Top.Mail.Ru

Макс АртурЛегенда о Мосте Судьбы

В давно минувшие времена был на земле старинный город. Множество народов владело им за две тысячи лет, десятки королей называли его столицей, и город полнился величественными соборами и особняками, носившими, однако, отпечаток грусти и мимолётности человеческой жизни, ибо над городом часто шёл дождь и тёмные тучи закрывали небеса над черепичными крышами, и хищные горгулии провожали цепкими взглядами прохожих, кутавшихся в чёрные плащи, с вознёсшихся высоко над брусчаткой узорчатых стен.

   Через город протекала широкая река. Тёмные, холодные воды лизали чёрный камень набережной, а по краям вились чугунные копейные перила, обрываясь уголками со статуэтками грифонов из потемневшей от дождей бронзы лишь там, где через реку были переброшены неширокие арочные мосты. Самый большой из них, покрытый скользкой от влаги брусчаткой из чёрного гранита, носил название Мост Судьбы.

   По легенде, мост был назван так в честь стародавнего короля, который в годы великой напасти, шагая по нему из конца в конец в тревоге и смятении, увидел в тумане над зыбкими водами видение своей судьбы и возродил королевство, положив начало славным и блистательным векам в его истории. Было это правдой или нет, но с тех пор редкий путешественник, прогуливаясь по Мосту, не видел никогда в частых из-за сырости туманах ничего, кроме неясных изменчивых сизых волн, и лишь изредка медленно проплывали по реке глиняные плошки со свечами, целыми созвездиями смертных огней — когда где-то в далёком океане исчезал бесследно гордый галеон королевства со всем экипажем.


   Однажды в тоскливый осенний вечер на мост вышел мужчина средних лет. Горожане воспринимали Мост Судьбы лишь как короткий путь над рекой, а он прогуливался по нему частенько.

   Заперев дверь особняка на ключ, он скользнул взглядом по его тёмным окнам и прошёлся к реке. Моросил дождь, и мужчина запахнулся в тёплый, но потрёпанный плащ с эмблемой королевской гвардии. Вечер выдался промозглый и сырой, редкие прохожие, съеживаясь от дождя, спешили в свои тёплые дома, где их ждала семья, тёплый ужин и бокал красного вина за вечерней газетой у камина.

   А мужчина медленно шагал по мощёной узкой улице, поглядывая в светлые уютные окошки, гадая, какие люди живут за матовыми занавесками, чем наполнена их жизнь, как зарабатывают они свой хлеб, кто ждёт их вечером и что же является их смыслом жизни. Когда он подходил к Мосту, лишь горгулии в вышине делили с ним холодный дождь, а зазывные окна чужой жизни оставались позади со своим щемящим сердце светом. Впереди была лишь набережная с чёрными перилами, бесчисленные волны хмурой реки, и Мост Судьбы, придавленной небесами аркой уводящий куда-то в туман, что скрывал иной берег, словно в туман иного мира.

   Неслышными шагами поднимался он на Мост, касаясь ладонью скользкого поручня и ощущая холод дождя и чугуна, будто не желая терять единственное вечное и неизменное, что оставалось в этом мрачном мире неясного тумана умерших надежд и мечтаний юности. Так мужчина поднялся на самую середину Моста, и остановился, взявшись за перила.

   Покинутый берег исчез в тумане, а другой так и не проявился под сизыми небесами. Словно бы во всём сущем остался лишь Мост, медленные тёмные дороги реки, скользившие меж древних каменных опор, да небо, плачущее дождём из сплошного покрова свинцовых туч, лениво плывших на восток.

   В этот вечер ему захотелось гулких раскатов грома и яркого фейерверка молний, какие он часто видел молодым в южных краях, однако в городе таких чудес природы и не бывало никогда. Луна пряталась в иных странах за краем земли, и даже ветер обминал пленённый вечным дождём город, не желая разгонять унылые тучи.

   Он глядел на лоскутья тумана, что двигались над чёрной водой, и видел там картины из своего прошлого. Настоящее давно опостылело, будущего не было, и лишь поднимая в памяти события прошедших лет, мужчина скрашивал одинокие вечера здесь, на Мосту Судьбы, или в холодном доме, у давно не чувствовавшего огня камина, что в счастливые дни детства горел так весело и ярко.

   Мужчине недавно исполнилось сорок четыре года, и старость была далеко, но он доживал свой век, точно одинокий старик, безо всякого смысла и вкуса, если не считать терпкий вкус красного вина из винного погреба особняка.

