Хвостенко Кириллл — Под вторым крылом галактики

— Бога нет, Бога нет, Бога нет... — причитал Хотти. Похоже, его раздражало количество молитв, которые возникают в голове перед смертью...

Нет ничего феноменального в том, что храм науки при малейшем толчке быстренько обрастает фресками. Каяться за безверие, скажем, давно стало мейнстримом. А ты попробуй податься в атеизм во время турбулентности!

В-общем, боремся мы с мозазавром. Он создаёт водоворот, мы в ответ взываем к вакуумным скелетам. И, на всякий случай, ко всем святым...

Внезапно упираемся спиной во что-то упругое. Какой длинный язык, думаю. Ещё даже головы не видать, а он уже тут как тут. Может, все болтуны — мозазавры?..

Тяга воды сразу ослабла. Без сопротивления нас швырнуло вперёд, и мы оказались на поверхности. Доплыли до берега, рухнули на песок — похудевшие, бледные и глубоко верующие...

Канат между жизнью и смертью перетянут. Но надолго ли? И главное — зачем?!?

Попугайчики утрачены, смысл жизни улетел вместе с ними. Поиск и того, и другого начался с экстремального купания. Рядом — учёный с дефицитом IQ. На коже — ожоги от нагревшегося вакуумного скелета. Будто паук поработал. Тату-мастером...

Меня поглотила бессмысленность бытия. Для особо оптимистичных: это когда предметы теряют свой цвет. И рассматриваются как варианты суицида.

Мозазавр бушевал на середине озера. Ласты и хвост работали с остервенением вентилятора. Вот он — альтернативный источник энергии, хоть к двигателю подключай.

Понемногу волны, поднимаемые монстром, улеглись. В качестве прощального жеста он махнул правым ластом и скрылся под водой. Почему-то возникло ощущение бессилия. Как будто нас послали без возможности ответить тем же...

У хамства есть интересная особенность. А именно: его как будто и нет... Я столько раз слышал в свой адрес оскорбления. Выслушивал жалобы в нецензурной форме. Радовался матом и злился им же. Даже в любви признавался через три буквы... Когда мне скажут, что перечисленное — хамство, я смело отвечу, что состояние безбашенной души...

Был даже такой случай. Пошли мы с приятелем Герни в театр. Уже не помню, кто кого уговорил. Как и всякие порядочные люди, дождались антракта. Чинно прошествовали в буфет. В итоге опоздали на битву за бутерброды. Очередь продвигалась медленно. Возможность перекуса таяла на глазах. Тогда вперёд вышел Герни. На глазах собравшихся взобрался на стол. Величественным жестом завязал фалды фрака на поясе. И принялся декламировать Бродского...

Гул затих, как написал бы классик. Публика раскрыла смартвизоры. Я, стараясь не казаться соучастником, прошептал буфетчице:

— Четыре с сёмгой, без сдачи...

Делаю Герни знаки заканчивать. Он — ни в какую. Видать, поймал кураж. Начал протискиваться к свободному столику, внезапно слышу:

Когда я потом спросил его, зачем было путать Бродского с Синисом, он подумал и заявил:

— Не знаю, Арни. Для острастки, что ли. Они все такие интеллигентные сидят, жуют, и глаза пустые... Как коровы...

— Ну, а зачем было потом нахрен посылать?..

Он ещё подумал и, помявшись, заявил:

— Конфликтовать без посещения причинных мест даже как-то неприлично...

Или вот ещё. Дью однажды сказал мне:

-У жизни цензуры не просят.

И добавил:

-А вот что-нибудь на опохмел закажу с удовольствием...

Но что-то я совсем отвлекся.

Пока мозазавр бесновался, я успел разглядеть его морду. Вместо знакомой по картинкам зубастой пасти длинное рыло заканчивалось чем-то зеленоватым. Больше всего это что-то напоминало намордник. Только из водорослей.

Хотти шипел, стаскивая с себя вакуумный скелет. Его обожгло сильнее: кожа землян нежнее марсианской. Я притащил из тележки аптечку.

— Хвала небу, хоть живы остались! — он пропихивал слова между стонами и закусыванием губ. — Показания приборов не успели взять... Но каков матерщинник, а! Тоже мне, Владычица Озера! Охранной сигнализацией себя возомнил!

— Матерщинник?

— Ещё какой. Ты что, только из звездолёта вышел?

— Вообще-то да...

Похоже, человек неинтересен биологам вплоть до полного игнорирования. Равнодушие в их случае — профессиональный перекос... В масштабах перегиба...

— Короче, тут всех животных мясом не корми — дай пообщаться. Причём каждый мочит как хочет. Окрашивают кожу, пластины, кто-то лапами жестикулирует. Я слышал о легендарном Индоминусе, который вроде членом вращает... С ним, кстати, мечтаю познакомиться... В-общем, фантазия бьёт ключом. Мозазавры вот брызгами выражаются.

