Teodor — Вишнёвое дерево.

    Хорошим субботним утром Пробиркин пришёл по вишни, но базар был пуст, как осенний пляж во время дождя. Один лишь глуховатый старик с семечками привычно дремал на своём месте.        Очень хотелось вишни. Пробиркин прошёл сквозь незанятые прилавки, свернул на какую-то улицу. Он не мог прийти в себя и шёл куда попало, без примерного маршрута.

    Вишнёвые деревья росли рядом с забором, но Пробиркин не мог, повинуясь желанию, протянуть руку и сорвать хотя бы ягодку, хотя бы пол ягодки. Во-первых, стыдно взрослому Пробиркину воровать такую мелочь. Во-вторых, одной ягодки всё равно мало. В-третьих, прочие прохожие не были так щепетильны, ближайшие ветви были давно оборваны, а руку нужно было протягивать очень и очень. Я даже не знаю, что это должна быть за рука.

    До боли хотелось вишни. А тут ещё как нарочно прямо возле дороги, совершенно без забора беспризорное вишнёвое дерево. Пробиркин не мог влезть самостоятельно, одет был не как следует, но совершенно скоро нашёл мальчишку, который охотно, за небольшое вознаграждение, согласился помочь.

    Маленький человек ловко вскочил на дерево, по-обезьяньи проворно полез наверх, и скоро уже сидел перед сочной кистью, театрально потирая грязные руки. Пробиркин подумал, что ягоды нужно будет непременно помыть, но тут мальчишка сорвал и зачем-то съел самую большую, самую красивую.

    Пробиркин облизнулся, мальчишка сорвал и съел ещё. Пробиркин проглотил слюну, мальчишка сорвал и съел, сорвал и съел. Пробиркин погрозил пальцем, мальчишка сорвал, сорвал, сорвал и всё это съел. Пробиркин погрозил кулаком, а мальчишка стал есть не срывая, прямо с веток, прямо ртом, доставая ягоды длинными тренированными губами.

    Пробиркин выругался, не жалея детских ушей, и даже кинул в зарвавшегося хулигана какую-то щепку. Мальчик не испугался, показал Пробиркину красный от вишни язык, и ловко обернулся в мелкую зверюшку, наподобие суслика или бурундука. Это "насекомое" постояло на задних лапках, принюхиваясь и шевеля усиками, потом взмахнуло прямоугольным хвостом и шагнуло в гущу соседних веток. Пробиркин отчего-то не удивился увиденному, только никак не мог сообразить, как это он сразу не разглядел с кем имеет дело.

    Мысли оборвались, вернее были оборваны прежним вишнёвым желанием, которое от происшедшего на глазах ещё больше окрепло. Пробиркин посмотрел-оглянулся. Рядом никого. Тогда он снял пиджак, закатал брюки, ослабил галстук и бросился на дерево.

    Высоты не боялся с детства, поэтому вниз не смотрел. Чувствовал, что ствол достаточно толст и земля, следовательно, не так далека. Он потерял счёт времени, часы остались внизу, у него болели непривычные к лазанью руки, но рот уже сводило предчувствие вишнёвой оскомины. Ствол тоньше не становился, и Пробиркин по-прежнему вниз не смотрел.

    Лишь когда дыхание стало перехватывать, из-за того, что воздух не давал необходимого кислорода, Пробиркин, переводя дух, перестал двигаться. Дух не переводился. Посмотрел вокруг, и не увидел ничего. Тогда он прижался к дереву и осторожно оглянулся вниз.

    Через голубую, чуть светящуюся дымку увидел удивительно круглую, похожую на школьный глобус, Землю. Без труда различил Америки, Северную и Остальную, Африку с отломленным Мадагаскаром, отдельную от всех Австралию и множество Японских островов.

    Пробиркину стало так хорошо, что вишни больше не хотелось, лишь одна мелочь не укладывалась в приподнятое настроение. Красивый голубой шар не оставался в покое, был в постоянном движении, от этого контурные карты материков всё-время менялись, и Пробиркин ни разу не успел заметить свой родной городок, своё вишнёвое дерево, на котором так хорошо посидеть в погожий субботний денёк.