ПОЭМА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
РОЖДЕНИЕ КОЛОБКА
В граде среднего масштаба
Жили-были дед да баба.
Ели кашу с молоком.
Чай гоняли вечерком.
Телевизор — мир в окно –
Стал для них родным давно.
Смотрят телесериалы,
Чай хлебая из пиалы,
Обсуждая, кто и как,
Кто нормальный, кто дурак,
Кто бандит, а кто герой,
И кто добрый, и кто злой.
Но любили по-большому
Дед и баба политшоу.
Был, как сын, им Бабаян
Почитаем и желан.
Баба Вову Соловьева
Целовать была готова.
«Ой, Володенька, сынок,
Ну, и умный паренек!»
На экране президент.
Забывают всё в момент.
Затихают, замирают,
Глаз с экрана не спускают.
И к правителю страны
Умиления полны.
«До чего ж нам повезло!
Нашим ворогам на зло,
Бог нам Путина послал,
Чтобы он страну поднял,
Чтоб Америка боялась,
Как собака не бросалась
И не тявкала на нас
Без причины каждый раз.
Путин любит свой народ.
Путин пенсию дает.
Как он в Сирии задал!
Террористов напугал.
Лучше всех сегодня Путин.
Честен, смел и неподкупен,
Не боится никого,
Кроме Бога одного.
Крым он присоединил,
Севастополь возвратил,
А министр его Шойгу
Всех врагов согнул в дугу.
Наша армия теперь –
Самый страшный в мире зверь.
Пусть лишь сунется к нам ворог,
Будет век его недолог!
Так ракетой долбанем,
Что сгорит, как кошкин дом!»
А когда избрали Трампа,
Дед светился, словно лампа,
Баба пела и плясала,
Деду бражку наливала.
— Ну, теперь он всем задаст! –
Дед кричал.
— Ведь он за нас!
Он теперь разгонит НАТО!
Это НАТО нам не надо!
Порошенко он засудит.
Украина наша будет!
Будет русским Харьков, Львов,
Киев — мать всех городов.
Всё! Закончился наш плен!
Наша родина с колен
Поднимается и вскоре
Станет первой всем на горе!
Жили тихо, поживали,
Во дворе курей держали
Да садили огород
И картошку круглый год.
Так и жили бы они
Все оставшиеся дни!
Только как-то на обед
Попросил у бабы дед:
— Ты хвостом бы не трясла,
Да чегой-то испекла!
Лучше б я совсем ослеп,
Чтоб не видеть этот хлеб,
Что несешь из магазина!
Это же не хлеб — мякина!
— Вот заладил «испеки»!
В доме нет совсем муки.
Дед ей молвит:
— Не груби!
По сусекам поскреби!
Хорошенько поскребешь,
Наберешь и испечёшь!
С дедом спорить труд напрасный
И к тому ж небезопасный.
Завопит:
— Замолчь, старуха!
И заехать может в ухо.
Потому что нервный он
С молодых еще времен
И порой в порыве гнева
Мог ей двинуть справа-слева,
Вспоминая чью-то мать,
Ей синяк нарисовать.
Но простим горячий нрав!
Был он прав или не прав,
Делал это не со зла
Жизнь тяжелая была.
Проломался век в совхозе,
Каждый день в грязи, в навозе,
Пашешь, сеешь, убираешь
И копейки получаешь
И начальства вечный лай
Каждый день «давай, давай!»
В отпуск не ходил годами.
Да и с нашими деньгами,
Что отвалят в кассе щедро,
Разве только до райцентра.
Баба тут и там прошла,
По сусекам поскребла,
Набрала муки чуток,
Разве что на колобок.
Баба тесто замесила,
В тесто дрожжи положила.
Тесто к вечеру готово
Для изделья небольшого.
Славный вышел Колобок!
Есть и мякиш, и припек,
Пропитался маслом он
И блестит со всех сторон.
Ну, а запах-то какой!
Старый давится слюной
И ногой ударил в пол:
— Подавай скорей на стол!
Стул подвинет. Отодвинет.
— Погоди! Пущай остынет!
Ты пока его не трожь!
Сразу губы обожжешь.
И кладет на подоконник.
Дед по дому, как полковник,
Шаг чеканит, молча ждет:
Ну, когда же жар спадет.
Колобок же на краю
Думу думает свою.
«Это что же за фигня?
Скоро буду съеден я?
По какому ж это праву?
Мне такое не по нраву!
Это ж просто геноцид!
Мне подобное претит.
Не валяйте дурака!
Руки прочь от Колобка!»
Он от гнева покачнулся
И с окошка навернулся.
Покатился на карниз,
А с него свалился вниз.
Ах, ты волюшка-свобода!
Ты как водка для народа.
Одурманит и пьянит,
В дали дальние манит.
Веришь: там за горизонтом
Будешь воздухом не спертым,
А целительным дышать,
Расцветать и процветать.
Не поэтому ль народ
Всё куда-нибудь идет,
Не сидит на старом месте.
Соберутся люди вместе,
Бабы, дети, мужики
И седые старики.
Соберут свои пожитки.
«Что здесь жить? Одни убытки!
Так что ваше, благородье,
Прощевайте! Беловодье
Мы пойдем своё искать,
Где сплошная благодать!»
Прошагали за Урал.
Что Урал? Он очень мал.
И ватагою, не споря,
Всю Сибирь прошли до моря.
Всё им мало! На Аляску
И на юг, поверив в сказку.
И до Огненной Земли,
Может быть, они б дошли,
Если б царь — ну! Нет ума! –
Не отдал всё задарма.
Ну, а что же Колобок?
Поглядел. Вдали лесок.
А быть может, за леском
Град мы дивный обретем,
Где порхает птица Жар,
Где никто не будет стар,
Кони с гривой золотой
Ходят там на водопой.
Нет там мытарей и судей,
Ни налогов, ни полюдий,
Пьют там днями и ночами
Медовуху с калачами…
Покатился Колобок
По тропинке в тот лесок.
Птички весело поют,
На лугу цветы цветут.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ
По тропинке шлепал Заяц,
Очень модный раскрасавец,
Настоящий мачо он,
Очень сам в себя влюблен.
Пальцы веером. Крутой
Он немыслимо какой!
Иномарок куча, яхт…
Ведь папаша — олигарх.
Олигархи же в России,
Как давно ведется, в силе.
Кабинет в Кремле любой
Открывает он ногой:
— Это… слушай, обалдуй!
Закорючку нарисуй!
Вот такой был персонаж
Этот самый Заяц наш.
Он идет лесной тропинкой.
То клубничкой, то малинкой
Угостит себя косой.
Колобок навстречу.
— Стой!
Ну-ка, вкусная еда,
Подойди ко мне сюда!
Ишь, какой ты золотистый,
Сытный, мягкий и душистый!
Ну, попался в самый раз!
Пообедаю сейчас.
Усмехнулся Колобок.
— Ошибаешься, Дружок!
По сусекам наскребен
И на масле запечен,
Я от бабушки ушел,
Я от дедушки ушел.
Так что ты имей в виду,
От тебя легко уйду.
Рассмеялся Колобок,
Шмыг у Зайца между ног.
Ошарашенный отказом,
Не успел моргнуть и глазом,
Огляделся, удивился.
Как сквозь землю провалился!
А веселый Колобок
От него уже далек.
Удивился Заяц сильно,
Вытер лапой пот обильный.
— Обманул, подлец! Надул!
И от горя ёлку пнул.
На него упала шишка.
Соскочила сразу шишка.
Громко заяц заругался.
Еж из норки показался.
— Что ругаешься, Косой,
Как сапожник записной?
У меня тут детки, кстати.
И с какой-такой же стати
Слушать этот мат должны
Малолетки-пацаны?
Заяц взвыл:
— Вали, колючий,
А не то сейчас получишь.
Будешь знать такой-сякой,
Кто стоит перед тобой!
К президенту в час любой
Открываю дверь ногой.
А тебя, колючку злую,
В Магадан я упакую!
И как пнет ежа ногой,
Как подпрыгнет.
— Ой-ой-ой!
Сволочь! Выставил иголки!
И хромать быстрей от ёлки.
«Ах, какой несчастный случай!
День какой-то невезучий!
Похромаю лучше в бар.
Там спущу немного пар.
Там такой дают стриптиз!
При деньгах любому плиз!
И в глазах блеснул огонь.
«Лучше ты меня не тронь!»
Просыпался Серый поздно.
На шестерок рявкал грозно.
Был он мрачен, зол и хмур,
Гнал из спальни девок-дур.
Стопку водки подносили.
Выпьет Волк и сразу в силе,
Снова бодрый и живой.
День начался трудовой.
То забьет кому-то стрелку,
То спешит на перестрелку,
То кого-нибудь гнобит,
Чтоб придать покорный вид.
И до ночи полный рот
И работы, и забот.
Ну, а вечером с братками,
Вот с такими же волками
В ресторан идет гулять,
День удачный отмечать.
Деньги пачками швыряют,
Красных девушек снимают,
Водку хлещут, мясо жрут,
Никого не признают.
Волк, увидев Колобка,
Ухватился за бока.
— Ой! Умру! Какой урод!
Где же тело? Где живот?
Ни ушей и ни хвоста!
Это, видно, неспроста!
Это, значит, для того,
Чтоб сейчас я съел его.
Да и пахнет очень вкусно!
Колобок промолвил грустно:
— Вам бы только жрать, барбосы!
Где духовные запросы?
Где мечта о неземном?
О небесном?
— Ты, о чем?
Я с младенческих когтей
Не слыхал таких речей.
Вижу, что держать базар
Ты умеешь, теста шар.
Где ты чалился, брателло?
Просто так или за дело?
Если ты серьезный вор,
Значит, будет разговор.
На пенек уселся Волк.
Сигарету в зубы. Щелк!
Думает, пуская дым,
Кто же это перед ним?
Может быть, авторитет?
Может, фраер? Может, нет?
Молвил Серый Колобку:
— Ты, брателло, ни ку-ку.
Видно, парился ты, брат,
Много-много лет подряд.
А в последние года
Стало всё другое. Да!
Были власть и мир блатной
Отгорожены стеной.
И была у нас одна
Не на жизнь, на смерть война.
Нас гнобили и стреляли,
В клетки узкие сажали,
Били нас по головам
И ломали кости нам.
Мы, конечно, отвечали.
Сук и мусор привечали,
Где на пулю, где на пику,
Где порубим ради шику.
Год за годом шла война.
Только власть, браток, сильна.
Ей мечом по голове,
Вырастают тут же две.
Замочили мусорка –
За него два — три братка
Ставят к стенке. В общем власть
Нас гнобила всюду всласть.
