ПОЭМА
ОТ АВТОРА
Всё от начала до конца является плодом авторской фантазии. Совпадения с реальными лицами и событиями случайны. Просьба: не искать никаких параллелей с реальностью.
Вступление
Жить нельзя без дома зверю.
Люди с самых древних пор
В безопасности за дверью,
Если двери на запор.
На ночь камнем вход в пещеру
Завалил. И на ночлег.
И приняв такую меру,
Был спокоен человек.
Если тигр саблезубый
Попытается попасть,
Он о камень, твердый, грубый,
Разорвет в лохмотья пасть.
Разгоняя мрак кромешный,
Пляшет в очаге огонь.
Для людей он друг, конечно,
Но рукой его не тронь.
Были разные жилища.
Где-то строят шалаши.
Если крыша есть и пища,
Жизни радуйся, пляши.
Где-то делали из глины,
Где-то камень в дело шел.
Там, где много древесины,
Деревянных много сел.
Для царей же предки наши
В той далекой старине
Строили дворцы. Их краше
Не найдешь по всей стране.
А в горах другое дело.
Там камней различных тьма!
Горцы из камней умело
Свои строили дома.
С древних пор дома умели
Строить самых разных форм,
Потому что в этом деле
Никаких единых норм.
Строят разные народы
Так, как надо, а не вдруг.
Всё зависит от природы,
От того, что есть вокруг.
Ну, зачем на жарком юге
Строить избу? Здесь народ
Не видал снегов и вьюги,
Здесь же лето круглый год.
Наломали листьев пальмы,
Вот и дом теперь уже.
И в одних повязках парни,
И девчонки в неглиже.
И зачем им строить избы,
Лес на бревнышки пилить?
Тут бы дождь не капал лишь бы
И не смог очаг залить.
На экваторе так жарко
Каждый месяц, каждый день.
Нет там лучшего подарка,
Чем от солнца скрыться в тень.
Где-то строили землянки,
Вырыл яму, сделал вход,
Место сделал для лежанки,
Сделал печь и дымоход.
По ступенькам вниз спустился,
Дверь открыли и вошли.
И в землянке очутился
С сильным запахом земли.
К северу перенесемся.
Несмотря, что май сейчас,
Ох, замерзнем, натрясемся,
Хоть и шубы есть на нас.
С Ледовитым океаном
По соседству этот край
И под снежным одеялом
Девять месяцев считай.
Как-то раз императрица
Анна Иоанновна,
Чтобы ей развеселиться,
Приказала пьяного
Во дворец везти шута.
«Нашим повеленьем
Нынешней зимой скота
Этого поженим!
Ух! Завидный он жених!
Надо ему женушку,
Чтобы больше на других
Не глядел в сторонушку».
И уродицу нашли.
Нет ее уродливей.
Поклонился до земли
Ей затейник шкодливый.
«А для свадьбы же, подлец,-
Шутнику сказала,
— Возведем тебе дворец,
Каких и не бывало!»
И крестьяне, и солдаты,
И другой простой народ,
На семью оставив хаты,
Пилит и шлифует лед.
И дивится люд столичный.
— Ох! И выдумщик шельмец,
Что отгрохал необычный
Изумительный дворец!
Разных скульпторов маститых
Привезли еще сюда,
Чтоб героев знаменитых
Высекали изо льда.
На столах стоит посуда
Ледяная. В ней еда.
Ну, а для простого люда
Сотни горок изо льда.
Во дворце том необычном
Лед — один материал.
И к такому непривычным
Людям чудом он предстал.
По холодному паркету
Даму водит господин.
И каких здесь только нету
В ледяных бутылках вин!
В ледяном дворце венчался
Шут уже немолодой.
Пир неделю продолжался.
И текло вино рекой.
Толпы карликов, уродов
Для потехи здесь нужны.
Представителей народов
Привезли со всей страны.
Ох, потешилась царица!
Рассмешила целый свет.
Как в народе говорится,
Дуракам закону нет.
В общем, глупая затея,
Для казны большой расход.
Только стали дни теплее,
И дворец растаял тот.
И кровать для новобрачных
Изо льда. И смех, и грех!
Из фантазий неудачных
Эта не удачней всех.
Посмотрев на каждый домик,
Ну, хотя б минуты три,
Видит суть физиогномик,
Что творится там внутри.
Только в собственной квартире,
Как на отдыхе в Крыму,
Ты живешь в отдельном мире
По уставу своему.
За морями, за горами
Есть красивое село,
Окруженное степями,
Где зимой белым-бело.
