В Невский — Русалкин гребешок

— Как хорошо, Савелий Игнатьевич, что вы не раздумали и посетили наши провинциальные угодья.

— Хорошо тут у вас, Федор Иванович. Дышится легко, красота неописуема. Жаль, что создатель обделил своего покорного слугу талантом к живописи.

— Как только получили от вас письмо, так сразу же стали готовиться к приезду дорого гостя.

— Да полно, стоило ли так усердствовать. Знаете ведь, что я не прихотлив. Мне бы только пострелять досыта.

Слуги за это время, пока молодые барины рассыпались друг перед другом в любезностях, таскали вещи Савелия Игнатьевича в дом. Среди чемоданов и баулов было и ружье.

— Английское, — не без гордости промолвил Савелий, и осекся. Неудобно стало хватиться перед другом, выставлять напоказ свое богатство. Тем более, ему хватило одного беглого взгляда, чтобы увидеть и понять: дела у Федора не особо-то идут. И хозяйские постройки поизносились, и изгородь — заплата на заплате, да и дрожки в дороге ломались несколько раз.

— Пошла в дом, Сава, — Федор, дождавшись, когда слуг рядом не будет, перешел сразу на «ты», опуская отчество. — Настюха так обрадуется, что ты решил посетить нас. Всю неделю была не своя. Закроется в светелке со своей служанкой, о чем-то все шепчутся и смеются.

— Изменилось тут у вас, — уже с высокого крыльца сказал Савелий, окинув взором окрестности. Грустные нотки прозвучали в голосе, и Федор не мог не приметить их.

— Запустение. — Тихо подтвердил он. — Урожай последние пять лет не родился. Сборы заели, да еще отцовские долги по судебным тяжбам остались мне в наследство.

— Может, помощь какая-нибудь нужна? Ты только скажи.

— Нет. — Федор заставил себя широко улыбнуться. — Ты не подумай, что на жалость твою я уповаю. Просто к разговору пришлось. Все у меня наладиться. Урожай в этом году по все приметам и признакам должен быть хорошим. Отел новой породы коров к осени начнется, удойные они у меня. Пасеку опять же я увеличил. Ничего. Года через два я буду вспоминать об этом с легкой усмешкой.

— Дай-то Бог!

— Ну, ладно, чего это мы грусть-тоску наводим. Пошли в дом, обед уже стынет. А там и отдохнешь с дороги.

Савелий почувствовал голод, едва переступив порог. Аромат с кухни закружил голову. Из-за стола поднялась девушка и робко взглянула на него:

— Доброго вам здоровьица, Савелий Игнатьевич, — и поклонилась в пояс.

Сава стоял как верстовой столб. Он с трудом узнавал в красавице Настюху, младшую сестренку друга. Девушка выросла и расцвела. Одни глазище чего стоят: голубые как небо, глубокие как омут.

— Да неужели это? — он вопросительно посмотрел на друга. Федор рассмеялся от души, такого эффекта он и не ожидал. Тем более от Савелия, который славился своими любовными похождениями, который повидал красавиц несчетное количество.

— Да, это Настюха, — кивнул он.

— Здравствуйте, Анастасия Ивановна, — Сава поклонился в ответ. — Мир вашему дому.

— Просим отобедать с нами. — Настя пригласила их за стол. — Не обессудьте, Савелий Игнатьевич, еда у нас простая, русская. До столицы далеко, а заморские угощения нам не по карману.

— Ох, и рассудительная вы стали, Анастасия Ивановна. И красавица к тому же. — Ей в тон ответил Сава, чем вогнал девушку в краску. Яркий румянец залил ее милое личико.

За обедом вспоминал прошлое. Пролетело без малого уже пять лет с тех пор, когда Савелий приезжал сюда погостить по большой просьбе друга студента. Настя тогда была еще двенадцатилетней девчонкой. Угловатой, плоской, тоненькой, как тростинка. Они весело проводили время, играя в прятки в огромном саду, катаясь на лодке по Чистому озеру. Вспоминали, смущались, смеялись. Чай пить перешли в сад. Дворовые как раз варили варенье, и сад был полон головокружительных ароматов. Чай пили со свежими пенками.

— Хорошо! — восторженно сказал Сава, чувствуя, как на душе и впрямь сделалось хорошо и благодатно.

— Ты уж прости меня, Савелий, — сказал Федя, — но я не смогу составить тебе компанию в охоте.

— Что так? — удивился Сава, зная, как Федор с раннего детства был охоч до охоты.

