Teodor — Случаи жизни Владимира Андреевича.

                            Заслуживает того каждый из живущих на Земле.

                                                        (И. Бунин "Сны Чанга")

   Рукописи возвращаются

   В почтовом ящике лежало извещение. В графе отправитель название города не читалось. До почты почти бежал. На пухлом конверте увидел то, что хотелось. Зная, что рукописи не возвращаются, был уверен — там авторские экземпляры с рассказами, отосланными прошлой зимой. Журналы выпали из разорванной упаковки и оказались не журналами. На первом листе квадратный штамп исходящей регистрации с подписью внизу.

   "Уважаемый Владимир Андреевич! Прочли Ваши рассказы с интересом. Многое понравилось, но, к сожалению, Ваш герой или, лучше сказать, персонаж, — не очень удачная пародия на современного человека-мужчину. Глядя на него хочется смеяться, но это смех сквозь слёзы. Такого добра и в жизни хватает. Где примеры для подражания и какова гражданская позиция? В этом смысле всё так безнадёжно, что литературные достоинства не могут спасти идею и смысл произведения в целом.

   И ещё. В музыке, если ноты не на месте — мелодия не получается. Оттого, как расположены Ваши рассказы, многое может измениться: одно влияет на другое, то зависит от этого, здесь впечатление усилится, там — наоборот. Это не простой пасьянс, но мы не увидели даже попытки. Ваша мелодия не прозвучала.

   По причине вышеперечисленного представленный материал не может быть напечатан, так как не соответствует эстетике нашего издания. Мы возвращаем "рукопись", хотя делать это не обязаны, что ещё раз говорит о неравнодушном отношении к Вам.

   С нетерпением ждём новых работ".

   Зима этого года

   "Вторую неделю сыро и холодно. Небо заслонило огромное почему, а земля не могла или не хотела ответить зачем. Так и жили, делая вид, что живут, делая вид, что делают вид, производя необходимую всем и ненужную никому непосильную работу вечного движения.

   Зима этого года не умела начаться. Когда выпал снег — никто не поверил. В окружающей природе видели осень, зима, обижаясь, отступила и, в самом деле настала осень. Рождённый за облаками снег, достигая удивлённой Земли, превращался в слёзы дождя. Лишь однажды на город обрушился град. Крупные, неправильной формы градины, рассыпались по земле и крышам, напоминая о предстоящих холодах, но и этому никто не поверил. Город спал и видел сны, в которых лето не кончалось, а зимы не было вовсе..."

   Первый лист из моих, а дальше — незнакомый текст! Захотелось прочесть, и не было причины этого не сделать. Читал, не умея остановиться. Незаметно настала ночь. Вот и последняя страница. Звёзды в небе что-то напомнили. Хотелось куда-нибудь бежать, что-нибудь изменить. Вместо этого уснул...

   1. Необъяснимое

   Владимир Андреевич и женщины

   Женщин Владимир Андреевич не любил и встреч с ними опасался. Они же, завидя его, сбегались с разных сторон, а он от них прятался. Когда Владимир Андреевич постарел, женщины перестали обращать на него внимание, зато сам Владимир Андреевич словно взбесился. Ему стали нравиться даже немолодые продавщицы и небрежно одетые кондукторы городских автобусов.

   Купил новый костюм, покрасил оставшиеся на затылке волосы. Не помогло! Отпустил бороду, стал носить тёмные очки. Мимо! Сбрил бороду, купил шляпу. Всё зря! В поисках прошло несколько никчёмных лет.

   За это время трижды побывал в горах, написал книгу о миграции морских котиков, прыгал с парашютом, читал по радио стихи для детей, играл скрипичные дуэты Бартока, дирижировал симфоническим оркестром. Тренируя силу рук, сломал в государственных учреждениях четыре подоконника. Всё это ни к чему не привело. Отчаялся-запил, махнул на всё рукой, и стал жить как прежде, без мыслей о женщинах.

   И тут всё переменилось. К нему стали приставать на автобусных остановках, звонили по ночам, подкидывали в карманы стыдные записки. Помня прежние печали и опасаясь вспугнуть неожиданное счастье, Владимир Андреевич никаких шагов со своей стороны не предпринимал. Он платонически радовался успеху у лучшей половины человечества, делая виды, что его это вовсе не касается, но загадочная улыбка не сходила с его лица.

   Закрытые глаза

   Как-то раз Владимир Андреевич так быстро открыл глаза, что веки оставались ещё закрытыми. Он увидел такое, что про это лучше не говорить.

   В поезде

   Если Владимир Андреевич спал на спине, то храпел. Впрочем, и лёжа на боку — тоже храпел. Он храпел даже если на животе, уткнувшись в подушку.

   Однажды ехал в поезде, и ему досталось верхнее место. Не умещаясь большим телом на мизерной площади, он спя, свешивался в стороны, и голова его тоже свешивалась. Если бы эти времена заметил скульптор, то без труда бы вылепил что-нибудь заслуживающее. Но скульптора в поезде не ехало, а остальные, не специалисты, смотрели без интереса.

   Владимир Андреевич и здесь не изменил своей природе. Храпел так, что не спали в соседних купе, в соседних вагонах, а на больших станциях просыпались-плакали дети в комнатах матери и ребёнка.

   Что ему снилось в ту ночь, потом вспомнить не мог, память словно отшибло. Из тонкого мира в действительность проникло лишь движение, необходимое сценарию сна. Значимое там, здесь осталось тайной, а в поезде на второй полке плацкартного вагона трансформировалось в поворот со спины на бок. Сначала была выбрана неопасная сторона — прочная перегородка легко выдержала задумчивое стремление изменить планировку вагона. Беря реванш, Владимир Андреевич сделал неуместную попытку в другую сторону. Удалось, хотя назвать это удачей я бы не решился.

   По дороге на пол Владимир Андреевич сломал складной столик, вылил на себя стакан остывшего чая, разорвал надвое наволочку, исцарапал оконное стекло и разбил собственные очки, которые пытались уцелеть под подушкой. Никто, кроме Владимира Андреевича, не спал, поэтому всеобщий испуг произошёл раньше самого события. Все были в ужасе, а Владимир Андреевич даже не проснулся. Тишина длилась самое незаметное время, и храп продолжился с той же ноты.

   Владимир Андреевич лежал в узком проходе, устремлённый в неизведанное, обняв сильной рукой женскую туфельку 42-го размера. Остальное, того же размера, подпирало щёку, острый каблук казался высунутым клыком, и сам мужчина стал похожим на морское животное, выброшенное на берег неосторожной волной.

   А женщина смотрела на него со своей верхней полки почти с любовью, вздыхая и завидуя своей обуви.

   Одно из доказательств непостижимости жизни

   Иногда Владимир Андреевич разговаривал во сне. Об этом ему рассказывали коллеги по работе и любимые женщины. Сам он этого не слышал и в глубине души надеялся, что всё не правда.

   Однажды в выходной весь день проспал, и вечером уснуть уже не получалось. Когда всё-таки удалось, сон был непрочен. Он видел себя во сне, участвовал в сюжете и одновременно слышал всё, что происходит в неспящем мире. Прошуршала по мокрой дороге машина, залаяла проснувшаяся собака, взрослые голоса пытались ссориться, где-то далеко заплакал ребёнок.

   На мгновение окружающие звуки совпали в тишину, и Владимир Андреевич услышал нечто. Он чувствовал, как шевелятся губы, но собственный голос звучал как чужой. Вот длинная фраза на неизвестном языке. Она состояла как бы из двух частей: в конце первой мог стоять вопросительный знак, вторая непременно должна была завершиться знаком восклицательным, а то и двумя.

   Что это было: бред утомлённого мозга или кодовое слово, привет из прошлой жизни или исцеляющая мантра, эксперименты секретных служб или крик гибнущей цивилизации? Никто об этом не узнает. Да и не нужно. Важно, что после этого Владимир Андреевич стал относиться к себе не так, как раньше. Теперь он знал, что и в нём самом есть "такие неоткрытые острова и бездны", что "вам и не снилось".

   Тишина оборвалась так же между прочим, как и случилась, без заметной причины. Шуршала мокрая дорога, плакали собаки, где-то рядом взрослые голоса пытались лаять, ссорились не спящие дети. Теперь всё это не смущало, но приносило в однообразие ночи разнообразие неспокойного мира. Владимир Андреевич отвернулся к стене и уснул, храня тайну, непостижимую как сама жизнь.

   Пятница-13-е (ещё доказательство)

   В понедельник, прямо с утра, Владимир Андреевич посмотрел в календарь, и пришёл в ужас. Женщина здесь могла упасть в обморок, но Владимир Андреевич был мужиком. Его могучее тело лишь покачнулось. Он устоял, хотя и присел. Не из боязни упасть, а, чтобы расслабить сильные мышцы спины, — голова в этом случае меньше отвлекается на физиологию рефлекса и становится очень умна.

   Так его учили расслабляться при стрельбе, когда занимался в секции ДОСААФ. Он достиг завидных результатов и мог стать кандидатом, но правый глаз вдруг стал видеть так же плохо, как и левый. Мушку различал, но мишени казались облаками, а пули летели в молоко. С большим спортом пришлось расстаться, но до сих пор в приморских тирах, отведав красного вина и нацепив на глаза сильные стёкла, Владимир Андреевич попадал куда бы его не просили. Так вот.

   Присел Владимир Андреевич и задумался. Было над чем. 16-е — понедельник, значит предыдущая пятница получалась 13-е. Пятница — 13-е! Ни больше, ни меньше. Именно в пятницу 13-го Владимир Андреевич впервые вместо мишени увидел облако, именно 13-го в пятницу первый раз отравился спиртным, именно в такой день пробовал переплыть быструю горную реку, стал тонуть, но был спасён экстремальными байдарочниками.

   Пытаясь определить хронологию поза-позавчерашнего дня, Владимир Андреевич догадался, что ничего не помнит. Отдельные отрывочные воспоминания; события, словно вырванные из книги страницы, не имеющие ни начала, ни конца; улыбающиеся и негодующие лица знакомых и не очень знакомых... От переживаний заболела голова. Полез в секцию за таблетками и нашёл запечатанный конверт, адресованный самому себе. Почерк был незнакомый.

   Первые строки состояли из отдельных слов, как показалось, не связанных общим смыслом. Прочитал их несколько раз и ничего не понял. Зато дальше нельзя было разобрать и отдельных слов. Следующая страница целиком состояла из закорючек, причём ни одна из них не встречалась дважды. Последняя "загогулина" была нарисована лишь наполовину, хвост её занимал половину листа, словно рука (или "не рука") неожиданно (или против своей воли) оборвала послание. Тут на Владимира Андреевича накатило, он схватил шариковую ручку и заполнил оставшееся пространство размашистым иероглифом. Было ясно — что-то где-то случилось или непоправимо случится, что-то смертельно важное, и никто об этом ещё не догадывается.

   О том, что могло происходить или произошло неизвестно где, неизвестно когда, неизвестно с кем, Владимир Андреевич старался не думать. Когда не удавалось отогнать тревожных мыслей, он чувствовал, что близок к обмороку, и пытался чем-нибудь отвлечься. Какое-то время получалось, но ровно через 13 дней, в четверг, покупая в магазине недельный запас провизии, Владимир Андреевич взглянул на упаковку китайского чая, вспомнил почти всё, догадался об остальном и от этих откровений лишился чувств.

