть у меня немного денег. Всем миром проводим тебя. — Он тряхнул мошной, в которой звенели монетки. И прав был Сколон, все жители веси помогли доброму Комонебрацу собраться в путь, в неведомые стороны. В савку положили брашны побольше. Справили новые сапоги и широкий карзно. Но большую радость, конечно же, принес широкогрудый комонь, с гривою густою и оружие. Здесь были и крыжатый меч, и острый оскорд, и пернач. Грудь его теперь защищала дощатая броня, а голову — шелом с перьями невиданной птахи. На щите Сколон выковал знамено: нетопырь с булавой в одной лапе, и с тугом в другой.

Сходил Комонебранец на погост, попрощался с родителями. Поклонился идолам Перуна и Велеса. Поклонился родной земле матушке, и отправился в путь дальний.

Ехал Комонебранец не спеша. Потому, как не знал, куда и зачем. Осталась за спиной родная сторонка, и всё чаще на пути встречались не знакомые картины. Интересно было, но грустно.

Однажды на закате, проезжая широким, поросшим травой, лугом увидел он такую картину: человек, весь закованный в железные латы, избивал плетью бедного, одетого в рубище. Возмутился сын Пасоки, и направил комоня навстречу несправедливости.

— Эй, дружище! А ну-ка прекрати это безобразие!

Латник уронил от неожиданности плеть о семи концах, и обернулся. Поднял забрало и удивленно посмотрел на того, кто посмел помешать ему. Что-то сказал, но Комонебранец ни словечка не понял. А латник меж тем продолжал гневно кричать, размахивать руками, и конских хвост, что был прикреплен на его шеломе, колыхался. Комонебранец тоже отвечал ему. Так они разговаривали, не понимая друг друга. И тут неожиданно в разговор вмешался избиваемый. Он обратился к Комонебрацу на его родном языке:

— Валамир Амал, великий царь готов, что из страны восточной, обращается к тебе, рыцарь из Гардарики. Почему ты отрываешь его от важного дела?

— Я — славный вой Комонебранец, сын Пасоки, сильно возмущен поступком Валамира Амала. За что он избивает слугу своего?

Обель с недоумением посмотрел на него и все же перевел своему хозяину. Гот был удивлен не меньше обеляя своего, но тут же взял себя в руки, и еще более рассердился. Говорил так быстро и гневно, что слуга едва успевал толмачить:

— Великий царь остготов Валамир Амал приказывает тебе, странствующий рыцарь, унять свой гнев и идти своей дорогой. И не мешать ему глупостью, ибо — я раб его, и он сам решает, когда меня бить и сколько меня бить.

— И ты терпишь это? — обратился к самому рабу Комонебранец.

— Что поделать? Такая судьба.

— Тогда переведи ему, что я вызываю его на поединок.

Обель перевёл, Валамир Амал усмехнулся в густые усы. Что-то приказал слуге, и тот помог своему хозяину забраться на лошадь.

— Он принимает ваш вызов. Поединок пойдёт не до первой крови, как на турнирах, а до смерти одного из вас.

— Согласен, — кивнул головой Комонебранец, — но у меня нет копья, только меч.

Валамир Амал понял его без толмача, и обнажил меч.

И грянул бой. Со звоном сошлись мечи, и искры брызнули из-под металла так, что озарились вечерние сумерки. Долго бились рыцари, и первыми устали лошади. Спешились они тогда, но бой не остановили. Крепка была у гота кольчуга. Меч Комонебранца отскакивал от них, нанося лишь небольшие царапины. И казалось, что бой предрешен, что победа будет за Валамиром Амалом, и теперь всё зависело лишь от того, когда воин из Гардарики наконец-то устанет. И дело шло к этому. Комонебранец чувствовал, как с каждой капелькой пролитого пота, силы покидают его. И всё же он изловчился. Нашел уязвимое место в броне гота. Там, где заканчивался шлем и начиналась кираса, было небольшое незащищенное место. Туда и нанес он удар, пробивая шею Валамира. Кровь так и брызнула на янтарного цвета траву. Покачнулся остгот, выронил меч. Рухнул сначала на колени, потом со стоном завалился на бок, и затих. Его обель изумленно смотрел за ходом поединка, и никак не мог поверить в его исход. Наконец-то, и он обрел дар речи:

— О, Комонебранец из Гардарики! Поистине, ты — великий рыцарь и достоин звания «сэра». Ибо сейчас, на моих глазах, ты убил самого Валамира Амала, который не знал поражения. Он одержал четырнадцать побед, восемь из которых со смертельным исходом.

Комонебранец устало снял с себя доспехи, и медленно опустился в траву. А раб меж тем продолжал, доставая из сумы какие-то свитки:

— Это надо срочно описать. Для истории, для потомков.

— Что это? — спросил вой, глядя на непонятные знаки, которые наносил острым наконечником от стрелы по глиняным дощечкам раб.

— Это руны, — с охотой пояснил тот. — Я сейчас здесь поведаю о вашем поединке, и о твоей славной победе.

— Почему ты называешь меня рыцарем из Гардарики?

— Мы так называем вашу землю. Ибо там много городов. Я бывал в ваших краях. Красивая земля, богатая.

— А ты кто сам? Как зовут тебя?

— Я Хильдерих Хосдинг, друид. Много лет назад я попал в плен к Валамиру Амалу. С тех пор я побывал во многих странах и городах. Выучил много языков. А ты, куда путь держишь?