   Отец его был известным в городе лекарем, и запах настоек и эликсиров до сих пор не выветрился из тёмного кабинета, хотя по смерти старого врача прошло уже семь лет. Лекарь и его супруга обеспечили единственному сыну счастливое детство, лишённое голода и горя. Готовясь пойти по стопам отца, юноша стал учиться в академии, что на другом берегу реки. Тогда-то юный студент и полюбил Мост Судьбы, по которому шёл утром на учёбу один, весело насвистывая мелодию после вкусного завтрака, а возвращался вечером в компании друзей и подруг, таких же студентов, обмениваясь с ними весёлыми шутками и занимательными историями. После чего со всей компанией частенько заходил в светлый и шумный бар ради пары кружек вкусного эля и бифштекса из баранины.

   Как-то раз, в сырой октябрьский день, задержавшись в академии из-за мороки с особо сложным снадобьем, юноша возвращался один через Мост Судьбы, когда часы на высокой башне у реки уже били десять раз за его спиной. И на самой середине он увидел тоненькую фигурку. Девушка в чёрном плаще стояла у перил и глядела в воду, точно собираясь прыгнуть в неё. Стараясь не спугнуть её, юноша осторожно подошёл поближе, а шум дождя скрыл его тихие шаги.

   Она была худенькой, совсем юной, с мокрыми чёрными волосами, растрепавшимися по воротнику плаща. Большие карие глаза неотрывно смотрели в речную воду, а маленькие и бледные пухлые губки были судорожно стиснуты.

   Подойдя к странной незнакомке на расстояние двух шагов, юноша тоже взялся за перила, без интереса скользнул взглядом по тёмной реке, и вновь посмотрел на девушку. Ничуть не испугавшись, она повернула голову в его сторону, взглянула в упор на студента своими глубокими тёмными глазами и промолвила:

   — Приветствую. Как зовут Вас в этом худшем из миров?

   Так они и познакомились. На вид она была совсем ещё подростком, с нескладными движениями, чуть сутулая, и с болезненной бледностью на лице. Но её большие карие глаза, вечно полные грусти, поразили юношу в самое сердце с первого взгляда.

   Ей было всего четырнадцать, а ему уже восемнадцать. И она поведала, что бывает здесь каждую пятницу вечером, во время, свободное от гимназии. Родители воспринимали дочь как досадную помеху в своей жизни, полной роскоши и удовольствий, а в редкие минуты внимания упрекали её в том, что она вообще появилась на свет; подруги из гимназии, весёлые и беззаботные, были ей неинтересны. И единственной радостью девушки стало бывать раз в неделю поздним вечером на Мосту Судьбы, не видя никого и предаваясь печальным мыслям над туманной рекой.

   В тот день юноша хотел проводить странную девушку домой, но она не позволила и попрощались они на Мосту. Глядя на незнакомку в последний раз, ему так захотелось обнять её, прижать к себе и поделиться теплом с её так рано остывшей душой, но он не посмел.

Зато через неделю, уже специально задержавшись в академии допоздна, юноша вновь встретился с ней на Мосту, и девушка рада была видеть его. Они говорили до полуночи, а затем студент проводил её.

   Так они стали видеться, каждую пятницу, выбирая и в без того мрачном городе безлюдные места, частенько заходя на Мост Судьбы, что стал любимым местом и для юноши.

   Лишь через три месяца девушка перестала обращаться к нему на «вы» и пугаться его взрослости. Так случилось, что грядущий праздник Нового Года выпал на пятницу, и юноша, неожиданно для родителей, отпросился из дома и не пожелал встречать его в кругу семьи, как восемнадцать раз до того.

   Он пошёл на Мост.

   Из тёмных туч вместо дождя сыпался лёгкий снег, и снежинки поблескивали на её волосах и ресницах — в честь праздника посредине Моста горел фонарь.

   Снег искрился вокруг юноши и девушки неожиданной зимней сказкой, и она вдруг улыбнулась ему радостно, увидев, как он приблизился.

   — Здравствуй... — тихо произнесла девушка.

   — Здравствуй, — улыбнулся в ответ юноша. — Как настроение твоё в этом худшем из миров?

   — Сегодня он лучший, — загадочно ответила она.

   Повинуясь охватившему его порыву, студент крепко обнял девушку и прижал к себе. Так стояли они, пока часы на берегу не стали бить двенадцать, и тогда она отстранилась. Для того, чтобы быстро поцеловать его прямо в губы.

   — Люблю тебя, — выдохнул юноша.

   — И я тебя...

   Они полюбили друг друга. И ни с кем доселе парень не был счастлив, как с этой грустной и совсем ещё юной девушкой.