А когда весна приходит,
Пашут, садят огород,
Молодежь до ночи бродит
По асфальту взад-вперед.
Дома кот бывает редко,
Как Суворов мало спит.
И в стекло стучится ветка
И листвой всё шелестит.
А потом приходит лето,
Насекомыми звеня.
Надо сделать это, это…
И никак не хватит дня.
Хороша у нас природа!
Колки, степи, солонцы!
Толпы разного народа
Едут в разные концы.
Выйдешь утром на крылечко
Почесаться тут и там.
Бьется трепетно сердечко
Трам-татам-тарарарам!
Эх, Калиновка родная!
Я твой верный папуас!
Здесь от края и до края
Прошагал я столько раз!
Я отсюда не уеду
Ни в Париж, ни на Тибет,
Ведь свинью не сдашь соседу,
Да и денег просто нет.
У меня на огороде,
Словно джунгли, встал паслен.
Говорят, он вредный вроде,
Для меня ж всех слаще он.
Не похож я на калеку,
Ровно голову держу,
Потому на дискотеку
По субботам выхожу.
Дискотека! Дискотека!
Веселись! Дерись! Пляши!
Это лучшая аптека
Для скучающей души.
Выйду, выйду в чисто поле.
Для чего не знаю сам.
Комары, цветы, раздолье!
И вообще трам-тара-рам!
Молодым везде дорога.
А квартиру получить –
Это значит очень много.
Да чего тут говорить?
А если будет молодежь,
То по лбу, в лоб ли
Деревню не перешибешь
Тогда и оглоблей.
Заселили поэтапно.
Фонари горят. Есть связь.
Но всё кончилось внезапно.
Перестройка началась.
С каждым годом хуже-хуже.
Людям власть, как в горле кость.
И грязнее стали лужи,
Даже злее стала злость.
А потом единым махом
Рубанули оба-на!
Всю страну пустили прахом.
А зачем она нужна?
Приходите, володейте,
Освещайте нашу тьму,
Всё берите, ешьте-пейте
И учите нас уму.
Всё прошли, всё пережили,
Не ушла страна ко дну.
Детям отруби варили
И крапиву, как в войну.
Ох, потешились тогда
Бесы, поглумились.
Настежь дверь, пришла беда,
Мы же сохранились.
Уезжала молодежь.
А чего ей в этом?
Чтоб горбатиться за грош
И зимой, и летом?
И мужичок — не дурачок,
Он попер в охранники.
Сидеть на вахте, пить чаек,
Кушать чипсы, пряники.
Легче неводом достать
Им русалку клёвую,
Чем по деревне отыскать
Им доярку новую.
Если трахать год-другой
По башке дубиной,
То тогда себя любой
Чувствует скотиной.
Что ж кругом таких примеров
Невозможно сосчитать.
Улицей пенсионеров
Скоро будем называть.
Не положен здесь асфальт,
В каждой яме лужица.
Потому у местных краль
Не в почете улица.
Улицу читай как книгу.
В ней и сказка есть и быль,
В ней найдешь сюжет, интригу
И особенный свой стиль.
Улица — лицо. А лица
Нам о многом говорят,
Что внутри тебя творится
И каков судьбы расклад.
И характер, и повадки,
И о матери — отце,
И желудок ли в порядке
Прочитаешь на лице.
Понимали люди это
В теремах и тесных избах.
Вот и улица воспета
И в стихах, и в афоризмах.
Ах, ты, улица моя,
Улица широкая!
Как с гармошкой выйду я,
Выйдет черноокая.
И по улице шагая,
Помни очень важное:
Пусть похожа, но другая
И своеобразная.
Эту улицу назвали
Молодежной. На краю
За четыре года встали
Эти домики в строю.
Из панелей да из блоков
Налепили терема.
И сдавали раньше срока
Двухквартирные дома.
Реже крик на Молодежной.
Всех детишек перечесть
С улицы на пальцах можно.
Что ж поделать? Сколько есть.
В основном же пожилые
Или близко к пожилым.
Приезжают молодые
Повидаться в гости к ним.
Почитали домового
Раньше люди ого-го!
Он наделать мог такого,
Коль обидите его!
У него за печкой место.
Но таких печей уж нет,
Потому, как всем известно,
Домового ныне нет.
Глава первая
ЕСЛИ В ПТИЦУ ПРЕВРАТИТЬСЯ
Как стать птицей
Вот бы в птицу превратиться,
Взмыть стрелой под небеса,
Над селом родным кружиться,
Видеть реки и леса.
Птица всех свободней в мире.
Ей летать, как нам дышать.