   Придя в себя от влитого за шиворот нашатырного спирта, уже не страдал. Лишние воспоминания провалились в подсознание, став необъяснимой тайной не только для остальных, но и для него самого. И мало кто мог предположить, что в позаследующем веке это неизвестно кем написанное неизвестно что спасёт от мучительной гибели всех "человеков", живущих на планете Земля.

   Свидетель в суде

   Владимира Андреевича вызвали в суд свидетелем. Он так испугался, что когда его спросили, ответил такое, что все переполошились и больше не спрашивали ни о чём. На него вообще перестали обращать внимание. Лишь один из присяжных тайно вглядывался во Владимира Андреевича, стараясь, чтобы никто этого не заметил, но каждый раз все замечали — и неловкая тишина повисала над залом суда.

   Вечная печаль

   Владимир Андреевич всегда был не весел. Врождённая некоммуникабельность и перманентный пессимизм делали из жизни прескучное занятие. Лишь однажды, ни с того ни с сего, стало так радостно, что забыл горестную судьбу человечества и залюбовался похожим на поросёнка облаком. Но длилось это недолго.

   Симпатичный поросёнок, повинуясь розе ветров, превратился в безобразную свинью, а Владимир Андреевич стал прежним Владимиром Андреевичем, которой не любил облака за их оторванность от земных забот.

   2. Объяснимое?

   Деликатный Владимир Андреевич

   На самом деле Владимир Андреевич очень деликатный. В магазинах не дожидается сдачи, на базаре не торгуется, зайцем не может проехать и двух остановок.

   Однажды в поезде стоял в утренней очереди и был последним. Через час у дверей не осталось никого. Спустя ещё 30 минут осторожно постучал. Приближалась его станция. Не говоря об остальном, было необходимо одеть брюки. Да в конце концов, девушке, которая была перед ним, могло стать нехорошо — неловко стукнулась от движения поезда или просто лишилась чувств по женской причине.

   Он постучал сильнее, от стука дверь приоткрылась. Деликатный Владимир Андреевич зажмурился-отступил. Напрасные хлопоты, там никого не было. Оглянулся и с облегчением заметил, что на него никто не обращает внимания.

   Стеклянная дверь

   В пятницу после обеда на финише рабочей недели, Владимир Андреевич разбил стеклянную дверь казённого шкафа. Разбил случайно, неосторожным движением головы. Дверь была заранее открыта им же самим, и оказалась на пути занятого мыслями инженера. Хотел достать что-то с нижней полки или положить что-нибудь на верхнюю. На звон сбежались сослуживцы, вышел из недалёкого кабинета начальник. Собрались все. В полной тишине Владимир Андреевич долго смеялся. Его не перебивали.

   — Представляете, ведь я головой, — оправдывался виновник внепланового собрания, смущаясь неуместного припадка весёлости.

   — Невозможно, — отрезал ничему не верящий приборист Николай. Диоптрии круглых очков делали его обыкновенные глаза необыкновенно большими. Они казались вырезанными из другого лица и приклеенными на стёкла очков.

   Не удивились и остальные. Никто не встал на защиту разбившей стекло головы. Стало обидно, как в детстве, когда совершается опасный подвиг или замечательное безобразие, а вся мальчишеская компания не верит.

   — Стекло троечка, а у тебя шишки не видно! Ведь ты не затылком?

   — Не затылком! Лбом я. А шишка будет, вот здесь будет. Уже растёт.

   Владимир Андреевич показал пальцем в то место, где предполагалось явление шишки. Пока общественное мнение не склонилось окончательно, Владимир Андреевич решил уйти, шагнул, наступил на хрустящие осколки, неловко повернулся и показал, как все произошло с оставшейся левой частью шкафа. Негромко хлопнуло, невольных свидетелей осыпало серебряным дождём.

   И всем стало стыдно, что сразу не поверили этому удивительному человеку.

   Брюки

   Владимир Андреевич гулял в парке в новых брюках. Найдя скамейку почище, сел покурить. Было тихо, тепло. Задремал и прожёг на видном месте заметную дыру. Штанов было жаль. Владимир Андреевич зашил как мог, но сделал это неправильно, и теперь ходить в них стеснялся.

   С тех пор перед тем, как закурить, Владимир Андреевич старался снять брюки. Друзья сначала посмеивались, но потом перестали приглашать в гости. Зато у женщин стал пользоваться завидной популярностью.

   Глупое животное

   У Владимира Андреевича была кошка домашней породы. На улицу её не пускали ни зимой, ни летом, да она и сама не хотела, но сорванную с земли травку ела с удовольствием. Видно в прошлой жизни была эта кошка коровой (или лошадью). Почти ежедневно Владимир Андреевич приносил пучок зелени, и зверик подолгу не отходил от тарелки. Несъеденная трава высыхала, но полученное сено не выбрасывалось, а складывалось в укромное место.

   Как-то длинным зимним вечером, рыская в кухонных шуфлядах в поисках съедобного, Владимир Андреевич нашёл большой свёрток прошлогодней травы. Разбуженная кошка даже не притронулась к предложенному лакомству, и Владимир Андреевич понял, что кошка — животное глупое.

   Среди ночи

   Иногда на Владимира Андреевича нападала такая страсть сделать что-нибудь полезное, что он просыпался среди ночи. Но сил подняться не было.

   3. Необычное

   Таинственный посетитель

   В дверь позвонили. Владимир Андреевич удивился, но открыл. Незнакомый мужчина поздоровался и, не дожидаясь приглашения, вошёл. Владимир Андреевич хотел возразить, но из-за удивления от чужой наглости слова не прозвучали. Мужчина без объяснений прошёл в туалет и закрылся.

   В дверь снова позвонили. Владимир Андреевич решил не открывать. Из туалета слышался шорох и пение. Постучал. Постучал осторожно, как в чужую дверь. Старался услышать присутствие постороннего — не получалось. Стало казаться, что всё неправда, но дверь была закрыта изнутри, закрыта по-настоящему. Несколько раз пробовал открыть, и каждый раз неуспешно.

   Когда позвонили в третий раз, Владимир Андреевич так хотел поделиться своими сомнениями, что, не задумываясь, открыл. Открыл и никого не увидел. В это время дверь туалета распахнулась, и мужчина, не прощаясь, ушёл. Владимир Андреевич закрыл за ним и долго стоял возле дверей.

   В тот вечер в квартиру ещё дважды звонили, но Владимир Андреевич решил не рисковать.

   Фамилия

   Владимир Андреевич не любил своё имя, иногда даже не отзывался на Владимира Андреевича. Фамилия тоже не нравилась — от неё вздрагивал.

   И вот однажды Владимир Андреевич взял другое имя, сменил фамилию и уехал в далёкий город, где о нём никто не слыхивал. Какое-то время всё было хорошо, но потом оказалось, что новое имя гораздо хуже прежнего, а фамилия — так вообще дрянь.

   Владимир Андреевич незаметно вернулся и стал жить под прежней фамилией, с прежним именем, никому не рассказывая о том, что произошло.

   Казённые хлопоты

   Владимиру Андреевичу по необходимости случая пришлось обратиться в государственное учреждение для оформления недвижимости бумажным способом. Прожив беспрерывно два дня в душных коридорных очередях и ничего для себя не добыв, ушёл домой нерадостный. Не хватало ума одной головы для перечисления участвующих лиц, запоминания количества необходимых справок и остального, нелишнего государству.

   На следующее утро Владимир Андреевич явился для дальнейших хлопот о двух головах. Вторую, неучтённую, он нарастил за ночь. Была она такая же одинаковая, только волосы оказались не седые и оправы очков ей не хватило.

   Теперь Владимир Андреевич был спокоен, чувствовал уверенность силы и преимущество оборудованного успеха, но стоящий у входа вневедомственный охранник ничего не понял и не разрешил даже войти.

   Тяжёлый взгляд

   Все кто знает Владимира Андреевича, говорят, что у него "тяжёлый взгляд". Все как один. Спорить с этим не буду, бывал свидетелем, какое влияние "это" производит на людей.

   Мы встретились случайно на улице и некоторое время шли рядом, не замечая друг друга — как чужие. Потом поздоровались и шли рядом — уже как знакомые. Когда стали разговаривать, все поняли, что мы приятели. Переходили дорогу, ничего не нарушая, на зелёном. Рядом остановился ожидающий сигнала светофора автомобиль.

   Сидящие внутри так стремились ехать, что у машины загорались-гасли габаритные огни и мелко дрожала выхлопная труба. Владимир Андреевич лишь взглянул в лицо человеку за рулём. Не хотел бы я оказаться на его месте. Дальше машина никуда не поехала. Водитель оцепенел, разглядывая что-то заметное лишь ему, и не реагировал ни на гудки автомобилистов, ни на свистки гаишника, ни на энергичные подзатыльники сидящей сзади женщины, возможно тёщи.

   А однажды я заметил, как под его взглядом умерла муха. Она сидела на стекле и, может быть, ей хотелось взлететь или побежать по стене. Но она не сделала ни первого, ни второго. Вместо этого упала на спину и так лежала на подоконнике, пока её не унесло сквозным ветром. А Владимир Андреевич продолжал смотреть в окно, даже не заметив, каких наделал чудес.

   Дожди

   Владимир Андреевич дожди не любил. Жару он тоже не любил. Ему не нравилось, когда на улице шёл снег, а в грозу он прятался в шкафу. Но дожди не любил больше остального. Не любил той нелюбовью, которая не ищет причин или оправданий, а существует сама по себе, поэтому борьба с ней лишена смысла и заранее обречена.

   Когда брал с собой зонт, дождя не случалось, даже если об этом мечтали синоптики. И наоборот, если выходил с пустыми руками, дождь мог упасть на землю с чистого неба. Пытался хитрить. Перед выходом из дома бродил с зонтом по квартире, а перед тем, как закрыть дверь в самый последний момент, уже из коридора, почти незаметно, если так можно говорить, когда вокруг тебя никого кроме тебя самого, подкидывал зонт в собственную квартиру. Непогода в этом случае начинались во второй половине дня. Пробовал забрасывать на балкон. Дождь начинался ближе к вечеру. Разбитое на кухне стекло говорило о том, что этот способ не лишён недостатков. Но дальше кое-что произошло.

   Сам ли это придумал Владимир Андреевич или его кто надоумил — неизвестно. Был куплен дополнительный зонт и нарочно оставлен на работе. Теперь если на улице не было явных признаков, Владимир Андреевич смело выходил из дома налегке и на работе был совершенно спокоен. Жизнь наладилась. Стал улыбаться, заглядывался на встречных женщин.

   Гроза случилась после обеда, плавно перешла в проливной дождь, который не утихал до вечера. Спас спрятанный на работе запасной зонт. Утром ничто не напоминало вчерашнее — светило солнце, пахли цветы, пели птицы. Но потом всё повторилось.

