Сливин А. В. — На последнем дыхании

Дорогой ему были рытвины и ухабы. Ямы и каналы с нечистой водой. Узкие тропки, на которых он редко — редко находил друзей. И каждый раз, осознавая, что человек, встретившийся ему на грязной, порою илистой тропе является ему другом, он кричал от радости. Кричал, не взирая на удивленные, изумленные взгляды сотен глаз, которые смотрели на него из-за кустов, из-за болотных кочек, из-за скрюченных деревьев. Друзья поднимали его, когда он падал, высвобождали из пут водорослей, когда он тонул. Они помогали ему тем, чем могли. Словом, советом и никогда не указывали что делать, они просто давали ему право решать. Если он хотел пить, они не говорили ему, что вода отравлена, в надежде, что он поймет это сам. И он понимал, видя на лицах друзей мрачное предзнаменование.

Он верил им так, как не верил самому себе. Он знал, ни одно их слово, ни одно действие не причинит ему вреда. Они были рядом, а это уже не мало. Он обманывал сам себя, пытаясь время от времени выдать желаемое за действительное. И ему удавалось водить себя за нос, но не удавалось ему другое. Обводить вокруг пальца друзей.

Многое он испытал и друзья были рядом. Они все вместе шли по дороге, оставляя за собой города, смывая в веселых ручейках то горе, что налипло по дороге. И никогда, никогда в душе его не возникло и тени сомнения в друзьях. Он даже не знал, что существуют такие тени.

Но дорога оказалась более опасна, чем они предполагали. Очень опасна, если не сказать большего. Они шли, сметая все на своем пути, затмевая порою солнце своей преданностью друг другу. Но это не была собачья преданность. Здесь не было слова "должен" или обязан. Никто из них, никому не был ничего должен и не был обязан. Они жили как могли, вырывая по дороге кусты, увешанные сладким ягодами, в которых было все, что нужно. И еда и питье и наслаждение.

Но они не могли предвидеть то, что может случиться. Проснувшись однажды утром, он понял, что друзья почти мертвы. Более того, он мгновенно осознал, что до собственной смерти рукой подать. Сил осталось лишь на то, что бы доползти до ручейка и хлебнуть дурманящей водички, забыв о том, что она отравлена. Это и не имело значения тогда. Главное, промочить горло, что бы избавиться от режущей щетки, застрявшей там.

Видя, что друзья не очнулись, он подумал: я смогу доползти один до ручья. Наберу воды и вернусь к ним. Им наверняка хочется пить. Их мучает жажда, в этом не было сомнений. Он слышал их хриплые стоны.

В тот момент, он даже не задумался о том, что может опоздать. Может не успеть принести им воды, и, конечно же, не возникало даже мысли о том, что он сам мог испустить дух на полпути. Все это не приходило ему в голову.

Он пополз. Кровь текла из ноздрей, руки болели, как будто были сломаны. Ноги не слушались, но все равно, превозмогая боль он забрался на бугорок, за которым тек ручей. Оставалось просто бездумно скатиться в его холодную воду.

Но в этот миг он увидел ее. Дышать он больше не мог, но глаза все еще не ослепли. Кровавые, обветренные губы прошептали ее имя, и, будто ветер донес до нее его слова, она обернулась.

Ее лицо, такое красивое и безмятежное, скривилось. Но то было не отвращение а искреннее удивление, смешанное со страхом. Не страхом перед ним, а страхом за него.

Постояв так несколько секунд, взирая на полумертвого человека, она вдруг встрепенулась подобно птице, что незаметно для себя уснула на ветке и ринулась к воде. Ее движения были плавными и грациозными, будто сам воздух помогал ей.

Его глаза закрылись, но вскоре он пересилил боль во всем теле и поднял веки. Она стояла на коленях рядом с ним. Только теперь он не был уверен в том, что она живая. Она казалась выдумкой воспаленного, умирающего мозга. Девушка, та, что была рядом с ним, должна растаять и исчезнуть так, как исчезает туман по утру: как и туман, она растворится в воздухе и он уже начинал молиться о том, что бы осталось хоть какое-то воспоминание о том, что она была тут. О том, что стояла на коленях рядом с ним, держа перед его лицом ковш с водой. Как роса остается после тумана, так и после нее должно что-нибудь остаться. Платок! Мысль заставила его пошевелиться. Он резко выбросил руку вперед и ухватился за платок. Тогда она стала осязаемой. Настоящей. Живой.

Вокруг вдруг заплясали платья, такие же белые, как и у нее. Они появились из ниоткуда и он, едва дыша, чувствуя, что сердце сейчас остановиться наблюдал, как девушки побежали вниз по пригорку туда, где стонали его друзья. Она не пошевелилась. Она смотрела на него и глаза ее казались большими-большими, как планеты. Искрящиеся, хрустальные планеты. Он прикоснулся к ее руке и ощутил холод. Так нужный ему холод. Она слегка улыбнулась, и он понял, понял то, что раньше казалось дикостью.

Он нашел ее. Нашел тогда, когда все надежды рухнули, а вера превращалась в старую, и мертвую старуху.

Он нашел ее, и любые слова казались полнейшей чушью.

Он нашел ее, когда был уже почти мертв. Когда потерял все, что только можно было потерять.

Ибо только потеряв все, можно найти то, что всегда в жизни искал.

конец.

20 января 2005 г.