Комонебранец поведал друиду свою невеселую историю. Задумался тот, долго теребил свои рыжие волосы, и наконец, сказал:

— Трудную задачу дал тебе князь Мичура. Но как говорят наши мудрецы, из каждого лабиринта найдется выход, надо просто найти его. Вот что я думаю, Комонебранец, в своём походе ты можешь положиться на меня, на своего раба. Я не подведу тебя.

— Нет, — покачал головой русич. — Я дарю тебе свободу.

— Но это идёт в разрез рыцарскому кодексу.

— И всё равно.

— Нет, — теперь не согласился друид. — Я пойду с тобой, стану твоим меченошей. Да и толмач тебе пригодится.

— Да, — почесал Комонебранец кучерявую бородку. — Без толмача мне будет нелегко.    

— А я тем временем буду записывать все твои подвиги руническим письмом, стану воспевать твою великую доблесть и отвагу. А там смотришь, вместе мы и разгадаем загадку коварного Мичуры. Ты вернешься в Пригоде, ну, а я в свои дремучие леса, к своему роду-племени, к своим родным.

Согласился на это Комонебранец. Лег почивать, а его меченоша достал дощечки с рунами, и поведал новоиспеченному хозяину такую историю:

— У славного рыцаря Годомара Нибелунга, чей огромный замок находится в земле Савойской, живет в подземелье прекрасная узница. Ундина, дочь самого царя морского. Прекрасная лицом, да с рыбьим хвостом. Очень гордится Годомар своей пленницей. Боится, что завистники похитят её и потому, окружил замок земляным валом и глубоким рвом. Сам он редко покидает свою крепость. Живет в затворничестве. Крестьяне подвозят провизию к вратам замка, и поднимают ее на стены на специальных лебёдках. Воду же жители крепости берут из небольшой речки, которая протекает сквозь замок, от юга на север. Вот так он и живет. Ундина развлекает его игрой на морских раковинах да красивым грудным пением о морской жизни. — Оторвался Хильдерих от дощечки, глянул на нового хозяина, да увидел, что тот погрузился в сладкий мир сновидений.

Проснувшись рано, да плотно поев, Комонебранец из Гардарики стал готовиться в дорогу. Меченоша помогал ему седлать лошадей, чистить оружие.

— Герб побежденного Валамира Амала надобно приделать к твоему щиту в самой нижней его части.

— Зачем?

— Что бы все видели, что ты победил его.

— Понятно, — Комонебранец вскочил на верного коня. — Поехали.

— А куда?

— В землю Савойскую, к замку сэра Годомара Нибелунга.

Удивленный меченоша глянул испуганно на хозяина.

— Уж не хочешь ли ты, славный Комонебранец, вызвать на бой самого сэра Нибелунга?

— А что?

— Да это чистой воды безумие. Нибелунг очень искусен в бою. Он одержал множество побед, и не ведал горечи поражения. Нет, тебе еще рано сходиться с ним в поединке. Надо набраться опыта в турнирах с не столь искушенными рыцарями.

— Эх, дружище Хильдерих! Не се поединки можно выиграть силой. Я использую хитрость. — И он тронул под уздцы верного комоня.

Целую неделю скакали они до замка Нибелунга. А когда останавливались для отдыха, то Комонебранец уходил в лес, на поиски каких-то неведомых трав и корешков. Хильдерих каждый раз спрашивал хозяина о предназначении их, но рыцарь только усмехался себе в бороду, и отмалчивался.

Наконец-то стезя привела путников к знаменитому замку. Незамеченные с городских стен, они объехали его. Замок казался совсем неприступным. Добрались они и до южной стороны, где в высокой траве отыскали ручеек, который убегал под стены крепости. Это он утолял жажду всех жителей замка. И достал тут Комонебранец из перемётной сумы засохшие травы и корешки, измельчил он их своими мильными руками в мелкий порошок, и высыпал в ручей.

— Что ты! — вскричал меченоша. — Ты решил отравить всех жителей крепости? Но это же коварство! Это противоречит кодексу рыцарства!

— Успокойся, Хильдерих. Никто не умрёт за стенами этого замка. Это дурман-трава. Моя бабка была ворожеей, и очень много знала всяких трав. Немного знаю и я. Просто обитатели крепости уснут на несколько часов, а мы в это время и освободим ундину. И никому не причиним вреда. Убивать беспомощных и мне претит.

— Но, — начал было Хильдерих, да Комонебранец перебил его:

— Молчи! Я тебе пока не дал свободы. Многие великие победы опирались на хитрость и выдумку. В этом нет ничего зазорного.

К вечеру из-за городских стен уже не слышались веселые голоса, музыка, рёв коров и ржание лошадей. Город погрузился в сон. Комонебранец с помощью меченоши забрался на городские стены, открыл ворота, и они въехали с город. Перед их очами предстало сонное царство. Все жители, животные, птицы спали крепким беспробудным сном. Путники проехали к царским палатам, и спешились. Прошлись по дворцу, восхищаясь его богатым убранством и роскошью. Спустились в подземелье, где в огромной бочке плавала прекрасная ундина. Она увидела их, тряхнула пышными зелеными волосами и спросила:

— Кто вы? Один — друид, другой — рус из Гардарики. — Каждому она обратилась на родном для него языке. Меченоша выступил в роли переговорщика:

— Мы пришли спасти тебя. И нам следовало поторопиться, пока действие дурман-травы не закончилась.

Они не без труда выкатили бочку из подземелья, установили на телегу и покинули город.

— Довезите меня только до реки, а дальше я сама найду дорогу в пучину морскую. — Попросила их прекрасная ундина, чему они очень обрадовались: до реки было рукой подать. На ее бережку они и распрощались.

