Ms Zero — История одного дня.

    Небольшая книжица в кожаном переплёте, укутанная в тонкое покрывало пыли, лежала сейчас у меня на коленях. Боясь нарушить покой этой дремлющей старушки, я осторожно сдуваю шаль с её дряблой кожи. Лёгкий осенний ветерок, ворвавшийся в мою спальню через открытое окно, подхватил пыль и, кружась с ней в вальсе, аккуратно вынес её в ночь. На алой обложке чёрными жирными буквами было выжжено слово “ДНЕВНИК”. Я молча провожу пальцами по не ровной надписи, не решаясь пробудить ото сна книгу. Сколько времени она спала на чердаке старого дома, доставшегося мне по наследству от отца? Чьи руки трогали её мягкий переплёт и писали в ней свои истории? Для чьих глаз время хранило её? Страх и интерес играли во мне, но любопытство взяло вверх и мои руки сами открыли книгу. Серо-жёлтые страницы, хрупкие, кое-где слипшиеся друг с другом, источали запах асфальта, в который несколько минут назад небо вонзило стальные горячие иглы летнего дождя. Бегло скользя глазами по строкам, у меня возникло ощущение, что писавший это человек, торопился. Он боялся не успеть дописать то, что ему надо было, будто у него было мало времени. Слова небрежно плавали по бумаге, местами так сильно вгрызаясь в неё, что рвали, а местами слегка соприкасались с листом, что были едва различимы. Все буквы в основном мелкие, плохая новость для глаз — возникнут трудности при чтении.

    Я удобно усаживаюсь в своё небольшое и старое, но мягкое и уютное кресло, и вдыхаю ноздрями пьянящий воздух. Ночь может оказаться долгой.

    В начале самой первой страницы, вверху, синими чернилами, дрожащим почерком было нацарапано: “Тому, кто захочет это читать. Тому, кто захочет это слушать”.

                                                                                2.

                                                                    Запись первая.

    Этот день стал последним, что я теперь могу вспомнить. Меня это не пугает теперь. По началу, конечно, чувство страха преследовало меня. Сидело тихо рядышком на краю моей постели. Его дыхание нагло лезло ко мне в уши, резало перепонки и выливалось наружу вместе с почерневшей кровью. Его запах бетонным блоком медленно давил мне на грудь так, что мои лёгкие прижимались к позвонку и сдувались, как проколотый воздушный шарик. Но со временем, осознание того, что я не смогу от этого убежать, а значит это будет со мной всегда и мне нет смысла этого боятся, пробуждалось во мне всё больше и больше, и вскоре вытеснило страх за пределы моей головы и комнаты. Да, мне с этим жить. Недолго, но всё же, и глупо этого отрицать. Каждый несёт свой крест. И мой — слишком тяжёлый. Мне теперь не поднять его, не взвалить на спину, не повесить на шею. Но он рядом со мной. Лежит в другом конце комнаты в углу. Древесина гниёт, и запах этот уже перемешался с воздухом.

    Но это ни хорошо и не плохо. Это нейтрально. Всё зависит только от меня. Только я могу назвать это чем-то хорошим или чем-то плохим, и так оно и будет.

    Этот день стал последним, что я теперь могу вспомнить. Был ли этот день на самом деле? Я не знаю. И уже никогда не узнаю. Уже никогда не вспомню, что было до этого дня. Может, никогда ничего и не было, и это всё было только обычным сном. Может и вся моя жизнь была обычным бессмысленным сном...

                                                                                3.

    Яркий луч солнца, одиноко блуждающий в недрах моей комнаты, пал на моё лицо. Я медленно размыкаю свои веки, на которых пару часов назад тонной лежала тьма. Тяжёлая голова, словно залитая свинцом, с трудом отрывается от подушки.

    Город давно проснулся. Его маленькие улицы оживают уже с первыми лучами солнца. Слышны первые звонки трамвая и дворы потихоньку наполняются людьми. За несколько минут дома успевают вылить из себя литры людей, которые плавно разливаются липким сиропом по улицам города. Они, сонные, только что встретившие новый день, уже куда-то торопятся. Да, эти люди всегда куда-то торопятся.