— Сенокосная пора начинается. А луга мои далече, десять верст. Управляющего у меня нет, а мужики балуют. Ленятся. Вот и приходится доглядывать за ними, да подгонять постоянно.

— Понятно.

— С недельку там поживем, если, конечно, погода смилуется над нами. Да ты не переживай. Ваську к тебе приставлю. Парнишка он смышленый и шустрый, все места в округе знает.

— И на том спасибо.

— А дома Настя тебя развлечет.

Настя вновь залилась румянцем, от чего сделалась еще краше. Федор же продолжил:

— Порассказывает тебе сказки, небылицы, до которых она очень охоча и знает их превеликое множество.

— Хорошо, Федя, ты не беспокойся. Я скучать не могу, даже в полном одиночестве.

Слуга доложил о готовности баньки.

Вечером Федор Иванович со своими крестьянами отправился на дальние луга. И посему ужин протекал в молчании, лишь изредка то Анастасия, то Савелий говорили ничего незначащие фразы. Девушка все еще стеснялась и смущалась, а столичный барин чувствовал необъяснимую скованность и растерянность. После ужина она принялся готовиться к завтрашней охоте: осматривал ружье, смазывал его, забивал патроны. Около него вертелся Васька.

— Что, Василий, хорошо ли ты знаешь окрестности?

— Хорошо, барин. Родился я тутося.

— На зорьке отправляемся, смотри, не проспи.

— Не извольте беспокоиться. А куда мы пойдем?

— Наведаемся в Медвежий угол, а потом и на Чистое озеро.

Васька отпрянул от него и быстро перекрестился:

— На озеро не пойду.

— Что так? — не понял Савелий. Парнишка был не на шутку испуган, постоянно крестился.

— Чистое озеро уже два года как не чистое.

Сава даже отложил ружье и с любопытством посмотрел на отрока:

— Ну-ка, поведай, дружище, что это с Чистым озером стало?

— Русалка там, — шепотом произнес мальчонка.

Савелий понял, что толкового пояснения от него все равно не добиться и перевел взгляд на Настю, которая сидела на диване и занималась вышиванием. Почувствовав на себе взгляд, она подняла голову.

— Объясните, Анастасия Ивановна, что это у вас тут произошло. Я на счет Чистого озера.

— А! Два года назад там утонула девушка. Тело ее так и не нашли. Зато потом несколько раз видели русалку. Слышали ее песни, и как она резвиться в озере.

— Чушь какая-то. Детские сказки. Славянские предания.

Настя, как показалось барину, даже чуточку обиделась:

— Мы люди темные, мы веруем.

Савелий пожурил себя за не сдержанность. Мог бы и промолчать при столь впечатлительной натуре, коей являлась Анастасия. Решил, что больше к этой теме не возвращаться. Но не тут-то было. Васька все еще прибывал в испуге:

— Можно только через недельку на озеро наведаться. А ныне страшно.

— Это почему же?

— Русалкина неделя началась. Она сейчас силу набрала. Время ее.

Савелий только махнул в сердцах рукой и промолчал. Уходя спать, напомнил мальчишке:

— Смотри, не проспи, — на что тот только учтиво поклонился.

И ведь не проспал, оголец. Савелий осторожно вышел на крыльцо и тут же его увидел. Васьки сидел на завалинке и грыз семечки.

— Доброго вам утречка, барин! — громко сказал он, вскакивая на ноги.

— Тихо ты, дурень, — цыкнул на него Сава. — Чего орать-то, перебудишь всех.

— Куда идем? — сразу на шепот перешел мальчишка.

— В следах звериных разбираешься?

— Обучен.

— Отлично. Тогда беги в Медвежий угол, узнай что там и как, а я на озеро пойду.

— Ой, барин! — Васька опять начал усердно накладывать кресты. Но Сава отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и, широко шагая, отправился к озеру. Дорогу он запомнил хорошо, каждый день ведь бегали туда, то купаться, то кататься, то рыбу ловить. Утро выдалось туманное, серое, как будто молоко разлили над землей. В двадцати шагах — предмета уж не различишь, контуры одни. И чем ближе Савелий подходил к озеру, тем больше в душе зарождалось не понятное сомнение и боязнь. Эдакий первобытный страх перед необъяснимым явлением. Он прислушивался к звукам леса и озера. То трава прошуршит, то листва зашелестит, то гладь воды шелохнется.

— Дурак ты, Сава, — шептал он сам себе, боясь при этом повысить голос, — деревенский сказ, а ты подался.