У нее ж такая мощь!
Как ее нам превозмочь!
Мир слабеет воровской.
На грядущее с тоской
Смотрим мы и понимаем,
Что войну мы проиграем…
Рухнул в миг союз республик.
Заменила зелень рублик.
Наступили времена
Для крутого пахана.
Оба-на!
Колобку всё интересно.
И ему, конечно, лестно,
Что серьезный индивид
С ним, как с равным, говорит.
Вон какой зубатый зверь
Другом стал его теперь!
Это вам не мелкий заяц,
Не какой-нибудь китаец
И не офисный планктон.
Глыба целая! Бетон!
И его зовет он братом,
Словно ровня он зубатым.
И взирает Колобок
На него, как будто бог
Восседает перед н им.
«Хорошо дружить с таким!
Он не даст меня в обиду.
А бравада лишь для виду.
А на деле в нем душа
И добра, и хороша!»
— Эй! Румяная фигня!
Ты не слушаешь меня?
Я к чему толкаю речь?
Чтоб ты мог момент просечь.
А момент сейчас такой:
Прибирает мир блатной
Власть в стране к своим рукам,
Чтоб жилось вольготно нам.
Депутатов подкупаем,
Урок в мэры назначаем,
Платим судьям и ментам,
Чтобы ближе стали к нам.
Нам разбой и грабежи
Ныне стали не нужны.
Всё, что нужно нам, без звона
Забираем по закону.
Вор сегодняшний берет
Шахту, фабрику, завод,
А не мелочь в кошельках
И одежду в узелках.
Стали мы властям нужны.
Власти нам кругом должны.
Вот какой теперь расклад!
И ему я страшно рад.
Стала нашей вся земля.
Мы отныне у руля.
Вот такой, братан, аншлаг!
Власть теперь нам друг, не враг.
Мы ее имеем всласть,
Воровскую нашу власть!
Ну, в какой еще стране
Так жилось бы вольно мне?
— Хоть зовешь меня ты братом,
Но к бандитам-супостатам
Отношусь я негативно.
Слушать мне тебя противно, —
Смело брякнул Колобок.
Удивился сильно Волк.
Приподнялся он с пенька.
«Может, дать ему пинка?»
— Я не понял!
Волк опешил.
— Мне лапшу на уши вешал.
Я-то думал, ты из наших,
Не из тех, кто на парашах,
Что, как я, крутой браток.
— Я, товарищ, Колобок.
Хоть я молод, криминал
Никогда не уважал.
Беспощадную войну
Надо с ним вести.
— Ну-ну!
Почесал лохматый грудь,
Пасть разинул — просто жуть!
Вот такущие клыки!
— Я порву всех на куски,
Кто пойдет на мир блатной,
На братков моих войной.
Эх, чегой-то аппетит
Мне сожрать тебя велит.
Рассмеялся Колобок:
— Не пускай слюну, дружок!
По сусекам наскребен
И на масле испечен,
Я от дедушки ушел
Я от бабушки ушел,
И от Зайца я ушел.
От тебя подавно, Волк
Я уйду!
И Колобок
Юркнул между волчьих ног
И пустился наутек.
Серый выплюнул слюну.
— Ох, и шустрый! Ну и ну!
Не смотри, что мал урод,
А любого обведет.
Если был бы он блатной,
Нам бы подошел такой!
Ну, чего стоять на месте?
Ведь сегодня дел хоть тресни.
Надо топать! Скоро стрелка!
А потом с бароном сделка.
Он подарочек привез
Нам афганский Дед Мороз.
Замочить двух фраерков
Из соседних Лужников.
А потом, само собой,
Завалиться в клуб ночной.
День удачный отмечать,
Водку пить и телок драть.
И пошел тропой лесной
На разбой очередной.
Покатился Колобок
По тропе через лесок.
Ели темные стоят
И ветвями шевелят:
— Не ходил бы ты туда!
Ждет тебя в лесу беда.
Солнца луч едва коснулся
Морды, и медведь проснулся.
Потянулся, позевал
И под душ холодный встал.
Завтрак с кашей овсяной
На воде, совсем простой.
За здоровьем он следил.
Не курил, вина не пил
Раз в неделю секс с подругой.
Два — с законною супругой.
Что бы ни случилось с ним,
Соблюдал всегда режим.
Спать ложился ровно в десять.
Не мутит, не куролесит.
Вот такой примерный зверь
Царствовал в лесу теперь.
И почистив щеткой рот,
Начинает он обход.
Он шагает по тропе,
Улыбаясь шантрапе,
Белкам и бурундукам,
И енотам-дуракам.
Птички весело поют,
Славят царский тяжкий труд,
Мудрость царственной особы
И ему желают, чтобы
Правил ими сотни лет
И не ведал зла и бед.
ПЕСНЯ ПТИЧЕК
Знают взрослые и дети,
Нет тебя мудрей на свете.
Ты и мать нам, и отец,
Ты мудрее всех мудрец!
Чик-чирик, чирик-чирик!
До чего же ты велик!
Став главою государства,
Укрепил лесное царство.
И отныне день и ночь
Возрастает его мощь!
Фють-фиють-фиють-фиють!
Вольно дышит наша грудь!
Что б ни делал ты — успех!
Мы могущественней всех!
И во всех других лесах
Мы зверям внушаем страх.
Тюрпюлютю-тюрпюлить!
Как тебя нам не любить!
Экономика растет
День за днем, за годом год!
Поднимаются кусты,
Распускаются цветы!
Пики-пики-пики-пики!
До чего же ты великий!
Сокращается преступность.
А продуктов совокупность
Увеличилась у нас
В миллионы с чем-то раз!
Дзинь-дзинь-дзинюшки— дзилинь!
Стала ярче неба синь!
Демократию нам дал,
Чтоб лес наш процветал.
Знают все кругом народы:
В мире нет такой свободы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ВСТРЕЧА С МЕДВЕДЕМ
Видит еж в траве сидит,
Пальцем он ему грозит.
— Ты чего же это, еж,
Деткам кушать не несешь?
Я же знаю, что жена
У тебя родить должна.
Ты, конечно, молодец!
Но детей корми, отец!
Потому что для страны
Звери крепкие нужны,
Чтоб могли в момент любой
Дать отпор.
Едва живой,
Отвечал, трясясь от страха:
— Благодетель! Дал я маха!
От работы я устал
И немного задремал.
Но могу перекреститься:
Больше грех не повторится.
— Ну, смотри! — кивнул Медведь.
— Косяков не делай впредь!
И шагает дальше он.
Каждый встречный бьет поклон,
И не могут глаз поднять,
И не в силах дрожь унять.
Появление царя –
Это круче, чем заря.
Где слова такие взять,
Чтобы это описать?
— Работяги-муравьи!
Вы любимчики мои!
Муравейник же кишит.
Каждый что-нибудь тащит,
Кто пушинку, кто личинку,
Кто зеленую травинку
Если все бы так трудились,
Не лежали, не ленились,
Превратился б этот край
В подлинный звериный рай.
Да! Работы выше крыши!
Чтобы уровень стал выше,
Надо лап не покладать,
ВВП наш поднимать!
Чу! В кустах какой-то шорох,
Словно бы соломы ворох
Ворошат. И вроде двое.
Это что же там такое?
Раздвигает он кусты.
Там две змейки, как глисты,
Меж собой переплелись,
Этим делом занялись.
Царь лесной оторопел,
Будто он лягушку съел.
Он на пару смотрит с гневом.
— Раздавлю! Клянусь я небом!
Как? В публичном месте тут
Разводить вы смели блуд?
Это что ж? В таком-то месте
Блуду вы предались вместе?
Что за нравы? Это что ж
Растлевать мне молодежь?
Я сейчас как наступлю,
Вас, бесстыжих, раздавлю!
Змеи так перепугались,
В норы темные умчались,
Там свернулись и дрожат,
Секса больше не хотят.
— Это что ж за невезенье?
Так испортить настроенье!
Гады мерзкие! Паскуды!
Хуже всякого Иуды!
Черви скользкие! Тварюги!
Вы отныне мне не други.
Вы враги мои отныне!
Чтоб вас не было в помине!
Чтоб вам сдохнуть, околеть!
Чтобы на огне сгореть!
Чтобы вас склевали птицы!
Чтоб не видеть вам водицы!
Чтобы деток не видать,
В растакую вашу мать!
Звери сразу разбежались,
По углам позабивались.
Ох! Помилуй, бог лесной,
Нас от ярости такой!
Попади к нему сейчас,
Душу вытряхнет из нас.
Силы-то немерено!
Вон какой медведина!
Если припечатает,
Вмиг любой отвякает!
И на всех ужасно злой
Зашагал тропой лесной.
«Блин! Уроды! Дебильё!
Учишь, а они своё!
Надо их, падлюг, гнобить,
Беспощадно всех давить!
Вожжи лишь ослабь, и сразу
Разведут в лесу заразу.
Будет здесь не лес — бордель!»
И ударил лапой в ель.
Шишки наземь полетели.
Стало очень больно ели.
Ни за что досталось ей
Из-за гадкой случки змей.
В гневе же границ не знают,
На безвинных вымещают
И страдает ни за что
Конь какой-нибудь в пальто.
Эх-хе-хе! Тирана ярость –
Это не пустяк, не малость.
Замелькает острый меч,
И летят головки с плеч.
Есть вина иль нет вины,
Перед смертью все равны.
Так что выгодней для шей
Быть подальше от властей.
Ныне жалует и гладит,
Завтра же на кол посадит.
Награждает орденами,
А потом под зад пинками.
Не сегодня ж это, но
Повелось уже давно.
И всегда у нас палач
Заработает калач.
Да чего тут рассуждать?
Ноги в горсть и в глушь бежать!
— Это кто еще такой?
Вроде мячик, но живой.
Смотрит он на Колобка,
Удивляясь, свысока.
Колобок же, глядя вверх,
Отвечал:
— Я лучше всех!
По сусекам наскребен
И из теста испечен.
Я умнее всех вокруг
И тебя умней, мой друг.
Тут Медведь захохотал.
— Ты не умный, а нахал.
Должен быть везде хозяин,
От Москвы и до окраин,
В джунглях и на островах
И, конечно, в головах.
Всех умней в лесу Медведь.
Это надо разуметь!
Потому и правит он
С незапамятных времен.
И династия медведей
Выше всех своих соседей.
«Мне завидует весь мир!
Я для подданных кумир!
Повезло тебе, балбес,
Что попал ко мне в мой лес.
Вижу: ты забавный зверь.
Будешь мне служить теперь.
В свиту я тебя возьму!
Колобок сказал ему:
— Никому служить не буду!