И держать ее в квартире,
Значит, жизнь ее забрать.
Сколько же вот так мальчишек
Об одном могли мечтать:
С парашютом прыгать с вышек,
Самолетом управлять.
Кто из нас не рвался в небо,
Чтоб парить там не спеша,
Не для денег, не для хлеба,
Потому что есть душа?
Хорошо сидеть на крыше,
Позабыв про все дела.
Можно бы залезть и выше,
Если б лестница была.
А какая панорама!
Виден даже дальний лес.
Не узнала б только мама,
Что на крышу я залез.
Пролетаю над Калиновкой
Хоть Калиновкой зовется
Это место на земле.
Но с калиной не придется
Повстречаться вам в селе.
Но зато кругом клубники.
Не ленись лишь набирай!
И порой такой великий
На малину урожай!
Словно пик, высокий, горный,
Тополь — местный чемпион.
Башне же водонапорной
В высоту уступит он.
Вижу крыши школы, клуба.
Крыша — это голова.
А на нашей школе шуба,
Как зеленая трава.
Над хоздвором
Вон хоздвор. Стоят комбайны.
В их телах усталость.
Год был нынче урожайный.
Много им досталось.
Их помыли, поскоблили,
Пятен масла не видать.
И колеса побелили.
Значит, могут зимовать.
Здесь и сеялки, и плуги,
Культиваторов набор.
Занесут зимой их вьюги,
Будет что-то вроде гор.
Где железа очень много,
На него найдется вор.
И поэтому так строго
Охраняется хоздвор.
Если что-нибудь пропало,
Сторожам покрыть ущерб.
Высчитают и немало,
Не оставят и на хлеб.
Засмотрелся, заигрался.
И кричит сыночку мать:
— Это ты куда забрался?
Хочешь голову сломать?
Поглядим на ЗАО
Был колхоз, потом совхоз
Превратили в ЗАО.
Распустил директор хвост,
Как в Китае Мао.
Он не просто так идет,
Шествует, как барин.
И за всё ему народ
Очень благодарен.
Как же не благодарить?
Он дает зарплату.
Можешь новую купить
На штаны заплату.
Вот контора. В ней директор.
Очень любит повторять,
Что у ЗАО главный вектор –
Больше прибыль получать.
Может он отходы дать
Для свиньи и куриц.
Надо б гимны распевать
На просторах улиц.
И вообще, когда идет,
Бить поклоны надо.
Только груб у нас народ.
Экая досада!
Ну, а злые языки
Хуже пистолета.
Эх, вы бабы, мужики!
Нет в вас пиетета.
Косточки перемывать –
Вот чем наслаждаетесь.
А культуру поднимать
Даже не пытаетесь.
«Положил себе оклад
Он в четыре сотни».
Но в лицо не говорят,
Лишь из подворотни.
«Мол, квартир понакупил
Детям по три штуки».
Он хозяин, не дебил,
Ему и карты в руки.
Чьи поля, гараж, хоздвор?
Чьих коров пасете?
Что же мелете вы вздор,
Чепуху несете?
Да, народ наш не учен,
С узким кругозором,
Потому и любит он
Заниматься вздором.
А у нас капитализм
Крепнет год за годом.
Очень сильно верх и низ
Различны по доходам.
У директора сейчас
Пакет контрольных акций.
И директор среди нас,
Как дуб среди акаций.
А с женой у них разлад.
С ней он хам, насильник.
Мордой ейной, говорят,
Бил о холодильник.
Далеко у них зашло
Дело до развода.
Прикатил тогда в село
Сын, его порода.
Сын отца из кабинета,
Как какого-то щенка
Выбросил.
— Давай-ка это
Уезжай! Пока! Пока!
Папа в городе квартиру
В восемь комнат приобрел
И идти с рукой по миру
Побираться не пошел.
И жена есть молодая,
И солидный в банке счет.
Нервы больше не мотая,
В удовольствие живет.
В смутные времена
Словно бы песок сквозь пальцы,
Всё спустила бесов рать.
Год настал, пришли китайцы,
Стали рельсы разбирать.
— А зачем стране дорога? –
Голоса из-за бугра.
— И людишек слишком много.
Сократить давно пора.
А ломать — оно не строить.
Лишь маши да всё круши!
А чего тут суесловить?
Были власти хороши.
Хоть и Гитлера нет духа,
Хуже Гитлера свои.
И по всей стране разруха,
Словно здесь прошли бои.
А народ наш — страстотерпец
Крест покорно свой несет.
Хоть под хвост насыплешь перца,
Лишь поморщится народ.