— Благодарю тебя, славный рыцарь из красивой страны Гардарики. Сёстры мои, русалки, скоро узнают о твоем подвиге, и станут воспевать тебя в своих песнях и балладах. Отныне они никогда не тронут тебя, не защекочут до смерти, не утащат в омут бездонный. А на память обо мне прими. — Она вытащила из гривы волос своих золотой гребень.

Комонебранец поклонился ей и принял дорогой подарок.

— Иди на север, прямо на прикол-звезду, до земель суровых. Там ты встретишь Валькирию. Лишь победив воительницу, и взяв меч её, ты, Комонебранец из Гардарики, станешь непобедимым. Ибо меч тот заговоренный. — Она плюхнулась в волны, взмахнула хвостом, и скрылась в пучине.

Комонебранец вопросительно посмотрел на меченошу, но тот умоляюще сложил руки на груди своей:

— О, Комонебранец! Не слушай ты слова принцессы морской. Никто из смертных еще никогда не побеждал Валькирию. Нет более отважной, храброй и умелой женщины — воительницы на этом свете. Сам Один, свирепый бог варягов, покровительствует ей. Это безумие.

— Ты свободен, друид. Возвращайся в свой лес и разговаривай со зверьём. — Комонебранец, взглянув на небо, повел коня на прикол-звезду. Хильдерих, тяжело вздохнув, поехал следом, что-то ворча себе под нос на непонятном языке.

В холодных, суровых землях варягов, обдуваемых постоянным ледяным ветром, жило воинствующее племя женщин-амазонок. Они ни капли не уступали мужчинам ни в военном деле, ни в мореходстве. Во главе их стояла Валькирия. Высокая, статная, с длинной толстой косой.

Спустя три дня Комонебранец с меченошей достигли негостеприимные земли. Хотя и землей этот суровый край можно было назвать с большой натяжкой. Сплошные камни, поросшие серым мхом. Увидев не прошеных гостей, из поселения вышли к ним на встречу послы, в полной боевой готовности, с мечами, арбалетами и боевыми топорами. Белое полотнище свидетельствовало о мирных переговорах. Хильдерих вновь выступил в роли толмача. Этот друид знал и их язык. Он и сообщил амазонкам весть о том, что Комонебранец из Гардарики вызывает на честный поединок на мечах их предводителя, саму незабвенную Валькирию. Что-то резко ответив, послы поспешили в поселок. А Хильдерих обратился к хозяину:

— А ты становишься известным, даже в столь удаленных уголках. Они уже наслышаны о тебе.

— Это ундина. — Догадался Комонебранец. — Не зря же эта русалочка подговаривала меня на этот поединок с Валькирией.

— Возможно, — подумав, ответил меченоша. — По крайней мере, послы сказали, что бы мы ожидали ответа. Пора бы и подкрепиться. Не ведаю, сколько времени будет думать воительница. Женщина — это вообще самая большая загадка природы. Её мысли и поступки столь непредсказуемы, что не укладываются ни в какие рамки.

Рассуждение друида прервал громкий рёв, и он вмиг побледнел. Его уста испуганно прошептали: «Это боевой клич самой Валькирии». И тут же Комонебранец увидел, что обель не ошибся: из-за утёса появилась она. Едва увидев её, Комонебранец почувствовал, как силы и боевой настрой покидают его. Досель он не встречал такой дивной и красивой девушки. «Лепота!» — пронеслось у него в голове. Вот только красота её была какой-то холодной, не живой. Словно вытесана из мрамора древними скульпторами. С помощью Хильдериха они договорились о поединке. Цена победы была оговорена: меч Валькирии против жизни Комонебранца.

И вот, откинув все лишнее, оставив лишь из доспехов мечи и щиты, они сошлись в поединке. Уже с первых мгновений, Комонебранец понял, что перед ним был опытный, искусный соперник. Они осторожничали, наносили удары редкие, зря не рисковали. И вновь Комонебранец пошел на хитрую уловку. Перемещаясь с большой осторожностью по камням, он поймал лучи уходящего в пучину солнца на свой щит, и направил его в лицо амазонки севера. Лишь на короткое мгновение Валькирия утратила внимание, но этого хватило русичу. Он обрушил на нее град ударов и выпадов. Валькирия с трудом отражала все удары, переступая, никак не могла обрести твердую опору под ногами. Взмах …, и оба воина вскрикнули разом. Меч Комонебранца отсёк великолепную, толстую косу красавицы. Она с шумом упала в серый мох, и Валькирия, и Комонебранец с изумлением смотрели на неё, словно не понимали, как она оказалась тут. А потом Валькирия неожиданно выронила из сильных рук меч, опустилась на валун, и, закрыв лицо ладошками, заплакала. Из ее глубоких лазурных глаз катились прозрачные слёзы. Комонебранец в недоумении смотрел на такое чудо: Валькирия плакала, как самая обыкновенная женщина. А та продолжала неистово рыдать и шептать что-то на родном языке. Рыцарь жестом подозвал Хильдериха, и тот стал толмачить:

— Потеря косы для неё равносильно смерти. Амазонка Севера, потеряв самое ценное, должна покинуть племя, спуститься в долину. Жить как все женщины варягов — выйти замуж, нарожать детей, ублажать мужа. И навсегда забыть о рыбалке, охоте, и тем более военных походах. И все бы ничего, но у неё — тяжелый рок. Ведунья предсказала ей, что замуж она может выйти только за истинного хозяина кольца мумми-троллей.