Путешествовать повсюду
Я хочу. Увидеть мир!
Для меня ты не кумир.
Если думаешь, большой,
Все трепещут пред тобой?
На тебя мне наплевать!
Вот что я хотел сказать!
Ну-ка брысь с моей дороги!
Я хоть маленький, но строгий!
Если что-нибудь не так,
В дело я пущу кулак!
Так заеду, засвечу!
Ну-ка брысь! Пройти хочу!
Так Медведь захохотал.
Пузо лапами зажал.
Весь трясется, слезы градом.
— Ой, прошу тебя! Не надо!
А не то умру от смеха!
Вот потеха так потеха!
Будешь мне теперь служить!
Будешь ты меня смешить!
Колобок под ноги плюнул.
«Почему б и нет? — подумал.
— Как-никак, а всё же царь!
Не какая-то там тварь!
Не понравится, уйду!»
И сказал:
— Имей в виду!
Я не шут какой-нибудь!
Ты со мной серьезным будь!
Обращайся за советом!
Был Медведь его ответом
Очень удовлетворен.
И кивнул согласно он.
С той поры в берлоге царской,
Словно Минин и Пожарский,
Стали жить они вдвоем
И болтать о том о сём.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СУДНЫЙ ДЕНЬ
Был восток такой кровавый,
Словно в битве под Полтавой.
Кровь рекою пролилась.
Что же это за напасть.
Ох! Недобрая примета!
Что же будет? Нет ответа.
И с тоской лесной народ
Смотрит молча на восход.
Птички песен не поют,
Мышки в травке не снуют.
Уж на что бандюга Волк,
Даже тот притих, примолк,
Из норы глядит своей
На тоскующих зверей.
Так и есть! Кричат сороки:
— Всем собраться у берлоги!
Кто к берлоге не придет,
Тот в смутьяны попадет.
Со смутьяном разговор
Краток: смертный приговор.
Перед царскою берлогой
Собралось народу много.
Здесь бобрами был построен
Эшафот из крепких бревен.
И широк он, и высок
К жизни в вечности порог.
И от вида эшафота
Жить еще сильней охота.
Гул стоит среди зверья:
«Чаша нас минуй сия!»
И в телах озноб и дрожь,
Как ни бейся, не уймешь.
Смотрит с ужасом толпа
На высоких два столба,
Перекладина на них,
Две веревки на двоих.
Вот взошел на эшафот
Кто-то в черном. Может, черт?
Он намылил две петли,
Что свисали до земли,
И веревки подтянул
И под каждой ставит стул.
Видно, в этом деле ас.
Только прорези для глаз.
На груди скрестил он руки…
Тут вдали раздались звуки.
Дудки звонкие ревут,
В барабаны громко бьют.
И в толпе пробив проход,
Две корзины сыч несет.
Ставит в ноги палача
И, взлетев, с его плеча
Обращается к толпе:
— Звери! Страшное ЧП
День назад произошло.
Сотворили змеи зло.
Нормы светлые морали
Эти твари попирали,
Под кустом совокуплялись
И особо не скрывались.
И за это преступленье
Царь такое повеленье
Повелел мне огласить:
Принародно их казнить.
Тут палач надел перчатку,
Словно собрался на схватку,
Над корзиной наклонился,
Со змеей в руке явился.
Сунул он змею в петлю.
— Как я вешать вас люблю!
Тут же выдернул другую
Из корзинки. И в тугую
Петлю голову змеи
Он просунул. От земли
Он веревки оторвал
И к столбу их привязал.
Кто-то ахнул, кто-то взвизгнул,
Кто-то ойкнул, кто-то пискнул,
Кто-то глухо застонал,
Кто-то в обморок упал.
Не казнили до сих пор
Никого в лесу. Хоть вор,
Хоть насильник, хоть злодей,
Ну, побьют — и прочь с очей!
Звери головы подняли.
Где казненные? Пропали!
Только голые веревки!
Ну, богаты на уловки
Эти змеи! Из петли
Извернулись и ушли.
Вот потеха так потеха!
Не удержишься от смеха!
Все хохочут над царем
И над царским палачом.
Насмешили! Развлекли!
И повесить не могли!
А известно с давних пор,
Смех, он хуже, чем топор,
И готов стерпеть тиран
Зло любое и обман,
И предательство придворных,
И речей пустых и вздорных,
Разоренную страну
И грядущую войну.
Но не станет он смиряться,
Коль начнут над ним смеяться.
Есть последняя черта –
Это звание шута.
Вместо лютой жуткой казни
Видит он веселый праздник,
Не скулит зверьё, не плачет,
А в веселой пляске скачет,
Издеваются над ним,
Над правителем своим.
Он затрясся в дикой злобе,
Взял дубину в лапе обе.
Как свирепо зарычал!
Как дубиной замахал!
— Море крови я пролью!
На фиг всех сейчас убью!
Кто смеется надо мной,
Не уйдет живой домой!
Звери так перепугались,
Звери в стороны помчались.
Вмиг полянка опустела.
Лишь палач оторопело
На воителя глядит,
Словно столп один стоит.
— Как же так, японский бог,
Что повесить ты не смог?
Да какой ты душегуб?
Ты тупей, чем этот дуб!
И дубиной сгоряча
Пригвоздил он палача.
Где палач был, кровь и грязь…
Всё-таки свершилась казнь.
И вдобавок эшафот
Он дубиной разнесет.
Выпил мёда он хмельного,
Раздавил жука больного…
Как берлинская стена,
Рухнул наземь. Оба-на!
А когда Медведь проснулся,
Почесался, оглянулся,
Вспомнил он вчерашний день.
Это что за ерундень?
Как же так в расцвете лет
Потерять авторитет?
«Погоди-ка! Погоди-ка!
Ведь к идее этой дикой
Змей повесить,
Колобок
Подойти ему помог.
Он-то ведь хотел, чтоб змей
Изрубил палач-злодей».
— Слишком много будет чести! –
Колобок сказал.
— Повесьте!
Нет позорней в мире казни
И зверушкам будет праздник.
Уж тогда народ лесной
Налюбуется с лихвой.
Подскочил Медведь, ревет:
— Кто тут? Пусть ко мне идет!
Тишина и пустота.
Разбежалась сволота.
— Али тихо я реву?
Как поймаю, разорву!
Кто тут рядом есть, бегом!
И грозится кулаком.
Тишина. Да что ж такое?
Сдохли? Царство как пустое.
Ни души, ни голоска.
На душе царя тоска.
Опустился на пенек,
Свесил морду между ног.
Слезы льются на траву.
— Никого я не порву!
— О! великий царь лесной!
Верный раб перед тобой.
Оглянулся он вокруг.
— Это кто здесь?
— Бурундук!
— Ах, ты мой бурундучок!
Самый верный мой дружок!
Ты остался верен мне
И своей лесной стране.
И за эту верность нам
Пост тебе высокий дам.
Вот что, главный мой министр!
Вижу, ты умен и быстр!
Отыщи-ка мне, дружок,
Где таится Колобок.
Коль отыщешь ты его,
Дам награду ого-го!
— Как листок, я трепещу!
Хоть умру, но отыщу!
Прикажите! Из-за вас
Жизнь готов отдать сто раз!
Ведь подобного царя
Дали боги нам не зря!
Бурундук по веткам скачет.
Видит, белка что-то прячет.
Заглянул в ее дупло.
Как там сухо! Как тепло!
Заготовлено припасов
Безо всяких там указов
Для себя и для ребят.
Просто подлинный продсклад.
Вот сова осоловело
Исподлобья поглядела
И опять в объятья сна
Погружается она.
А на разных там жучков,
Насекомых, паучков
Ноль внимания гонец,
Потому что царь-отец
С нетерпеньем ждет вестей.
И гонец бежит быстрей.
Чу! Он слышит голоса.
Видит тропки полоса
И еще издалека
Он увидел Колобка.
Рядом вьются две змеи.
Ах, вы батюшки мои!
Это ж явная измена.
С ними сблизился мгновенно.
Колобок идет вперед,
Громко песенку поет:
— Обманули дурака
На четыре кулака!
Как повещать можно змей?
Змеи ж не имеют шей!
Кто родился дураком,
Тот не может быть царьком!
Бурундук спешит к берлоге.
Рассказал. Правитель строгий
Разъярился:
— Ах, подлец!
Ну, теперь ему конец!
Ну, веди меня, дружок!
И помчались со всех ног
К той тропе наперерез
Через темный хвойный лес.
А беспечный Колобок
По тропинке прыг да скок.
Рядом новые друзья.
Без друзей никак нельзя.
И счастливый наш пострел
Громко песенку запел.
ПЕСЕНКА КОЛОБКА
Если ты друзей нашел,
Это очень хорошо.
Потому что дружба –
Это то, что нужно.
Тра-ля-ля, тра-ля-ля!
Селяви да вуаля!
— Ну, попался, круглорожий!
Колобок гусиной кожей
Весь покрылся, задрожал.
Ничего себе обвал!
Перед ним Медведь стоит.
До чего же грозный вид!
Змеи так перепугались,
В дебри темные умчались,
В норы черные забились.
«Лучше б мы и ни родились!»
— Больше силы нет терпеть!
Съем тебя! — взревел Медведь.
Наклонился, тянет лапу.
Колобок же задал драпу,
Юркнул меж медвежьих ног
И пустился наутек.
А Медведь в недоуменье
Замер. «Что за наважденье?
Только что он здесь стоял.
И куда же он пропал?»
Поглядел по сторонам,
Огляделся тут и там.
Нет! Не видно Колобка.
Обманули дурака.
Обвести его сумел!
Ну, и шустрый же, пострел!
Бурундук тут рядом шасть!
Хвать его и бросил в пасть.
Хорошо, когда свобода!
Лучше, чем у сумасброда
Быть придворным, угождать
И капризам потакать.
Хочешь плакать — улыбайся!
А смеяться не пытайся,
Если деспот чушь несет,
Как последний идиот.
Покатился он вперед,
Громко песенку поет:
— По сусекам наскребен,
В русской печке испечен,
Я от бабушки ушел
И от дедушки ушел,
И от Зайца я ушел,
И от Волка я ушел.
От Медведя я ушел.
Пусть он кушает мосол!
Вдалеке он слышит грохот,
В небесах как будто топот
От могучих жеребцов,
На которых бог богов
Зевс катается по своду
И внушает страх народу.
Вот сейчас начнет опять
Стрелы страшные метать.
И еще дубиной в щит
Бить проказник норовит.
И от грохота такого
Страх у всякого живого.
Пес забьется в конуру,
Заяц спрячется в нору,
А Медведь к своей берлоге
Будет быстро делать ноги.