Наступили, слава Богу,
И другие времена.
Вновь положили дорогу.
Подо мною вон она!
Вот стоят на переезде
Легковушки, грузовик.
Ждут водители в надежде,
Что состав проскочит вмиг.
Дорога на Карасук
Начинается дорога
С переезда в Карасук.
Хоть машин не очень много,
Но других хватает мук.
Долго строили дорогу
Работяги до села.
Пусть уж так! Хоть понемногу,
Но нормальной бы была.
Нагребли, защебенили.
И уже который год
Так трясет автомобили,
Словно лихорадка бьет.
А до места, что всех хуже,
Где-то километров семь,
Где стоят подолгу лужи,
Не дошли они совсем.
Эх, дорога, ты, дорога!
Словно строим для чужих.
Дураков, конечно, много!
Больше лишь дорог таких.
Над рекою Карасук
Ну, а дальше, словно змейка,
Речка. Рай для рыбаков!
По краям же, как наклейка,
Отражения кустов.
«Карасук» — по-тюркски значит
Это «черная вода».
Тех, кто любит порыбачить,
Здесь увидите всегда.
И зимой сидят, и летом,
Позабыв который час,
Чтоб потом друзьям об этом
Рассказать десяток раз.
Начинается в болотах,
Дальше мимо деревень,
Где на ближних огородах
Женщины торчат весь день.
А в деревне Нестеровка.
Через речку мост висит.
По нему ходить неловко:
Весь трясется и скрипит.
В первый раз на этот мостик
Даже боязно вступать.
Мостик, как собачий хвостик,
Начинает весь дрожать.
Пролетаем над Грамотино
Вот Грамотино. Здесь речка.
И конечно, рыбаки.
Вот контора. На крылечке
Примостились мужики.
Ждут приказа, разнарядки,
Сигаретами дымят.
Про политику, порядки,
Как обычно, говорят.
Вот подъехала машина.
У доярок ранний труд.
И стоят у магазина,
Продавщицу Галю ждут.
Над Озерянкой, где нет озера
Может быть, при кайнозое
(Мы ж не ведаем о том)
Было что-нибудь такое –
Неказистый водоем.
А теперь там только в лужу
Можно погрузить сапог.
Но зато детишкам в стужу
Будет маленький каток.
Как заселяли Кулунду
А потом переселенцев
Двинулся сюда поток,
Украинцев, русских, немцев,
Потянулся на восток.
Там в Европе безземелье.
А когда попал в Сибирь,
Нет минуты для безделья,
Чтоб освоить эту ширь.
Карасукский пограничный район
Пограничная застава,
Где начальники-отцы.
И налево и направо
Смотрят зорко погранцы.
Есть собаки, автоматы.
И наряд всегда готов
Охранять родные хаты
От шпионов и врагов.
Над границей тучи хмуро
Всё куда-нибудь плывут.
Ну, попробуй сунься сдуру,
Сразу скрутят и под суд.
Вишневые года Калиновки
Ехал и на электричке
Из других районов люд.
Год за годом по привычке
Ведра полные везут.
А потом, как оборвало,
Стали голыми кусты.
Только ветром обдувало
Сиротливые листы.
Может, чем-то протравили
От вредителей поля,
Заодно кусты убили,
Хоть начни сажать с нуля.
Ведь природу не обманешь,
Как себя не величай.
Если где-нибудь подгадишь,
Значит, гадость получай.
Сколько раз она учила:
«Будь скромней! Кончай дурить!
Никакая твоя сила
Не поможет победить».
Карасук. Памятники
Здесь волна войны гражданской
Прокатилась. И стоит
Памятник, почти спартанский,
Тем, кто зверски был убит.
Хоть имел характер скверный
Вождь рабочих и крестьян,
Путь показывает верный
Пролетариям всех стран.
И другой войны великой
Тень от черного крыла
Птицы кровожадной, дикой
Вечной памятью легла.
Всех семей она коснулась.
Зрите волчье существо!
Сколько их с войны вернулось!
Не вернулось большинство.
И таких семей немало,
Где отец и сыновья,
Все ушли и всех не стало.
Мать и детки — вся семья.
О простых людях
Не герои из-под Трои.
Не один еще журнал
Ничего еще такое
Вам о них не рассказал.
И Малахов на программу
Не позвал их. Ну и ну!
Хоть и здесь увидеть драму
Можно было не одну.
Да и кто они такие,
Хоть таких и большинство,
Нашей матушки России
Плоть, душа и существо?
Жизнь простого человека
Не для шоу и газет.
Повелось так век от века,
Вроде есть он, вроде нет.