Наконец-то слезы иссякли, и высохли прекрасные глаза северной красавицы. Она встала, гордо встряхнула мужской прической, подняла с камней свой меч и рукояткой вперед протянула его Комонебранцу:

— Ты — великий воин. Этот меч по праву принадлежит тебе. — Она повернулась, и медленно побрела в поселок. Во всей её стати, поступи, сквозь гордость и величие, виднелись отчаянье и боль.

Комонебранец разглядел меч со взглядом знатока. Он был поистине прекрасен: очень легким и очень прочным одновременно. Рукоять, словно влитая, легла в его ладонь. Он несколько раз взмахнул им, и тишину нарушило легкое дуновение. Солнечные блики играли на серебряном клинке.

— Лепота! — воскликнул русич, и обратился к Хильдериху: — А что это за пресловутое кольцо мумми-троллей?

— А! — обреченно махнул рукой меченоша. — То ли легенда, то ли миф, то ли предание далеких предков, больших охотников до сказок.

— Поведай, — приказал Комонебранец. — Да свари вечерню. Есть хочется, аж скулы сводит.

Пока варилось незатейливая пища, Хильдерих поведал хозяину:

— Давным-давно, много столетий назад великий мастер из племени крохотных людей мумми-троллей изготовил дивное кольцо, состоящий только из ровных, один к одному, разноцветных яхонтов. Их ровно семь, по цвету радуги. А брат его, великий маг, вдохнул в колечко чары колдовские. Никто не может надеть сиё колечко себе на палец. Оно то сжимается, то расширяется. И только один истинный хозяин кольца может беспрепятственно носить его на безымянном пальце правой руки. И с тех давних пор бродит колечко по земле, меняются люди, владельцы. Да только никак истинный хозяин не может отыскаться. Много зла принесло в мир это диво-кольцо. Сколько крови пролито, сколько жизней загублено, сколько судеб искалечено.

Они повечеряли, да усталые почивать улеглись, закутавшись плотнее в епанчи, спасаясь от холодного сивера.

А утром поскакали прямо на окаём. Долго ли, коротко ли скакали наши пилигримы, скакали просто так, куда глаза глядят. В дороге Хильдерих тешил хозяина рассказами и легендами о подвигах доблестных рыцарей. Комонебранец же упражнялся в боевом искусстве — бою на копьях. Ибо это была основа всех рыцарских турниров.

Наконец-то торока вывела их к замку сэра Тато Лангобарда, герцога Спалетто. Герцог был славным рыцарем, но, к сожалению, уже постаревшего, не в силах таскать на себе тяжелые доспехи. И потому он развлекал себя большими причудами, какими был он весьма богат на выдумки. Что ни день — то новая забава. Кому смех, а кому и слёзы. И Комонебранец со своим меченошей прибыл в замок враз к такому дню, когда герцог собрал своих крестьян и вассалов на берегу моря.

— Эй, честной народ! — восклицал глашатай. — Знатные рыцари, простые ратники, или челядь заморенная. Сэр Тато Лангобард, герцог Спалетто, жаждет увидеть подвиг великий. Награда тому — кубок золотой.

И поднимает он над головою золотой кубок, тонкой филигранной работы. Возглас восхищение проносится над толпой.

— Кто кубок этот добудет, тому он и в награду дан будет. — И глашатай кидает его в бездонную пучину морскую. Кидает его с высокой скалы, что над бездной той, словно ночь, нависла. Ропот прокатился по толпе, и стих. Знают все это гиблое и гнилое место. Дно камнями острыми усеяно, течение сильное и опасное. Никто не решается на безумный поступок, равносильный самоубийству. И встал тут с трона Тато Лангобард:

— Что ж, прошли видно славные времена. Мое поколение было героическим. А вы, словно трусливые собаки, только и можете брехать о мнимых подвигах своих. А как дело придет — так сразу в кусты. — И столько насмешки и презрения было в словах его, что не выдержал тут совсем молоденький латник. С криком он бросился со скалы в бегущие с ревом волны. А они воют, свищут, ревут и бьются о камни, разбиваясь на тьму мелких капелек. Минута проходит, другая, а латник не всплывает. И все вокруг понимают, что погиб юнец зазря. «Жаль отрока», — шепчет Комонебранец, и на ходу скидывая кирасу с кольчугой, он бросается вниз со скалы. Хильдерих словом не успел обмолвиться. Нырнул Комонебранец аж до самого дна, чудом избежав встречи с острыми подводными скалами. И видит в этом чертовом омуте, как молодой ратник с кубком золотым в руке зацепился одеждой за выступ, силясь освободиться. Да сил у него уже почти не осталось, и пучина приготовилась проглотить очередную жертву. Преодолевая течение, схватил Комонебранец латника, оттолкнулся от каменистого дна и вынырнул на встречу ясному дню. Увидела толпа, да в радости захлебнулась. Даже герцог лицом просветлел:

— Вот он герой! Вот он — подвиг чудесный! Кто ты, сэр?

За тяжело дышавшего Комонебранца выступил верный Хильдерих:

— Это славный воин Комонебранец из Гардарики. Он не носит титула «сэр», но на его счету уже немало подвигов. Он победил в честном бою царька остготов Валамира Амала, чей герб прибит на его щите. Он хитростью одолел Годомара Нибелунга, проник в святая святых — крепость неприступную и освободил из полона ундину, чей гребень золотой так же на щите его. Он победил саму Валькирию, и теперь её коса украшает шелом, а чудо-меч в ножнах его.

Возглас удивление и восхищения прокатился по толпе.

— Что ж, — Тато Лангобард поднялся с трона. — Я думаю, что титул «сэр» ты можешь получить на рыцарском турнире в Ренне, который состоится уже через три луны. Ты достоин его. Теперь у тебя будет и кубок золотой. Пей из него только после побед, да пусть никогда не пересыхает он.