Птицы в гнездышки забьются
И от страха затрясутся,
Слушать будут стуки сердца.
Все боятся громовержца!
Тяжела его рука,
Громовержца-дурака.
Без причины просто так
Бросит молнию дурак,
И несчастный индивид
Угольками задымит.
Так что связываться с ним
Мы, живые, не хотим.
Нет! Поглубже и подальше,
Побыстрее и пораньше
Буйство Зевса переждать.
Пролетит — живи опять!
Колобок залез под елку,
Укололся об иголку,
Но зато надежно он
От дождя здесь защищен.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ВОЙНА
Колобок потупил взгляд,
Видит он в норе блестят,
Словно бусинки, глаза.
— Кто ты будешь, егоза?
— Я подземный житель Крот,
Под землей живу весь год.
Под землею сущий рай!
Если хочешь, залезай!
Здесь темно, тепло и тихо,
Никакого зла и лиха,
Не бывает здесь войны.
Лучше в мире нет страны!
А на этом белом свете
Пьют, дерутся, плачут дети,
Убивают, мат столбом…
Здесь не жизнь, сплошной дурдом.
Только в норах под землей
Благость, сытость и покой.
Никаких тебе экранов.
Президентов и тиранов…
— Нет! — ответил Колобок.
— Не прельщай меня, дружок!
Не хочу в норе я жить,
Лучше на земле тужить,
Свежим воздухом дышать
И на солнце загорать.
Хочешь жить — живи во тьме.
Только это не по мне!
Лишь на солнечном свету
Видишь мира красоту!
А в кромешной тьме твоей
Что увидишь ты? Чертей?
Фыркнул Крот, повел усами.
— До чего же трудно с вами,
Если мысль, что благо мрак
Не втолкуешь вам никак.
— А скажи, дружище крот,
Скоро дождик ливанет?
— Ливень? Ты глаза открой!
Есть ли тучи?
— Ни одной!
А чего ж грохочет гром
И пугает нас дождем?
Крот вздохнул:
— Бывает так!
Сразу видно, ты чужак.
Зря ты, друг, пришел сюда.
Здесь великая беда.
Только тот, кто под землей,
И останется живой.
Так что лучше ноги в горсть
И мотай отсюда, гость.
— Умотал отсюда б я,
Только мне назад нельзя.
Если я назад пойду,
В пасть к Медведю попаду.
Что же здесь творится, Крот,
Не пойму.
— Война идет.
— Как война? Зачем война?
И кому она нужна?
Что за доблесть и заслуга
Насмерть убивать друг друга?
Крот в усмешке скалит зуб.
— До чего ж еще ты глуп!
Сколько мир существовал,
Постоянно воевал.
Ни одной еще страны
Не бывало без войны.
И для многих воевать,
Словно воздухом дышать.
И чем больше ты убьешь,
Больше славы огребешь
И богатств, и самок юных,
И дворцов больших и чудных.
Но всего важнее власть!
Как наркотик эта страсть!
Раскололся небосвод.
И под землю юркнул крот.
Колобку ж его нора
Не нужна. Идти пора!
Не боится он войны.
Пули вовсе не страшны.
Чуть поднялся над дорогой!
Попади в него попробуй.
Только в мощный окуляр
И увидишь этот шар.
«Не найдет меня снаряд!
Пули мимо пролетят!
Круглый я и маленький!
Ниже я завалинки!»
На небе дымком пахнуло.
Слышит звук далекий гула.
Значит, в дальней стороне
На войне как на войне.
Да и травы странно пахнут,
Не цветут они, а чахнут.
А мохнатый шмель лесной
Тоже весь пропах войной.
Листья веют не прохладой,
А смертельною засадой.
Если в сторону шагнешь,
Сразу в мир иной уйдешь.
Даже солнца желтый круг –
Враг опасный, а не друг.
Пахнет горем, пахнет злобой,
Пахнет смертью и хворобой.
Пахнет дерево соляркой
И кусты атакой жаркой.
Пахнут блёклые цветы,
Как сожженные мосты.
Пахнет пеплом тишина.
Потому что здесь война.
Пробежавший мимо жук,
Может, враг, а, может, друг.
Только запахи войны
Он принес со стороны,
Эти запахи убитых,
Позабытых, незарытых.
Фу! Успел он отскочить,
А иначе бы не жить.
Мимо серая лавина
Прошуршала, как машина,
Всё сметая, как торнадо,
Словно вырвались из ада.
— Вы куда несетесь мыши?
Или вам сорвало крыши? –
Громко крикнул Колобок.
— Убегаем на восток!
Только там найдем спасенье.
У пендосов наступленье.
Жмут со всех сторон, как черти,
Нам желают лютой смерти.
Убегай! Чего ты встал?
— Ну, и как бы я бежал?
Я ж сплошная голова,
Ножек-то едва-едва.
— Да заройся хоть!
— Зачем?
Не воюю я ни с кем.
Пронеслась лавина мимо.
Взрывы, грохот, клубы дыма.
Храбрым быть — себе дороже!
Если только бы по роже
Надавали, — ерунда.
Не оставят же следа.
Роет землю он руками,
Роет землю он ногами,
Только яма не растет.
Он же всё-таки не крот.
— Это кто еще такой? –
Слышит голос громовой.
— Отвечай, урод, скорей!
В камуфляже сто мышей.
И нацелив автоматы,
Как заправские солдаты,
Грозно шевелят усами,
Разметают пыль хвостами.
— Да чего гутарить с гадом?
Контрразведка ж наша рядом.
Это видно сразу, он
Террорист или шпион.
Там такие, блин, сидят,
Мертвого разговорят.
Ну-ка, шевели клешнями!
И шутить не вздумай с нами!
И прикладами в бока
Бьют со смехом Колобка.
Привели его в отдел
К мастерам заплечных дел.
Закопченный потолок,
А под ним табачный смог,
От лучинок тусклый свет.
Двери есть, а окон нет.
За столом не мышь, а монстр.
Щеки во! А носик востр!
Клочья грязные висят,
Исподлобья грозный взгляд.
Поглядел на Колобка.
«Отвалял я дурака!
Сразу мастера видать.
От него мне не сбежать».
— Кто такой? Куда? Откуда?
Отвечай быстрей, паскуда!
А не то получишь в лоб!
Просекаешь, остолоп?
— Да! Так точно! Просекаю!
Быстро, точно отвечаю!
Бабкою и стариком
Был я назван Колобком!
По сусекам поскребен,
В русской печке испечен.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от Зайца ушел,
Я от Волка ушел,
От Медведя ушел…
Монстр медленно поднялся.
— Чтобы ты не зазнавался!
И застыв над Колобком,
Двинул резко кулаком.
Отлетел наш Колобок
В самый дальний уголок.
— Это, блин, пока цветочки!
Эх, отбил тебе бы почки
И сломал еще б хребет.
Сожалею, что их нет.
Я, когда сидел на зоне,
Был я главный вор в законе.
Фраерков поставлю в ряд
И лупсую всех подряд.
Сколько выбил я зубов!
Сколько выдрал кадыков!
Сколько ног переломал!
И палач захохотал.
— Вижу я, что ты зассал!
Кто тебя сюда послал?
Оккупанты? Террористы?
Отвечаем четко! Быстро!
И опять сбивает с ног.
Покатился Колобок.
«На смерть же меня забьет
Этот бешенный урод!
Чтобы мне живым остаться,
Надо мне во всем признаться!»
— Признаюсь, — пищит, — во всем!
Только вы скажите, в чем.
— Ну, давно бы так, урод!
И палач к столу идет.
— Ты разведчик оккупантов.
Шеф отряда диверсантов.
Заслан к нам взрывать мосты.
Признаешься в этом ты?
— Ну, конечно, признаюсь,
Ваша честь! Я ж не таюсь!
— Президента, стало быть,
Тоже ты хотел убить?
— Да! Еще премьер-министра,
Олигарха, журналиста,
Депутатов штук пятнадцать,
Девок ваших мять и мацать.
И армейские склады,
И АЭС взорвать.
— Лады!
Вижу, парень ты с умом,
Хоть казался дураком.
В каталажке мрачно, сыро,
Не хватает лишь вампира.
Только есть другие твари.
Крысы высунули хари
И глядят на Колобка.
«Надо скушать дурака!»
«Как швыряет жизнь меня?
Из огня да в полымя!
Не убили злые хари,
Так сожрут тупые твари»
Тихо вылезли две пары.
Колобок залез на нары,
Завизжал и застучал,
Видя страшный их оскал.
— Прочь отсюда, мерзопакость!
Пропищали крысы:
— На-кось!
Выкуси! Кого хотим
Без согласия едим!
Рядом клацнули клыки.
Выше бы и нет руки!
Колобок прижался к стенке.
У него дрожат коленки.
Льется пот с него рекой.
«Смертный час приходит мой!
Где охрана? Пан Навальный?
Или это всё специально?
Обрекли меня на казнь».
— Ну, чего стоишь там? Слазь!
Всё равно тебя сожрем!
Но немного подождем,
Чтобы ты поволновался,
Чтобы с жизнью распрощался
Сотню раз, чтоб диких страх
У тебя стоял в глазах.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СПАСЕНИЕ
И они захохотали,
Запищали, завизжали.
Им несчастных жертв мученья
Доставляли наслажденье.
А порвать всегда успеют.
Аппетит лишь разогреют.
В желтых глазках беспощадность.
Все же знают их всеядность.
Тут не то, что Колобка,
Разорвали б мужика.
Знатоки же подтвердят,
Даже сталь они едят.
Побежали крысы к нарам,
Уступают место старым,
Что останется от них,
То уже для молодых.
— Знаешь, сколько москалей
Съели в камере своей?
Были бабы тут и дети,
Старики и все на свете,
А такого, как сейчас,
Растерзаем в первый раз.
Вон какой ты пышнотелый,
Круглолицый и дебелый!
Ажно слюни побежали!
И опять захохотали.
— Хороша у нас беспека!
Что ни день, для нас потеха.
Всё на камеру снимают
И на Запад отправляют.
Раскупают очень быстро
Это садомазохисты.
И давай вилять хвостами,
Щекотать его усами.
— Ну, чего ты? Улыбнись!
Как прекрасна эта жизнь!
Всё устроено разумно!
Вдруг в застенке стало шумно.
Из норы из-под земли
Выползают две змеи.
Извиваются, шипят.
Крысы пятятся назад.
Сразу наглый смех затих.
Дыбом стала шерсть у них.
Вот одна змея метнулась,
Крысу хвать! Та растянулась,
Голый хвост туда-сюда
И притихла навсегда.