   Быстро текли месяцы, и счастье чередовалось затем со странными ссорами этих странных двоих, и ему казалось, что преодолевая их вместе, они лишь укрепляют Любовь.

   Девушка за два года, прошедшие с их знакомства, удивительно похорошела, превратившись в юную красавицу с роскошными чёрными волосами и осиной талией. Свой старый плащ она сменила на элегантные платья тёмных оттенков. И юноша не мог ею налюбоваться.

   Вот только такая особа, ставшая роковой красавицей, не могла не привлекать к себе внимания мужчин постарше и побогаче студента, которому светила скромная карьера лекаря. И однажды девушка, странно холодная и отстранённая на свидании, сказала парню, что больше не любит его. Студент молчал несколько минут, поражённый этими словами, затем тихо проронил:

   — Пусть так... Но я всё равно буду любить тебя до самой смерти.

   И медленно побрёл домой. В ту ночь он забрался в винный погреб отца, откупорил две старые бутылки и, выпив вино почти залпом, ушёл в хмельное небытие, не в силах выносить боль терзающих его мыслей.

   Неделю он ходил в академию мрачный, как все тучи над городом, почти не общаясь с друзьями, а подруги были ему и вовсе неприятны. Единственное, в чём он принимал участие — в походах в бары, выпивая эля больше всех. А когда никто из друзей пить не шёл, юноша прощался со всеми и шёл домой, медленно и с трудом, словно призрак себя самого, и, дождавшись, когда родители уснут, опустошал новую бутылку вина.

   Улыбка матери, доброта отца — ничто больше его не радовало. Смысл жизни исчез, осталось лишь существовать в ожидании события в будущем, давая себе шанс на то, что это событие даст жизни новый смысл, пусть уже и не в любви.

   И событие случилось. Через неделю, прогуливаясь с другом из академии в бар за элем, юноша увидел свою возлюбленную, шедшую под руку с каким-то мужчиной по бульвару, освещённому высокими фонарями на литых узорчатых столбах. Девушка не обратила внимания на студентов, на её лице играла счастливая улыбка. В мужчине студент узнал сына богатого владельца оружейной фабрики, изготавливающей мушкеты для всего королевства. Он был на пять лет старше юноши.

   Напившись в баре с лучшим другом, юноша на прощание вместо рукопожатия неожиданно обнял друга, чем удивил студента. Когда друг скрылся за поворотом дороги, юноша направился прямо на Мост Судьбы, постоял немного на середине, подставляя лицо ливню. А затем, шатаясь, принялся взбираться на перила, чтобы покончить с опостылевшей жизнью в тёмной, как глаза возлюбленной, речной воде прежде чем хмель, придающий сил на этот поступок, не выветрился из головы.

   И в этот момент с восточного берега реки донёсся оглушительный раскат, почти одновременный треск, разрывающий небеса. Юноша схватился за перила покрепче и опустил ногу на мостовую. Уж не гром ли он слышал? Об этом чуде природы студент читал и слышал от отца. Слабая улыбка озарила его мокрое не от дождя лицо. Словно он почувствовал чудо, решившее хоть немного продлить его никчемную жизнь.

   Однако с западного берега донёсся такой же раскат. И тут юноша вспомнил прочитанное разок лектором в академии на предмете полевого врачевательства. Тройной залп над двумя казармами города — начало войны.

   И уже ожидаемый, с востока пришёл треск сотни мушкетов, и затем с востока запоздалым эхом такой же по силе гром.

   — Сто лет не было... И быть уже не может. Двойные залпы — учебная тревога, — пробормотал юноша.

   А с восточной части города донёсся роковой третий залп орудий, и ему с запада вторила сотня мушкетов.

   Студент с удивлением обнаружил, что дождь прекратился. Поглядел ввысь и ещё больше изумился — небо стало почти чистым, а клочки туч таяли среди звезд. Юноша, кажется, никогда не видел эти далёкие светила — они мерцали на него причудливыми узорами, которые странное воображение складывало вовсе не в тех животных и предметы, встреченные в астрономических атласах.

   Вечные тучи развеяла война, а юноша стоял и любовался звёздами.

   Во внезапно наступившей тишине послышались шаги с восточного края Моста — в этой части города жила его любимая. Он жадно вглядывался в приближающийся силуэт, и воображение почти нарисовало ему дорогие сердцу черты. И в который раз принесло лишь боль. За силуэтом появилось ещё два. То были мушкетёры из восточных казарм, объявляющие горожанам о военном положении. Солдаты остановились, неприязненно глядя на юношу.

   — Возвращайся домой. Комендантский час.