Всё поп-звезды, олигархи,
Шоумены, маньяки,
Престарелые монархи,
Депутаты, их сынки.
А простых людей, которых
В подавляющем числе,
На заводах и в конторах,
В городах и на селе.
Они строят, убирают,
Добывают уголь, нефть,
Варят, моют, подметают,
Возят грузы, строят верфь.
Как узнать карасучанина
Как узнать: карасучанин
Пред тобою или нет?
Я открытый очень парень,
Сообщу я вам секрет.
Вот в толпе большой и гулкой
Слышишь голос мужика,
Называет «стул» он «стулкой».
Значит, из Карасука.
Призывают развлекаться.
Шум и смех со всех сторон.
Он зовет вас «поиграться»,
Значит, карасукский он.
Глава вторая
ВЫХОДИМ ВО ДВОР
Родной дом
Этот дом четвертый с краю,
Двухквартирный, неплохой.
Я другой такой не знаю,
Потому что он родной.
В нем душа. Меня он слышит
И со мною говорит.
Также чувствует и дышит,
Также бодрствует и спит.
Каждой клеточкой знакомый.
И, конечно, он живой.
И когда иду из дома,
Он прощается со мной.
Столько с ним мы пережили,
Не расскажешь и за год.
Ну, короче, жили-были
Дом и те, кто в нем живет.
Утро. Выходим во двор
Ну, пора! Труба зовет!
Солнце встало над деревней.
Отправляемся в поход,
Как привыкли, ежедневный.
Тело освежил водой.
Каша. Кофе. Чиркнул бритвой.
Утро. Снова молодой,
Словно воин перед битвой.
Что мне новый день несет?
Плакать или же смеяться?
Тут гадай хоть целый год,
Никогда не догадаться.
А когда с крыльца ступаешь
На зеленом авеню,
Силы снова обретаешь,
Чтобы радоваться дню.
Во дворе кудахчут куры,
Кукарекает петух
И заводит шуры-муры
Средь старух и молодух.
Жизнь повсюду. Муравьишки
И букашки всех мастей
Бегают, как ребятишки,
По земле родной своей.
На меня же ноль вниманья.
Я на это не сержусь.
Видно в центре мирозданья
Я у них не нахожусь.
По своим живет законам
Мир, хоть сердце надорви.
Он не внемлет нашим стонам,
Нашей боли и любви.
Гимн Солнцу
Посмотрите! Светит солнце,
Заливает мир лучами.
Вы на улицах бессонных
Бога солнца не встречали?
У него глаза сияют
Блеском радостного утра,
С головы его свисают
Кудри цвета перламутра.
Он, веселый и прозрачный,
Вас встречает у порога.
Просыпайтесь же пораньше!
Так чудес на свете много
У таинственного бога.
Вот прекрасная царевна
Открывая ставни окон,
Улыбнется и зажмурит
Ослепленные глаза.
Солнце! Солнце! Это радость!
Это счастье нашей жизни!
Мы язычники и солнцу
Поклоняемся как Богу.
Заглянем в дровяник
В дровяник откроем двери.
Круглый год дрова нужны.
Этих дров, по крайней мере,
Печке хватит до весны.
Нам дрова лесник привозит.
Порубил их не спеша.
И зима не заморозит,
Если тяга хороша.
А еще и баню топишь.
И она немало ест.
Так что сам еще привозишь,
Благо недалеко лес.
Подбираешь и осину,
Клен и тополь на дрова.
Ну, машину — не машину,
А навозишь куба два.
Но не трогайте живое,
Те деревья, что растут.
Попадешься за такое,
Отдают тогда под суд.
И немало насчитают.
Штраф такой — сойдешь с ума.
А еще и принуждают
Отработать задарма.
А теперь в углярку
А поблизости углярка,
В ней угля под потолок.
Лучше печке нет подарка,
Чем хороший уголек.
С вечера ведро засыпал,
Чаю выпил и в кровать.
Если день воскресный выпал,
Можно до обеда спать.
Уголек, конечно, дорог.
Холод лишь недорогой.
А период зимний долог,
Подметет всё, как метлой.
Ну, хорош! Полюбовался!
Уголь есть, дрова, пимы.
И доволен я остался:
Всё готово для зимы.
Гараж — второй дом для мужчины
А теперь гараж откроем.
Мотоблок! Садись — катись!
Инструмент! Когда мы строим,
Без него не обойтись.
Может, в гараже мужчина
Проторчать весь день один
Не для дела, не для чина,
Просто здесь он господин.