И вторая бьет хвостом,
Лежа кверху животом.
Вновь бросок! Еще одна!
Всех убили. Тишина.
Колобок глазам не верит.
Может, спит он или бредит?
— Колобок! Чего застыл? –
Змей-супруг проговорил.
— Неужели я спасен? –
Еле слышно шепчет он.
— Я от бабушки ушел.
Я от дедушки ушел…
Колобок поет, ликует
И со змеями танцует.
Но внезапно встал на месте.
— Не пойму никак, хоть тресни!
Не червяк я, не змея!
Вон какой большущий я!
Мне же в норку не пролезть.
Значит, я останусь здесь?
Он чуть-чуть не разрыдался.
Видит, пол в углу поднялся.
С треском трещины бегут.
Вот и Крот явился тут.
— Сколько можно говорить:
Под землею надо жить! –
Ухмыльнулся Крот.
И в лаз
Колобок полез тотчас.
Там хоть выколи глаза.
— Ну, и где ты, егоза? –
Колобок пищит.
— За мной! –
Отвечает Крот.
— Не стой!
Вот как хватится охрана,
Будет очень нам погано!
Свет блеснул. И вот свобода!
Молча выбрались из входа.
— Славно! — Колобок сказал.
— Без тебя бы я пропал.
Крот обнял его в ответ.
— Не люблю я этот свет!
Будь здоров! И этот край
Побыстрее покидай!
Ненавистна мне война!
Но кому-то же нужна.
И куда же он пойдет?
Ни назад и ни вперед!
Впереди война гремит.
Кто-то стрельнет и убит.
Возвращаться, значит, в пасть
К зверю лютому попасть.
Лезть под землю? Там сидеть?
Нет уж! Лучше умереть!
«А! пойду-ка я вперед!
А быть может, повезет.
Ведь не всех в той стороне
Убивают на войне.
Если б всех поубивали,
То уже не воевали».
Змеи замерли у ног.
— И куда ж ты, Колобок?
— Я пойду вперед, друзья!
Возвращаться мне нельзя.
Соглашаются они.
— Ты уж там себя храни!
Где сторонкой, где ползком,
Где сховался под кустом.
И не суйся на рожон,
Будешь пулею сражен.
Если был бы ты змеей,
Жил бы с нами под землей.
Ни какая там война
Нам нисколько не страшна.
— Ну, друзья мои, прощайте!
Деток больше нарожайте!
— Вот возьми! — шипит змеиха.
— Если вдруг случится лихо,
Пуля или же снаряд
Ранят, сразу этот яд
Ты втирай! Любую рану
Он затянет. Врать не стану!
И вручает пузырек.
Попрощался Колобок
И пошел тропой лесной
В край, истерзанный войной.
Видит раненые ели,
Что от горя почернели.
Стонут сосны и березы,
На стволах застыли слезы.
В их телах торчат осколки.
Птицы спрятались, примолкли.
Ни одной живой души
Не видать в лесной глуши.
Очень-очень осторожно
Колобок идет. Тревожно
На душе. Хоть волком вой.
Слышит окрик тихий:
— Стой!
Значит, снова в плен попал.
Он от боли застонал.
Перед ним стоят полевки.
Автоматы и винтовки
Держат. Пальцы на курке
И прицел на Колобке.
— Не стреляйте! Умоляю!
Заблудился и не знаю
Я теперь, куда идти,
Чтобы к дому путь найти.
— Это ж, братцы, Колобок! –
Крикнул громко паренек.
— В детстве мама перед сном
Говорила мне о нем.
По сусекам наскребен,
В русской печке испечен,
Он от дедушки ушел,
Он от бабушки ушел,
И от Зайца он ушел,
И от Волка он ушел,
От Медведя он ушел…
— Из гестапо убежал,
Где злодей меня пытал,
К крысам бросил на съеденье,
Но пришло ко мне спасенье,
Из тюрьмы я убежал
На свободу, — он сказал.
— Кто ж не знает Колобка?
Сказка эта нам близка.
Любим мы тебя, родной! –
Командир сказал седой.
— Отведем тебя в блиндаж,
Дорогой товарищ наш.
Отдохнешь, подкопишь сил,
А потом отправим в тыл.
На позицию пришли.
Кучи выбранной земли
И окопы в полный рост.
Где идут бойцы на пост,
Чтобы их жестокий враг
Не застал запросто так.
Да! Блиндаж надежно врыт
И панелью перекрыт,
Не пробьет его снаряд
Никакой системы «Град».
В уголке сидят солдаты,
Молча чистят автоматы.
— Это кто еще такой?
Колобок? Садись, родной!
Как ты здесь? Издалека?
Обступили Колобка.
Достают консервов банки,
Наливают чаю в склянки,
Улыбаются, орут.
Только песни не поют.
— Верю в сказку до сих пор, —
Говорит лихой сапер.
— И увидел наяву.
Значит, я не зря живу.
Прикоснулся к Колобку.
— Ты живой. Мерси боку!
Эх, сюда бы внучку надо!
Вот она была бы рада!
Прыгала б до потолка!
Целовала б Колобка!
Поют чаем Колобка.
Раздуваются бока,
Снова щечки округлились,
Снова глазки засветились.
Видит, что попал к своим.
Почитаем и любим.
Колобок, покушав плотно,
Сел на лавку. Беззаботно
Улыбаясь, слушал он
Разговор со всех сторон.
Позевал и задремал.
Двое суток он не спал.
Спал так крепко Колобок,
Что расслышать он не мог
Артобстрела, как до ночи
Их бомбили, что есть мочи.
Отгремела канонада.
Где воронка от снаряда,
Где развалины дымят,
Где убитые лежат.
Свозят раненых в больницы.
В небеса поднялись птицы.
И пожарные с огнем
Смело борются кругом.
Снова тянут свет монтеры.
Вниз спускаются шахтеры.
Хоть война, хоть не война,
Норму выдадут сполна.
Окна снова застеклят,
Крыши сделают, фасад
От пробоин залатают,
А надолго ли, не знают.
Третий год идет война.
Разделилась их страна
На коричневых мышей
И на тех, кто их взашей.
Колобок глядит уныло.
Всё вокруг ему немило.
Жить в военной полосе
Могут далеко не все.
— Что случилось-то, ребята?
Почему войной проклятой, —
Он спросил,
— Охвачен край?
Кто вражина-раздолбай?
Или друг заокеанский,
Наш партнер американский
Или вероломный рейх
Уничтожить вздумал всех?
— Эх-хе-хе! — вздохнул комбат.
— Тут такое дело, брат.
Жили мы когда-то вместе.
И одни и те же песни
Пели, пили и женились.
Вместе деточки учились.
В общем, как один народ,
Как одна семья живет.
А потом лесные мыши
Заявили: «Мы всех выше!
Это наша вся земля.
А полевкам жить нельзя!
Все полевки вырожденцы,
Супостаты, отщепенцы.
И вообще не мыши мы,
А исчадье зла и тьмы.
Надо силы все приложить,
Чтобы всех нас уничтожить».
Тут из западных окраин
К ним приехал главный барин,
Стал печенье раздавать
И велел войну начать.
«Мол, полевки-то с востока
К вам пришли. В мгновенье ока
Захватили полстраны
Эти дети сатаны.
Смогут всё к рукам прибрать,
Если их не убивать».
Вот они к лесной опушке
Гонят танки, возят пушки.
«Мы устроим вам Вьетнам!»
И давай стрелять по нам.
Школы, садики бомбят,
Убивают всех подряд.
А сестер и наших жен
Для вояк берут в притон.
Так что как ни маракуй,
Хочешь жить — иди воюй!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
НА СВАДЬБЕ
Колобок поскреб в затылке.
Вот попробуй без бутылки
С этим делом разберись.
Непроста сегодня жизнь.
— Главный босс за океаном
Помогает им, поганым,
Призывает всех давить,
Всех полевок истребить.
Колобок идет по лесу.
Шум деревьев, словно мессу
Слушая, вдыхает он
Грудью полную озон.
Небо чисто-голубое.
И поют без перебоя
Птички гимны небесам,
Где — увы! — не место нам.
Мирный край! Лесные звери
Не считают здесь потери
От разрывов мин и бомб
И не строят катакомб.
Вот зачем друг друга губим,
Ненавидим и не любим
Мы соседа лишь за то,
Что на нас он на все сто
Непохож? Какой подлец!
Мы для мира образец!
Если ты живешь иначе,
Не как мы, то враг нам, значит.
А врагов — исчадье ада –
Истреблять под корень надо,
Чтобы мир единым был,
По законам нашим жил.
И война за веком век
Множит вдов, сирот, калек.
Эта самая война
Людям вовсе не нужна.
Там калечат, убивают,
Матери детей теряют,
Оставляет вдов, сирот,
Голод, холод, недород.
— Нет! — сказал ему политик.
— Ты, дружок, не аналитик.
Без войны не обойтись
Человечеству ни в жизнь.
Ты какой-то из реликтов!
Разрешение конфликтов
Невозможно без войны
Для народа и страны.
А не будешь воевать,
То придет другой — и хвать!
Схавает за милу душу,
Словно сливу или грушу.
— Стой!
Он слышит голос строгий.
Снова сбился он с дороги?
Значит, снова к этим в лапы,
Где лихие эскулапы
Зубы вылечат за миг,
Потому что выбьют их.
Лапки кверху Колобок.
Получил прикладом в бок
От лихого молодца
Пограничника-бойца.
Тут же вынырнул другой,
В глаз заехал пятерней.
— Сразу видно, диверсант,
Террорист и комбатант.
И давай его дубасить.
Как такого не украсить
Синяками, если он
Кругл, как мяч, со всех сторон.
— Что ж деретесь вы, как черти?
Нет смирней меня, поверьте!
Обойдете целый свет,
А такого просто нет.
Я и мухи не обижу,
Никого не ненавижу, —
Плачет горько Колобок.
А его всё чпок да чпок.
И дубиной пограничник.
Службы воинской отличник,
Что есть силы, приласкал.
Он сознанье потерял.
В ноги к воинам упал.
Помутилось всё в глазах,
Он не слышит больше птах
И не видит ничего,
Кроме мрака одного.
«Может, — думает, — того,
Я в раю или в аду
Жизнь теперь свою веду?
По сусекам наскребли,
В русской печке испекли.
Я от дедушки ушел.
Я от бабушки ушел,
И от Зайца я ушел.
И от Волка я ушел.
От Медведя я ушел.
Из гестапо я ушел.
От войны я злой ушел…»
— Что вы делаете, гады?
Вы чужим мученьям рады.
Вам бы только издеваться,
Над другими изгаляться.