   Когда рабочий день подходил к концу, за окном происходил настоящий потоп. Владимир Андреевич открыл шуфляду казённого стола — и удивился. То, что так удачно выручило вчера, сегодня отсутствовало. Отсутствовало по уважительной причине — утром не вернул на место то, что взял накануне. Сердиться было не на кого, а домой хотелось.

   Особенно нерадостными показались первые мгновения превращения из сухого в мокрое, из мокрого в мокрое насквозь и т. д. Владимир Андреевич не был закалённым человеком и уже теперь представлял, как неизлечимо заболеет буквально завтра, но его слёзы не были видны на мокром от дождя лице.

   Хитрый кот

   Сон был хорош. Владимир Андреевич пил и не напивался, ел и не наедался. Вокруг вежливые, хорошо одетые люди, стол ломится от невиданных кушаний, женщины задорно подмигивают, мужчины ободрительно кивают. Как Чичиков в доме городничего, но не по обману, а по-настоящему. Вот он берёт бокал рюмки за тоненькую ножку, говорит удивительный тост, пьёт и, по-прежнему, не пьянеет. Рассказывает анекдоты. Каждый раз кажется, что смешнее не бывает, но бывает каждый раз, и все изнемогают, смеются треснувшими, непохожими на себя голосами.

   Не радуется только сидящая напротив женщина в зелёных бусах. Цвет "эти глаза напротив" имеют такой же зелёный. Они горят холодным огнём и сочетаются с бусами. Рядом с зеленоглазой свободно, он подсаживается к ней и влюбляется. Женщина этим не огорчена, что-то увлечённо рассказывает, размахивая острой вилкой. Это радует, но появляется тревожное предчувствие.

   Когда Владимир Андреевич отодвигается, женщина на время успокаивается и делает вид, что ничего не происходит. Ему кажется, что на самом деле ничего, но исцарапанный бок даёт о себе знать. Женщина, словно чувствуя чужую неуверенность, опускает глаза. Улыбка трогает яркие с наполовину съеденной помадой губы, становятся видны неподдельные, ровные как солдатики, зубы. Он завидует её самоуверенной беззаботности, а она, предполагая изменение настроения, надвигается ближе, показывает остальное, такое же неподдельное и вдруг, не вставая со стула, обнимает и они опрокидываются.

   Хотел вскрикнуть — не успел. Если бы Владимир Андреевич был разведчиком, то знал бы, что падать на пол вместе со стулом легче лёгкого и безопасней безопасного. Но он разведчиком не был и не на шутку испугался. Хлопнули спинки стульев, стукнулись лбами головы, поехала схваченная скатерть, стали по одному, по два падать кушанья. Владимир Андреевич так и остался сидеть на стуле, только затылок почувствовал холодный пол. Женщина продолжала обнимать, словно и не заметила случившегося. Сопротивления не было, природа брала своё. Когда Владимир Андреевич почувствовал прилив молодости, женщина по-кошачьи вскрикнула, а мужчина от этого пришёл в себя. Понял, что не совсем одет, и совсем не молод, зажмурился, отгородил испуганное лицо руками.

   Из одежды на нём оказалось лишь самое необходимое, в чём граждане обычно отправляются спать. Голые ноги и остальное туловище противоречили изречению о том, что в человеке всё должно быть прекрасно. "Почему я такой некрасивый",— подумал Владимир Андреевич и запереживал. Этим была занята большая часть интеллекта, в остальной её части возникла догадка, что "пил и не пьянел"— это не про него. И свершалось всё так подло, что сам не догадывался о происходящем, считая себя трезвым и красивым...

   Стал замерзать, открыл глаза. Одет не был, но лежал в своей кровати. В самое ухо благим матом орал кот. Нервы у животного были ни к чёрту и, получив от сонной руки хозяина случайную оплеуху, — психанул не по-детски. Спрыгнул на пол, но вернулся и мстительно оцарапал. От боли проснувшись окончательно, Владимир Андреевич бросился догонять. Хитрый кот в те времена притаился под самой кроватью. Сделав обманный манёвр, остался там, где был, справедливо считая своими кошачьими мозгами, что это место в квартире сейчас самое безопасное.

   Пока человек бродил по комнатам, кот задремал, стараясь забыть незаслуженную обиду.

   4. Обычное?

   Австралия

   Владимир Андреевич очень любил Австралию, хотя ни разу там не был. Европа тоже нравилась, хотя и там не бывал. Но Австралия казалась заманчивее. Там на деревьях повсеместно сидят сумчатые медведи, по траве бегают пушистые кенгуру, а местные жители каждый день ловят не живущих в других местах ночных бабочек. Это по рабочим дням. А в выходные метают друг в дружку не тонущие в воде бумеранги и поют красивые австралийские песни. Вот такая чудесная эта страна.

   Каждый раз вспоминая Австралию, Владимир Андреевич испытывал грусть. Он знал, что ему никогда там не бывать. Поезда в те края не ходят, а от самолётов Владимиру Андреевичу с детства нехорошо.

   Остановка по требованию

   Владимир Андреевич вёз тяжёлые сумки. Запыхался, задумался, задремал. Вот и остановка. Автобус, не снижая скорости, едет дальше. Владимир Андреевич, спотыкаясь в узком проходе, бросается к водителю.

   — Почему не остановились! — спросил севшим от волнения голосом.

   — Остановка по требованию, — возразил водитель, не оглядываясь.

   Владимир Андреевич вышел из себя. Теперь их стало двое — собственно сам Владимир Андреевич и Владимир Андреевич, вышедший из себя. Пользуясь численным превосходством, насели на оторопевшего водителя.

   — Ты врёшь! Я буду жаловаться, и тебя безжалостно уволят...

   — Остановки не объявляются, в салоне антисанитария...

   — Небритый, с сигаретой в зубах! Пассажирам хочется бежать от тебя и ходить пешком...

   — Нет, я всё-таки буду жаловаться, и тебя уволят... — не унимались Владимиры Андреевичи, тащась в обратную сторону по пустынным улицам поздней осени.

   Розыгрыш

   Когда Владимир Андреевич учился в школе, то был знаменит своими розыгрышами. Однажды весь класс остался после уроков на мероприятие. Владимир Андреевич незаметно вылез в окно (всё происходило на первом этаже) и через минуту постучал в запертую на ключ дверь. Когда открыли, спросил, как ни в чём ни бывало: "А чё это вы тут делаете?" Все обрадовались возможности отвлечься и долго не переставали смеяться. Потом Владимир Андреевич повторил свою шутку, и все смеялись не переставая...

   На шестой раз его не пустили, а Катя Семёнова, девочка, которая нравилась с начала четверти, показала в окно, что он дурачок. Но Владимир Андреевич не расстроился, ведь он не был теперешним Владимир Андреевичем, он был тогдашним Вовочкой, и не понимал чего делать не стоит, а на что можно не обращать внимания.

   Катю Семёнову в тот день провожал другой мальчик. Вовочка (Владимир Андреевич) пережил это совершенно спокойно. В оставшийся день сходил в кино и съел два сливочных пломбира.

   Седина в бороду

   — Я седой как лунь,— говорил Владимир Андреевич, проводя рукой по лысой своей голове. В этот момент его глаза теплели.

   С самого детства он уважал седых людей. Ему казалось, что седина даётся в обмен на опыт преодоления, как явный признак присутствия ума, как некое благословение высших сил.

   Когда видел в зеркале то, что видел, большей частью понимал, что ум не является полезным ископаемым, которое находят в земле по растущим на поверхности кустам. Но меньшая часть всё же надеялась, что Владимир Андреевич является исключением, и где-то внутри накапливается эквивалент пережитого, который неизвестно когда, но неизбежно скажет удивлённому миру что-то очень своё — умное и проникновенное, касающееся каждого.

   Но пока этого не происходило, Владимир Андреевич терпеливо ждал, замечая седину уже и в бороде, но не очень об этом горюя.

   Стихотворение

   Однажды Владимир Андреевич написал стихотворение. Он написал его шариковой ручкой на простой бумаге, словно это были не стихи, а что-нибудь обыкновенное.

   Прочитал то, что наделал и, не раздумывая, разорвал на мелкие кусочки. Владимир Андреевич совершенно справедливо решил, что мир не готов к такому откровению. Если честно, то и сам Владимир Андреевич не был готов к этому совершенно.

   5. Непоправимое

   О вреде курения

   Одно время Владимир Андреевич необъяснимо много курил. Совершенно измученный этой тягостной привычкой, он искал способы избавления и не находил.

   От иглоукалываний чесались уши, от рисового отвара тошнило, а желание курить не проходило. Попробовал совет пенсионерки-учительницы. С утра пил пустырник, днём делал наклоны и приседания, на ночь слушал мантры, спал, расположив уставшие от борьбы с курением чакры с юго-запада на северо-восток, вдоль предполагаемых силовых линий.

   Проснулся среди ночи от желания курить. Звёзды в небе напоминали тлеющие в темноте сигареты, тысячи сигарет, а невидимые курильщики дразнили, кидая окурки прямо на землю.

   Чтобы заглушить желание, Владимир Андреевич отправился на кухню и съел всё, что нашёл в холодильнике. До самого утра не хотелось ничего. В течение следующего дня ел не переставая. Ни разу не закурил. Через две недели совершенно равнодушно проходил мимо табачных киосков, но в переднюю дверь городского транспорта не умещался.

   На работе под ним сломались три стула, дома треснула дубовая спальня, в ванну входил лишь наполовину. Жизнь стала невыносима. Услышал, что лишнему весу в организме не способствует курение. Стал выкуривать по четыре пачки в день. Вес не изменился, но прежняя пагубная страсть вернулась.

   Середина ночи, Владимир Андреевич сидит на двух табуретках у раскрытого окна, перед ним пепельница и сковорода с котлетами. В одной руке вилка, в другой дымящаяся сигарета, глаза широко раскрыты. Он смотрит в небо, откусывает котлету, потом затягивается, ждёт падающую звезду, и загадывает... Каждый раз одно и то же.

   Игра жизни

   Владимир Андреевич никогда не играл в азартные игры, особенно в карты. Он боялся, когда время проходит незаметно. Ему казалось, что и вся жизнь его в этом случае может бесследно пропасть. Так оно и случилось, хотя Владимир Андреевич так ни разу в карты и не сыграл.

   Несложный способ

   По утрам Владимир Андреевич зарядки не делал, вечером в спортзалы не ходил, в бане не был года три, читал книги лёжа на диване, зубы чистил раз в неделю. Словом относился к здоровью наплевательски. Но желание что-нибудь делать не покидало. Ища нетрудные способы улучшения здоровья, перечёл полку книг. Некоторые советы казались так доступны, что Владимир Андреевич тут же, не вставая с дивана, примерял на себя.

   На этот раз пришлось подняться — слишком многое сулилось за сущие пустяки. Всего-то и требовалось — встать лицом к востоку, а потом кружиться, стараясь не падать, пока хочется. Первая часть получилась без труда: на восток смотрели все три окна. Дальше возникли трудности. Не мог решиться — в какую сторону должно происходить оздоровительное движение, а потом не умел остановиться. Сначала из-за желания получить большую пользу, а дальше без всякой причины...

