сима — житие среди волков

Алеше было плохо. Жизнь складывалась с трудом и какими-то урывками. Иногда казалось, что все наладилось, причем прочно и навсегда, но …. Впрочем, еще вчера в его семье царили покой и мир, а уже сегодня вовсю бушевал хаос.

В свои тринадцать лет он умел справляться с такими проблемами, которые были бы не под силу иному взрослому. Но в этот раз сдержать обиды и горьких слез не смог. Возвращаясь из школы, он уже во дворе почувствовал смутное беспокойство. Вечно сидящие на лавочках у подъездов старушки разом замолкли, заметив его, и сочувственно закачали головами. Малышня бойко зашушукалась о чем — то, стреляя в его сторону глазами, а потом понеслась к нему навстречу, и кто-то из мальчишек оглушительно закричал, выставив вперед грязный указательный палец:

— А твоя мамка опять пьяная!

Это было не в первый раз, но сегодня почему-то особенно неприятно, может оттого, что он получил две пятерки, по математике и истории, и рассчитывал порадовать этим мать. Ведь она умела искренне радоваться его успехам, но удавалось ей это все реже и реже. Вся их жизнь полностью подчинялось правилу о своей полосатости. Светлые полосы были действительно светлыми, но короткими. А вот темные могли длиться почти бесконечно.

Дома было шумно, накурено и невыносимо воняло перегаром, застолье на кухне только-только разгоралось, обещая быть долгим и веселым. Визгливо и неприятно смеялась мать, напрочь забывшая о существовании школы, оценок и самого Алешки. Она заливала горькой очередное, одной ей ведомое горе, ни считаясь не с общественным мнением, ни с собственным сыном. В такие дни она любила подробно объяснять, чем и как сильно он испортил ей жизнь, сколько сил и денег она на него потратила, получая взамен лишь черную неблагодарность. И никогда не интересовалась, ел ли он что ни будь сегодня. Если же ей мешало его присутствие, она просто выгоняла его и запиралась в квартире со своими собутыльниками. Вопрос о ночлеге он решал самостоятельно. Уйти от нее ему было некуда, и еще он помнил о существовании светлых полос, когда с ней можно было смеяться над комедиями, обсуждать белые ночи, ходить за грибами и ягодами, и даже, делиться секретами. Но чем старше становился Алеша, тем реже он видел ее такой, тем чаще ночевал у знакомых и ловил на себе сочувственные, а то и злорадные взгляды жителей маленького поселка.

Все они с каким-то болезненным интересом следили за их жизнью, обсуждали два её неудачных замужества, не малое число ухажеров, её гостей и частоту запоев. Кто-то пытался помочь, а кто-то с нетерпением и злорадством ждал очередного срыва. И он неминуемо наступал, с каждым разом длясь все дольше и страшнее. Позже, уже остановившись, она все доказывала ему, что её сглазили, вот сегодня она видела, что её бельевые веревки все перекручены замысловатыми узлами, наверняка со злым умыслом. Она не виновата, она несчастная, ей не везет в любви и работе, у нее все болит, её надо просто пожалеть.

В этот раз запой был практически бесконечным. Почти неделю Алеша ночевал по одноклассникам, питаясь урывками, но строго посещая школу. Дома мать, если не выгоняла его, то в пьяной истерике кричала, что её никто не любит, что отравится, и неоднократно пыталась повеситься на люстре. Пропила все свои деньги, начала потихоньку разбазаривать вещи, веселые собутыльники тащили все, что плохо лежит, и с огромным удовольствием бегали за новой порцией горячительного. К острой жалости, которую испытывал Алеша к матери, примешивалась не менее острая ненависть. Ему было стыдно за её выходки и за собственную беспомощность. Временами казалось, что он больше не выдержит и сам, вместо неё повиснет на их многострадальной люстре. Может быть, тогда она остановится.

Но очередной её срыв закончился как никогда страшно. Решив в очередной раз, что ей уделяют мало внимания, не любят и ждут, не дождутся, когда же она помрет, мать быстренько метнулась на кухню, что-то схватила, не менее проворно шмыгнула в ванную и заперлась там. Её не было с полчаса, потом раздался оглушительный крик, переходящий в бурные рыдания. Собутыльники, мирно попивающие самогон, кинулись в ванную и попытались открыть дверь. Мать, не переставая, рыдала, но дверь не отпирала. Тогда её просто выломали, началась какая-то суета, все бегали, что-то кричали, кто-то схватил Алешу и поволок его прочь из квартиры, но он вырвался и побежал в ванную. Мать, все так же рыдая, сидела на полу и пыталась зажать глубокие раны на запястьях, по рукам её как-то очень быстро текла кровь, собираясь в большую лужу у ног….

Вот уже вторую неделю длилась светлая полоса, никто к ним не приходил в гости, дома было чисто и свежо. Но Алеша чувствовал какое-то беспокойство, глядя, как бродит по квартире мать, пытаясь спрятать под длинными рукавами перевязанные запястья. Ей было стыдно и тяжело, они почти не разговаривали, и Алеша как можно больше времени старался проводить на улице, что бы лишний раз её не смущать. Поэтому он очень удивился, когда она разбудила его ночью и начала, что-то горячо и испуганно шептать, все время, показывая на окно. Еще не проснувшись окончательно, он встал и послушно выглянул на улицу, все там было как всегда.

— Ма, нет там ничего нового….-сказал он и взглянул ей в глаза. Его легкое беспокойство стало быстро перерастать в панику. Из огромных, ничего не видящих зрачков матери, на него смотрело безумие.

— Но как же…. Видишь…. Там волки…— она схватила его за плечи и начала

судорожно трясти. Он попытался высвободиться, но она была необычно сильной. Мама, я сейчас на помощь позову, пусти меня, — залепетал он, чувствуя, что сейчас расплачется от испуга. Собравшись с силами, он рванулся и попытался добраться до двери, но она поймала его и с криком — не ходи, тебя убьют! — буквально швырнула его на кухню. Тогда он вскочил на ноги, развернулся и побежал к окну, не сообразив, что ни будь схватить, разбил стекло голыми руками и, не задумываясь, выпрыгнул. К счастью, этаж был первый, и разбиться он не мог, но сильно порезал о битое стекло руки и ноги. Он не помнил, как добежал до фельдшера, не помнил, как тот вызвал скорую помощь, и когда она приехала. Ощущение реальности вернулось к нему гораздо позже, в тот самый момент, когда он услышал слова « белая горячка» и что « это часто бывает уже после запоя, в трезвом состоянии». Алеша стоял и безучастно следил за тем, как его мать старательно усаживают в машину. После успокоительного укола она совсем не сопротивлялась, только, не останавливаясь, твердила, что Алешу тоже надо забрать, ему никак, никак нельзя оставаться, иначе его разорвут волки….