Он вышел к озеру. Над поверхностью воды плыл густой плотный туман. Вовсю плескалась и резвилась рыба. Оно и понятно, два года местные жители сюда носа не кажут, вот и развелась.

— Красота! — выдохнул восторженно Савелий и сладко потянулся.

— Ух! — раздалось совсем рядом.

Савелий от неожиданности присел и обернулся. На большом валуне сидела … РУСАЛКА!

Нагая, зеленая, с распущенными волосами. Через мгновение она плюхнулась в воду и исчезла. Хвоста он, правда, не заметил, но и то, что увидел, его повергло в шок. На озере стало тихо-тихо, как на погосте. Саве перекрестился:

— Что это было? Этого не может быть. Не может. — Шептал он себе, больше для успокоения, чувствуя, как ноги наливаются тяжестью. — Бред какой-то. Небылица.

Медленно, но он приходил в себя. Осмелился и подошел к валуну, где и отдыхала озерная дева. То, что он там увидел, окончательно разогнали остатки сомнений: на валуне лежала половина гребешка. Сава осторожно взял его в руки и разглядел. Гребень был сделал из незнакомого для него материала, с острыми зубчиками различной длины, с витиеватым орнаментов из листочков и цветов. Холодный и влажный. Тут вновь колыхнулась озерная гладь. И Сава бросился наутек. Остановился он только в березовой роще, с трудом отдышался.

— Чертовщина какая-то, — пробормотал он, и побрел к Медвежьему углу. Мысли о произошедшем не покидали его. Он задумался так крепко, что даже не заметил Ваську и буквально налетел на него, сшибая с пенька, на котором тот дремал, греясь на ласковом солнышке. От неожиданности он вздрогнул и выругался так, что загнал парнишку в краску.

— Ловко вы, барин, — восхищенно сказал Вася.

— Я русалку видел, — ответил Сава, и тут же пожалел об этом. Вася вскочил на ноги, отскочил на добрую сажень и стал неистово креститься:

— Чур, меня! Чур, меня!

Савелий снова лишь махнул рукой, сел на пенек и стал набивать трубку. Васька неспешно подошел и присел рядышком в траву.

— Барин, расскажи, — попросил он.

— Что?

— Какая она, русалка-то? Красивая?

— Красивая.

— Нагая?

— Мал еще, — слабо улыбнулся Сава.

— Манила за собой? Ну, в пучину звала?

— Нет, — отмахнулся барин. — Расскажи-ка лучше, ты. Следы звериные видел?

— Ага, — и разговор у них перешел на зайцев.

Не успели они вернуться в усадьбу, как случай этот на озере стал всеобщей темой для пересудов.

— Ах, Васька — василек, — ругался про себя Савелий. — Растрезвонил уже. — В ожидании обеда он сидел в саду, наслаждаясь тишиной и покоем. Тут его и застала хозяйка:

— Здоровьица вам, Савелий Игнатьевич.

Сава вскочил со скамейки и поклонился:

— И вам не хворать, Анастасия Ивановна, — он не мог отвести взгляда от красивой девушки. — Вы сегодня прекрасно выглядите.

— Спасибо, — засмущалась она, — а я слышала, что с вами неприятная история приключилась на Чистом озере.

— Боюсь, что к вечеру об этом узнают даже в столице. Быстро у вас слухи расходятся, как блины на Масленицу. — Он пригласил ее жестом присесть на скамью. Настя присела, теребила в руках полевую ромашку.

— У нас тут редко что случается. Вот народ и рад языком почесать.

— Да глупости все это. Привиделось, наверное, после рассказов Васютки.

— А может и не привиделось?! — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказала Настя. — Вы не первый.

— Откуда взялась она в озере?

— Русалками становятся либо утопленники, либо дети не крещенные.

— И чем так страшны они?

Настя немного помолчала, наблюдая, как в небе вальяжно плывут облака.

— Защекотать могут до смерти, или на дно утащить, в мужья взять.

Савелий опять хотел усмехнуться, но вовремя передумал, не стал обижать Настю.

На обед местные умельцы приготовили вкусное жаркое из зайчатины.

Проснулся Савелий от чувства, что на него кто-то пристально смотрит. Он открыл глаза. Было полнолуние, и холодный свет освящал комнату лучше, чем пара канделябром накануне. В комнате никого не было, он бросил взгляд в сторону окна и вздрогнул.