Там открутит, здесь подкрутит,
Пнет по колесу ногой
Или же опять замутит
Он ремонт очередной.
Ни упреков здесь, ни треска,
Не глядят из-под руки.
Так что очень это место
Обожают мужики.
А железо тоже любит
И подход, и техуход.
Смажет всё и приголубит.
Бжик! И техника ревет.
И садись, дави сцепленье.
Конь железный задрожал.
Заревев от возбужденья
По дороге побежал.
Власти он твоей покорный,
Как стрела, летит вперед.
И подобно бабе вздорной
На тебя не заорет.
На скотном дворе
Жить в деревне без скотины
И представить не могли.
На хозяйство гнули спины,
Скот лечили, берегли.
И корова — полноценный
Член семьи. За ней уход
Постоянный, ежедневный,
День за днем, из года в год.
А еще свинья и птица,
Овцы, козы. У иных
Лошадь есть. Ожеребится,
Две лошадочки у них.
И как в городе движенье
По утрам и вечерам,
Скот гоняет населенье
Со дворов и по дворам.
Не держать совсем скотины –
Ни в какие ворота!
Только пьяницы-скотины
Не держали ни черта.
А теперь по пальцам можно
Тех коров пересчитать.
И не то чтоб стало сложно
Скот хозяевам держать.
Долго тягу отбивали
И вели с хозяйством бой.
То больными признавали
Всех коров. И на убой!
То совхоз корма не станет
Несовхозникам давать.
И, конечно, кто ж потянет
Скот и птицу содержать?
В основном поразбежались
Мужики по северам.
Ну, а те, что оставались,
И глядеть-то было срам.
И к тому же в магазинах
Можно всё купить сейчас.
Выросло на апельсинах
Поколение у нас.
И в мозгу, как будто черви:
«Ну, зачем сажу я лук?
В магазине-то дешевле.
Ни трудов тебе, ни мук!»
А садили как картошку!
Всё позанято! Сейчас
Возле дома понемножку.
Можно выкопать за час…
А теперь зайдем в пригон
Вот пригон на двух хозяев.
Для скотины нужен он.
И крючок рукой нашарив,
Дверь открыл. Вхожу в пригон.
Там живут теперь лишь куры
Да четыре петуха.
Очень бойкие натуры,
Что не ведают греха.
Среди них есть главный, фюрер.
И других гоняет он,
Чтоб не лез к девчонкам шулер.
Здесь гарем, а не притон.
Куры это понимают.
Всё у них, как и у нас.
От него не убегают,
А с другими через раз.
Огород для картошки
За дворами огороды.
Для картошки. Здесь она,
Вопреки капризам моды
Дефилирует одна.
Все у нас ее сажают.
И недаром «хлеб второй»
С уваженьем называют
Корнеплод наш дорогой.
Но еще один любитель
У картошки есть — увы!
Этот наглый новожитель
Очень жаден до ботвы.
Полосатый, черно-желтый
Сводит труд ваш до нуля.
Этот янки, наглый, гордый,
Оккупировал поля.
Не берет его отрава,
Птицы не воюют с ним.
И о нем такая слава:
Он вообще непобедим.
А поэтому хозяйки
Собирают упырей,
Их личинки. А лентяйки
Травят. Легче и быстрей.
Вот еще одна забота.
Ну, а если сачканешь:
«Надоело! Неохота!»
Огород пустым найдешь.
Лето кончится. И осень
С сентября нам начинать.
Этот месяц приурочен
Собирать и убирать.
Пожелтела и засохла,
Стала ломкою ботва.
И глядится поле блёкло,
Как седая голова.
Ну, берем лопаты, ведра,
На ладони поплюем,
Поглядим на поле бодро
И копать его начнем.
Вроде бы ума не надо!
Штык загнал, перевернул.
Смотришь! Экая досада!
Клубни режешь. Караул!
Хоть несложная наука,
Знай ее и соблюдай.
Ты не в центр, подальше — ну-ка! –
Куст картофельный копай!
Если сильно куст разросся,
Обкопай, не поленись!
Если ты всерьез берешься,
То немножко подучись.
Как же взрослые и дети
Без картошки жить могли?
В восемнадцатом столетье
К нам картофель завезли.
И сначала для цветочков.
Хоть особой красоты
Нет в цветочках. Средь листочков
Скромно прячутся цветы.
А потом садить картошку
Стали жители села.
Потихоньку, понемножку
К нам картошка в жизнь пришла.
И от голода спасала
Наш народ в неурожай.
Пусть не будет хлеба-сала,
Но картошку подавай!
Даже наши горожане
Без картошки не живут.