    Медленно, неуверенным шагом, я бреду по городской площади, самой большой улице нашего города, бреду в никуда. Здесь всегда бывает многолюдно. Люди толкаются, с кем-то ругаются, с кем-то здороваются. Но всё же не прекращают спешить куда-то.

    По небу плывут рваные облака. Я иду, на меня ни кто не обращает внимания. Даже моя тень. Она то и дело пытается слиться с тенями этого города. То обгоняя меня, то оставаясь где-то позади, беззаботно играет с причудливыми тенями деревьев. Такая глупая и такая свободная. Свободная от мирских проблем и дел, от мыслей. Ей ничего не надо. Она просто есть и всё, и ей этого достаточно. Мне тоже этого достаточно. И это меня страшит. Моё сознание затягивает не просветная пелена тумана и я не думаю. Как правило, не думает только мертвец. А я-то не труп.

                                                                                4.

    Впереди меня идёт человек, ростом около 6 футов 5 дюймов, в чёрном пальто. Его, на удивление, не торопливая и как будто парящая походка чётко выделяет его из снующей толпы. Моё внимание приковано только к нему. Уже не смотря под ноги и не обращая внимания на других людей, я изучаю только этого человека. Голова понуро лежит на плечах. Руки спрятаны в бездонные карманы пальто. Но что поразило меня больше самой, не естественной для этого места, фигуры, так это отсутствие её тени. Тенью будто был сам человек. Это делало, и без того подозрительный объект, ещё более загадочным. Мне захотелось нагнать его и рассмотреть получше, но, сколько бы шагов не были сделаны мною, в целях сокращении дистанции между мной и этим путником, силуэт его всегда был от меня на одном и том же расстоянии.

    Не отдаляясь от меня, но и не приближаясь ко мне, человек плыл, оставляя за собой еле видную дорожку изо льда. Внезапно он свернул вправо, прошёл сквозь пролетающих мимо людей и их теней, и скрылся в арке одного из кирпичных муравейников. Я ускоряю шаг и направляюсь в ту же арку. Продвигаясь потихоньку вглубь, я чувствую, как по моей спине пробегает холод, царапая мне кожу своими когтями. Осмотревшись, я замечаю в конце улицы тупик. Ни каких поворотов, парадных, ни кого нет. В голове опять не мысли, но нет и тумана.

    Неожиданно передо мной вырастает невидимая стена, я врезаюсь в неё и замираю. Моя тень также скоропостижно прекращает своё движение и проваливается под землю. Подо мной каменная кладка превращается в желе, и я начинаю тонуть в нём. Минута и я тоже под землёй. Яростно ломая каменную плитку над собой, я захлёбываюсь глиной, песком и камнями. Плитка не поддаётся, но делается прозрачной, превращаясь в стекло. Я вижу небо. Вижу дома, что с бешеной скоростью растут ввысь и протыкают мягкие небесные подушки. Наконец стекло рассыпается на мелкие кусочки, мой рот заполняется его крошкой. Я пытаюсь выбраться из ловушки, руками оперевшись о цельное стекло и сплёвывая кроваво-белую массу на землю. Но яркий луч света врезается мне в глаза. Я слепну. Руки мякнут. Я падаю на самое дно. Мрак приходит на смену яркому свету, и я теряю сознание.

                                                                                5.

    Веки прессом давят на глазные яблоки. Тело будто вспороли и набили ватой. Что произошло? Где я? Видно, мне просто не посчастливилось упасть в обморок. С трудом открываю глаза и вижу небо, затянутое серым одеялом. Пытаюсь пошевелиться, не выходит. Тело не слушается меня, словно это и не моё тело вовсе. Но после долгих упорных попыток, мои руки всё же повинуются мне и я ощупываю поверхность, на которой лежу. Каменная кладка, а на ней крошки битого стекла. Всеми силами, мысленно взывая ко всем богам, я стараюсь вступить в контакт со всем своим телом. Ждать долго не пришлось, через несколько минут вата растаяла во мне и мне удалось присесть. Оглядевшись вокруг, я понимаю, что нахожусь в том самом дворе, куда и привело меня моё любопытство. Только вот дома с обеих сторон как-то грозно возвышались надо мной и своими огромными тёмными окнами глядели мне прямо в душу. От их взгляда мне стало не по себе. Они смотрели на меня сверху вниз с упрёком, рассержено, как родители смотрят на своё, серьёзно провинившееся, дитя. Холод пробрался в моё сердце и ледяными цепями сковал его. Моё небольшое облако души в считанные секунды покрылось толстой коркой льда. Мысли мои, гонимые пургой, безответственно неслись по просторам моего разума. Казалось, что я в ледяном царстве, где властвует Ледяная Королева.