Комонебранец только поклонился. И даже на праздник не остался, тем же вечером со своим попутчиком он покинул герцогство Спалетто. Стезя звала его в город Ренн. Времени до начало турнира было совсем мало, дорога же — длиной и бесконечной. Хильдерих подгонял хозяина и все сетовал на медлительность лошадей.

— Неужели не успеем? — подыгрывал ему Комонебранец.

— Можно, конечно, и успеть, но для этого необходимо срезать дорогу, и проехать через лес.

— Волшебная едома? — усмехнулся в бороду Комонебранец.

— Нет, — покачал головой Хильдерих. — Лес, конечно, не волшебный, но хозяин леса…. Одилон Агильфинг очень свирепый человек. Великан. В свое время был победителем во всех рыцарских турнирах. На копьях, на мечах и на арбалетах. Слава о нем грела по всем землям. Но несколько лет назад он вдруг резко изменился. Продал свой замок, отказался от герцогского титула и удалился в эти леса. Где и живет в ските, очень уединенно. Завел себе свору диких псов, которые с рвением охраняют его покой. Никто не решается проехать этим лесом.

— Ты боишься свирепых псов?

— Нет, — вновь покачал головой меченоша. — Я же друид, и могу найти общий язык с любым зверем, птицей, даже деревом. Меня пугает сам хозяин леса, Одилон Агильфинг.

— А я не страшусь двуногих. Так что мы с тобой, когда вместе, очень грозная сила. И любой враг нам не страшен. Ну что, едем через лес?

— Едем! — сразу же согласился Хильдерих, ибо в словах хозяина была сила, отвага и бесстрашие.

И всё же ужас пронзил их души, едва они лишь въехали в лес, и услышали приближающий дикий рёв. Словно кто-то огромный летел им на встречу, ломая по дороге кустарник и молодые деревца. Путники остановились на поляне и приготовились к самому худшему. И вот, из зарослей выскочила свора диких псов, больше напоминающих бешеных волков. Пасти открыты, пена стекает, взъерошена шерсть на загривках. Они остановились в несколько метрах от них, готовы в любое мгновение перейти в яростное наступление. Тут друид поспешно спешился с испуганного и дрожащего коня, и …, завыл. Завыл не хуже дикого зверя, аж крупная дрожь по телу пробежала. И чудо: свора свирепых псов вдруг утихомирилась. Они разом прижали хвосты и поползли на брюхах к Хильдериху, словно домашние голодные шавки. Комонебранец облегченно выдохнул, но тут же осекся. Из-за дерева вышел великан, грозно глянул на незваных гостей. В каждой руке он держал по длинному острому мечу. Доспехов он не носил, обнаженный торс вызывал восхищение и зависть. Сила так и гуляла под золотистой кожей. Он взмахнул мечом, созывая рыцаря на поединок. Комонебранец легко соскочил с коня, и выхватил из ножен чудо-меч Валькирии. Без лишних слов и церемоний они бросились в горячую схватку. Очень нелегко пришлось русичу. Ему еще не приходилось бороться с теми, кто одинаково хорошо владеет обеими руками одновременно. И только благодаря тому, что у него был заговоренный меч, только тому, что русич был намного легче Одилона и стремительно перемещался вокруг великана, Комонебранец одержал очередную победу. Он присел, когда Одилон стремился сразу двумя мечами отрубить голову, и подрубил великану ногу. Одилон вскрикнул от боли и утратил на мгновение внимание, чем Комонебранец и поспешил воспользоваться. Точным и сильным выпадом он пробил сердце Агильфинга. Некоторое время он еще стоял на крепких ногах, а потом рухнул в траву, орошая ее темной кровью. И тут Комонебранец заметил на могучей вые великана цепочку, на которой висело небольшое колечко. Он снял его и стал рассматривать. Колечко состояло из разноцветных камней. Игра света в них заворожило его, заставляя забыть обо всём. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. Все цвета небесного коромысла. Он потерял счет времени, и даже не заметил, как к нему подошел Хильдерих.

— Кольцо мумми-троллей! — ахнул он под самым ухом.

— Оно?

— Оно!

Комонебранец попробовал надеть его на безымянный перст десницы, но колечко застряло на середине.

— Суженный Валькирии — не я. А ну-ка, ты попробуй. — Он протянул кольцо меченоше.

— Куда та!? — отмахнулся тот. — У меня пальцы в два раза толще твоих.

Но всё же взял колечко и …. О, диво! Кольцо само немного расширилось и пришло в самую пору.

— Ого! — вскрикнул изумленный Комонебранец, а Хильдерих смертельно побледнел:

— Неужели это я!? — прошептал он. — Неужели это я — истинный хозяин кольца мумми-троллей?

— Ага! — Комонебранец одобрительно похлопал его по рамене. А тот стоял растеряно и не знал, что делать дальше.

— Возвращайся, Хильдерих, в страну постоянных ветров, отыщи Валькирию, да сыграйте шумную свадьбу. Это твой талан, и не стоит от него убегать.

— Сначала турнир в Ренне. — Ответил верный меченоша. — Ты должен победить на нём. А уж потом вместе поедем к варягам, где ты будешь на моей свадьбе самым почетным гостем.

— Ну, что ж, — согласился Комонебранец, — тогда не стоит задерживаться. Дорога зовет нас.

И вскочив на коней, друзья уже без приключений пересекли зловещий лес.