На него почти в упор смотрела… русалка! Длинные мокрые волосы, с зеленою тиной, такое же зеленоватое лицо. Она что-то говорила, но разобрать было невозможно. Савелий непроизвольно вскрикнул, рефлекторно закрыл глаза. А когда осмелился открыть — в проеме никого не было. Лишь луна висела над лесом. Поспешно одевшись, он выскочил на улицу и обошел дом. Около злополучного окна Сава внимательно осмотрел траву. В увиденное просто было невозможно поверить: на примятой и влажной траве лежали клочья озерной тины. Савелий перекрестился и трижды прочитал «Отче наш».    

Утром, после бессонной ночи, он выглядел неважно.

— Плохо спали? — поинтересовалась добродушная хозяйка.

Держать в себе такое было архи сложно, сверх его сил. А поделиться больше было не с кем.

— Ко мне ночью русалка приходила, — тихо произнес он.

Настя заметно побледнела, и поставила обратно чашку с чаем, громко звякнув по блюдцу.

— А не приснилась ли она вам?

— Нет. Я не спал. А вот сойти с ума могу запросто от этой бесовщины.

— Вы же не верите в это, — как-то не смело возразила Настя. При разговорах с Савелием она старалась как можно реже встречаться с ним взглядами.

— А вот теперь стал сомневаться. Очень крепко сомневаться. Хотя до сих пор не могу понять, как языческая мифология становится реальностью? — они немного помолчали, допивая уже остывший чай: — Подождите-ка, Федор говорил мне, что вы собираете старинные легенды, мифы, предания. Это правда?

— Да, — робко ответила Настя.

— Тогда вы должны многое знать про этих озерных ведьм. Ну, вот почему она пришла именно ко мне?

— Наверное, вы что-нибудь забрали у нее?! — предположила девушка.

Савелий опешил, про гребешок он ничего и никому не говорил.

— Что именно?

— Гребешок, например.

Сава налил холодный чай и залпом осушил чашку.

— Она сама просто оставила его на валуне, а я взял. Зачем-то.

— Зря вы это сделали, Савелий Игнатьевич, — покачала головой Анастасия, — Ох, зря!

— Да ничего страшного. Можно все исправить. Сейчас же пойду на озеро и положу гребень обратно.

— Нет, — как-то обречено покачала головой хозяйка.

— Громко попрошу прощенье.

— Вы взяли не просто гребень, — пояснила Настя. — Вы выбрали свою судьбу.

— То есть? — предчувствие неприятности холодною волною расплескалась в груди.

— Она приходила за вами.

— За мной?

— Есть такое предание: тот человек, кто возьмет у русалки гребень, тот станет ее супругом.

Савелия бросило в жар, испарина выступила на лице, как при недомогании.

— Дикость какая-то, — прошептал он пересохшими губами, наливая себе рюмку настойки. — Что же теперь? Мне идти топиться что ли?

— Не знаю.

— Как? — изумился барин. — А я надеялся на вас, Настя. — Назвал ее по-простому, без отчества. — Вы же так много об этом знаете. Неужели нет способа уберечь меня от этого кошмара?

— Хорошо, я поищу в сказаниях и легендах. Может там и отыщется ответ.

— Буду вам весьма благодарен. До конца жизни.

Настроение у него испортилось окончательно, несколько раз ловил себя на мысли, что проклинает тот день, когда он решил посетить старого друга. Целый день он прогуливался по двору и саду, никак не мог успокоиться. В спальную, на ночь, он прихватил с собой заряженное ружье. Уснуть, скорее, просто забыться в тяжелом сне, ему удалось только под утро. Но и оно не принесло облегчение. Под окнами своей опочивальни он вновь обнаружил лужицу воды и клочья тины. В полной растерянности и отчаянье он пошел к Насте, которая сидела в саду и перебирала бумаги.

— Исполняю вашу просьбу, Савелий Игнатьевич. Вот, перечитываю сказания, которые я записывала со слов старых людей.

— И как?

— Пока ничего. Но вы не беспокойтесь, что-нибудь обязательно отыщется.

Сава только тяжело вздохнул, прислонился спиной к дереву и крепко задумался.

— А может мне уехать?

— Это не выход.

— Думаете?

— Знаю.

И опять тяжелый, полный отчаянья, вздох. Он вытащил из кармана обломок гребня и бросил его на стол:

— И зачем я его только взял!?

— Ой! — вскрикнула Анастасия.

Сава перевел взгляд на хозяйку. Девушка смотрела на гребень широко открытыми глазами.

— Что?

— У вас только половина гребня?

— Да.

Настя вздохнула, и Сава понял, что она что-то знает. Не спрашивая позволения, он плюхнулся рядом на скамью:

— А это что-то меняет?