   Упал удачно, прямо на диван. Упал и уснул. Спал недолго, на работу не опоздал, но позавтракать не получилось. Чувствовал себя прекрасно, хотя иногда казалось, что перестал помнить что-то важное, необходимое для жизни. На обед ушёл раньше. Ел много, с аппетитом. Бродил по городу. От переполнявшей бодрости напевал-насвистывал. Перевёл через дорогу бабушку, улыбнулся продавцу мороженого, дал конфету симпатичному малышу. К концу обеденного перерыва вспомнил, что не обедал.

   Ел, удивляясь отсутствию аппетита, но особенно не переживая. Остальной день чувствовал себя великолепно, только не мог понять как зовут начальника. Боясь ошибиться, сказал "молодой человек". Молодой человек посмотрел с тревогой и отпустил домой.

   — Вы мне сегодня не нравитесь, — говорил он, провожая к выходу, — отдохните.

   После этих слов Владимир Андреевич и сам понял, что не здоров. Через час лежал на диване, укрытый двумя одеялами, настороженно прислушиваясь к происходящему внутри. Ничего не болело — это особенно пугало. Вспомнил, что больным полезен морс, полез в холодильник за вареньем. Заметил не съеденный утром завтрак. "Да я сегодня не завтракал", — удивился Владимир Андреевич и призадумался. "Да я сегодня, кажется, и не обедал", — изумился второй раз, и догадался, отчего ему нехорошо.

   Достал то, что должен был съесть утром, добавил к этому банку шпротов и полезную луковицу. "Сейчас поем, и всё наладится", — уговаривал себя Владимир Андреевич, сервируя нехитрый стол. Когда всё было готово и красиво разложено, когда заиграла негромкая, способствующая музыка, когда весь мир затаился, решаясь лишь подглядывать в зашторенные окна, Владимир Андреевич откинулся на подложенную к спине подушку и постарался найти в себе хоть что-то, напоминающее желание. И не нашёл.

   — Без еды человек гибнет, — сказал Владимир Андреевич кому-то невидимому и приступил к трапезе.

   Движение жизни

   "Движение — это жизнь", — сказал Владимир Андреевич, широко шагнул, и упал, пытаясь расколоть искусственный лёд крытого катка. Привязанные к ногам коньки не позволяли встать на ноги. Владимир Андреевич на четвереньках достиг бортика, с трудом поднялся и, произнеся: "Физкультура необходимее воздуха", — ловко стукнул головой недавно нарисованную на щите рекламу. На лбу отпечатались буквы, отпечатались наоборот, как в зеркале. "Без движения живое гибнет", — напутствовал врача приехавшей скорой. Врач не возражал.

   А утром следующего дня бежал навстречу солнцу, чувствуя, как от движений на свежем воздухе в организме происходят чудесные изменения. Водитель 14-го маршрута увидел опоздавшего пассажира и любезно остановил набиравший скорость автобус. Владимир Андреевич, занятый своими мыслями, не успел свернуть, и кубарем ввалился в открытую перед ним дверь. Вынужденный проехать остановку, Владимир Андреевич, чтобы не сбить дыхание, пытался делать наклоны. Из-за тесноты получалось не очень, и многие оказались недовольны. Высадили возле больницы, хотя остановка располагалась много дальше.

   "Жизнь без движения — не жизнь!", — убеждал окружающих, когда выталкивали из автобуса. Последнее, что услышали пассажиры: "Побежимте вместе...", но ему никто не поверил. Бежал за автобусом в одиночестве, почти не отставал и, наверное, бы догнал на неожиданном светофоре, но фонарный столб в эти планы посвящён не был.

   Когда открыл глаза, чтобы сильнее почувствовать укол, медсестра уже ушла. Перед собой увидел раскрытое в ночь окно и закрывающую полнеба гипсовую ногу. "Нет движения — нет жизни", — прошептал Владимир Андреевич и попытался встать. Не получилось — остальная нога и руки оказались привязаны к прочной кровати.

   "Я сделал всё, что мог", — думал Владимир Андреевич, начиная чувствовать действие лекарства. Беспокойное выражение лица сменилось улыбкой, глаза закрылись от нахлынувшего, и вот он бежит по лесной тропинке, едва касаясь земли, бежит прямо в гипсе и пижаме.Кровать весело летит следом, словно привязанный за верёвочку воздушный шарик, звеня металлическими колёсиками и взбрыкивая на поворотах, а сидящие на ней врач и медсестра хлопают в ладоши и кричат что-то очень ласковое.

   Подарок

   Ручка была хороша. Это был подарок к дню защитника. Тёмно-синяя, наполовину прозрачная, хорошо писала, удобно сидела в руке, не выпадала из кармана и красиво высовывалась металлическим колпачком. Такой не видел ни у кого. Единственное, что смущало — нельзя было понять, как меняется стержень. Поэтому и писать ручкой казалось глупо — стержень кончится, а дальше? Выбросить бесполезную красоту или носить как талисман?

   В жизни Владимира Андреевича красивого было немного, поэтому сдаваться без борьбы не хотел. Боролся до темноты — сломал две отвёртки, погнул плоскогубцы, испортил полировку стола. Случайно увидел в отражении окна мутный свой силуэт и испугался. Уставшая от неуспеха рука вздрогнула, раздался непоправимый хруст — и день закончился в печали.

   Перебинтованная скотчем ручка писала ярко и тонко, стержень подходил почти любой, но от былой красоты не осталось и следа. "Как непрочно сущее и кратковременна радость бытия, когда вместо рук неосторожные лапы", — думал Владимир Андреевич, наблюдая в окно, как чумазые мальчики из соседнего дома пытаются поймать кошку.

   6. Поправимое?

   Красивый мальчик

   В детстве Владимир Андреевич был красивым мальчиком. Ранней весной красивый мальчик влюбился в девочку из параллельного класса, которую красивой никто не обзывал. Они были знакомы уже 4 недели, но о своих чувствах Владимир Андреевич сказать не решался. 8 марта неожиданно подарил своей избраннице яркий складной зонт и, сгорая от стыда, намекнул, как они будут укрываться "этим" во время весенних гроз и в другие ненастные дни...

   Погода испортилась с утра, и ничего не предвещало улучшения. Девочка из параллельного класса шла под его зонтом под ручку с почти лысым девятиклассником. Симпатичный Владимир Андреевич удивлённо замер, понимая, что ничего не понимает, и в эти мгновения стал так красив, что на него оглядывались взрослые женщины.

   Леденец

   Владимир Андреевич ел карамельку, жалея о том, что внутри она не из твёрдого, долго живущего леденца, а из кратковременного обмана подозрительной начинки. Опечалился.

   Оказалось, что всё-таки леденец. Обрадовался.

   От неожиданной прочности хорошо сделанной конфеты откололся зуб. Погрустнел.

   Отколотый зуб оказался кусочком конфеты. К врачу можно не ходить. Повеселел.

   Увлёкшись тем, что происходит во рту, едва не упал, шагнув мимо дороги. При этом ещё и язык прикусил. Не обрадовался.

   От боли прослезился. Умытые слезами глаза обрели такую уверенность, что стали различимы номера стремящихся в другие города машин. От удивления почти засмеялся.

   "Как переменчива и недурна жизнь",— подумал Владимир Андреевич, опасаясь дальнейших предположений. Но было поздно,— тут же открылась новая подлость. Леденец в самой своей сердцевине оказался карамелькой. Надолго опечалился...

   Владимир Андреевич брёл, натыкаясь на спешащих к своей гибели прохожих, обходя подозрительных милиционеров, и путь его не имел главного направления. Он просто выбирал в небе красивое облако и шёл к нему. Так продолжалось до темноты, когда наступающие сумерки спрятали уставшие от преследования облака.

   Владимир Андреевич так обрадовался, что заплакал.

   Неполезная привычка

   Владимир Андреевич знал, что на ночь есть вредно. Но иногда, забываясь, делал "неполезное". Переживая за здоровье, всю остальную ночь не спал.

   Ногти

   Стричь ногти Владимир Андреевич не любил, а они, словно в отместку, быстро нарастали до неудобных размеров. Когда уставал царапаться, брал кривые специально заточенные ножницы — и пальцы становились короче. В этот раз специального не нашлось, всё было сделано тем, что подвернулось. Ногти получились прямоугольные, а сами пальцы — почти квадратными. "Стрижка под Малевича", — подумал смешное, но не улыбнулся. Это произошло в пятницу в конце рабочего дня, и Владимир Андреевич решил оставить всё как есть.

   В субботу утром проснулся на час раньше. 30 минут бегал по улицам, бегал не быстро, но на шаг не переходил. Делал нужные для здоровой бодрости упражнения, которые брал не из памяти, а самоуверенно выдумывал на ходу. Долго отжимался от пола, оставляя на недавно крашеном полу чёткие отпечатки целеустремлённых рук. После такого яркого пробуждения остальной день проспал. Зато вечером затеял жизнерадостную уборку, и был увлечён до глубокой ночи.

   За неделю дважды сходил в баню, сдал в ремонт лежавшую несколько лет обувь, убрал с балкона мусор, записался к зубному. На работе по привычке не трогали, но он лез везде — и всё получалось. В пятницу нашёл правильные ножницы, и его пальцы стали обыкновенными.

   Всю субботу не вылезал из кровати, а за целое воскресенье так и не сходил в магазин. На работе дремал, пропуская обед и перекуры, подолгу ждал автобуса, чтобы проехать одну остановку.

   В пятницу, когда ногти подросли, Владимир Андреевич правую руку постриг как всегда, а на левой смастерил "Малевича". Теперь по чётным дням был энергично-дисциплинированным, а по нечётным — ленив и сентиментален. Окончив в молодые годы курсы телемастера, Владимир Андреевич понял, что здесь нужен системный подход и без новых опытов не обойтись.

   Дальнейшие эксперименты привели к следующим выводам. Острые ногти делали Владимира Андреевича вспыльчиво-раздражительным, зато легко складывались любые числа, и в памяти за одно прочтение умещалась недельная программа телевизора. Со скошенными ногтями часть ночи уходила на стихи, которые хоть и были ни о чём, но слог соблюдался, и рифма не хромала. Вместе с этим появлялись боли в пояснице и перманентный насморк.

   Если ногти покрывались бесцветным лаком, то независимо от их формы в автобусах уступали место, а в магазинах давали лишнюю сдачу. Если на мизинцах изображалось подобие волны — всю ночь лил дождь, а к вечеру следующего дня школьники разбивали футбольным мячом стекло на кухне. Владимир Андреевич все записывал, и через время целая тетрадь была испорчена мелким, не слишком приятным почерком.

   Потом всё надоело, и Владимир Андреевич стал ходить в парикмахерскую, где за небольшие деньги нарочно обученная женщина делала с его руками всё, что надо. Стал жить как прежде, только появилась привычка грызть ногти. Чтобы этого не делать, Владимир Андреевич придумал носить перчатки. Часто одевал их и дома, чем приводил в ужас пожилого кота Кузю.

   7. Невесёлое

   Владимир Андреевич — облако

   Когда кто-нибудь случайно или в шутку трогал Владимира Андреевича за голову, то Владимир Андреевич прямо-таки выходил из себя. Зная, что голова главный человеческий орган, был уверен, что даже незначительное прикосновение к ней сегодня, может через время привести к чему угодно.