— И что он говорил?

— В-основном матерился. Он маску забыл перед охотой снять, понимаешь?..

— Маску?

Так, думаю, и рехнуться недолго. Депрессия переросла в потребность поскандалить.

— Какие ещё разговоры, маски, маты? Мы об одних и тех же динозаврах говорим? У человека нет разумного эквивалента! Homo aliens не найдены, сколько ни рассуждай о причинах. Вся галактика под двуногим гнётом! И — ни одного сопоставимого мозга. Какие нахрен матерящиеся динозавры?

— Монополии на мат не существует... Мозазавр любые мысли может брызгами отразить. И никто не станет цензурировать. Нептун, знаешь ли, за свободу слова...

— Пенисы из пены? Планктоновые вагины?

Хотти только отмахнулся.

-Мы в другой галактике, лучше бы поучился у Природы креативу. Как правило, её эксперименты — самые удачные... Наука повержена и уже давно просит пощады. Здесь возможно что угодно, не в пример пробирке. Капризы, репризы, парадизы... Да и в Млечном пути не всё так однозначно. Вспомним хотя бы Юпитерку. Зачатки разума у неё точно имеются.

— Что-то сомнительно.

-Я не встречал ещё ничего на свете, в чём бы ты не вздумал сомневаться, Арни. Раскусить тебя легче лёгкого. Ты — маэстро колебаний, не меньше. Уверенность приравниваешь к гибели. С тобой всюду совок нужен — собрать, когда рассыпешься...

Я посмотрел на Хотти с удивлением. Надо же, а ещё учёный. Поэтам бы подобные метафоры.

Углубились в лес. Методично скрипела нагруженная тележка. Вместо лёгкой перевязки на руке Хотти болталась увесистая бинтовая булава. Со стороны казалось, что в биолога вцепилась личинка непотребных размеров. Если я что-то и перенял у Камаля, так это полное незнание медицины...

В лесу доминировали папоротники. Они тянулись куда-то вверх и терялись в неприступной для глаза вышине. Подобно мостикам пролегали лианы. Хотти вставил в свою булаву мачете и теперь прорубал дорогу сквозь заросли. Я катил тележку позади, конвульсивно дергаясь в попытках прогнать комаров.

До Хотти наконец дошло, что вынужденный товарищ погибает от потери крови. Он предложил взять запасной излучатель из органайзера.

— Привыкай к Пенсильвании, — говорит. — Тут ночью всегда так. Отсосут и не заметят.

Должно быть, я вытаращил глаза.

— В смысле высосут, — его мачете секануло уже свободное от растений пространство. — Как на рыбалке, ей-Богу.

С религией у Хотти всегда были натянутые отношения. Изначально, ещё до ухода в науку, он был латентным православным. Пользовался всеми благами христианства вроде яиц и угощений на Пасху и пренебрегал обязанностями. Полувера казалась ему чем-то естественным, как желание пользоваться посудой без мытья.

Так продолжалось до очередной Пасхи. Хотти опоздал и решил встать перед людьми, загородив их от батюшки. За бесом охотились всей паствой. Наконец загнали в угол и принялись авторитетно изгонять... С тех пор биолог избегает церкви и храмы. Даже в банях не показывается.

— Веники, — таинственно шепчет он каждый раз, когда речь заходит о сауне...

Теперь, похоже, между жрецом науки и её прародителем наметилась оттепель. На место брезгливости пришла благодарность. Может, Хотти и прав. Ну, каким образом на мозазавре могла оказаться маска?.. С божьей помощью, не иначе.

— Почему маска? — спрашиваю.

Хотти повернул голову, продолжая молоть джунгли перед собой.

— Здешние предрассудки. Надел маску — и вот, ты вроде спасён. Хотя попугаев это, конечно, не остановит.

Я напрягся. В памяти всплыл давешний закат.

— Что за попугаи?

— Да тут какой-то новый вид появился. Твоя тема, верно?.. Сижу вечером на веранде. Смотрю — мимо пролетает стая. Позирует... Откуда взялась — не знаю. Следом разлетелась новость, будто они плотоядные. Нападают на динозавров, оставляют обглоданные скелеты... Жестокость, может, и преувеличена. Но жертв определённо тысячи. Введён режим самоизоляции, все сидят по пещерам и зарослям, наружу можно только в масках. За ослушание штраф, половина хвоста в ближайший приют для сирот-рапторов... Обязаловка, бессмысленная и беспощадная...

Я вспомнил катастрофу с коронавирусом из школьных учебников. Похоже, история всё-таки циклична. Или же просто не застрахована от повторов.

— И всё-таки, где тут здравый смысл? Попугаям акваланги ни к чему. Как и мозазавру — маска...

— Умоляю, какой здравый смысл? Никто даже не знает о происхождении заразы. Под подозрением летучие мыши, уж больно противные. Загадка эволюции...

Тут до него дошло.

— Погоди-ка, а ты зачем из «Карфагена» вышел?..