   — Мне нет дела до войны, — ровным голосом произнёс уже почти отрезвевший студент.

   — Возвращайся сам или будешь арестован, — процедил сквозь зубы мушкетёр.

   Юноша оценил расстояние до солдат, понял, что прыгнуть в воду не успеет, и кивнул. Затем поплёлся по Мосту в сторону дома. Трое мушкетёров проводили его недоверчивыми взглядами.

   А двадцать четыре года спустя мужчина на том же мосту взглянул на небо, моргая от попадавшего в глаза дождя. Ему захотелось вновь посмотреть на звёзды. Сунув руку в нагрудный карман своего гвардейского плаща, он добыл початую бутылку вина и вытащив сосновую щепку из горлышка, сделал три долгих глотка.

   По телу медленно разлилось приятное тепло, согревающее и мысли. Начавший было дрожать в промокшем насквозь плаще мужчина и думать забыл о холоде. Приложивший вновь к вину, он смотрел в небо и вместо туч пытался представить звёзды, маленькие небесные искорки, и такие же узоры их видимые лишь ему одному в тот далёкий день, когда началась война.

   Когда вино было допито, он бросил бутылку вниз. Она исчезла в кажущейся бездонной пучине ночной реки бесшумно, ибо плеск слился с неумолчным шумом дождя.

   Улыбаясь почти счастливо, мужчина отправился домой. Уже почти все окна погасли, царила полночь и его двухэтажный особняк ничем не отличался от других, где засыпали счастливые и безмятежные семейства.

   Уже почти год, как закончилась война, и мужчина был одним из тех, кто защищал тогда сон и жизнь всех этих людей.

   С третьего раза он попал ключом в замочную скважину, вошёл в холодную гостиную. С кушетки в углу поднялся, кряхтя, старик лет восьмидесяти в ливрее, пожелтевшей от старости. С трудом поклонившись хозяину, слуга поинтересовался:

   — Изволите отужинать, сударь?

   — Что на ужин? — без интереса спросил хозяин особняка.

   — Брюквенная каша и поджаренный хлеб, — почти виновато вздохнул старик, хотя не его вина была в том, что мужчина в последние месяцы выделял слуге на питание жалкие гроши.

   — Нет, благодарю... Доброй ночи.

   Мужчина отправился наверх, в свою спальню, закрыл дверь, лёг в одежде прямо на кровать. Перед тем, как уснуть, он долго смотрел, как дождь заливает треснувшее окно спальни.

   До Нового Года оставалось пять дней, а перерывши вчера весь винный погреб до дальних закоулков и крысиных нор, мужчина нашёл всего шесть бутылок старого вина. Маленькая радость, ибо месяц до этого он допивал остатки дешёвой кислятины, которую и трогать не хотел.

   Пять бутылок на пять дней.

   А в Новый Год всё будет кончено и последний старый слуга его отца, уже полгода живший здесь без жалованья и не уходивший лишь потому, что досматривал ещё деда нынешнего хозяина, сможет унаследовать особняк, пусть и ненадолго. А впрочем, старик мог продать его и купить дом и немного земли на юге, выращивать зелень и дышать чистым воздухом лугов. Пусть лишь несколькими годами, но хотя бы так хозяин вознаградит последнего и самого родного слугу его семьи — за то, что тот не ушёл полгода назад, когда хозяин объявил, что денег на жалованье у него больше нет.

   Дождь тихо лил слёзы вместо мужчины, который разучился рыдать ещё в начале войны, и убаюкивал. Засыпая, он вспоминал, как улыбалась мать, и добрые, родные глаза отца. Родителей он не видел почти четверть века, и не увидит уже больше никогда.

   Отец умер от удара семь лет назад, а мать после этого впала в забытье и скончалась всего за месяц до возвращения сына с войны. Хоронили её без плиты лишь трое слуг.

   Когда долгожданный сон уже заволакивал разум, мужчина вспомнил свою возлюбленную. Такой, какой увидел впервые на Мосту Судьбы и полюбил с первого взгляда, а не надменной красавицей, разбившей ему сердце двумя годами спустя. Он попытался представить её теперь, в её сорок лет, не зная даже, жива ли она, но не смог. Все эти годы любимый образ не тускнел и не менялся, давая ему силы выстоять в жестоких сражениях и походах. Только стоило ли оттягивать смерть? С этими мыслями мужчина и уснул.

   Спустя четыре дня, вечером, в канун Нового Года, мужчина при свете старой глиняной плошки из подвала скрипел пером в кабинете. Он писал завещание.