    Встав на ноги и выйдя со двора на городскую площадь, мои ноги тут же сами приварились к земле. То, что я вижу, ужасом отражается в моих глазах. По каменной кладке, выложенной на площади, беззаботно плывут тени. Людей, птиц и животных нет. Не единой живой души. Только тени.

    В мозгу, пробираясь сквозь вьюгу, одной мысли всё же удаётся встать на маленькое освещенноё пятно, припорошенное снегом. “Нет, определённо мне это снится. Сомнений нет, это сон. Я это знаю. Я так думаю, или пытаюсь думать? По крайней мере, сейчас не время для паники. Нужно искать выход. Во снах должны быть выходы или рубильники, которые всё выключают и ты просыпаешься. Если поискать, то можно найти что-нибудь”. Мысль пытается удержаться на пятне ещё хотя бы пару секунд, но снежная лавина сметает её во тьму.

Уже несколько минут я стою на одном месте и смотрю, как по земле свободно ползают тени.

    Небо затянуто тёмно-алыми тучами.

    Моя тень, возникшая ни откуда, немного погодя, отрывается от моих ног и быстро летит по камням к своим собратьям и сёстрам.

    На противоположной стороне площади я замечаю одинокую невысокую фигуру возле дерева. Из моего рта сами собой вырываются тяжёлые нечленораздельные звуки, которые я не могу понять и сейчас, но каждый раз вспоминаю о них, когда сглатываю. Мои слюни омывают порезы на стенках моего горла, оставленные на память теми колючими звуками. Я пытаюсь окликнуть человека. В какой-то момент мне показалось, что он обратил на меня свой взор, хоть и лицо его скрывалось в темноте под капюшоном. Он развернулся и быстро поплыл к домам, которые тянулись вдоль площади, открыл парадную дверь и трёхэтажный старый обжора проглотил его, как маленькую конфетку. Мне оставалось только как можно скорее последовать за этим странным путником. Ни секунды не медля, я, неловко перепрыгивая через летающие тени, перебираюсь на другую сторону площади и бегу к той самой двери. Волнение захлестывает меня огромной волной, оставляя на моём лбу маленькие солёные капли. Дрожащей рукой я касаюсь железной ручки и с трудом поворачиваю её. Деревянная дверь неохотно открывается передо мной и я осторожно ныряю в непроглядные тёмные воды парадной.

                                                                                   6.

    Пробираясь во мраке и опираясь о стену, я ступаю на первую ступеньку. Скрип пролетает по длинным коридорам и теряется в недрах жилища. В мозгу пульсируют слова: “Дом спит. Но если ты посмеешь нарушить его покой — он сожрёт тебя”. Дом дремлет. Я слышу его хриплое дыхание. Оно касается моих щёк, оставляя на коже жирные разводы. Дом живой. Скоро он проснётся и будет очень зол, увидев незнакомого нежеланного гостя.

Вскоре я кончаю с лестницей и оказываюсь в широком проходе, в конце которого бледнеет свет. Я напрягаю зрение на столько, на сколько это возможно и не спуская глаз с этого угасающего огонька, иду вперёд. Шаг. Ещё шаг. Десять шагов. Двадцать. Свет также далёк от меня, как и был. Я в недоумении. Сделав ещё пару шагов, я понимаю, что это бесполезно и перехожу на лёгкий бег. Коридор в десять шагов стал для меня бесконечным. Остановившись, чтобы отдышаться, я облокачиваюсь о стену. Сунув руку в карман плаща, я достаю платок и утираю пот. Тут до моих ушей долетает звук, похожий на тот, что издавала первая ступень, которую разбудила моя нога — скрип. Повернув голову в сторону звука, я вижу открытую дверь, из которой льётся свет. Став прямо, я всматриваюсь в очертания двери. Кто-то открыл её. И возможно, открыл для меня. Вероятно, что это очередная ловушка. Тем не менее, дверь открыта, а я всё стою. Ничто уже не могло удручить положения, в котором мне довелось оказаться, поэтому я снова предпринимаю попытку дойти до конца коридора, до открытой двери. Я делаю несколько шагов и останавливаюсь. На моё удивление, мне удалось добраться чуть ли не до середины коридора. Проделываю оставшийся путь и замираю у самой двери.

