Соседский кот

Май беспокойно ёрзает за плечом, и Маргарите кажется, что квартира тесна, как ящик. Кот спускается на пол и шепчется с миром о чём-то, о чём ни один человек после Мастера... после Мастера. Кот зевает с дивана. Половицы в углу скрипят, и теплое солнце тьма, пришедшая с запада, застила, и гром тихо стонет вдали, и колёса по рельсам стучат, и мир непрестанно меняется; сил нет собраться с мыслями. Кот тихо бродит по дому, ластится, и шаги становятся искрами, на изнанке век вспыхивает пожар — и оттуда, так больно и искренне, Мастер ей улыбается. Слезы текут из глаз — но куда им отсюда бежать... Кот подходит к окну. Он никогда не прощается, и когда часы пробьют пять — прыгнет в стареющий день. Маргарита сидит у окна, и обычные звуки к ней возвращаются: снова машины и люди, и на' руки холодно падает тень от цветущей вишни. Сегодня взойдет луна, и, как Понтий Пилат когда-то, она будет сидеть и слышать, да, молча сидеть и слышать, как кони по небу летят, и кот — огромный и чёрный — свистит ей, спускаясь ниже, и Мастер — совсем молоденький — отправляется с ними в ад...

Беспокойно молчит Москва. Ночь, чернее кошачьей шерсти, обнимает её покрывалом звёздным, словно когтистой лапой, и в том молчаливом жесте — прощение: жгучее, позднее. Маргарита не хочет плакать, она так устала, что будто её и нет...

Бегемот выключает свет и тихо выходит из комнат. Он открывает дверь, и мир — шебутной, огромный, вгрызается в кожу и опаляет зрачки. Маргарита почти умерла, и сегодня прибудет к Воланду, старая, бесполезная, растаявшая почти... Кот будет рядом, и шутки его будут го'рьки. Кто-то разбил фонарь, и из тьмы ночной остановки доносится ржание и перебор копыт...Не буди Маргариту, Воланд. Пускай спит, ведь дорога у нас будет долгая. Пусть спит, пусть во сне ей не будет плохо. Черная волга топчется у остановки — машина среди машин; и робко садится луна в подставленные ладони, и испуганно расступаются миражи... Из машины выходит Воланд. Бегемот — снова кот огромный, и дрожит в желтом пламени глаз воспаленный мир. Он преклоняет голову — будто в немом вопросе — но лишь произносит:

— Она готова, мессир.

Сатана раскуривает папиросу.

— Велите вести, мессир?