   В этот день было особенно холодно в нетопленном уже три месяца особняке. Рука мужчины дрожала от ежевечерних ужинов их крепкого вина, но он упрямо выводил все необходимые слова. Плошку хозяин особняка нашёл в подвале, а масло для неё взял из немногочисленных запасов отца в его шкафу, и предназначалось оно для его алхимической горелки, а не для плошки, освещавшей дом прапрадеду хозяина. Денег на свечи давно не было. А теперь уже и на еду.

   Дописав завещание, мужчина капнул красного сургуча на него и сделал оттиск фамильной печатью, что хранилась в сейфе. Кроме печати, в сейфе больше ничего не было.

   Мужчина не любил бывать в кабинете — невыводимый запах травяных настоек слишком ярко напоминал о покойном отце.

   Сегодня он впервые не закрыл сейф. Печать взял с собой, а дверцу приоткрыл, чтобы листок пергамента с завещанием сразу бросился в глаза вошедшему в кабинет старому лакею.

   Сунув последнюю бутылку в карман плаща, мужчина вышел из дома. Поглядел в последний раз на особняк, где родился и вырос, и больше не оборачиваясь, зашагал к Мосту Судьбы. Сегодня мост назывался так потому, что там оборвётся его судьба.

   Пока ещё он был трезв, но так и тянуло откупорить бутылку вина и приложиться к ней.

   Окна домов в этот день были особенно мучительны взгляду. Все светились ярче обычного, часто на подоконниках стояли свечи в колпачках из цветного стекла. Над дверями домов чуть подрагивали и мерцали бумажные фонарики. Иногда матовые занавеси были торжественно отдёрнуты и горела ёлка с маленькими свечками и бумажным гирляндами. Вокруг дерева суетились детишки, взрослые одёргивали их, чтобы те не открывали раньше времени подарки в разноцветных коробках с бантами.

   Лишь горгулии на крышах особняков недовольно щурились, сложив крылья — единственные, кто разделял с мужчиной неприятие всеобщего веселья.

   Чтобы попасть на любимый мост, мужчине всякий раз приходилось терпеть эту казнь яркими окнами счастливых семей, но лишь в канун нового Года казнь была почти смертельной. Когда Мост Судьбы замаячил впереди, последние мысли, заставлявшие мужчину цеплять за свою жалкую жизнь, поутихли.

   На этот раз фонаря на мосту не было. Губернатор города, возможно от нехватки средств после изнурительной войны, распорядился не тратиться на шесть праздничных мостовых фонаря и дорогостоящий чужеземный газ.

   А мужчина прошёл на середину моста и прислонился к перилам. Моросил дождь, но тумана сегодня не было и обе части города проглядывались до самых стен, словно на ладони.

   Город пылал праздничными огнями: жёлтыми, красными, синими, зелёными. На далёких площадях начинались гулянья вокруг высоких елей.

   Мужчина усмехнулся своим мыслям — для него на Мосту Судьбы не зажгли даже один фонарь, хотя в детстве такая традиция не нарушалась.

   — Всё, что не делается, всё к лучшему, — усмехнулся он и воткнул витой ключ от особняка в корковую пробку бутылки.

   Раздался лёгкий хлопок — крохотный праздничный залп, который он устроил себе сам.

   Первый глоток терпкого вина согрел горло, оставив послевкусие изюма. Он рассмотрел при свете праздничного города этикетку — эту партию вина заложил в погреб его дед полвека назад, незадолго до кончины. И последняя бутылка терпеливо дожидалась внука в груде опилок за одной из давно опустевших винных стоек. Для этого дня.

   Второй глоток погрузил его в воспоминания. Вино, выпитое в одиночку, так или иначе вызывало в памяти давние картины, словно эликсир его прапрадеда, по семейной легенде, бывшего великим алхимиком при короле. Только если вино это пьёт не заложивший напиток в погреб, то воспоминания вовсе не о лете, когда вино было заложено.

   Мужчина вспомнил, как единственный раз в жизни, на шестнадцатый день рождения любимой, они пили вино вместе. И что её жаркие поцелуи в тот вечер были слаще всех, что до неё и после.

   Вздохнув, он сделал долгий, третий глоток.

   Отправленный мушкетёрами домой в день, когда началась война, юноша просидел в особняке пять дней. И не прикасался к вину, пока длился комендантский час, чтобы не убить себя затем в хмельном настроении. На шестой день последний, уже почти выучившийся курс академии: пять студентов и семь студенток, готовившихся стать лекарями, собрали вместе и распределили поровну между сотнями мушкетёров в двух казармах. Лекторы провели быструю завершающую лекцию и раньше срока, впервые за сотню лет, студенты получили лекарские грамоты.