    Всеми ноздрями глубоко вдыхаю застоявшийся тяжёлый воздух. Голова идёт кругом. Мысли вылезли наружу и попрятались по тёмным углам, не желая быть замеченными.

    Я наблюдаю небольшую комнату, в конце которой возле открытого окна стоит человек в чёрном пальто. Человек, или не заметив моего присутствия, или не придавший этому никакого значения, молча и неподвижно продолжал стоять. Я не знаю, сколько мы простояли так, в двух шагах друг от друга, не проронив ни слова. Мне вообще показалось, что время остановилось. Всё замерло во круг. В тишину всё в тот миг превратилось на свете. Но продолжаться вечно это не могло. У меня было много вопросов и мне нужны были на них ответы. Поэтому я, нарушив тишину и покой, шагаю прямо к окну. Мне было всё ровно, что может произойти что-то страшное и непонятное. Со мной уже происходило это. Всё это, что нельзя объяснить. Потому что это необъяснимо. Однако, я делаю эти несчастные два шага и вот стою уже рядом с ним. С кем-то или чем-то не известным. Он так и не двинулся, даже когда расстояние между нами исчезло. Он смотрит в окно, на тени, что танцуют свои странные танцы. Я смотрю на него. Не сумев вымолвить ни слова, мой язык будто растёкся во рту, я аккуратно дотрагиваюсь кончиками пальцев до его плеча. И тут же одёргиваю руку. Мои пальцы обжигает холодное его чёрное одеяние. Человек медленно поворачивает ко мне свою голову, но я не вижу его лица. Он руками дотрагивается до своего капюшона. Страх и волнение перехватывают моё дыхание. Капюшон опрокидывается назад, и чёрные зеркальные глаза отражают моё лицо, застывшее в изумлении.

    Тот взгляд теперь преследует меня везде. Когда я смотрю в зеркало, я вижу эти глаза. Всматриваясь случайно кому-то в лицо, я вижу эти глаза. Огромные, чёрные глаза.

    Обладатель этих глубоких глаз, поглотивших в себя весь мир, всю вселенную, стоял и смотрел на меня. Каждая линия лица этого человека мне была известна лучше других. Каждая впадина, каждый выступ, всё было до боли знакомо. Но глаза... Лишь они вселяли в меня неуверенность. Это были не мои глаза.

    Неожиданно человек, примеривший маску моего лица, поднимает руку и останавливает её чуть выше уровня моих глаз. Он указательным пальцем едва касается моего лба. И я теряю сознание.

                                                                                   7.

                                                                Запись последняя.

    Яркий луч солнца, одиноко блуждающий в недрах моей комнаты, пал на моё лицо. Я медленно размыкаю свои веки. На грязном сером потолке тянется трещина.

    Тяжёлая голова, словно залитая свинцом, с трудом отрывается от подушки. Четыре белые стены надёжно охраняют своего пленника вот уже третью осень. Дверь открывается. Женщина в белом халате вкатывает железную тележку с разными пилюлями и инструментами. В след за нею входят двое мужчин в таких же одеяниях. Я прекращаю писать. Утренний обход. Больница.

                                                                                   8.

    На часах ровно три ночи. Полная луна смотрит в моё окно, время от времени скрываясь за проплывающими мимо облаками. Я осторожно закрываю книгу, кладу ею на столик, стоящий рядом. Сон ни в одном глазу. Я делаю себе чашку тёплого чая, пододвигаюсь ближе к окну и наблюдаю за звёздами.

    Эти записи дали мне неплохую пищу для размышлений. Очередная выдумка какого-нибудь нездорового сказочника или действительно, правда, мучающая бедного простого человека, она надолго останется у меня в памяти, я ещё не раз вспомню эту историю одного дня.