   А прошлым летом убежал из парикмахерской, когда стригущая его негустые волосы женщина, разговаривая с коллегой, облокотилась в то место на голове, которое у малышей называется "родничок". На самом деле череп у Владимира Андреевича, как у большинства взрослых, давно зарос, и был прочен как корпус подводной лодки, но видимо старик Фрейд не ошибался, когда говорил, что детские переживания — это диагноз на всю жизнь.

   А может, в прошлом, лет 300 назад, Владимир Андреевич погиб от упавшего в голову метеорита, и теперь его ангел неспокоен, когда на неё, на голову, садится даже несильное насекомое.

   И вот бежит Владимир Андреевич по городу, с безумными глазами, с остриженной наполовину головой, мокрый от шампуня и переживаний, и хочется ему улететь куда-нибудь с неустроенной земли, но тяжёлый череп и остальное бренное тело не пускают в небо. А так хотелось стать облаком.

   Зеркало

   Владимир Андреевич считал себя некрасивым. Каждый раз рассматривая в зеркале своё изображение, Владимир Андреевич грозил себе кулаком. Однажды сделал это так натурально, что сам не на шутку испугался.

   Кофе с молоком

   Владимир Андреевич любил кофе с молоком. Если утром не случалось такой подлости — весь день ходил как в воду опущенный. В то утро решил выпить кофе двойной крепости, поэтому высыпал всё, что оставалось в банке. Влитое в чашку молоко непоправимо свернулось. Владимир Андреевич удивился, но изменить привычке не смог, и выпил, как ни в чём не бывало, все эти подробности.

   С начала рабочего дня и до самого обеда Владимир Андреевич упорно смотрел в окно, и никто не решался его окликнуть.

   День рождения

   Когда Владимиру Андреевичу исполнился 41 год, он решил отпраздновать событие с друзьями. Раньше не отмечал свои "бёфдеи", но в бухгалтерии выдали премиальные за прошлый год и сослуживцы замучили недвусмысленными намёками...

   Домой Владимира Андреевича принесли. Самочувствие отсутствовало. Урон был нанесён не только здоровью — новые перчатки и вязаный шарф исчезли вместе с отечественной, но хорошей, шляпой и английским зонтом со стальными спицами. Ботинки не пропали, хотя ноги в них и были перепутаны, на пиджаке не хватало двух пуговиц, в кармане лежал незнакомый галстук мышиного цвета и совершенно чужой паспорт.

   Всё это, очнувшись под утро, Владимир Андреевич осознал не сразу. Трезвость ещё не наступила, хотя опьянение уже не было таким вопиющим. Захотелось спеть что-нибудь нежное, но, пытаясь вспомнить мелодию или слова, уснул, и ничего из сна не запомнил.

   Увидел себя в зеркале и пожалел, что проснулся. Лица на лице не было. Что-то плоское без человеческих признаков простиралось снизу вверх и справа налево и имело такие размеры, судя по которым, остальное туловище должно быть величиной с дом. Владимир Андреевич прищурился, надеясь разглядеть что-нибудь не такое ужасное, и увидел криво вбитый гвоздь, на котором ничего не висело. Понял, что таких лиц у человеков не бывает, и стало стыдно...

   Отвернулся от своего изображения, увидел себя самого, стоящего рядом. Оказывается, спутал ориентиры и пытался разглядеть своё отражение, пялясь в противоположную голую стену. Размышляя об этом потом здоровой головой, Владимир Андреевич справедливо решил, что легко мог увидеть что-нибудь и похуже.

   Когда в следующий "бёфдей" сослуживцы дружно потребовали сатисфакции, Владимир Андреевич оглядел всех полными ужаса глазами и закатил такую истерику, что никому мало не показалось.

   Сломанный телевизор

   Однажды у Владимира Андреевича в телевизоре напрочь пропал звук. Две недели смотрел новости под шум играющей у соседей классической музыки. Обо всем приходилось догадываться, используя немые картинки и интуицию. От этого так поумнел, что стали приходить чужие люди — спросить за кого голосовать, куда движется доллар и другие жизненные вопросы.

   Один из спрашивающих работал телемастером и за 10 минут наладил требующий длительного ремонта телевизор. Через три дня Владимир Андреевич стал прежним, никому ничего не подсказывал, а соседи, думая, что он жадничает, перестали здороваться.

   Флюорография

   Владимиру Андреевичу захотелось в бассейн. Необходимая для допуска в воду флюорография находилась в доме напротив.

   Женщина, выдающая результаты, найдя причитающееся Владимиру Андреевичу, неравнодушно покачала головой, незаметно, пока посетитель отвлёкся на стенгазету, вгляделась в посетителя и сказала, что нужна повторная процедура.

   — Вы, наверное, пока вас светили, шевелились или вздохнули,— выговорила женщина и сама вздохнула, показывая, как нечаянно это происходит.

   — Вы меня не обманываете? — опешил Владимир Андреевич, и увидел в толстых стёклах близорукой женщины отражение своих испуганных глаз.

   Бессонной ночью вглядывался в тёмную муть за окном, ощупывал обречённую грудную клетку и пытался угадать, сколько ему осталось. В бассейн больше не хотелось.

   8. Весёлое?

   О врачах

   Врачей Владимир Андреевич не любил. За справкой или на медкомиссию шёл в поликлинику без желания. На всякий случай брал с собой электрошокер, купленный в охотничьем отделе универмага. И всё равно было страшно. Наверное поэтому было страшно и врачам. Чувствуя недоверие пациента, они сами недолюбливали и опасались. Как увидят из окна, что он идёт, — закрывают кабинеты и прячутся.

   Однажды терапевт не успел закрыться из-за того, что уборщица снесла ключи. Владимир Андреевич заходит и конечно не догадывается, что беззащитный врач затаился под столом. Говорит на всякий случай: "Здравствуйте", а врач так растерялся, что взял и ответил, забыл, что его как бы нету. "Добрый день",— отвечает. Прямо из-под стола отвечает. Вышло довольно смешно.

   Цирк

   Владимир Андреевич любил цирк, но никогда туда не ходил. Стоило ему появиться, как все забывали смотреть представление, показывали на Владимир Андреевича, кричали и аплодировали. Получалось чёрт знает что.

   1 апреля

   В конце марта в дни весеннего авитаминоза Владимира Андреевич так устал от зимы, что часто смеялся без видимой причины. Всё казалось забавным, особенно при общении с сослуживцами. Скажет кто-нибудь два слова, а Владимир Андреевич с ног валится — так его разбирает. И причины нет, а истерика такая, что впору медицинскую помощь оказывать. И сам измучился, и другим надоел. В его присутствии уже никто и не разговаривал. Сидят молча, как глухонемые, друг дружке рожицы показывают. Владимир Андреевич замечает, но сдерживается, боится что-нибудь поинтереснее пропустить.

   В конце концов на него совсем перестали обращать внимание. Упадёт на стул в начале рабочего дня от того, что с ним кто-нибудь, забывшись, поздоровается, и замирает до самого обеда, сосредоточиться не может. Только успокоится, как словно нарочно кто-нибудь что-нибудь скажет или сделает. И снова веселье — до изнеможения, до слёз, до коликов.

   К концу дня Владимир Андреевич уставал. Глаза закроет, чтобы не видеть, уши заткнёт, чтобы не слышать, чтобы никакой причины, никакого раздражителя. И получалось. Товарищи поддерживали, не мешали, стороной обходили. И вот сидит он в таких обстоятельствах: внутри спокойно, снаружи тихо — так хорошо, что плакать хочется. Задремал. Но тут зазвонил телефон.

   — Кто говорит?

   — Слон.

   Хохотал прямо в телефонную трубку, из которой сначала раздавалась тишина, а потом попятились, перегоняя друг друга короткие тревожные гудки. Тут Владимир Андреевич представил, что почувствовал неизвестный человек на другом конце провода, и ему стало невесело.

   Весь следующий день 1 апреля Владимир Андреевич ни разу не улыбнулся, хотя все вокруг только этим и занимались.

   Ошибка почтальона

   По субботам Владимир Андреевич на работу не ходил. С самого утра ложился на диван и читал всё, что скопилось в почтовом ящике за неделю. Оставшийся выходной смотрел в телевизор.

   Эта суббота прошла как обычно, но в воскресенье почтовый ящик снова оказался непустым. Владимир Андреевич весь день, как и накануне, читал. Уже вечером, на последних страницах предпоследней газеты, стал заранее узнавать не прочитанное. Стало казаться, что в нём проснулись неожиданные способности предвидеть не случившееся.

   Стал мечтать, что будет делать с привалившим талантом, но вглядевшись внимательнее, опустошённо понял, что ничего особенного не произошло. Просто почтальон по недоразумению ошибки два раза принёс одинаковую почту.

   Аплодисменты

   Когда Владимир Андреевич посещал концерты или театр, то всегда громко хлопал, даже если артисты не заслуживали. Он где-то прочёл, что на руках расположены незаметные для глаз нервные окончания, влияющие буквально на всё, и просто хлопая в ладоши, можно избавиться от многих хворей.

   Однажды Владимир Андреевич аплодировал в полном одиночестве — и его забрали в милицию. Но это уже другая история.

   Приглашение в гости

   Как-то раз Владимира Андреевича пригласили в гости, думая, что он как всегда не придёт. Но Владимир Андреевич взял и явился. Хозяйка вынесла белые тапочки и отвлеклась на телефонный звонок опаздывающего мужа. И тут решимость участвовать в коллективном отдыхе сменилась паникой. Когда женщина вернулась, то никого не увидела. Владимир Андреевич ушёл, ушёл так быстро, что оставил не только зря купленный торт, но и левый напрасно снятый ботинок.

   Не имеющий видимой пары белый тапок вызывал у взрослых спрашивающие взгляды, у остального, незрелого населения, не требующий ответа восторг.

   9. Вот как бывает

   Бессонная ночь

   Владимир Андреевич плохо спал ночь. И теперь, днём, если рядом не происходило ничего интересного, на него нападала зевота. Он делал это так увлечённо, что приходилось опасаться вывиха на лице, а из глаз катились бессильные слёзы. Так он маялся, пока не заболел зуб.

   Проверка

   Осенью прошлого года жизнь Владимира Андреевича была разделена на два периода: до и после. Событием, относительно которого всё остальное казалось пустяком, стала годовая проверка. Про этих людей говорили, что они настоящие звери, и редкий начальник может пережить их нашествие, не получив впоследствии последствий.

   Владимир Андреевич знал, что у него в отчётах не всё в порядке, но сделать ничего не мог, потому что всегда находилось такое, что не могло быть решено в пользу чего-либо без ущерба для остального. Владимир Андреевич пил валерьяновые капли и ждал. Хотелось, чтобы всё скорее кончилось, а оно ещё и не начиналось. Ожидание всегда мучительнее того, что должно произойти, но ждать, слава богу, оставалось недолго.

   Микроавтобус остановился прямо перед окнами. Из него долго никто не появлялся, зато потом вышло сразу восемь человек. От такого количества Владимиру Андреевичу стало не по себе. Упреждая чужое желание войти, бросился к входной двери, и запер её, на мгновение опередив находящихся по другую сторону. Не веря надёжности замка, схватился за круглую металлическую ручку и, замирая от ужаса, ждал, что из этого выйдет.