   Дальше был стремительный марш на юг, на скудном пайке с пятичасовым сном. Тяготы похода отогнали мысли о разбитом сердце, но едва молодой лекарь мог побыть наедине с воспоминаниями, как перед глазами вновь возникало лицо любимой, с колдовскими тёмными очами.

   Южное королевство вероломно напало на родину лекаря. Все гарнизоны стягивались в большую крепость на перевале в горах, и там снега было сколько угодно. Пришлось исцелять и снимать муки не только раненых, но и обмороженных лютым холодом. И так прошло три года. Затем крепость опустела — всех отправили на войну, а лекарей — прямо на поле боя. Молодому врачу везло — в восемнадцати сражениях полегли все его друзья и подруги из академии, кроме одного. Лучшего друга. Его юноша вытащил с поля битвы сам. На спине.

   На пятнадцатый год войны погиб и последний друг. В ту кровавую ночь лекарь впервые рыдал со дня расставания с любимой.

   А боль разбитого сердца за столько лет прошла, оставив лишь светлое чувство, такое же, как и в первый год их свиданий. Всё, что он делал, делал ради неё, чтобы возлюбленная могла спокойно спать в родном городе, пусть и с другим. Говорят, что любовь не умирает, но засыпает, если долгие годы не видеть любимую. И может спать до конца жизни, если только её не разбудит вновь та, ради которой бьётся сердце всю эту жизнь.

   Его сердце билось ради неё. И он мечтал вновь увидеть любимую, когда вернётся с войны. А между тем задумался, что многие из тех, когда он вылечил, станут калеками, просящими милостыню на стылых улицах. И решил, что лучше убивать врагов, чем исцелять своих солдат, обрекая многих на незавидную жизнь увечных, пусть и живых.

   В сражениях он уже не раз защищался с помощью трофейного мушкета, и в солдаты его записали сразу. Больше он не лечил, лишь убивал. Судьба спасала его от гибели десятки раз. На двадцатый год войны его произвели в офицеры. Война всё не заканчивалась. И сражения почти всегда происходили на границах стран, лишь изредка армии заходили вглубь чужой державы, быстро оттесняемые обратно. Выросло новое поколение новобранцев и вновь гибло.

   В одном из походов на дальний юг мужчина впервые лицезрел летнюю грозу и увидел молнии. Одна из них ударила во вражеского кавалериста и сразила насмерть. И тогда враги, уже заключившие отряд, где сражался офицер, в смертельное кольцо, ослабили натиск, и он смог с горсткой мушкетёров вырваться из окружения, точно сам Творец хранил его, хотя для своей страны он погиб на целых полгода.

   Он вспомнил горную тропу и ночёвку под лютым ветром, срывавшим кожу с лиц. Валил большими хлопьями такой снег, что не видно было заледеневшей бороды соседа по лагерю. И как белые волки. Завывая вместе с ветром, вгрызлись во фланг отряда и офицер поднял мушкетёров на сражение с природой.

   Он вернулся мыслями к ласковому летнему морю, где бирюзовая вода вымывала боль из старых ран. И спал отряд на белом песке долгожданным безопасным сном, а офицер не мог сомкнуть глаз от усталости и следил за пируэтами чаек над волнами, слушал их тоскливые крики и шум накатывавшей на пологий пляж воды.

   Он помнил, как в первых рядах армии пережил неожиданный залп вражеских мушкетов. Как валились один за другим его боевые товарищи справа и слева, будто срубленные невидимой исполинской косой молодые деревья. И лишь его не заметил смертоносный свинец.

   А затем был долгий путь на родину и вновь сражения. Война закончилась на двадцать четвёртом году, в ней сгинули почти все войска обеих королевств, границы не сдвинулись, и перемирие даже не определяло победителя. Словно весь смысл четвертьвековой войны был лишь в том, чтобы уменьшить население двух стран.

   Награждённый двумя орденами, почти седой, мужчина вернулся наконец в родной город и был ошеломлён, узнав, что родителей нет в живых. Последние слуги тоже вскоре ушли, все, кроме старика. Жалованье ветеранам не платилось из-за опустошённой казны, а последние деньги таяли.

   Мужчина попробовал отыскать любимую, ради которой пережил войну, но так и не смог. Возможно, она уехала из города, а может, и из страны. Вновь и вновь он вспоминал самые счастливые два года в своей жизни, гадая, что с ней стало, и какой бы она могла быть чудесной ему женой. Теперь она представлялась ему супругой богатого купца или графа, с трёмя детьми, у которых её глаза. А старший уже мог бы учиться в академии.