Узнав о попугайчиках, Хотти сдержался. На сегодня, мол, лимит драк исчерпан. Оно и правильно: пусть лучше рубит лианы, чем меня...

Ночной сумрак сменился предрассветной схематичностью. Папоротники стояли размытыми акварельными набросками. Между гордыми стволами покачивался туман цвета морской соли. Хотти хихикнул:

— Ты будешь Ёжиком или Медвежонком?..

Я промолчал. Хотя в тот момент был готов до посинения кричать: «Лошааадь...»

Пару раз придушенно взвыл динозавр. Я вздрогнул. Кожу защекотали мурашки.

— Как думаешь, здесь оборотни во...

— Сейчас кину! — вмиг покрасневший Хотти замахнулся мачете.

— Молчу.

— Слава тебе, Господи...

В тумане зародился жесточайший шум. Приближалось нечто землетрясенческое. Я замер. Хотти зарядил неразличимое в дымке оружие.

Конечно, конечно же сначала мне померещилась лошадь. Но что-то в ней смущало. Некая деталь, несовместимая с мультиком. Подозрительный диссонанс.

Уже через минуту я понял, в чём дело. Пригодился начальный курс биологии из универа. Кажется, там говорилось, что у лошадей не бывает чешуи... Впрочем, я с ними близко не знаком...

Дью разочарованно бросил шлем местного полководца. Грубо обработанное железо покатилось к вождю и остановилось у его ног. Вождь ощутимо сглотнул.

Дью зевнул, напевая:

Он успел вжиться в роль локального Бога. Эпичные фразы стали смыслом жизни. Лицо приобрело черты терминатора. Монобровь грозовым фронтом сливалась на переносице. В огромных глазах горел греческий огонь. Выбивалась только красная косичка. Дью заявлял, что богами не становятся, а рождаются. Юпи понимающе кивала. Слово «бог» было для неё таким же пустым звуком, как «свинья», «скелет» или «Че Гевара».

Вождь головорезов упорно молчал. Татуировка на голой груди обещала: «Петухам — под хвост». Рядом хилая птица раздвигала что-то крыльями. Дью вгляделся и отвернулся. Сосок торчал на месте заднего прохода.

Главарь тут же помчался к окну. Внезапный порыв ветра заставил его вернуться.

— Это тебе не Шоушенк, — сказал Дью. — Нужно разрешение, чтобы пострадать лёгкой атлетикой.

Вождь вздохнул.

— Тебя самого как зовут?

— Криль.

— В честь рачков?

Главарь покачал головой. Похоже, он был равнодушен к любому юмору, кроме солдатского.

— Есть у меня одна история... Дожидалась узнической атмосферы. Короче, экзамен по прикладному пилотированию... Тяну билет. Нам с Кашивером достаётся тяжелейшая симуляция: гнать пиратов с награбленным. Ну, мы и гоним... Ату их, кричит Кашивер и бьёт по гашеткам. Штанга, отвечаю я, когда снаряд задевает крыло. Пенальти, парирует профессор, озвучивающий пирата... В-общем, догнали, начали швартоваться. Планируем взять на абордаж, чтобы груз захватить... В коридорах сначала никого. Вдруг навстречу — пиратка. В униформе из латекса... Кашивер замер. Я помедлил с восхищением. Всё в ней было подозрительно: от маникюра с херувимами до педикюра с проткнутым стрелой сердечком. У Кашивера полтора года как не было девушки. Личной жизни, соответственно, тоже. Все признавали в нём холостяка со стажем. Чары пиратки сработали безотказно. Кашивер забыл, что находится в симуляции. Назовём его состояние холостяцким шоком... Ну что, мальчики, по пивку? Отшлифовать ваши крюки? Сыграем в Pokemon Go на досуге? Кашивер не выдержал и сделал ей предложение...

Профессорша потом признавалась, что такого на её практике не было никогда. Студенты целовали её персонажа, обнимали, раздевали, один гомосексуалист даже сумел проигнорировать, но чтоб руку и сердце?.. И неважно, что звездолёт из-за неё успели взорвать...

Юпитерка похлопала двумя долинами. Вождь сидел в подавленном состоянии. Он спросил:

— Ты на кой мне это начирикал?

Дью посмотрел на него, будто только заметил.

— А я разве тебе рассказывал? Под руку попался, и думаешь — всё? Благодарный слушатель? Истории — двигатель коммуникации, знаешь? Но они же и критерий одиночества...

Внезапно на постройку, где они сидели, опустилась гигантская тень. Штурман выбежал наружу, главарь благополучно смылся.

Ближайшее светило закрыла собой гигантская фигура. Дью подумал, что на Бога она не похожа. Скорее уж на колобка...

Раздался оглушительный грохот. Обращались, очевидно к Юпитерке.

— Эй, твои родители случайно не звёзды?

И через паузу:

— Тогда откуда у них такая сверхновая?..