И за что три дурака
Вы избили Колобка?
Что плохого может он
Сделать вам? Пойдите вон!
Колобок открыл глаза.
Замутила их слеза.
Он протер глаза рукой.
— Кто же это предо мной?
Кто меня от смерти спас,
От насильников сейчас?
— Это я твой друг, дружок,
Добрый милый Колобок.
— Ну, и кто вы?
— Я Лиса.
Это всё мои леса.
Но — увы! — в лесах моих
Злыдни есть. Хоть мало их,
Но встречаются еще.
Это так нехорошо!
Их, конечно, накажу.
Может, даже посажу.
Пусть в тюряге срок потянут.
Может быть, добрее станут.
Помогла ему подняться.
— Больше нечего бояться!
Под защитою моей
Будешь до скончанья дней.
Здесь тебя не тронут пальцем!
И шагает со страдальцем
По тропинке по лесной.
Лес показывает свой.
Колобку всё это в диво.
До чего же здесь красиво!
Не увидишь на тропинке
Ни былинки, ни соринки.
Как в больнице чистота!
А какая красота!
Ни тебе ни ям, ни кочки!
Тут и там цветут цветочки.
И кусты стеною в ряд
Все подстрижены стоят.
Всюду бабочки порхают,
Птицы песни распевают,
А дома лесных зверей,
Как дворец или музей.
Никаких тебе оград.
Фрукты разные висят.
А Лиса ему:
— Срывай!
Только веток не ломай!
Грушу съел он, апельсин
И банан съел не один.
Винограда скушал кисть…
Просто сказка, а не жизнь!
Ну, а звери все опрятны.
В обхождении приятны.
Не бегут и не толкутся,
Улыбаются, смеются.
Кто играет в домино,
Кто с друзьями пьет вино.
И никто не матерится,
Не плюется и не злится.
Колобок спросил Лису:
— Я подобную красу
Даже не предполагал.
Может, я в Эдем попал?
А Лиса ему в ответ:
— Уж такой менталитет!
Колобок живет в отеле.
Ресторан, бассейн, бордели,
Вдоволь спит и сладко ест,
Набирает лишний вес.
Стали щеки округляться,
Жир на брюхе появляться
И одышка докучать –
Ожирения печать.
А Лиса ему с улыбкой:
— Колобок! Какой ты прыткий!
Вот бы мне твои года,
Развернулась я б тогда!
Надо всё от жизни брать!
Надо радость получать!
Наслаждаться каждый миг!
Секс, к примеру, лучше книг.
А тусовки? А найт-клубы?
Это то, что все мы любим.
А Лиса-то так и вьется,
То плечом к нему прижмется,
То погладит Колобка
Ниже пояса слегка.
— Ты такой очаровашка!
Безобидный, как букашка!
И она и так, и этак,
То несет ему конфеток,
То хорошего вина
Принесет ему она.
«Вот бывают всё же звери –
Добродетель в полной мере
Проявляется у них!
Вот побольше бы таких!
А злодеев за порог!» —
Часто думал Колобок.
Как-то раз зашла Лиса,
Ворох сплетен принесла.
Поболтали, посидели.
— Что же я на самом деле, —
Вдруг воскликнула она.
— Я сказать тебе должна,
Ведь сегодня будет свадьба.
Хорошо там побывать бы!
Необычные! Впервые!
Совершаются такие!
Ну-ка быстро поднимайся,
Мой дружок! Принаряжайся!
Чтобы нам не опоздать!
Всё, что будет, увидать!
Он костюмчик надевает,
Галстук-бабочку цепляет.
Почему не поглазеть?
Не в отеле же сидеть?
На такси они садятся.
И помчались развлекаться.
Вот дворец большой явился.
И таксист остановился.
Вот вперед шагает пара,
Два енота, два гусара.
Он и он. И Колобок
От волненья даже взмок.
— Это как же? Это что же?
Мужики на брачном ложе?
Это ж мерзость! Смертный грех,
А не повод для утех.
Голубая песня
Мы геи, геи, геи!
Тра-ля-ля-ля-ля-ля!
Смотри, всё голубее
Становится земля.
Голубая планета –
Это мы.
Больше солнца и света!
Меньше тьмы!
Голубое небо!
Голубое море!
Голубое счастье!
Голубое горе!
От такой голубизны
Люди лучше стать должны.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ КОЛОБКА
А еноты обменялись
Кольцами, поцеловались.
Им свидетельство вручили.
И шампанское открыли.
Все смеются во весь дух,
Поздравляют этих двух.
И такого Колобок
Больше выдержать не мог.
— Лучше я пойду отсюда,
Чтоб не видеть больше блуда.
Что противен естеству.
— Как? Не рад ты торжеству? —
Ухмыляется плутовка.
— За тебя мне так неловко.
Ты ужасный ретроград,
Если счастью их не рад.
Современная мораль
Все смела преграды. Жаль,
Что не можешь ты понять –
Всё от жизни надо брать.
Нет! Любовь преград не знает.
Кто что хочет выбирает:
Кто ребенка, кто старуху,
Кто животное. Хоть муху.
Или же предмет какой.
Кто-то тешится с трубой.
А кому-то батарея,
Что стоит, квартиру грея.
Нет в любви ограничений!
Не бывает здесь сомнений.
Всё, что хочешь, допустимо
Для контактного интима.
Нынче нетрадиционный
Секс у нас вполне законный.
И сейчас по крайней мере
Помогает он в карьере.
Для наглядности возьми
Шоу-бизнес или СМИ!
Если ты не гей, то тут
На работу не берут.
Оппозицию мы любим.
Бросим денег, приголубим.
Оппозиция нужна
Только та, что нам верна,
Что заглядывает в рот
И хвостами пыль метет.
Партизанщины не надо!
Больше шума, маскарада!
Главное, чтоб молодняк
За собой вести. Вот так!
Молодые, как бараны,
От одной свободы пьяны.
Вот, к примеру, есть Навальный,
Он такой мужик скандальный!
Власти кроет в хвост и гриву
День и ночь без перерыву.
Все чиновники — воры.
Президент же — хрен с горы,
Самый главный вор в стране.
Остальные все в говне.
Государственные СМИ
Оболванили умы,
Врут они и день и ночь.
Гнать всех в шею надо! Прочь!
Наши властные верхи
Негодяи! Подлецы!
Воровать лишь молодцы!
С темною силою на бой
Поведу вас за собой!
Я ваш вождь! Ваш дух и плоть!
Вместе нас не побороть!
Вон какой я гладкий, статный,
В обхождении приятный!
Колобок решил жениться.
«Где же ты, моя девица?
Из какого теста ты,
Девушка моей мечты?
И в какой же стороне
Очутиться нужно мне?
Но под камень, что лежит,
Ведь вода не побежит.
Так что лежа на боку
Не жениться Колобку.
Колобок надел рубашку,
Джинсы, куртку на распашку,
Потому что застегнуть
Куртку не давала грудь.
Ну, и пусть все видят мощь,
Что упитан и не тощ.
На затылок сдвинул кепку
И гуляет по проспекту.
И кого здесь только нет,
На любой и вкус, и цвет.
На него взглянула Сдоба.
От творенья хлебороба
Задохнулся Колобок.
И кольнуло что-то в бок.
Он пронзен стрелой Амура
И за нею, как акула
За добычею, спешит
И уже боготворит.
И к ногам готов упасть
Что за формы! Просто страсть!
Ну, а запах, как нектар,
И в груди горит пожар.
Он догнал ее.
— О! Сдоба!
Вы прелестная особа!
Я подобной не встречал!
Вы мой берег! Мой причал!
Так позвольте мне пристать
И рабом покорным стать?
Та застыла в изумленье.
Это что за поведенье?
Несмотря на моветон,
Симпатичный всё же он.
— Как зовут тебя, малышка?
Отвечает робко:
— Пышка.
— Пышка! Можно мне сейчас
Пригласить на ужин вас?
В шумном зале ресторана
Комплименты неустанно
Расточал во весь упор
Милой Пышке ухажер.
Пышка млеет и потеет,
От вина она хмелеет
И желает всё сильней,
Чтобы он остался с ней,
Свежий, незатасканный,
Симпатичный, ласковый,
Голос мягкий и приятный.
Одним словом, он занятный.
— А теперь глаза, малышка,
Закрывай быстрее!
Пышка
На глаза кладет ладошки.
Может, он купил сережки?
Как она о них мечтала!
Только денег не хватало.
А китайские дешевки
Носят только шалашовки
Да девчонки-школьницы,
Глупости невольницы.
А сережки золотые
Носят самые крутые
У кого бой-фрэнд богатый,
С грудью черной волосатой.
На такой порочный путь
Не могла она свернуть.
— А теперь открой глаза!
Два кольца пред ней. Что за
Неожиданный сюрприз?
— Будьте мне женою, мисс!
На колени он встает
И ладонь ее берет.
Я в тебя влюбился сразу.
Твоего снести отказу
Не смогу я. Утоплюсь.
Или на другой женюсь,
Чтоб на следующий день
Голову разбить о пень.
Хочешь смерти ты моей?
-Что ты, милый дуралей!
И она в его объятья
Бросилась. И через платье
Ощущал он сильный жар,
Что зовут любви пожар.
Свадьба пила, свадьба пела.
Всё блистало и гремело.
Собралось гостей вон сколько!
То и дело крики «горько!»
И опять молодожены
(Им завидовали жены)
Стыли в долгом поцелуе.
В потолок летели струи,
И бокалы все тот час
Наливались в сотый раз.
Хороша была невеста!
Много девушек на место
Пышки жаждали попасть,
Испытав восторга власть.
Как хотели вы назвать бы
Первый месяц после свадьбы?
Ну, конечно, он медовый,
Жаркий, яркий, страстный, клёвый!
А когда остынут страсти,
Жизнь вам снова скажет:
— Здрасьте!
Ну, утешились вы?
Будем
Возвращаться к серым будням!
Стол. Два стула. И кровать.
Из окна пустырь видать.
Лампочка на потолке,
Словно пес на поводке.
И обои тут и там
Пузырятся. Стыд и срам!
— Это что? — спросила Пышка.
— Наша комната, малышка, —
Ей ответил Колобок,
Ущипнув ее за бок.
Пышка сникла, побледнела
И на корточки присела.
— Да! Никак не ожидала
Я подобного начала!
Это что же, дорогой,
Ты привел меня домой,
Как собачку в конуру?
От тоски я здесь умру.
— Но медовый месяц много
Денег выкачал. Дорога
Да отели, да вино,
Да покупки…
— Всё равно!
Это, милый, не причина.
Ты добытчик, ты мужчина.
Содержать свою жену
Ты достойно должен.