Как заправские крестьяне
На делянах спины гнут.
Суровая ветврачиха
Через тропку огород.
На соседней улице
Эта женщина живет,
Ветврачихой трудится.
Ветврачом она трудилась.
Со скотом из года в год.
Но к директору в немилость
Кто угодно попадет.
Никакого пиетета,
Всем наклеит ярлычок.
В общем, хуже пистолета
У нее был язычок.
А директору доносят.
Человек у нас простой.
Ладно, так и сяк поносят,
Но, однако, судьи кто?
А тем летом сушь стояла,
И пожары тут и там.
То кошара выгорала,
То горело по полям.
А когда на сеновале
Загорелось, слух пошел:
Ветврачиху там встречали.
Вот она причина зол.
Хоть расследовать не стали.
Не доказана вина.
Но приказ тотчас издали,
Что уволена она.
Ну, уволили и ладно.
Что же плакать и тужить?
Получилось очень складно:
Частный скот пошла лечить.
А скота того осталось,
Что по пальцам сосчитать,
Так еще ж за эту малость
И зарплату получать.
Правда, кошки и собаки
Под опекою сейчас.
Хорошо хоть, что макаки
Не разводятся у нас.
А еще и есть помощник –
Бабка старая одна.
Вот такой междусобойчик,
Где начальница она.
Как известно, кот гуляет,
Где захочется ему.
Он границ не понимает.
Лишь инстинкту одному
Он послушен. Где добыча
Или кошечка живет,
Презирая все приличья
И обычаи идет.
Был июньский вечер тихий.
Наш Пушистый — рыжий кот
Во дворе у ветврачихи
Делал медленный обход.
Во дворе кота увидев,
Покраснела до корней.
Он ходил, ее обидев
Беспринципностью своей.
В дом влетает и оттуда
Вылетает, как стрела.
«Всё! Конец тебе, паскуда!»
И воздушку навела.
Глухо пукнуло ружьишко.
Пуля в глаз коту вошла.
Мякнул раненый котишка
И помчался, как стрела.
Морда вся в крови. На жилке
Глаз простреленный висит.
У хозяина поджилки
Затряслись. Он весь дрожит.
Котик лег, не ест, не пьет.
В шкаф потом забрался.
Думали, что кот помрет.
Он же оклемался.
Одноглазый, как пират,
Только нет повязки.
Ловит мышек, жизни рад
И мурлычет сказки.
Ветврачихи старший сын
С флота возвратился.
Подбивать он начал клин
К девушке. Влюбился.
Та сначала ничего,
С ним пофлиртовала,
А потом она его
И отбортовала.
И не хочет сын родной
С мамой разговаривать…
К ним отправилась домой,
Стала уговаривать.
Те смеются. «Ну, поймите!
Сердцу не отдашь приказ.
Так что вы уж извините,
Не держите зла на нас».
Раскричалась, разревелась.
Как-никак, а все же мать.
А домой пришла, разделась
И ножом живот пластать.
Есть врачи у нас в Сибири.
Подлатали телеса.
«Чтобы баба харакири
Делала? Ну, чудеса!»
Про бывшего книомеханика
По соседству недалеко
От нее живет мужик
Совершенно одиноко.
Но он к этому привык.
Ростом, статью он с подростка.
Рядом с ним любой гигант.
Македонскому он тезка,
Полководцу. Александр!
О политике часами
Может Саша говорить.
Как они, под небесами
Начинает он парить.
Инвалид он, между прочим,
Как у Байрона, дефект,
Что одна нога короче,
Но могучий интеллект.
Но в отличии от барда
Не писал поэмы он.
Для другого, видно, жанра
Был на свет произведен.
Саша был киномеханик,
Радость людям доставлял.
Первым видел он «Титаник»,
Где ди Каприо блистал.
Мог подробно, всем на зависть,
Фильм любой он рассказать.
И поэтому старались
Встречи с Сашей избегать.
В общем, он болтун отменный.
На замке не держит рот.
Может нощно он и денно
Тарахтеть как пулемет.
Может на любую тему
Рассуждать часами он.
Хоть какую взять проблему,
Он во всех осведомлен.
Преуспел на брачном ложе.
Саша дважды был женат.
Дети есть и внуки тоже.
Только этим и богат.
Схоронив жену вторую,
Саша злоупотреблял.
Пенсию, пусть небольшую,
До копейки пропивал.
Здесь товарищи найдутся
На подбор, хоть ставь клеймо,
Целой тучей соберутся,
Словно мухи на дерьмо.
Пьют, едят и матерятся.