Они во время приехали в город, население которого в эти дни увеличилось втрое. Тут были и славные рыцари со всех стран, их свиты и поклонники, и просто зеваки, любившие поглазеть на кровавые зрелища. Хильдерих Хосдинг поехал записывать Комонебранца на турнирные поединки. Но вернулся он быстро, и в мрачном настроении.

— Что случилось, дружище? — поинтересовался русич.

— Тебе отказали в участии.

— То есть? — вскричал возмущенный вой.

— В турнире могут участвовать только сэры рыцари. Ты же не имеешь столь благородного титула, не смотря на все твои славные подвиги и победы.

Комонебранец выругался:

— Что за глупости? Что за кодекс такой? Как же может простой смертный заработать себе титул «сэр», если он не имеет право выступать на турнире? Это же обман! Богачи просто придумали этот кодекс потому, что боятся, что простолюдин без знатного роду-племени одержит победу, тем самым опозорив их. Что же делать, славный Хильдерих? Неужели нельзя найти какую-нибудь лазейку?

— Есть один способ, — как-то неуверенно начал меченоша.

— Ну! — с нетерпением вскричал рыцарь Гардарики. — Говори же, не тяни душу.

— Если тебя посвятят в рыцари, то сможешь принять участие в турнире.

— А это возможно?

— Да. Здесь присутствует сам сэр Бертахар. Он имеет право посвящения.

— Так что же мы тут сидим? Поехали к сэру Бертахару. Надеюсь, что он уже наслышан обо мне. А если нет, то твое красноречие и мои доказательства послужат доброй волей. Герб Валамира Амала, гребень ундины, коса и меч Валькирии, золотой кубок сэра Тато Лангобарда и кольцо мумми-троллей.

— Стой, — перебил его Хильдерих. — Про кольцо забудь. Я — его истинный хозяин, и никто не должен прознать про это. Это колечко и без того принесло слишком много бед и горя.

— Ну, хорошо, — согласился Комонебранец. — Я думаю, что и без него у меня хороший послужной список вырисовывается. Та что, едем!

— Едем!

На прием к сэру Бертахару они попади без труда. Комонебранец оказался прав: все были уже наслышаны о приключениях странствующего рыцаря из далекой страны Гардарики. И Бертахар был готов произвести ритуал посвящения, но лишь при одном условии.

— Ты должен жениться на моей дочери, Бригитте.

Комонебранец был удивлен такому условию. Он даже подумал, что эта Бригитта какая-нибудь уродина, раз отец идет на такой шаг. Но был приятно удивлен, когда узрел её. Бригитта была даже очень красивой. Да вот только сердцу не прикажешь. Русич с достоинством поклонился:

— Прошу простить меня великодушно. Но моё сердце не свободное. Ждет меня возлюбленная моя, Причуда, дочь изгоя Мичуры.

Вскипел Бертахар, не смог сдержать гнева своего, и резко оборвал речь Комонебранца:

— Тогда я отказываю тебе. Ты не достоин, простолюдин, высокого и благородного титула.

Комонебранец побледнел, но смог сдержать свои чувства. Он еще раз поклонился, собираясь покинуть шатёр, но тут из толпы вышел видный рыцарь и сказал:

— Я проведу обряд.

По толпе прошелся ропот и волнение. И всех больше побледнел, и даже задрожал, Хильдерих. Но русич не заметил этого. Он был просто рад, что всё так удачно для него складывается. И лишь вернувшись в свой шатёр, уже с гордым и благородным титулом, он заметил подавленное состояние своего меченоши.

— Что с тобой? Разве ты не рад, что теперь я зовусь сэр Комонебранец из Гардарики?

— Ты не знаешь, кто провёл обряд? И не знаешь, почему он сделал это?

— Нет.

— Это был сам Годомар Нибелунг. Сэр Годомар Нибелунг. То самый, которого ты усыпил дурман — травой. И у которого ты украл любимую забаву — прекрасную ундину. И знай, что теперь никто не вызовет тебя на безопасный поединок, где на копьях — не острие, а лишь деревянные наконечники. А вот на смертельный бой в последний день турнира Нибелунг и вызовет тебя. Поверь, так и будет. Он сможет всех уговорить, его боятся и уважают. И он убьет тебя.

Комонебранец почувствовал холодок в груди. Потому, как нет страшнее врага одержимого местью.

А утром начался турнир, и продлился он ровно шесть дней. Хильдерих оказался прав: никто не вызывал новоиспеченного сэра из Гардарики на показные поединки. И вот наступил день седьмой, в котором победитель всех предыдущих дней имел полное право вызвать на смертельный бой любого из рыцарей. Этим он мог достичь двух целей одновременно. И убить злейшего врага в честном поединке, и получить главный приз Реннского турнира. А награда была не шуточная — золотая статуэтка лошади, большим весом и большой стоимостью. Комонебранец чувствовал, что победителем шести дней состязаний станет ни кто иной, как Нибелунг. И потому внимательно следил за всеми его поединками, запоминая и сильные, и слабые, хотя их почти не было, стороны. Огромного роста. И сам весь, и комонь его, были полностью прикрыты латами высшего качества. И потому были неуязвимы. Победить такую глыбу силы и железа могло, наверное, только чудо или невиданный доселе талан.

И вот глашатай, устроитель турнира, объявляет громогласно:

— Победитель Реннского турнира доблестный сэр Годомар, барон Нибелунг вызывает на смертный бой сэра Комонебранца из далекой дикой страны Гардарики, не имеющий более титулов и званий, но совершивший немало подвигов.

Таким могильным холодом повеяло от слов, что кровь отхлынула от лица русича. А сердечко в тревоге забилось, как хвостик зайчонка. По статусу рыцари подъехали друг к другу для приветствия. Их взгляды встретились, и Комонебранец прочитал в его глазах ненависть и озлобленность.

