Кран не любил Петра Леонидовича. Водопроводный механизм не был стар по годам, но ужасно изношенным. Круглосуточный тяжёлый труд причинял не только физический урон, а и моральные страдания. Горько и обидно обстирывать и обмывать без перерыва на отдых в то время, когда краны в других ванных комнатах праздно поблескивали зеркальным покрытием или работали вполсилы благодаря аккуратной эксплуатации. Ему спуска не давали ни на единую капельку, хотя в состоянии желанного покоя протекал обильно.
Вентиля быстрыми рывками регулярно откручивались до предела, резьба стиралась, шпинделя расшатывались, прокладки утончались, фиксаторы проседали — всё ради чистоты несмётного числа грязной одежды. Под безвозмездные услуги крана-прачки отдавались костюмы репутации, рубашки официоза, штаны безделья, свитера показушности, пальто обещаний, куртки успокоений, шорты и футболки заслуженных отпусков, нижнее белье правды… Однажды Петр Леонидович принес простыни совести, но, помявшись немного на месте, почему-то так и не вручил.
Купаться приходили стада близких и приближённых. Казалось каждый норовит оторвать крану душевой шланг или на крайний случай завязать его в мертвый узел. Навещались братья и сестры, кузены и кузины, дяди и тёти, брачные и внебрачные дети, бывшие и настоящая жены, любовницы, плохие друзья и хорошие враги, добрые знакомые, большой человек и сосед по даче Паша. Прибегала даже, подаренная Петром Леонидовичем уже позабытой длинноногой пассии, маленькая собачка по кличке Мося.
В тот роковой вечер после очередной стирки у крана заныло в области переключателя и разразился затяжной кашель с ржавчиной. Совсем некстати заявился ненавистный деспот с охапкой новой партии, беззаботно напевая песенку о белогривых лошадках. Увидав мучения верного слуги, он поспешил с утешениями, придав скорбящий вид наглой физиономии:
— Тише, тише, моя крошка. Вот-вот в наступающем будущем мы заживем лучше. Намного лучше.
Случился перебор. Терпение крана лопнуло, его прорвало. Вода фонтаном разбрызгивалась на все стороны света. Петр Леонидович растерялся, неуклюже двинулся назад, поскользнулся на мокрой плитке, замахал, словно дирижёр с неожиданного пробуждения, руками, повис на миг в воздухе, упал… и отбил себе власть.
С тех пор воцарилась радость. Крана особо никто не чинил — перемотали тряпками и только, — перспективы тоже туманные. Но сейчас он может в минуты досуга, в уединении, среди тишины, счастливо наслаждаться мерным мелодичным постукиванием: кап-кап-кап…