   Чтобы заглушить все мысли о любви юности, мужчина стал всё чаще спускаться в винный погреб, пока каждый вечер не заканчивался бутылкой вина. Один во всём мире, не нужный никому и нелюбимый никем, он отправлялся на Мост Судьбы, словно там был мост в прошлое.

   И вот настал последний день. А половина бутылки уже выпита.

   Часы на башне били одиннадцать раз.

   Когда-то, сидя в столовой за ужином после академии, отец рассказывал юноше о многом, чему его не учили лекторы.

   Младенец не видит цвета. И лишь к году учиться различать их. И мир кажется красочным и ярким. Но повзрослев, узнав, что движет людьми, как устроено всё на свете, человек вновь теряет взгляд юности. Мир тускнеет, становится привычным, и уже ничего не способно удивить.

   Спустя четверть века мужчина до конца понял те давние слова отца. Жить было незачем. Он мог бы легко вспомнить академию и навыки полевого лекаря, возобновить практику отца, но не видел смысла. Это обеспечило бы ему безбедную старость, да только внутри мужчина был дряхлее своего восьмидесятилетнего слуги. Ни любимой, ни друзей, ни родных, ни детей. Оставалось только умереть от старости с последней бутылкой вина.

   Он оставил в бутылке два глотка и взглянул на небо. Тучи и дождь. И вдруг внимание его привлёк силуэт, поднимавшийся на мост с запада. Прохожих быть не могло — все дома, с детьми, готовы встретить новый, полный новых радостей и впечатлений год.

   «Ещё один решивший умереть. Наверное такой же старый ветеран, у которого в жизни ничего не осталось».

   Мужчина усмехнулся. Пожалуй, можно успеть за час обменяться рассказами о Судьбах и вспомнить войну. Вдвоём умирать не так страшно. А впрочем, погибли все друзья, и десятки тысяч мушкетёров. Тогда не страшно и ему уйти вслед за ними.

   А силуэт, закутанный в чёрный плащ, взялся за перила с другой стороны, не обратив внимания на мужчину. И глядел в воду.

   Затем незнакомец перешёл на сторону офицера и встал в двух шагах.

   Тонкая фигурка. Женщина. Лицо скрыто под капюшоном. И воображение уже не рисовало хранимый в сердце образ, давно устав ранить хозяина. Да и голос, которым заговорила незнакомка, не принадлежал его любимой, говорившей некогда высоким тоном и крайне быстро.

   — Худший из миров, правда? — низко и чуть хрипло произнесла она.

   — Однозначно, — усмехнулся он.

   Нет, это была не Она. Её голос мужчина узнал бы и век спустя.

   Женщина ничего не ответила, созерцая тёмную воду под мостом. Так прошёл почти час.

   — Ничто в жизни не повторяется дважды, — нарушил мужчина молчание.

   — Вы правы, — отозвалась она медленно. — А жаль.

   — Кто вы?

   — Как и вы, пришла умереть сюда.

   — Вдвоём умирать не так страшно.

   — Но всё равно это Смерть.

   И тут в сердце его что-то шевельнулось. На краткие минуты возник новый смысл жить. Спасти её, эту странную незнакомку, пусть и любит он другую до сих пор. Если не хотелось жить для себя, то хотя бы жить для неё. Она ведь ещё молода, даже младше его, если судить по голосу.

   — Я четверть века провёл на войне, — произнёс он. — Скажите, фонарь давно перестали зажигать под Новый Год?

   — Нет. Его не поставили лишь в этом году. Может, это знак, что мне, да и вам, гореть больше не нужно. Всё выгорело.

   — Жизнь.

   — Да. Худшая из жизней.

   — Будете? — мужчина протянул незнакомке бутылку.

   — Я не пью, — возразила она.

   Часы на башне начали бить двенадцать. И вдруг с востока и запада, одновременно донеслись раскаты, сотрясшие небо. Теперь офицер знал звук грома, а это гремели мушкеты. Непрерывно, пока били часы, возвещая о приходе Нового Года.

   — Снова война началась, — безразлично промолвил мужчина, когда раскаты стихли. — Кажется, войны никогда не закончатся, пока на земле живёт больше одного человека.

   — Так и есть, — согласилась женщина. — Ах да, я забыла: в газетах писали, что в честь победы на этот Новый Год будет залп, а не эти фонари на мостах, где в такое время никто не бывает.

   — А... Вот оно что. Победили ведь не мы.

   — И не они.

   — И каждый делает вид, что победил.

   — Верно. А на мосту бываю я. На этом бывал каждый вечер.

   — Мост Судьбы. Много лет назад...