— Я убью тебя, щенок, за свой позор. Ты взял меня хитростью, посмотрим же, на что ты способен в честном бою. — И устрашающе усмехнулся.

Они разъехались по разные стороны дорожки. Хильдерих еще раз осмотрел доспехи хозяина, как мог подбадривал, хотя и сам не верил в добрый исход поединка. Прозвучал первый клич трубы, призывая рыцарей занять исходные позиции. И они занимают их. Копья подняты, забрала опущены. Ветер теребил полотнище знамен. И только этот звук нарушает мертвую тишину, которая нависла над ареной. Рёв трубы прозвучал как-то неожиданно резко. И кони, уколоты острыми шпорами, рванули друг к другу на встречу. Копья постепенно опускались, принимая горизонтальное положение, нацеливаясь в грудь противника. Все ближе и ближе враги. В последний момент Комонебранец пригнулся к шеи верного коня и поднял копье чуть выше щита грозного Нибелунга. Удар! Треск переломанных копий, крик боли. Русич, получив увесистый удар в левый бок, едва удержался на коне. Он остановился, и обернулся. Увидел такую картину: его копье пробило забрало барона и поразило лицо. Нибелунг проскакав несколько метров, всё же рухнул с коня, обильно поливая пыль густой горячей кровью. По трибунам прокатился возглас удивления, а потом аплодисменты взорвали тишину. Комонебранец не верил в свою победу до тех пор, пока не получил из рук недовольного Бертахара статуэтку лошади. Пока его имя не прозвучало над всей ареной зычным голосом глашатого. И только вернувшись к себе в шатер, он почувствовал дикую усталость. С трудом спешился, принимая поздравление довольного и счастливого Хильдериха. Тот приготовил сытый обед, но Комонебранец лишь пригубил чашу с заморским вином, и свалился спать. Разбудил его меченоша так рано, когда еще лучи солнца не коснулись земли и кругом царил полумрак.

— Что так рано? — недовольно ворчал победитель турнира.

— Пока еще город спит, мы должны покинуть его. Да налегке, без доспехов.

— А что так? Принято?

— Бертахар недоволен исходом турнира. Ты отверг его Бригитту, ты убил его друга Нибелунга. А когда недоволен Бертахар, то недовольны и жители славного Ренна. И пока они спят, мы должны как можно дальше оказаться от него.

Уговаривать сэра Комонебранца не было необходимости. И уже через полчаса два всадника под покровом полумрака покинули Ренн.

Привал они решили сделать лишь поздним вечером. Остановились в сторонке от небольшого городка, который находился на окраине герцогства Спалетто. Хильдерих выбрал для ночлега небольшой лесок, где и спешился. Комонебранец с удивлением посмотрел на своего меченошу:

— Почему бы нам не проехать в город. Там можно обрести горячий ужин, да мягкую постель? — он показал рукой на городок. На что Хильдерих лишь грустно усмехнулся:

— Это же поселение невезунов!

— Невезунов?

— Да. Это малочисленный народ, который стоит на грани полного вымирания. Бедный и нищий народ.

— А что так?

— Они находятся в вассальной зависимости от герцога Спалетто.

— Тато Лангобарда?

— Да. Он наложил на них непомерную дань и налоги. И сколько б они не трудились, не охотились, не рыбачили, долг не только уменьшается. Наоборот, он только возрастает. Так что в этом городке нельзя даже глоток воды выпросить. — Хильдерих развел костер и с грустью в голосе продолжил. — Некогда великий и воинственный народ в скором времени совсем исчезнет с ладони матушки — земли.

Они в полном молчании сотрапезничали и, завернувшись в широкие епанчи, легли около затухающего костра. А когда Хильдерих проснулся ярким днем, то не обнаружил рядом хозяина. Он не на шутку встревожился, но тут услыхал стук копыт. Из-за холма показался знакомый силуэт. Комонебранец скакал во весь опор. Остановился, соскочил с коня, упал в траву и жадно приник к роднику с холодной водицей.

— Где ты был? — воскликнул меченоша. — Ты посмотри на коня. Он же в мыле. А нам надо еще скакать весь день. Что за молодецкая удаль?

Комонебранец наконец-то утолил жажду, вытер рукавом мокрые усы и бороду, и с гордым видом достал из-за пазухи рубахи свиток, с гербовой печатью Тато Лангобарда, герцога Спалетто.

— Читай.

Хильдерих схватил свиток и углубился в буквенные строки. Прочитал и удивленно посмотрел на довольного Комонебранца. Еще раз внимательно перечитал документ.

— Ничего не понимаю. Сей документ гласит, что герцог Спалетто объявляет народ невезунов свободным, с правом сами решать свою дальнейшую судьбу. Что нет теперь вассальной зависимости, и долг перед герцогом полностью погашен.

— Вот именно. Невезуны теперь свободный народ. Пусть сами теперь выбирают себя князя ли, герцога, барона или просто вождя. Как хотят, теперь это их дело. Ты скачи к ним в город, передай документ. А я пока посплю малость. — И он улегся в траву, укрывшись с головою.

— Да поясни ты мне, как ты добился такого от жадного герцога?

— А, — гулко ответил Комонебранец из-под епанчи. — Я отдал ему приз победителя Реннского турнира.

— Как? — Хильдерих подскочил на месте. — Ты отдал статуэтку лошади?

— Ага.

— Да ты каженник! Это же целое состояние! — он приготовил еще несколько весомых доводов, но услышал в ответ лишь богатырский храп.