   Из этого ничего не вышло, вернее никто не вошёл. Пытались, подпрыгивая, заглядывать в окна, в кабинете непрерывно звонил телефон, кто-то самый нетерпеливый бил в двери ногой. Владимир Андреевич был непоколебим, а на его лице застыла странная никому не предназначенная улыбка.

   Осенний день выдался нежаркий, скоро все замёрзли и спрятались в автобусе. Лишь один остался снаружи, трогал двери, разговаривал по телефону. Надоело и ему. Через время все уехали, оставив на асфальте большую чёрную лужу.

   Раннее пробуждение

   Однажды поздней осенью Владимир Андреевич проснулся в 4 утра оттого, что в комнате светло. "Наверное, за окном выпал первый снег", — догадался Владимир Андреевич и, как всегда, не угадал. Светло оказалось по причине забытого электричества, которое горело зря всю ночь, освещая сны спящего человека.

   Владимир Андреевич невесело усмехнулся, погасил лампу и лёг. Но сон не пришёл.

   Удивительный автобус

   Владимир Андреевич опаздывал. Автобус не уезжал, ждя его одного. В этом нельзя было сомневаться, из окон в его сторону смотрели водитель и пассажиры. До открытой двери оставалось не больше десяти шагов, но смущенный общим вниманием, Владимир Андреевич чувствовал, что ноги не слушаются. Прислонился к доске объявлений, делая вид, что читает.

   Из автобуса послышался смех, и Владимиру Андреевичу полегчало. "Люди радуются жизни, а он переживает неизвестно о чём". Обрёл потерянные силы, дочитал ненужную рекламу, стремительно вошёл.

   В последний момент заметил, что номер автобуса не тот, но обмануть ожидание стольких людей казалось немыслимым. Закрылись двери, взревел истомившийся мотор, Владимир Андреевич припал к окну, запоминая дорогу.

   Воскресенье

   В воскресенье Владимир Андреевич проснулся ровно в шесть, как в обычный рабочий день. Чувствовал, что не выспался, организму не хватало ещё минут сто. Не вставал, ожидая прихода сна. Так пролежал до вечера. Поднялся с головной болью в то время, когда следовало ложиться. Пил таблетки, смотрел неинтересный фильм, читал старые газеты. Уснул, когда в окно заглядывал рассвет.

   На работу в понедельник проспал.

   Турник

   Владимиру Андреевичу от прежних жильцов в бесполезное наследство достался самодельный турник, приспособленный на дверные рамы узкого коридора. Не обременённый лишним ростом, Владимир Андреевич руками до турника не дотягивался, а подпрыгивать на третьем этаже старого здания не решался. По этим причинам полезный для неразвитых горожан тренажёрне востребовано ржавел, а Владимир Андреевич чувствовал себя обманутым.

   Однажды в конце пасмурной недели, одуревший от приступа мигрени и под впечатлением просмотренного накануне фильма про ковбоев, Владимир Андреевич, не без помощи табурета, неровно повис на испуганном турнике. Тут собственно всё и началось.

   Не чувствуя под ногами опоры твёрдого пола и не умея из-за безнадёжно вытянутых рук смотреть вниз, он испугался почти до обморока. Кричать не мог — нетренированные мышцы с перепуга заняли всё свободное пространство в организме, и даже недлинным словам образоваться было негде. Сколько провисел в таком положении, неделю или две минуты, неизвестно.

   Предчувствуя ужасное падение и мучительную кончину, держался уже не бесчувственными руками, но таинственная сила, сообразуясь со своими, никому неведомыми причинами, делала отсрочку неизбежной гибели. Когда иссякло всё, что может иссякнуть, когда неизвестная сила исчезла так же непредсказуемо, как и появилась, Владимир Андреевич ощутил рвущиеся внутри нити, а одна из них лопнула с таким звоном, что наступили сумерки и замолкло всегда говорившее кухонное радио...

   Владимир Андреевич увидел себя стоящим под турником, пальцы рук доставали, хоть и не настоящим образом, глупую пустую внутри железку, а ноги, хоть и не всей ступней, но ощутимо касались пола. Встал на цыпочки и повис, не безнадёжно, как минуту назад, а легко и радостно, как беззаботная, ловкая с рождения обезьяна. Передохнул и повторил, закрепляя успех случая.

   С тех пор Владимир Андреевич утром и вечером, а в выходные чаще, цеплялся за перекладину и висел в своё удовольствие долгую минуту, слегка раскачиваясь, слушая телевизионные новости или думая то, что рождалось в опьяневшей от физкультуры голове.

   Через две недели проявились первые результаты. Теперь в автобусах чувствовал себя гораздо увереннее, легче протискивался к выходу, за поручни держался так цепко, что однажды почти оторвал верхнюю перекладину. С понедельника решил не только висеть, но и подтягиваться. Засыпая, мечтал, на какие цели будет тратить избыток силы. Прежде всего приколотить книжную полку, лежащую без дела третий год. Затем поставить на место распоясавшихся дворовых детей, которые не только не здоровались, но если на улице не было других взрослых, ещё и показывали языки. Остальное здоровье расходовать на текущие дела и изучение иностранных языков.

   В понедельник утром привычно повис, но вспомнив о своём решении, спрыгнул и повис заново. Изо всех сил потянулся к новой жизни, но в середине пути легко выскользнул из упражнения, и красиво, по-каскадёрски, упал, едва не выломав головой дверь в ванную...

   Очнувшись, увидел себя стоящим на четвереньках. Руки вместо турника сжимали половик, на вспотевшие ладони налип мусор, домашние тапочки валялись в разных углах, в ушах звенело. Все достижения оказались миражами обморока, до турника по-прежнему не доставал, на кухне бубнило самостоятельное радио, в телевизоре стреляли, за окном шёл дождь.

   Больше Владимир Андреевич на турниках не висел. Ну их.

   10. Бывает и такое

   Некурящий Владимир Андреевич

   Одно время Владимир Андреевич не курил, но табак нюхал с удовольствием. Он говорил, что во время чихания мозг на мгновение отключается от окружающего мира, а это очень полезно для продолжительности долголетия.

   Как-то утром стоял у закрытого газетного киоска, делая виды, что читает обложки продажных журналов. На самом деле собирался чихнуть. И вот, когда это почти удалось, когда не хватало совсем чуть, общительный прохожий, желая завести разговор, спросил, который час.

   Владимир Андреевич посмотрел незнакомцу прямо в глаза и ничего не ответил.

   О безобразной работе городского транспорта

   Владимир Андреевич ездил на работу на двух автобусах. Сначала 4-м до вокзала, потом почти любым до центра, где и проходила большая часть жизни. Во время не предсказанного синоптиками мороза простоял на привокзальной площади битый час, дожидаясь своего почти любого. От холода перестал смотреть на часы. Когда, наконец, подошёл подходящий номер, Владимир Андреевич на секунду задумался и, как загипнотизированный, сел в уже отъезжающую 4-ку.

   На работе в этот день поставили прогул.

   Бессонница (1)

   7 октября не этого года Владимир Андреевич долго не мог уснуть. Чтобы не терять времени зря, раскрыл книгу, но ни содержания, ни смысла в прочитанном не находил. Бросил глупое занятие, когда время перевалило за полночь. С ненавистью смотрел на часы, из которых каждый час появлялась кукушка, беззвучно взмахивала крылами и так же беззвучно исчезала. Это не нравилось, потому что часов с кукушкой в доме никогда не было. Следовало удивиться по-настоящему, но что-то мешало. Да и вообще всё было как в тумане.

   Когда кукушка показалась в пятый раз и вместо обычного выругалась голосом Фаины Раневской, Владимир Андреевич понял, что на самом деле давно спит и происходящее вокруг — неопасный сон. Он успокоился, и из часов больше никого не появлялось.

   Победа над бессонницей (2)

   8 октября того же года Владимир Андреевич без всякой причины проснулся среди ночи. Не отдохнувшие глаза отказывались видеть, всё вокруг казалось опрокинутым, расплывалось, пугало. Подумалось, что ещё не проснулся. Разглядывая находящееся рядом, заметил очки, одел их и догадался, что не спит.

   Предстоял трудный день, нужно было во что бы то ни стало отдохнуть. Долго ворочался с боку на бок, пока совершенно не обессилел. Захотел встать и сделал ошибочную попытку не в ту сторону. Глухо ударился головой в синтетический ковер и сразу уснул. До утра спал как убитый.

   Утро после бессонницы (3)

   6:50 того же дня того же года Владимир Андреевич вышел из дома без настроения. Он не мог вспомнить, в котором часу вчера уснул, и эта неизвестность раздражала.

   В автобусе сесть возле окна не получилось, сел сбоку. На сдачу с билета дали карман мелких денег. Всю дорогу над ним кто-то нависал, капая с мокрых одежд в него, почти сухого. Хотел высказать возмущение, поднял голову — и очередная капля угодила прямо в глаз. На время наполовину ослеп. Запотевшие стекла автобуса не давали видеть окружающий мир — проехал свою остановку. Забывчивый кондуктор четыре раза предлагал оплатить проезд. Выходя ступил прямо в лужу, а потом обрызгала маршрутка.

   На работу Владимир Андреевич пришёл нерадостный.

   Неучтённый шанс

   Владимир Андреевич устал от одиночества и на закате жизни решил жениться. Решимость поступка зрела почти полвека и теперь, когда всё окончательно сформировалось, осталось лишь найти спокойного человека для дальнейшей нескучной жизни.

   Устав от города, Владимир Андреевич возжелал искать счастья в сельской местности и отправился автобусом в ближайшую деревню. От него, одетого в новый криво сидящий костюм с приклеенной улыбкой на деревянном лице, женщины шарахались, и остальное население радушия не проявило...

   На обратном пути сидел напротив двух усталых женщин, одна из которых рассказывала спящей попутчице о том, как её подруга нашла мужчину прямо на помойке. Выносила ведро и нашла. Умытый и переодетый он оказался таким неплохим, что женщина оставила его себе и даже зарегистрировала имеющим право мужем.

   Владимир Андреевич с трепетом вглядывался в повсеместно растущие мусорные баки, но кроме кошек и ворон никого не видел. Почти возле дома заметил силуэт. И была эта женщина не самым худшим из того, что может выдумать природа. Почувствовал спрятанным глубоко в груди тоскующим сердцем, что это может быть последний нигде не учтённый шанс что-то изменить в однообразии оставшихся дней. Уговаривал сомневающуюся часть себя не судить строго то, что увидит, и когда незнакомый человек оглянулся, почти не испугался.

   — Который час, — глупо спросил он, запоздало понимая, что нужно спрашивать о другом.

   — Не знаю, — растерялась женщина, и улыбнулась.

   Увидев то, что увидел, Владимир Андреевич убежал.

   11. Вот это да

   Деньги и честность

   Владимир Андреевич нашёл денег. Их оказалось так много, что он испугался. По-настоящему законов никогда не нарушал и быть уличённым теперь тоже не хотелось. С детства его учили, что совесть дороже остального богатства.

