Дитя тьмы

Мир очищался, требуя покоя, необходимого для появления на свет нового разума, который придёт на смену ушедшему в небытие.

И померк Свет. И воцарилась Тьма. И длилась Вечность.

Тьма могла быть кромешной, беспросветной и бескрайней. Существовавшей вне времени и пространства. Просто бесконечным Ничто, которое заполняла лишь Пустота. Но ни Тьму, ни Пустоту, ни мрак этого Ничто никто оценить не мог, потому что никого в ней ещё не было.

До тех пор, пока во Тьме не появилось одно живое существо. Как оно выглядело, невозможно описать — ведь для того, чтоб его разглядеть, нужен был Свет. Ну или хотя бы частица, обрисовавшая контуры.

Но существо осознало, что оно — Она, она — совершенство, и имя ей — Мона. Откуда явилась, где до этого была, и как очутилась Здесь она не ведала. Тьма окутывала Мону своим Ничто, убаюкивая, подобно матери. И целую вечность дитя нежилась в объятьях Тьмы. Но настал момент, когда этого оказалось мало. Моне хотелось большего — узнать, так ли безгранично Ничто, и есть ли где ещё подобные ей. Это желание было так велико, что материализовалось в крик. Тьма всколыхнулась, словно протестуя и негодуя, не желая отпускать живое существо, но, вроде бы смирившись, успокоилась.

Тьма зазвенела вокруг Моны, свистя и шипя, словно отрезая от себя своё дитя.

А потом боль обрушилась на живое тело. Такова цена падения.

Пошевелив конечностями, Мона поднялась, не с первой попытки и даже не третьей, но упорно, пока не достигла явных результатов. И даже более чем.

Следующее осознание было таким — у неё четыре конечности, на которых можно передвигаться. Очень быстро передвигаться. Что Мона и совершила. И не раз. Но просто двигаться куда-то ей показалось неверным, вопрос состоял лишь в том, какое направление выбрать.

Ведь во Тьме не было указателей, а если бы они и существовали, то что толку с того. Тьма она и есть тьма. Поэтому направление «вперёд» Мона избрала по наитию.

Двигаясь, она сделала ещё открытие — поверхность пути была разной, по ощущениям. То удобной, то нет. То выше, то ниже. То мягкой, то твёрдой. Представление об этом, и названия каждой разнице, возникали в Моне, облекаясь в мысли и звуки.

Но, когда путь стал привычным, он изменился вновь. Пространство постепенно заполнилось чем-то мокрым, назвавшимся Водой. Испугавшись, Мона хотела обойти Воду, но погрузилась в неё и, неожиданно, была подхвачена Потоком. Взмахи конечностями были безуспешны и бессмысленны, пока не принесли результат. Мона поплыла. Страх отступил, вытесненный любопытством, которое росло и грозило переполнить маленькое тело. Но не успев успокоиться, страх вернулся. Мона увидела вдали конец Тьмы — колкий, ранящий, надвигающийся так стремительно, что невозможно было избежать встречи с ним.

Закричав, Мона заслонилась от источника новой боли. Да, это был Свет. Горячий, яркий, режущий глаза.

Вода обратилась Рекой, бережно подтолкнувшей к берегу живое существо, попавшееся на пути сквозь Тьму.

За светом пришли Сумрак и Темнота. Они не были похожи на Тьму, потому что не поглощали собой Мир вокруг, но всё же ближе к Тьме и потому успокоили Мону.

Она лежала и смотрела вверх. Сверху множество ярких, но не кусающихся, точек, дарили чаду Тьмы мягкий, ласковый Свет.

А вокруг был новый, неизведанный Мир, в отличие от Тьмы, имеющий очертания и формы, и различной насыщенности звуки — подобные скрипу и скрежету, писку и дивной мелодии, исходящих от прячущихся где-то маленькизх, и не очень, живых организмов.

Мона осознала Жажду и, чтобы утолить её, подползла к Воде, в которой отражались яркие точки и что-то большое и лохматое.

«Это же я…» — появилась мысль, и тутже озвучилась,—« Я! Я! Я!»

Мона увидела себя, осознала себя, и почувствовала Голод.

Услышав приближающиеся к ней непонятные, неведомые звуки, Мона спряталась в прибрежных кустах. Скоро к воде вышло странное существо, передвигающееся на нижних конечностях. В верхних оно держало не менее странный узкий и длинный предмет, от вехушки которого тянулась светящаяся на свету нить. Монстр подошёл ближе к Реке, взмахнул своей штукой и забросил нить далеко в Воду. Не раздумывая, Мона молниеносно выпрыгнула из кустов, приземлившись на неизвестное ей существо, и вгрызлась в его мягкую плоть. Тихий крик прямоходящего монстра захлебнулся в красной солёной реке, вырвавшейся из его горла. Насытившись, Мона, оттащила тело к кустам, спрятав добычу. Недалеко от Реки был небольшой лесок, куда после и направилось дитя Тьмы. Следующей жертвой Моны стал охотник, замешкавшийся при виде её и не успевший осознать, что умирает. Он лежал и глупо улыбался, глядя провалами глазниц на облака, проплывающие высоко в небе, сквозь осеннюю листву.

Третьей была грибница. Потом — старуха, полоскавшая что-то в Реке.

Мона насыщалась Водой и Плотью. Охотилась и пряталась.

А, когда за Светом приходила Темнота, смотрела на яркие точки в вышине. Она давно уже, по примеру туземцев, поднялась с четырёх конечностей и встала на две. Разглядывая мёртвые тела жертв, находила некоторое их сходство со своим. Само собой пришло осознание, что они пренадлежат её виду. Они подобны ей, но во много крат слабее и несовершенней. Моне даже стало жалко их, как им, наверное, жаль муравьёв, попавших под ноги или ещё что-то мелкое и несуразное, не могущее защититься.

В поселениях туземцев прошёл слух о чудовище, набрасывающемся на одиноких путников, охотников и рыбаков. С диким первобытным ужасом рассказывали матери чадам своим о молниеносной, возникающей из ниоткуда, смерти в образе дикой лохматой нежити, наделёной сверхсилой и суперспособностью мгновенно переламывать хребет любому, оказавшемуся у неё на пути.

А Тьма, протягивая отростки своего Ничто вслед за Моной, ликовала, потому что отправила в стан врага суперстрашное и суперживучее зло, имя которому — Человек.

И звали человека —Мона.