— Ну,
Я найду себе работу.
— Что ж! спасибо, что заботу
Проявляешь о жене.
Что весьма приятно мне.
Поцелуй меня!
Обнялись,
Очень долго целовались.
Удержаться Колобок,
Разумеется, не смог.
Что же, дело молодое!
Утром, словно из забоя
Возвратился Колобок,
Подремал один часок.
— Ах ты, Пышка, моя Пышка,
Моя сладкая малышка!
До чего же хорошо!
А давай, дружок, еще?
Вот попал так уж попал!
Каждый день у них скандал.
Всё супругу раздражает:
Как он ходит, как читает,
Как он ест, как говорит,
Как лежит и как сидит.
Денег мало получает.
Денег вечно не хватает.
Носит рваные колготки
И досвадебные шмотки.
Телевизор старой марки,
Табуретки из столярки,
А кровать с матрасом старым
Им соседи дали даром.
Ни сапог-то нет, ни шубы.
Лишь во сне ночные клубы
Снятся ей. А про гостей
Лучше и не думать ей.
Разве о таком мечтала
И согласие давала
Стать законною женой,
Чтоб попасть в кошмар такой?
Целый день она лежит,
То орет, а то визжит.
И в интиме наконец
Отказала наотрез.
Колобок и так, и сяк,
Всё равно «подлец, дурак,
Эгоист, козел, урод,
Шизофреник, идиот».
Не готовит, не стирает,
Всё на свете проклинает.
Вот такой теперь расклад.
Жизнь семейная как ад.
В жизни есть всему предел.
Накипело! Загудел!
В настроенье перемена.
Пьяным море по колено!
Примет стопочку на грудь –
Мир готов перевернуть.
Говорят ему друзья:
— Так вести себя нельзя!
Если тряпка ты, жена
Станет сущий сатана.
Тут, товарищ, делай так:
Покажи ей свой кулак!
Если вновь начнет борзеть,
То желательно огреть.
По лбу пару разов щелк,
Станет с
разу, словно шелк.
В общем, мудрости слегка
Подучили Колобка.
Он, пошатываясь, в дом
Возвратился под хмельком
И вопит, едва зашел:
— Быстро ужин мне на стол!
А иначе съезжу в лоб!
Я хозяин, не холоп!
В спальню ринулся. А там
Видит он картину.
Вам,
Уважаемый читатель,
Если вы не почитатель
Порнографии, зачем
Нам касаться этих тем?
Молодец, как юркий бес,
Хвать одежду и исчез.
Пышка голая лежит,
Срам прикрыла и дрожит.
— Не виновна я! Поверь!
Он набросился, как зверь.
Я его совсем не знаю.
Постучался. Открываю.
Говорит, что он инспектор,
Проверять жилищный сектор,
Так сказать, со всех сторон
Регулярно должен он.
Всех жильцов обязан знать.
Просит паспорт показать.
В спальню я. А он за мной.
Зажимает рот рукой
И, сорвав с меня халат,
На меня улегся, гад.
— Как же ты с закрытым ртом
Так кричала?
— Я? О чем?
Ах! На помощь я звала
От насильника козла.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ПОБЕГ ИЗ АДА
Скучно стало Колобку.
Сколько ж можно на боку
Днями целыми лежать?
И пошел он погулять.
Улыбается народ.
Видно хорошо живет.
Не дымят, не матерятся,
Как безумные не мчатся,
Кто с работы, кто домой,
Словно там пожар какой.
Нищих, пьяных не видать,
Попрошаек, чтоб подать,
Бросив несколько рублей
Им от щедрости своей.
Всюду зелень и цветы,
И фонтаны. Красоты
Той пером не описать.
Надоест ему гулять
Он в кафешку завернет,
Посидит, поест, попьет.
Но такое настроенье
Улетучилось в мгновенье.
Прямо в лоб на Колобка
Шли, обнявшись, два дружка.
То друг друга поцелуют,
То, как птички, заворкует,
То друг другу гладят зад,
Будто там какой-то клад.
Хорошо, что Колобок
Отскочить в сторонку смог.
«Вот тебе и чистота!
Вот тебе и красота!»
Плюнул под ноги в сердцах.
Слышит рядом ох да ах.
«Ужас! Форменный кошмар!
Это хуже, чем удар
По лицу!»
И в тот же миг
Полицейский чин возник.
Руки вытянуть велел
И наручники надел.
И в машину. Тут же в суд
Колобка они везут.
— За такое преступленье, —
Огласил судья решенье,
— Так как причинил урон,
Пусть заплатит миллион.
Молотком он громко стукнул.
Колобок от страха пукнул
И промолвил:
— И рубля
Не имею даже я.
Был судья ужасно строгий.
Как медведь ревел в берлоге:
— На пожизненку таких,
Чтобы меньше было их!
Как? Плеваться на асфальте?
Да такого в Бухенвальд
В крематорий! Но сейчас
Смертной казни нет у нас.
Предлагаю: потому
Дать сто сорок лет ему.
Возразил другой судья:
— Не согласен с этим я.
Столько лет его кормить,
Охранять и выводить!
Это ж в кругленькую сумму
Выльется. И столько шуму
Мы наделаем. Пять дней
Посидит в тюрьме злодей!
Хватит этого ему!
Не в бордель же, а в тюрьму!
Осудили Колобка.
Тут же взяли за бока.
— Ничего себе! — сказал
Колобок, когда попал
В камеру, в которой он
Был конвойным помещен.
Спальня, зал и кабинет,
И отдельно туалет.
Просто барская кровать,
Хоть вдвоем ложись поспать.
Зарешечено окно.
Но широкое оно.
А на тумбочке светильник,
Он же и часы-будильник.
В кабинет он заглянул.
Стол, а рядом мягкий стул.
Полка с книжками. «Ну, что ж!
Время с пользой проведешь.
Где еще учиться мне,
Если только не в тюрьме?»
Залик метра два длины.
Телевизор у стены,
Столик, пуфик, даже бар.
Не тюрьма, отель для бар.
«Если кормят вэри гуд,
То готов сидеть я тут!»
Только вышел за ворота,
Хвать его за ухо кто-то.
Оглянулся Колобок.
Ну, кому заехать в рог?
Перед ним стоит Лиса,
Улыбаясь в пол-лица.
Лапы тянутся к нему.
— Дай тебя я обниму!
Настрадался, знать, в тюрьме?
— Не! Неплохо было мне.
Кормят вкусно там. Уют.
Что ни спросишь, принесут.
Не тюряга, а курорт!
Ну, а сервис — высший сорт!
Одного мне не понять:
А зачем тогда сажать.
— Правовое государство
Для любого как лекарство.
Недостатки воспитанья
Лечит средством наказанья.
Оступился, провинился
И на нарах очутился.
За решеткой посидел
И, глядишь, уже прозрел.
Значит, в следующий раз
Нарушать законы — пас!
Колобок лежит в отеле.
До чего же надоели
Геи, шоу, хит-парады,
Карнавалы, маскарады,
Где единственная цель,
Смысл жизни — канитель.
Здесь, конечно, всё сверкает,
Привлекает, завлекает,
Призывает развлекаться,
На себе не замыкаться,
Похоть удовлетворять
И границ не признавать.
Вдруг кольнуло в левый бок.
Громко ойкнул Колобок.
Боль сильней. Он застонал
И сознанье потерял.
Темнота кругом и визг.
Он летит куда-то вниз.
«Ой, куда же я лечу?
Помогите! Не хочу!
Я ж в лепешку расшибусь!
Очень я того боюсь!»
Вдруг он видит дальний свет.
«Что ж? я спасся? Или нет?»
Свет всё ярче, ярче, ярче.
И становится всё жарче.
— Солнце! — ахнул Колобок.
— Я ж сгорю, как мотылек.
Он от страха задрожал
И сознанье потерял.
— Наконец-то ты очнулся!
Он поднялся. Оглянулся.
Смотри вверх и видит он
Золотой высокий трон.
А на нем сидит Лиса,
Упираясь в небеса.
Как коза, она рогата
И хвостище в три обхвата.
Шерстью черною покрыта.
И не когти, а копыта.
— Кто? Лиса ты или нет?
А чудовище в ответ:
— Я владыка всей вселенной,
Мощи необыкновенной.
— Что ты мелешь? Я ж не лох.
Ведь над всеми нами Бог!
— Замолчи!
— Уже молчу!
— Даже слышать не хочу!
Для меня он главный враг.
Я владею всем. Вот так!
— Это что же? Оба-на!
Предо мною Сатана?
Хочешь врежу между рог? –
Засмеялся Колобок.
— Вижу дерзок ты и глуп.
Преисподняя — не клуб.
На тебя я очень зол.
Брошу-ка тебя в котел.
Будешь там в смоле вариться,
Уму-разуму учиться.
Ну-ка, черти, взять его
И в котел его… того!
И смотрите, огонька
Не жалеть для паренька,
Чтобы он имел в виду,
Что находится в аду.
В тот же миг со всех щелей,
Столько вылезло чертей,
Что за жизнь не сосчитать.
Может, миллионов пять.
— Ёжкин кот!
И Колобок
Побежал, не чуя ног.
Он несется, как стрела,
От исчадья тьмы и зла.
Черти с визгами летят
И копытами стучат.
Догоняют! Хап да хап!
Он же выскочит из лап
И вперед летит стрелой.
— Я не дамся вам живой1
По сусекам наскребен,
В русской печке испечен,
Я от бабушки ушел,
Я от дедушки ушел,
И от Зайца я ушел,
И от Волка я ушел,
От Медведя я ушел.
И от вас уйду я, черти,
Непременно! Мне поверьте!
Не возьмете Колобка
Никогда вы за бока!
— Что кричишь так, сладкий мой,
Колобок мой дорогой?
Колобок открыл глаза.
— Что со мною? Где я?
— За
Тобою здесь уход.
Прихворнул ты что-то. Вот.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Рядом с ним сидит Лиса.
Кротко смотрит, как овца.
И халат надет на ней.
— Выздоравливай скорей!
Мы скучаем за тобой,
Колобок наш дорогой!
Как ты нас перепугал!
Без сознания лежал.
И Лиса над ним нагнулась,
Очень мило улыбнулась.
— Ты б залез ко мне на нос —
Разговор у нас всерьез –
Чтобы лучше слышать мог
Ты меня, мой Колобок!
— Почему бы не залезти?
Мы с тобою долго вместе.
И к плутовке Колобок
На носочек прыг да скок.
— Что ты хочешь мне сказать?
А его Лисица хвать,
Проглотила и жует.
— Ох, тупица! Ох, урод!
Простофиля! Эмбрион!
