ДеньНочь — Нотр — Дам

Химера смотрела с карниза,

Как вечер спускался в Париж,

На строго, а где по капризу

Участки разбросанных крыш.

А рядом двурогий крылатый

Щеку себе лапой подпёр

Задумчивый демон, к закату

Направив свой каменный взор.

И толстая, с пастью акульей,

Едва уместясь на своём

Уступе карниза — горгулья, —

Они горевали втроём.

Смотрели с высот Нотр — Дама

И не узнавали Париж,

Париж тот, единственный самый,

Остался в их памяти лишь.

— Что за времена наступили,

И нравы какие пришли,

Всё прежнее ныне в могиле,

Чья надпись истёрлась в пыли.

— О, Франция, Франция! Где ты?

И где ты, наш прежний Париж?

Брега Сены в камень одеты,

Когда — то шумел здесь камыш.

— Когда — то шло войско Христово

Отсюда в Иерусалим, —

Теперь сарацины готовы

Без боя Париж звать своим.

— Когда — то он в блеске и славе

Был центром Европы, но вот

В него, как по сточной канаве

Льёт бурный поток нечистот.

— Теперь же Содом и Гомора

С Парижем не стали бы в ряд,

Парижу такого позора

Ни дьявол, но бог не простят.

— В Париже Бодлера, Верлена,

Флобера, Бальзака, Дюма

Немыслимые перемены,

Как — будто свели всех с ума.

— А как ещё, если муж с мужем,

Лобзаясь под ручку идут,

Они не пьяны, они… хуже!

Все нежити пропасти тут.

— И лишь на Ситэ стал скалою

Последнею наш Нотр — Дам,

Твердыней многовековою,

Всем бросившей вызов ветрам.

— Источником стал вдохновенья

Собор для Виктора Гюго,

Воспетый на все поколенья

Он именно, а не другой.

— Но если не выдержит даже

И он времён новых напор?

Бесславною будет пропажа!

Безмолвно исчезнет собор?!..

.............................................

.............................................

.............................................

.............................................

..Никто не узнает вовеки,

Что ночью той произошло,

Когда странным образом неким

На острове стало светло.

Когда разом вспыхнув всей крышей

Как — будто весь ожил собор,

Кружились летучие мыши,

Их писк был как траурный хор.

Багровою сделалась Сена

От пламени отсветов, в ней

Колышутся древние стены

Средь пляски гигантских теней.

В снопах искр упали стропила

Из тысячелетних дубов,

Что время так и не сломило

За восемь прошедших веков.

А люди в своей суматохе

Вокруг были просто смешны, —

Их помощи жалкие крохи

Собору совсем не нужны.

Величествен был он объятый

Пожаром, без шпиля в дыму,

Так мученик гибнет распятый,

Убийце простив своему.

Он восемь веков жил в Париже,

С Парижем хотел быть и впредь,

Парижа не стало — и ним же

Собор пожелал умереть.