   Отсчитав причитающиеся по закону 25%, Владимир Андреевич остальное зарыл, не оставив заметки, не запоминая приметы одинаковой природы и, расстроенный от своей честности, ушёл куда глаза глядят.

   Будильник

   Каждое утро Владимир Андреевич поднимался ровно в пять. Не потому, что ему было нужно. Просто у железнодорожника, живущего через стену, в это время включался громкий будильник. Сосед был глуховат и для большей уверенности в наступлении утра ставил механику в пустую 5-ти литровую кастрюлю. И всё равно Владимир Андреевич часто видел из окна опаздывающего, бегущего бегом соседа.

   Вынужденный просыпаться ни свет, ни заря, Владимир Андреевич повторно уснуть не умел. Делать что-нибудь полезное не отдохнувший организм отказывался, и приходилось бесцельно слонялся по комнатам, горюя о зря уходящей жизни. Желание спать проявлялось позднее, по дороге на работу и на самой работе. Владимир Андреевич мог в дрёме не услышать остановки, а во время выполнения обязанностей инженера, засыпая, пачкал влажным дыханием пронумерованные чертежи. Пробовал затыкать уши или прятать голову под подушку, но в такие ночи снилась гадость и голова весь оставшийся день болела. Будильник, не делая исключений, неутомимо шумел и по выходным. В субботу сосед обычно работал, а по воскресеньям ездил на рыбалки, поэтому покоя не было никогда. В довершение всего Владимир Андреевич стал самостоятельно просыпаться за минуту до звонка, подтверждая существование безусловных рефлексов и наличие в организме биологических часов.

   В пятницу Владимир Андреевич засиделся перед телевизором до двух. Разбуженный в выходной в пять, не обрадовался сильнее, чем в обычный день. Настроение испортилось настолько, что требовало немедленного действия. Звон за стеной продолжался, словно вместо пружинной силы содержал электричество свежих батареек. Владимир Андреевич схватил гаечный ключ и принялся стучать по секциям отопления знаками Морзе.

   Ноты, извлекаемые железкой, мелодии не создавали, они сталкивались между собой и раскалывались на другие, такие же вызывающие. В средние века такие интервалы называли тритонами и запрещали в музыке. От безобразия шума Владимир Андреевич и сам испугался. Получилось уж как-то слишком. За стеной было тихо. В дверях комнаты появилась сонная кошка, зевнула, стала чесаться, не сводя с хозяина удивлённого взгляда. Через минуту Владимир Андреевич спал, а сосед в тот день никуда не опоздал.

   С тех пор так и повелось: просыпался, стучал в батарею и спал дальше. Железнодорожный сосед по старости слуха тонкие звуки не понимал, из-за этого будильник слышал через раз, принимая его настоящую сущность за отдалённые сны. А удары ключа по металлу были так родны его сердцу, так напоминали любимые паровозы, что он их различал не только во время самих ударов, а на секунды раньше, просыпаясь ещё в тишине, успевал выключить готовый сработать механизм.

   Как то в субботу вечером в дверь позвонили. Владимир Андреевич никого не ждал и, предполагая не открывать, затаился. Звонки продолжались, хоть уже и не казались такими требовательными. Открыл. Перед ним стоял улыбающийся сосед. Из кармана предательски высовывалась бутылочное горлышко начатой бутылки водки. Часть принесённого, судя по блеску глаз, находилась внутри организма, помогая стеснительному человеку упростить сложности общения...

   Знакомство состоялось и шумно продолжилось до глубокой ночи. В финальной части стояли, обнявшись на балконе и громко пели украинские песни, хотя языка этого оба не знали. Граждане, живущие в соседних квартирах, не могли спать и уже решились привлечь милицию, как всё неожиданно прекратилось. Новоиспечённые приятели уснули и спали как убитые, пока за стеной не заверещал будильник.

   Каждое утро Владимир Андреевич поднимался ровно в пять. Не потому, что ему нужно было вставать так рано. Иван Аркадьевич (так звали железнодорожного соседа) оказался на удивление неплохим человеком, и не хотелось, чтобы он опоздал на работу, которую любил больше остального.

   Сила воли

   Однажды глядя сериал о подвигах вневедомственной охраны, Владимир Андреевич до обморока захотел пива. На улице шёл дождь, сверкала вечерняя молния, и всё-таки стал собираться. Искал зонт и не находил, пытался вспомнить где плащ и не мог. Но желание от трудностей лишь крепло, и он ушёл прямо так — без плаща, без зонта, в холодных ботинках и в курточке без капюшона.

   Ближайший магазин был уже закрыт, дальний супермаркет ещё не открылся после ремонта — пришлось ехать на автобусе. Людей почти не было, редкие милиционеры неодобрительно оглядывали Владимира Андреевича, сравнивая его мокрую личность с карманными фотографиями преступников.

   Вернулся почти ночью. И хоть пиво оказалось несвежим, а в горле першило от предчувствия простуды, главное, что он сделал то, что задумал, несмотря ни на что. Сила воли так окрепла, что находящиеся рядом электролампы пытались загораться, а телевизор включился без пульта и показал прогноз погоды на следующую неделю.

   Когда Владимир Андреевич увидел в холодильнике изрядное количество неучтённого пива, за окном громыхнуло. Во всей квартире пропал свет, уставшие ждать слёзы покатились по ещё не высохшим от дождя щекам, и в полной темноте долго не умолкали удивительные, почти радостные всхлипывания.

   Необычная пятница

   Владимир Андреевич всю ночь думал и к утру додумался до того, что взял, да и не пошёл на работу. Он вообще не встал с кровати, лежал, глядя в потолок, потом незаметно уснул и спал как уставший человек до следующего утра.

   Рабочая неделя кончилась на день раньше, но никто, кроме Владимира Андреевича, этого не заметил.

   Пропущенный обед

   Владимир Андреевич так увлёкся работой, что пропустил обеденный перерыв. Начальник удивился, но ничего не сказал. Когда до конца рабочего дня оставалось три часа, Владимир Андреевич почувствовал такой голод, что без разрешения сбежал в магазин — купить колбасы и чипсов. Незаметно ел купленное, долго держа во рту каждую чипсину, чтобы она становилась мягче и не хрустела. Колбасу резал тупым ножом для бумаг, весь перепачкался. Начальник не удивился, но по-прежнему не сказал ничего.

   Вечером, отстирывая с брюк жирные пятна, Владимир Андреевич переживал, высохнет ли к утру или придётся надеть штаны, в которых трудно дышать и нет ни одного кармана!

   Ботинки

   У Владимира Андреевича имелись красивые ботинки. Третий год они оставались почти новые. Владимир Андреевич одевал их редко, каждый раз думая, что всё обойдётся, но всегда ошибался. Правый ботинок и в самом деле был хорош, а вот левый, не смотря на внешнюю безобидность, при ходьбе скрипел, словно вместо настоящей ноги был неживой протез. Владимир Андреевич стеснялся ехидного звука и чтобы он был не так заметен, пробовал петь.

   Голос был недурён, но музыкальный слух не присутствовал. Даже простые мелодии звучали так, что узнать их могли только тренированные эксперты. Другими словами, для окружающих это было ещё мучительнее и привлекало не меньшее внимание. Пробовал ходить, не опираясь на левую ногу. Шума не было, но хромота, появляющаяся при таком способе, приводила к тому, что все бросались помогать несчастному инвалиду, а однажды чуть не забрала проходившая мимо "скорая". Пришлось убегать.

   Тогда же, между прочим, Владимир Андреевич заметил, что во время бега ботинок не скрипит, а лишь тонко, почти незаметно, попискивает. Стал бегать бегом. Но и этот способ не прижился. Во-первых, из-за тесноты на тротуаре в пиковые часы. Во-вторых, после бега приходилось резко останавливаться, чтобы исключить собственно ходьбу. Такое издевательство непрочное сердце выдерживало с трудом и, честно говоря, не хотелось гибнуть из-за пустяков. В-третьих... Впрочем, про это говорить не стоит — слишком личное и с сюжетом не связано. Оставалось прыгать на одной ноге или ходить на руках.

   Когда вся эта канитель надоела, взял и купил другие новые ботинки. Возле мусорного бака переобулся — делать это в магазине показалось неудобным. Сложил опостылевшее изделие совместной промышленности в освободившуюся коробку и, как пишут в книгах, лёгким движением руки...

   Произошло то, что произошло. Почти новые ботинки упали почти на дно почти пустого бака. В это время небо, разделённое надвое сверхзвуковой наглостью военного самолёта, очнулось от осени и содрогнулось от выстрела, сопровождающего переход звукового барьера. Две белые полосы оставались ещё видны, но движение воздуха, называемое звуком, прекратилось и на уставшую от грохота Землю обрушилась тишина.

   Скрип новых ботинок показался громче реактивного дизеля. Их голоса различались и, сообразуясь с шагами, они создавали почти гармонические интервалы. А хозяину ботинок казалось, что над ним смеются, напевая дразнилку из детского мультика.

   Владимир Андреевич впервые в жизни пожалел, что не родился в Африке, где, как он читал, на человека, одетого в ботинки, показывают пальцем.

   12. Ну и дела

   Хитрый сон

   Владимир Андреевич разочаровался в жизни, забрался на крышу семиэтажного дома и, недолго думая, кинулся вниз. "Какой же я отчаянный!",— думал он, находясь между небом и землёй...

   В последнее время Владимир Андреевич перестал понимать: спит ли он и видит во сне всё, что происходит, или это настоящая бодрая жизнь. Идёт, к примеру, по городу, но берёт сомнение, неуверенность за происходящее. От этих неуместных мыслей останавливается где шёл, может быть посреди проезжей части, а там автомобили. Тут можно так уснуть, что никто и не разбудит.

   Или другое. Зовёт начальник в гости на юбилейное мероприятие. Владимир Андреевич приходит в назначенное время, не с пустыми руками приходит, звонит в звонок, заранее радуется, настроение поднимает, чтобы соответствовать. Открывает супруга начальника, хорошая женщина, не худая, в руках разноцветная кошка. Обе удивлены, делают виды, что не ждали. Владимир Андреевич снимает шляпу, здоровается, одной рукой цветы протягивает, другой торт взвешивает. В это время из лифта выходит начальник, по совместительству — ревнивый муж.

   — А я к вам, — говорит Владимир Андреевич и чувствует, что ему не верят.

   — А может к ней? — спрашивает начальник, пухлым портфелем показывает на пухлую свою женщину.

   И начинается избиение человека. Это когда один из дерущихся не хочет или не может оказывать сопротивление второму, который и хочет и может. Дальше — интереснее. Выясняется, что жена начальника совсем ему не жена, а даже наоборот посторонняя, у которой на северах собственный муж трудится, старается для семьи; что эта секретная квартирка принадлежит младшему племяннику старшей сестры; что про адрес договорились лишь сегодня утром.

   Владимир Андреевич клянётся, что пришёл по приглашению, начальник пытается вспомнить и от этого нервничает. Видя растущие на глазах синяки, начинает переживать ещё больше, уже за рукоприкладство. И потом всё это недоразумение замечательно переходит в обыкновенную пьянку, благо в холодильнике у племянника старшей сестры было.