А вообще-то вкусный он!
Улыбаясь, гладит пузо.
— Обманула карапуза
На четыре дурака!
Нет на свете Колобка!
И вдобавочку она
Тут же хлопнула вина.
В это время грустный дед
Сел на кухне за обед.
Только ложку взял он.
— Ой.
В сердце вроде как иглой.
Побледнел он и застыл,
На пол ложку уронил.
Бабка кинулась к нему.
— Что такое? Не пойму!
Что с тобой случилось, дед?
Не понравился обед?
Ну, чего же ты молчишь,
За столом, как пень торчишь?
Он оправился немного.
— Успокойся, ради Бога!
И того… угомонись!
Сядь-ка и не егозись!
Так печально наш герой
Завершил свой путь земной.
Ладно, если б от болезней!
Что, конечно, не полезней.
Ладно, был бы он тупицей
Или глупою девицей,
Что в любой момент готова
Верить каждому на слово.
Не таков был Колобок!
Был готов он дать урок,
Как схитрить и обмануть,
От напасти увильнуть.
Да и опыт, что есть сил,
Он старательно копил.
Как же глупо он повелся!
Как на лести прокололся!
Ладно, если бы на пьянке
Он поверил хитрованке,
Ведь известно, что спиртное
Представление иное
Преподносит о других:
В добродушных видим злых,
А злодей для нас порой
Добродетели герой.
Но не выпил никакого
Колобок в тот день спиртного.
Как же с трезвой головой
Был обманут он лисой?
Объясненье тут одно:
Лесть сильнее, чем вино.
Существующий пейзаж
Заменяет на мираж.
Обмануть нас очень просто.
Вот вверните в виде тоста
Похвалу, и гость поплыл,
Вас, как брата, полюбил.
Или девушке-уродке
Вы скажите, что красотки
Вы подобной не встречали.
И в лице ее печали
Нет уже. Она поплыла,
Вас безумно полюбила
И готова хоть сейчас
Одарить любовью вас.
Если скажешь дураку,
Что он умный, то в муку
Он сотрется ради вас,
Выполняя ваш приказ.
Даже тот, кто лесть ругает,
Он льстецов своих прощает.
А вот тот, кто льстит другим,
Нами очень не любим.
Тут и мудрости не надо.
Благосклонность нам награда,
Если можешь подольстить
И пилюлю подсластить.
И не стоит Колобка
Нам считать за дурака.
Поступил он, как любой,
Так же, как и мы с тобой.
Что ж Лиса? Она довольна.
Хорошо ей и спокойно.
Гладит пузо, где в комок
Превратился Колобок.
Скалит зубы и с ухмылкой
Разговор ведет с бутылкой.
— Вот, бутылочка моя,
Хорошо поела я.
Вновь потешила я плоть.
Был он очень милый. Хоть
Он совсем не понимал
Нашей жизни идеал.
Идеал же проще пня:
Всё, что в мире, для меня:
Солнце, звезды, свет луны
Для меня лишь созданы,
Ветер, что листвой играет,
Стая птиц, что пролетает
Над моею головой,
Волны, рыбы и прибой,
Красота других особ –
Плоть мою утешить, чтоб
Испытала я оргазм
И телесный сладкий спазм.
О морали тонны слов –
Это всё для дураков,
Чтобы их держать везде,
Глупых и слепых в узде.
Но всегда твердить о благе.
Им такое вроде браги.
И кружится голова,
Эти слушая слова.
Засмеялась:
— Ох-ха-ха!
Больше в мире нет греха,
Нет ни зла и ни добра.
Вся история мудра,
Потому что только миг
Наслаждения велик.
Философия моя
Замечательна, как я.
Только есть — увы! — загвоздка.
Всё идет не так-то просто.
Выпила бокал вина.
И задумалась она.
Вот и пенсия. Старуха
Залетала, словно муха,
По различным магазинам,
Запасаясь маргарином,
Солью, сахаром, мукой
И различною крупой.
Деду новую футболку,
Для себя взяла заколку.
Замесила бабка тесто.
Раскраснелась, как невеста.
У плиты она стоит,
Варит, жарит, кипятит.
Дед вернулся со двора.
— Бабка! Ужинать пора!
Потрудился, попотел,
Много переделал дел.
Бабка противень несет.
— Посмотри-ка, старый!
Вот!
Словно нас не покидал
Никогда он.
Дед сказал:
— Ну, теперь уж, шалопай,
Ты от нас не убегай!
Вымыл руки, сел за стол,
Важный, строгий, как посол.
Наливает бабка щи.
Вот картошка! Вот лещи!
Перца горького стручок
И в честь праздника четок.
Выпив стопку, крякнул дед.
Знатный ужин! Спору нет!
Дед смахнул слезу с щеки.
— Хоть ты сделан из муки,
Всё же есть в тебе душа!
Снова выпил не спеша.
— Что-то этакое есть!
Не могу тебя я есть.
Никакому индивиду
Не дадим тебя в обиду.
Как за каменной стеной
Будем жить в семье одной,
Вместе в радости и в горе,
И в согласии, и в споре.
Колобок лежит лоснится.
Повезло ж ему родиться!
Пред тобою благоговеют,
Холят, любят и лелеют.
Хлопотливая старуха
Тихо-тихо шепчет в ухо:
— Ой, хорошенький какой!
Ненаглядный, золотой!
Как же ты мне удался!
В дедку с бабой родился.
Как бока твои лоснятся!
Колобок и рад стараться.
С бока на бок повернется.
Хорошо ему живется!
И тарелку с колобком
Ставит бабка за стеклом,
Где стоят бокалы рядом,
Где места нашли наградам,
Что когда-то старики,
Наши передовики
Получали к красным датам.
От наград не стать богатым.
Но вниманье и почет
От властей ценил народ.
Вот медаль за целину,
Вот за страшную войну,
Хоть старик не воевал,
Потому что был он мал,
Но пахал и дни, и ночи.
Словно взрослый, между прочим.
Пас, косил и молотил
И зерно сдавать возил.
Что сидеть такому в школе?
Он стране нужнее в поле,
На току, на распиловке
И на лесозаготовке.
Бабка ж маленькой девчонкой,
Хоть была, как листик, тонкий,
Уж пола в конторе мыла
И коров во всю доила.
Грамот же не сосчитать.
Может быть, десятков пять.
Может, больше. Кто их знает?
Их никто же не считает.
Под бельем, укрывшись вроде,
Залегли они в комоде.
Но о жизни бабки с дедом
Колобок не знал, не ведал.
Видел, как они толкутся,
То смеются, то ругнутся.
CША ругает дед,
Как источник всяких бед.
Колобок лежит, черствеет.
Прежний жар уже не греет.
— Сколько можно здесь валяться?
Не с кем даже пообщаться.
Не с холодным же стеклом
Рассуждать о том, о сем.
Так всю молодость, глядишь,
Бесполезно пролежишь.
Станешь старым сухарем,
Будем вспомнить ни о чем.
И зачем такая жизнь?
Лучше сразу в гроб ложись.
Уж хотел он зарыдать.
Только где же слезы брать?
И решился Колобок
На отчаянный рывок.
Подкатился к краю. Глянул.
Высоко. Назад отпрянул.
И опять лежит. Угрюмо
В нем ворочается дума.
«Думай! Шевели мозгами!
А с закрытыми глазами
Если будешь прыгать, ты
Не увидишь высоты.
Испугаться не успеешь,
Как уже внизу потеешь.
Двум смертям-то не бывать,
А одной не миновать!
Прощавайте, бабка, дедка!
Будем видеться, но редко».
Сиганул бесстрашно вниз,
Словно он парашютист.
Он внизу. Не шевелится.
И глаза открыть боится.
«Может, я уже, дурак,
Смерть принял запросто так!
Вот глаза сейчас открою.
Всюду мглою гробовою
Окружен. Какая страсть!
Так по глупость пропасть!
А с другого взять конца:
Мыслей нет у мертвеца.
Я же мыслю наяву.
И выходит: я живу».
Открывает левый глаз,
А за ним другой тотчас.
Видит стол он и буфет,
На диване старый плед,
Видит тапочки, что бабка
Надевает, если зябко,
И газета у комода,
Что читает дед полгода,
С переда в конец прочтет,
А потом наоборот
И швырнет ее на пол.
— Ну, Обама! Ну, козел!
Если б он поближе жил,
Морду бы ему набил!
— Это что ж выходит, братцы! –
Колобок давай смеяться.
— Я живой. И гематом
От паденья нет притом.
Ничего ведь не болит.
Я живой, не инвалид.
И чего же я сижу
И туда-сюда гляжу?
Растрясу немного жир,
Погляжу на этот мир!
ЭПИЛОГ
Покатился он к порогу.
Потихоньку, понемногу
Влез с кряхтеньем на порог
Непоседа Колобок.
В сенцы катится. Оттуда
На крыльцо. Какое чудо!
Птицы весело поют.
Травы разные растут.
У окна злодей-паук
Изготовил сеть для мух.
Васька-кот лежит в тени.
Ты смотри его не пни!
Мы куда-нибудь пойдем.
Обязательно найдем.
Но откуда он явился?
Как на свет он появился
Этот странный персонаж
И герой, любимый наш?
Колобок! Коловорот!
Солнце, что на небосвод
Утром поднимается,
Миру улыбается.
За околицу села
Молодежь когда-то шла,
Колобродила, играла,
Хороводы затевала.
Дед как символ, столп вселенной,
Мощи необыкновенной,
Порожденье хаоса,
Как корабль без паруса.
Хаос может длиться вечно,
Но никак не бесконечно.
Неизбежно, как восход,
В нем гармония растет.
В мир она несет порядок,
Садовод, создатель грядок
И второй природы мать,
Что на всё кладет печать.
Но всемирная тоска
Деда давит, как доска,
На которой сел монгол,
Как за пиршественный стол.
Просит, молит бабку дед,
Чтоб она явила свет,
Чтобы в мир внесла тепло,
Чтобы стало в нем светло.
По сусекам поскребла,
Золотую пыль смела,
Эту пыль сгустила в шар
И в него вдохнула жар.
Колобродит колобок:
То один покажет бок,
То другой. И всё вперед
От восхода на заход,
Где его опять съедят,
Уж такой у жизни склад,
Где опять сгустится мгла
Опустившегося зла.
Так уж повелось на свете,
Что от нас уходят дети,
Повторяя каждый раз
То, что было и до нас.
Не помогут здесь науки,
Назиданья. Кроме скуки,
Ничего не вызывают.
Молодые повторяют
Все ошибки стариков.
Что тут делать? Мир таков!
Остальное скажу как дойду до финала.