   — Знаю эту легенду, — перебил он с улыбкой.

   Женщина замолчала ненадолго и лекарь подумал, не обидел ли он её, не дослушав легенду. Но незнакомка вдруг спросила:

   — Чего бы Вы сейчас хотели?

   — Умереть, — пожал плечами он. — Иначе я бы не стоял здесь сейчас. Да и вы тоже.

   — Это я знаю, — с улыбкой в голосе подтвердила незнакомка. — Но перед смертью разрешается последнее желание.

   — Тогда я хочу снова увидеть звёзды. И снег.

   — Одновременно их быть не может, — предостерегла она.

   — Знаю. Но ведь это последнее желание. А вы бы чего хотели?

   — Всё вернуть.

   — А что именно?

   — Человека, что погиб на войне.

   «Вдова, — подумалось ему. — И она любила. Скольких же унесла война...».

   — Мёртвые не возвращаются.

   — Знаю. Но ведь это последнее желание, — голос её чуть потеплел.

   Мужчина улыбнулся.

   — Взгляните наверх, — предложила женщина.

   Подняв голову, он увидел, что небо от выстрелов наполовину очистилось, и на него смотрят те самые, чудесные россыпи звёзд, словно из юности. Только узоры нельзя было разглядеть из-за оставшихся туч. Лекарь вздохнул.

   И вдруг перед глазами скользнула снежинка. Первая, вторая. И через минуту шёл крупный снег, искрясь в свете звёзд, словно сказка вернулась.

   — Вот видите, — улыбнулась она и повернулась к нему.

   — Случайное совпадение.

   — Да, знал бы я, что желания в эту ночь сбываются, загадал бы другое.

   — А что?

   — То же, что и вы.

   — Вы тоже любили?

   — И люблю...

   — И я...

   Мужчина вздрогнул. Это не могла быть Она, но так всё похоже.

   — Мой первый муж был подонком. Хоть и богатым. Я ушла и снова вышла замуж. А второй нашёл молодую гимназистку и я осталась одна.

   — Вы до сих пор его любите?

   Женщина усмехнулась.

   Небо расчертили две падающие звезды: одна с востока на запад, другая с запада на восток.

   — Время пришло. Но вы, наверное знаете легенду, — она засмеялась.

   — Я их много знаю. Но эту явно нет.

   — Если падают звёзды, обрываются где-то Судьбы.

   — Ещё один знак, — кивнул он.

   — И Мост Судьбы.

   — А Вы меня перебили тогда, — вспомнила она.

   Мужчина взглянул на стоящую рядом. Безумно хотелось обнять незнакомку, прижать к себе. Как тогда.

   — Я же знаю все легенды, — с улыбкой ответил лекарь. — А времени мало.

   — Я не легенду хотела рассказать. Когда-то давно я часто ходила на этот Мост.

   Его сердце вдруг забилось сильнее.

   — Жаль, что ваше желание не может сбыться. А я загадал не то, что хотел бы больше всего на свете.

   — Это загадала я. А в эту ночь все желания сбываются.

   Его сердце застучало с силой юности. Мужчина отпил глоток вина. И протянул ей бутылку.

   — Я же не пью.

   И достала сигарету с длинным мундштуком, закурила.

   — Зато курю много. А дайте-ка.

   Женщина взяла бутылку, отпила последний глоток и выбросила в реку. Та исчезла с громким всплеском.

   — Тогда и я покурю.

   Женщина протянула ему мундштук. Лекарь затянулся и закашлялся.

   — Да, это вредно, — она взяла обратно мундштук и отправила его вслед за бутылкой. — И голос садится.

   Он вдруг взял её одной рукой за талию и развернул к себе, второй сдёрнул капюшон. И утонул в её тёмных глазах. Лёгкие морщинки затаились вокруг них, но мужчина не замечал этого. В чёрных волосах были серебряные нити, однако он не видел их. Может, это снег искрился в свете звёзд и скрывал седину, а может, так смотрит каждый, кто любит. А она не замечала его седых волос, морщин и нескольких шрамов на лице.

   Мужчина тихо назвал незнакомку по имени. А она его, ещё тише.

   — Люблю тебя...

   — И я тебя...

   И они слились в долгом поцелуе. На Мосту Судьбы.




Автор


Макс Артур

Возраст: 37 лет



Читайте еще в разделе «Фантастика, Фэнтези»:

Комментарии приветствуются.
Комментариев нет




Автор


Макс Артур

Расскажите друзьям:


Цифры
В избранном у: 0
Открытий: 925
Проголосовавших: 0
  



Пожаловаться