   Утром, отрывая тяжёлую голову от подушки, Владимир Андреевич не может понять, какая часть вчерашнего случилась в жизни, а что снилось, происходя лишь внутри головы. А тут ещё звонит начальник и интересуется, не забыл ли Владимир Андреевич о назначенном на сегодня торжестве, а голос подозрительный, словно человек хочет смеяться, но сдерживается, или наоборот, только что чуть не умер от смеха и теперь приходит в себя.

   А как-то раз Владимир Андреевич, находясь в приподнятом настроении, ущипнул женщину из бухгалтерии, которая буквально вчера сама нешуточно лезла обниматься. Сделал это почти нежно и тут же получил по морде. Вчерашнее оказалось ненастоящим сном, а от сегодняшнего по-настоящему болело лицо.

   По причине вышесказанного во всех поступках Владимира Андреевича решительность отсутствовала. Прежде чем зажечь спичку он должен был убедиться, что не сидит в кабине бензозаправщика. Перед тем, как раздеться в бане, нелишним казалось проверить, что это действительно баня, а не театр или кабинет прокурора...

   Когда совсем заходил в тупик, набирал "справочное", называл свою фамилию и спрашивал, живёт ли такой гражданин в городе. Но сегодня обманули и там. Есть говорят такой человек и адрес называют. Чужой адрес! Здесь Владимир Андреевич и разоблачил этот хитрый сон.

   Происшествие

   В столовую Владимир Андреевич ходил редко, лишь в те дни, когда не успевал купить что-нибудь для "ссобойчика". Сегодня был тот день.

   Владимир Андреевич так проголодался, что не заметил, как вместе с кусочком хлеба в руке оказалась салфетка. Глядя в суп откусил и хлеб, и необязательную салфетку. Откусил, надо сказать, как следует. Почувствовал постороннее, но ничего не сделал, потому что вокруг люди и казалось неловко среди бела дня вынимать изо рта бумаги. Прожевал и проглотил. Чувство голода прошло, словно выключили невидимый тумблер. Дальше Владимир Андреевич ел без удовольствия.

   Злое насекомое

   Владимир Андреевич не жаловал мух и не радовался, когда их видел. Во время обеда они нарочно падали в тарелку и там шевелились. Когда дремал на диване, устраивали на лице его настоящие оргии, и Владимир Андреевич опрокидывался на пол, разгоняя их сонными руками.

   "Какое злое насекомое",— говорил он, и никто ему не противоречил.

   Командировка

   Командировки Владимир Андреевич не любил. Чужие города пугали, и с желудком вдали от привычного происходило неладное. В этот раз послали на неделю. Неспокойное предчувствие не покидало всю дорогу.

   Вопреки ожиданиям всё складывалось хорошо: и город показался приветливым, и здоровье не подводило. Два дня удивлялся тому, что происходит. И наконец в среду, на третий, — сбылось: лопнула дужка очков. Левое стекло выпало на холодный асфальт и не уцелело. Владимир Андреевич не удивился, но расстроился. Он даже спал в очках, а тут такая неловкость. Мир стал плоским, наполовину мутным. Теперь Владимир Андреевич старался всегда оказываться левее остальных, а разговаривая, поворачивался правой стороной. Так его лишённый оптики глаз был меньше заметен. Так ему казалось. Ходить прямо получалось с трудом. Сильные диоптрии с одной стороны и их отсутствие с другой приводили к тому, что Владимир Андреевич легко мог войти мимо дверей, что и происходило. Накануне отъезда очки вообще разломились надвое, и носить их на лице стало невозможно.

   В пятницу никуда не уехал. Вместо вокзала в назначенный час оказался на кольце трамвайного маршрута, где вместо железной дороги были проложены трамвайные пути. Но даже если бы и оказался в нужном месте... А вы бы впустили человека, который вместо билета показывает инструкцию от упаковки аспирина?

   В походе

   Однажды Владимир Андреевич пошёл с туристами в поход. Спать на Земле боялся, поэтому вечером привязал себя к дереву, чтобы не упасть, и в таком виде пережил ночь. Утром забыл, что привязан, и, проснувшись, так и пошёл вместе с деревом. Все очень удивились.

   За ягодами

   Владимир Андреевич любил ходить в лес за ягодами. Он их не собирал, как все остальные любители, а как профессионал, сразу съедал. Раньше, по молодости, таким способом ходил и за грибами. Но однажды перепутал сыроежки с ложными опятами, пролежал в больнице две недели и потерял к собиранию грибов всякий интерес.

   Владимир Андреевич четвёртый день не ест. В субботу соседи звали в колхозный сад за яблоками.

   Ноги

   У Владимира Андреевича в молодости были красивые ноги, но никто об этом не догадывался. Очень хотелось, чтобы и остальные узнали, но подходящего случая не происходило.

   Владимир Андреевич часами стоял в прихожей перед зеркалом, но удовлетворения это не приносило. Не хватало свидетелей. Баня-бассейн не в счёт. Во-первых, Владимир Андреевич заведения эти не посещал, и главное — именно одетые (тренер-спасатель или нестарая уборщица) там были гораздо удивительнее голого мужика, у которого ноги не такие кривые, как у остальных.

   Петровна, бодрая пенсионерка неопределённого возраста, увидев смело одетого мужчину, не смутилась, но и особого восторга не выказала. Она давно знала, что сосед по лестничной клетке идиот. Владимир Андреевич ждал проявления чувств и не дождался.

   Следующая попытка была предпринята в тот же день. Заседающий возле подъезда женсовет притих, разглядывая явившееся чудо. Спортивных трусов не оказалось, пришлось довольствоваться семейными; футболка, съеденная молью, была заменена старой рубашкой, у которой для придания ей легкомысленного вида было не жаль оторвать рукава; вместо кроссовок пришлось одеть лыжные ботинки — другой спортивной обуви в доме не нашлось. Получилось что-то среднее между одичавшим летним туристом и заплутавшим с зимы лыжником.

   Чтобы облегчить окружающим понимание происходящего, побежал прямо от подъезда. Лучше бы шёл пешком. Опасно устремлённая вперёд, почти падающая фигура лыжника без лыж магически притягивала к себе внимание окружающей природы. Птица замирала на лету, делая попытки упасть, деревья отказывались шуметь листьями и желтели на глазах, прятались кошки, продолжая смотреть широко раскрытыми глазками из неопасных кустов, собаки переставали лаять и кусали прохожих без предупреждений.

   Владимир Андреевич давно не бегал, и организм напрочь забыл несложный навык. Каждое отдельное движение могло быть верным, но согласованность отсутствовала.

   — Я же говорила — он дурачок, — Петровна победно оглядела притихших подруг.

   К счастью Владимир Андреевич не услышал. Вернее услышал, но смысла не понял, был занят процессом. И хорошо. Иначе бы неминуемо споткнулся из-за своего ранимого сердца и не завязанных шнурков. Другое волновало его. Это была совершенно новая техника бега, напоминающая прыжки с гантелями. Такое проделывали древние греки на заре олимпийского движения. Прохожие шарахались, но смотрели с интересом, и он был счастлив. Стемнело. Хотел вернуться, но зажгли освещение.

   Фигура Владимира Андреевича, его зачарованные движения, где бы он ни появлялся, вызывали радостно-удивлённые восклицания, подкидывание головных уборов, иногда показывание пальцем и неуместное "ржанье". Владимир Андреевич знал какой процент населения по статистике является дебилами, и случающийся встречный смех официальным цифрам не противоречил. Людей становилось всё меньше, а скоро стали попадаться лишь милиционеры, которые смотрели совершенно равнодушно.

   Дорогу перебежала собака, похожая на кошку. Владимир Андреевич хотел остановиться, но привыкшее к движению тело, мстя за причинённые неудобства, не подчинилось. Бежал пока впереди, в гуще притаившихся деревьев, не увидел светящиеся глаза. "Пора возвращаться", — суеверно, почти трусливо, подумал Владимир Андреевич и, вглядевшись, различил на дереве кошку, похожую на собаку.

   "Кысь", — с ужасом подумал Владимир Андреевич, и бег в обратную сторону был настоящим. Он бежал, и его красивые ноги едва касались удивлённой земли. Остатки зря оторванных рукавов надулись встречным ветром, делая спину широкой, а голову сравнительно со спиной почти кукольной, глаза блестели неуспевающими упасть слезами. По сторонам Владимир Андреевич не глядел, всюду мерещилась "кысь", хотя и сам он теперь мог напугать кого угодно.

   Когда израсходовался весь запас страха и приступ прошёл, Владимир Андреевич понял, что заблудился. Делая бессмысленные зигзаги, Владимир Андреевич думал, что красота, спасая мир в целом, отдельного человека может и погубить. Родись он с кривыми удобными для жизни ногами, ничего бы не произошло. Сидел бы сейчас дома в безопасной квартире, листая старые журналы и слушая телевизор, а вместо этого вокруг ночь с притаившимися зверьми и надвигающиеся опасности.

   Уткнулся в забор, пошёл вдоль ограждения, надеясь таким способом быстрее отыскать вход выхода. Увидел человека, кинулся к нему с желанием спросить. Человек, услышав треск ломающихся сучьев, не стал испытывать судьбу и сбежал. Обидно, если это был милиционер. Но Владимир Андреевич успел заметить направление...

   Дома, лёжа в горячей ванне, вспоминал происшедшее, смотрел на свои, искривлённые водой, ноги и думал такое, о чём ни написать, ни произнести вслух нет никакой возможности.

   У Владимира Андреевича были красивые ноги, но никто об этом не догадывался. И слава богу.

   Неплохой человек

   Иван Аркадьевич, то есть Владимир Андреевич (а, впрочем, какая разница?) оказался таким неплохим человеком, что рассказывать про него разные гадости теперь не кажется забавным. Многие есть, которые похуже. Так что оставим человека в покое.

   Зима наступила

   Утро субботнего дня ворвалось в не зашторенную комнату яркими бликами свежевыпавшего снега. И хотя в небе светило солнце, все поняли, что зима всё-таки наступила. Прямо напротив окна облако, похожее на человека. Оно стремительно бежит навстречу космосу, оставаясь на месте, зыбкие очертания меняются, сохраняя человеческое подобие. Теперь это всадник, он мчится на врага, таящего за горизонтом невиданную опасность. В одной руке меч, другая, длинная, без меча и, боже мой, на спине растёт третья, запасная. Она грозит невидимому врагу, который так напуган, что просит помощи злых сил, и они приходят.

   На месте многорукого богатыря появляется мельница, которая бессильно крутит дырявыми крыльями, постепенно превращаясь в избушку на курьих ножках. А навстречу уже выдвигается целое войско, во главе которого что-то неописуемое. Но проснувшийся ветер превращает поле битвы в беспокойное, с одинаковой рябью волн, море, и уже ничто не напоминает о разыгравшейся недавно трагедии. А был ли чудо-богатырь?...

   За стеной проснулся будильник. Постучал по батарее — оттуда ответили. Где-то не близко зашумел поезд, прошелестела быстрыми колёсами машина, дворник продолжил важное занятие, извлекая из метлы и покрытого снегом асфальта вечную мелодию неостановимой жизни.