— Да, — тихо ответила Анастасия, не поднимая глаз.

— Что? — нетерпение бурлило в нем.

— Это значит, что вы можете либо стать подводным супругом самой русалки, либо жениться на той, у кого вторая половинка этого гребня. — Пояснила девушка и добавила после минутной паузы: — Так гласит предание.

— Где же мне искать вторую половину? — широко развел руками Сава. — Мир так огромен. На это может уйти вся жизнь.

Настя взяла со стола серебряный колокольчик и позвонила. Нежный звон разлился по округе, черед пару минут прибежала молоденькая крестьянка, Настина служанка.

— Танька, принеси мне шкатулку с украшениями, — распорядилась Настя.

— Слушаюсь, — девчонка бросилась выполнять приказ хозяйки, только босые пятки засверкали.

Шкатулка была небольшой, но вместительной. Настя вытаскивала бусы, кольца, сережки, браслеты, пока с самого дна не вытащила вторую половинку гребня.

— Вот, — она положила его рядом с гребнем русалки.

Савелий изумился, сложил обе половинки вместе: сомнений и быть не могло, это был когда-то один гребешок.

— Откуда?

— Он всегда был у меня, — Настя пожала худенькими плечиками. — Я даже и не знаю, откуда.

Смысл ране сказанного полностью дошел до его сознания:

— Это значит, что я должен жениться на вас? — воскликнул Савелий.

Настя робко взглянула на него:

— Или на русалке. — В ее глазах «заплясали чертенята».

— Вот это да! — у Савы просто не хватало слов. Они молчали, и довольно долго. Первым заговорил столичный гость:

— Ну, а вы, Анастасия Ивановна, что на это скажите?

— На что? — не поняла девушка.

— На мое предложение.

Девушка залилась краской:

— Вы мне делаете предложение?

— Да. — Громко сказал Сава, вскочил, но тут же встал перед ней на одно колено. — Анастасия Ивановна, я предлагаю вам свою руку и сердце.

Им помешал дождь, который хлынул из распахнутых небес.

А вечером и Федор прискакал с дальних лугов. Ворчал на погоду и ругал нерасторопных мужиков.

— Федор Иванович, — прервал его друг серьезным тоном. — Я прошу вашего благословения.

— То есть? — Федя не сразу вник в смену темы разговора.

— Я сегодня имел счастье сделать предложение Анастасии Ивановне. И теперь мы в ожидании вашего благословения.

Удивлению Федора не было предела. Истинную причину столь поспешного предложения от него все же скрыли.

Свадьбу решили сыграть осенью, после Покрова. С этим и отбыл Савелий в столицу.

Через месяц он получил письмо.

«Многоуважаемый Савелий Игнатьевич.

Я приношу вам тысячи извинений, и освобождаю вас от вашего предложения

руки и сердца. Мне так стыдно пред вами во всем признаться, но Федор Иванович

настаивает, и грозит наказать меня. Да и совесть меня совсем замучила, изъедает

изнутри. Вся история с русалкой и ее гребешком — просто история. Это я выдумала ее

в тот день, когда узнала о вашем скором приезде. И в этом мне помогала моя

служанка Татьяна. Она — и есть та самая русалка, которую вы встретили на озере.

Натерлась травой мыльницей, распустила волосы, а в тумане и не разглядишь, что

хвоста-то и нет вовсе. И по ночам к вам в светелку заглядывала тоже Танька.

Простите меня великодушно, и постарайтесь все забыть, как самый страшный сон.

Почему я это сделала? — Спросите вы. А я не стану жеманиться и молчать.

Хотя и очень стыдно. Я люблю вас, Савелий Игнатьевич. С тех самых пор,

когда впервые увидела вас. Но тогда вы не обращали на меня никакого внимания.

Только постоянно дергали за косички и звали «Настюхой». Вы бы и сейчас,

пять лет спустя, не воспринимали бы меня всерьез. Вот я и придумала всю эту историю с русалкой. Еще раз прощу вашего прощения.

С почтением Анастасия».

Савелий несколько раз перечитывал аккуратным детским почерком написанное письмо. Улыбался и качал головой:

— Ну, Настюха! Ну, озорница! Никита! — громко воскликнул он. — Готов вещи. Уезжаю я.

— Далеко ли, барин? — спросил слуга, заглядывая в кабинет.

— К невесте еду. В Сибирь. — И прижал письмо к груди. — Хоть весь мир обойди, но более не встретишь такую. Диво дивное, и чудо чудное! Настенька моя.