Хильдерих вернулся не скоро. Невезуны долго не отпускали его, всё расспрашивали о своём освободители. А потом набили дорожные сумки снедью и проводили с почестями.

— Теперь ты станешь для них национальным героем. О тебе станут слагать мифы и легенды. Твоё имя переживет века, передаваясь от поколения к поколению.

— Не за этим я стремился, — усмехаясь в кучерявую бородку, отвечал русич.

Они как-то не обсуждали свой дальнейший путь. Просто скакали на прикол-звезду, пока торок не вывел их в суровый край, где жили воинственный амазонки севера. Где они и отыскали Валькирию. И когда она узнала, что Хильдерих Хосдинг, меченоша Комонебранца из Гардарики, и есть тот самый истинный хозяин кольца мумми-троллей, то прослезилась. Она-то уже и не верила, что легенда станет явью. Бросилась с благодарностью на шею друида.

— Благословляю тебя, Один! Я так рада, что хозяином оказался ты, друид. Еще в прошлый раз я приметила тебя. И сердечко моё ёкнуло в груди.

Свадьбу сыграли через неделю. Эх, и шумной же вышла та пирушка. Веселью и радости конца не было. А когда празднество завершилось, и хмель от пива выветрился, Комонебранец загрустил. Вспомнил он Пригоду, и сердце защемило от тоски. Вот уже почти год он странствует, ищет неведомо что, а так и не приблизился к отгадке. «Пойду-ка я домой. — Решил богатырь. — Пусть Мичура придумывает загадку попроще. Для силушки моей могучей. Горы сверну, леса повырублю, реки осушу. На всё теперь готов». Сказано — сделано. Попрощался он с меченошей, верным другом своим, да с супругой его, красавицей Валькирией. И поехал в родные края. Долго ли, коротко ли ехал — не заметил. Дорога домой всегда радостная. Наконец-то стезя привела его до родного края. Смахнул он с одежды пыль дорожную, да поспешил в терем Мичуры.

— Вот ты каков, богатырь россов! — с восхищеньем сказал Мичура, разглядывая Комонебранца. — Ну, поведай нам, где был, что видел.

— Был я во многих землях, и чудес лицезрел немало. Да вот только загадку твою так и не смог отгадать. Уж больно она мудреная. Мне бы что-нибудь для силушки. Ходит она во мне великая, необузданная, да на геройские дела охотная.

Нахмурил брови Мичура, слова подбирая грозные. Да тут волхв вышел из темного угла горницы, и стукнул посохом по полу.

— Зря ты, молодец, на себя напраслину наговариваешь. Загадку изгоя ты выгадал, да еще и с прибавкою.

— То есть? — удивился Мичура, непонимающе глядя на мудрого колдуна.

— А то, — кивнул головою седою старик. — В чем задание было? А?

— Добудь то, что дорого днесь.

И дёшево лонись

Ровно семь раз,

Что впереди бежит,

И, как рожок, трубит. —

Ответил богатырь.

— Та о чем это?

И Мичура, и Комонебранец лишь плечами пожали.

— Так отгадка-то: слава. О славе речь была! Слава сегодня дорогая, а вчерашняя — дешевая. Она бежит вперед человека и кричит на весь белый свет. Вот и о тебе, сэр Комонебранец из Гардарики, мы каждый день слышали. Семь великих подвигов ты совершил. Семь наказов потомкам дал. Первый подвиг — победив Валамира Амала, царька готов, ты прославил страну нашу, которую там зовётся Гардарикой. А прославлять и служить родине — это честь великая. Второй подвиг — освобождение ундины, сестрицы наших русалок. Одолев Годомара Нибелунга, ты показал потомкам то, что не все в мире этом решается силой. Думать головою куда сложнее и почетнее. Третий твой подвиг. Лишившись своей косы, Валькирия уже готовила себе костер погребальный, чтобы уйти в мир теней. Ты же привел ей суженного, ряженного. И в замужестве она обрела счастье. Так что не в войне счастье заключено, а в мирной жизни и спокойствие. Твой четвертый подвиг случился в герцогстве Спалетто. Там, на игрищах у сэра Тато Лангобарда ты не потерял голову, не бросился за кубков в кипящее море. А вот за латником ты прыгнул, не задумавшись. Ибо никакое богатство мира не может быть дороже жизни человеческой. Пятый подвиг — ты помог обрести кольцу мумми-троллей истинного хозяина. Достойного и мудрого. Тем самым ты прервал череду воин и преступлений. Кровь перестанет проливаться. В городе Ренне свершился твой шестой подвиг. У тебя появился легкий соблазн получить высокий и благородный титул «сэра» женившись на прекрасной Бригитте. Но ты не польстился на это. Не изменил своей ладушке Пригоде. Ибо любовь — есть высшая награда, дороже любых почестей, наград и титулов. И наконец, последний подвиг. Ты с легкостью и без сожаления отдал целое состояние, в честном и опасном бою завоеванное, за свободу невезунов. Доказывая, что главное в нашей жизни — свобода. И трудно ее оценить деньгами и богатством. Так что, милый мой Комонебранец, сын славного Пасоки, ты выполнил задание. — И волхв обернулся к Мичуре: — Теперь и ты, славный Мичура, сдержи княжеское слово. Готовь свадебный пир.

— А вено?

— А разве слава зятя твоего уже ничего не значит?

И ничего не мог ответить Мичура на мудрые слова старца.

И закатили они пир на весь мир. Звон бокалов докатился до далеких земель и все, кто слышал этот звон, говорил:

— Это Комонебранец и Причуда в далекой Гардарике обретают своё счастье.