Mishka — Бродячий писатель

Он уже день как не ел, еще пара дней, и организм позабудет, что такое прием пищи. Начнет поедать тело изнутри: почки, печень, селезенку, мышцы, любой шаг будет даваться с великим трудом. Он присел на камень, на котором были выбиты имена хозяина и хозяйки дома, ниже фамилия, еще пониже адрес. Камень был теплым, широким, на нем было удобно сидеть, на нем и помру, подумалось Ульрику. Он даже увидел бабушку смерть, что неторопливо двигалась ему навстречу издалека, двигаться ей предстояло час или два, а какое в том значение, когда она к нему подойдет.

— Плохо вам?— спросил старичок Клаус. То, что он Клаус, Ульрик понял из надписи на камне, на котором он сидел и который его грел. Клаус был из числа сельских добряков, таких в отдаленных местечках множество, они, казалось, только и ждут случая, чтобы совершить добрый поступок. Он подал Ульрику руку и пригласил его в дом, не замечая бабушку смерть, которая была всего лишь в сотне метров от них. Позже она присядет на тот же камень отдохнуть, понравился ей этот дом и место.

— Подогрей еду гостю,— сказал хозяин Клаус своей жене,— он уж точно давно не ел. Может даже сутки.

Хозяйку звали Герда, она проворно все разогрела: тыквенный суп, на который Клаус набросился, точно изголодавшийся за зиму волк. Далее перловая каша с кусочками свинины. Все это Клаус проглотил и почуствовал себя большим сонным человеком. Тело его обмякло на стуле, челюсть опустилась, глаза едва открывались.

— Уложи его спать,— сказал Клаус жене, и та отвела его в комнату. В комнате когда-то жил и вырос их с Клаусом сын, но теперь он был далеко, в Южной Америке, вряд ли когда вернется повидаться с родителями. УкладываяУльрика в постель сына, Герда думала о нем, точно о сыне, даже находила что-то одщее между ними.

Клаус тем временем вышел на двор и обнаружил вдруг пожилую женщину, что сидела на его камне. Что-то в ней было до боли знакомое, он пригласил старушку в дом, подал ей руку, поинтересовался, издалека ли она, голодна ли?

— Голодна,— ответила старушка.

Он уже день как не ел, еще пара дней, и организм позабудет, что такое прием пищи. Начнет поедать тело изнутри: почки, печень, селезенку, мышцы, любой шаг будет даваться с великим трудом. Он присел на камень, на котором были выбиты имена хозяина и хозяйки дома, ниже фамилия, еще пониже адрес. Камень был теплым, широким, на нем было удобно сидеть, на нем и помру, подумалось Ульрику. Он даже увидел бабушку смерть, что неторопливо двигалась ему навстречу издалека, двигаться ей предстояло час или два, а какое в том значение, когда она к нему подойдет.

— Плохо вам?— спросил старичок Клаус. То, что он Клаус, Ульрик понял из надписи на камне, на котором он сидел и который его грел. Клаус был из числа сельских добряков, таких в отдаленных местечках множество, они, казалось, только и ждут случая, чтобы совершить добрый поступок. Он подал Ульрику руку и пригласил его в дом, не замечая бабушку смерть, которая была всего лишь в сотне метров от них. Позже она присядет на тот же камень отдохнуть, понравился ей этот дом и место.

— Подогрей еду гостю,— сказал хозяин Клаус своей жене,— он уж точно давно не ел. Может даже сутки.

Хозяйку звали Герда, она проворно все разогрела: тыквенный суп, на который Клаус набросился, точно изголодавшийся за зиму волк. Далее перловая каша с кусочками свинины. Все это Клаус проглотил и почуствовал себя большим сонным человеком. Тело его обмякло на стуле, челюсть опустилась, глаза едва открывались.

— Уложи его спать,— сказал Клаус жене, и та отвела его в комнату. В комнате когда-то жил и вырос их с Клаусом сын, но теперь он был далеко, в Южной Америке, вряд ли когда вернется повидаться с родителями. УкладываяУльрика в постель сына, Герда думала о нем, точно о сыне, даже находила что-то одщее между ними.

Клаус тем временем вышел на двор и обнаружил вдруг пожилую женщину, что сидела на его камне. Что-то в ней было до боли знакомое, он пригласил старушку в дом, подал ей руку, поинтересовался, издалека ли она, голодна ли?

— Голодна,— ответила старушка.