Andrew Freeman — Мы расстались?

    Я посмотрел на неё. Мне надоела эта сладостная невесомость, эта манящая блаженством прострация. Думается хотеть надоедливость. Ведь каждый день проведённый с ней безупречный и неповторим, без тягостей и, конечно, без номенклатуры условностей, чудесный по свой легкости… Здесь так не бывает. Желательно завязать с нашим затянувшимся романом, если ещё светит шанс подарить рассудительности концентрацию, а сознанию объявить смысл.

    — Мы расстаемся, — процедил я, глядя отстранено вперед в белую пустоту. — Серьёзно и немедленно, — для пущей убедительности последние слова выговорил твердо и отчетливо.

    — Хм, — усмехнулась она.

    Хм? Естественно, ей хватит бесстыдства смеяться над моим выбором, и наглости утверждать, будто мы уже неразделяемое единство.

    Девушка в сарафанчике, сидящая рядом на скамье, по левую сторону от меня, красотка исключительной редкости, с которой расстаться для слабохарактерного молодого человека показалось бы безумием, но я не такой, не малодушный. Нет.

    Она невзначай стряхнула нежной ручкой снег с подола и коленок, со свойственным её движениям соблазном.

    — Я тебя убью, — сказал определённо «сильный я», а главное «земной я», в качестве доказательства замахал перед своим румяным носом разделочным ножом, практически сросшимся с зажатыми невесть сколько времени пальцами.

    — Возьми мой, — ласково, словно заискивая, пролепетала возлюбленная.

    — Что? — немножко опешив, переспросил, понимая тщетность и вопроса, и удивления, ведь мы по правде слишком близкие сущности.

    — Охотничий нож, достался от дедушки. Лезвие хорошенько отточено, удобная рукоятка…, специально закинула в сумочку, — она с невинным видом извлекла с дамского аксессуара холодное оружие, протянула его, мило улыбаясь.

    «Насмехается негодяйка, не верит моей неотступности, моей вселенской решимости», — заскулило в голове. Даже не предприняв попытки разозлиться, неверный голос плавно, не приказывая, а скорее прося, обратился к дерзкой девчонке:

    — Давай.    

    Мы соскочили синхронно с насиженных мест, стали друг против друга, нахмуренные глаза устремились в хохочущие, поглощающие внутрь, бездонные, беспечные, завораживающие… Возможность безграничного творчества не требует описаний, тесной, неудобной до жути, детерминации, не упрекнёт созданный готовый продукт, ибо в роли всевышнего судьи является неуловимым, не обязывающим, наивно дружелюбным порывом. Знакомая волна вдохновляющих ощущений неназойливо подступала и приятно наводняла восприятие бытия. Чтобы окончательно не отбиться от намерения следовать курсу фундаментальных физических сил, я резко вонзил прочную сталь ножа в мягкую плоть стройного искусительного тела.

    Девушка в сарафанчике еле заметно шатнулась. Ниже солнечного сплетения, вокруг плотно прижатой рукоятки, возникло мокрое расширяющееся пятно, мелкие капельки зелёной крови пролились на белую гладь у босоножек.

    — Почему ты способен убить лишь в своем рассказе? — коварно ущипнула она. Изображая мужественную выдержку, я проигнорировал колкость, развернулся и поспешил удалиться.

    — Не уходи! Не уходи! — с пародийной тоской окликивала жертва насилия.

    — Ухожу, — проворчал в ответ, не прекращая шагать прочь.

    Проваливаясь по икры в уложенный метелью пушистый ковёр, я вспоминал формулу перевода показателя Цельсия в температурный эквивалент по Фаренгейту.