Кто-то бряк и сразу спать.
А с утра опохмеляться
Все сползаются опять.
А на пенсию не слишком
Погулять, пошиковать.
И тогда своим умишком
Начинают рассуждать.
Хорошо с металлоломом!
Подхватил и утащил.
И положенным объемом
Всё, что надо получил.
Две больших железных бочки,
Что лежали на боку,
Безо всякой заморочки
Откатили к мужику.
А мужик — прохвост типичный
Нелегальный пункт открыл.
В Карасук металл различный
На машине отвозил.
Спирт в канистрах по дешевке
Покупал. Расчет за труд.
Если хитрый ты и ловкий,
Деньги сами потекут.
Было время. В лес собрался,
На опушке борона
Или плуг, что поломался,
А в траве труба видна.
Железяки эти гнили
Во дворах и за двором.
Пионеры выходили
Собирать металлолом.
А хоздвор — сломаешь ногу!
Можно всё тут отыскать.
Вывозили понемногу,
Планы надо ж выполнять.
Нынче металлоискатель
Самодельный соберут.
Как какой-нибудь старатель,
Тычет землю там и тут.
Ни на земле, ни под землею
Теперь гвоздя не отыскать.
И со дворов порой ночную
Ханыги стали воровать.
Воруют ведра и лопаты,
Кастрюли, где варились щи.
Оставишь санки возле хаты
И санок нет. Ищи-свищи!
Но пора вернуться к Саше.
А точнее, в Сашин дом,
Где друзья гуляют наши.
Крики, маты, дым столбом.
Утром Саша жалкий, слабый,
Знает воду пьет и пьет.
Мужику нельзя без бабы,
Без нее он пропадет.
В доме грязно, неуютно.
Кот остатки пищи съел.
До чего же утром трудно.
И на свет бы не глядел…
Ни единого нет гада,
Не идут опохмелять.
И зачем им это надо,
Если нечего здесь взять?
Мама старая с детьми
Мама старая с детьми
Под одною крышей.
Умер Петр — глава семьи.
В доме стало тише.
Был забавником Петро.
Он не мог без шутки.
И глядел всегда хитро,
Сыпал прибаутки.
Там, где он, там смех такой
Просто гомерический.
Хоть он был мужик простой,
Но весьма комический.
Был он низеньким, тщедушным,
Не красавец далеко.
Никогда он не был скучным.
И любому с ним легко.
Мужики заржут, как дети.
«Ну, даешь, ядрена вошь!
Ох, гляди за шутки эти,
За язык свой пропадешь».
Он душа любой гулянки,
Тамада и балагур.
Даже после бурной пьянки
Не бывал он зол и хмур.
И все взрослые и дети,
Не боясь попасть впросак,
Называли его Петей,
Как мальчишку. Только так.
Никогда не обижался
И улыбкой отвечал,
Если кто-нибудь ругался
На него или кричал.
А потом лежал в больнице
В девяностые года.
На свои лекарства, шприцы
Покупал больной тогда.
Ну, а если ты без денег
И цепляешься за жизнь,
Не устраивай истерик,
Молча стенами лечись.
Петя стенами лечился.
Кипятильником из бритв
Грел чаек. И в карты бился,
Как герой картежных битв.
Умер Петя. Рак желудка.
Мир немного посерел.
Ведь известно: смех и шутка
Как бальзам для душ и тел.
А жена-пенсионерка.
С нею взрослый сын и дочь.
Хоть уборка, хоть побелка,
Есть всегда кому помочь.
Проработав в школе долго,
Обучив большую рать,
С чувством отданного долга
Стала дома отдыхать.
И болячек в ней немало.
Тут болит, и там свербит.
Получается, что стала
Полноценный инвалид.
Не бывает в магазине
И не ездит с этих пор.
Для нее весь мир отныне —
Дом ее и этот двор.
Лучше нет у ней работы,
Чем сидеть писать стихи.
А домашние заботы –
Это вроде чепухи.
Много пишет о природе,
О березах и полях,
О закате, о восходе,
Снегопаде и дождях.
Сыну лет уже немало.
В этом возрасте семьей
Жить отдельною пристало,
А не с мамою родной.
Но Серега шалопутный
И болтливый, как отец,
Пил годами беспробудно
И не рвался под венец.
Закодировавшись, снова
Заявленье настрочит.
А в совхоз берут любого.
Там рабочих дефицит.
Год — другой, опять сорвется.
Умоляй его, проси!
Всё равно он так напьется,
Хоть святых всех выноси.
И когда домой приходит,
Не болтает, не хохмит.
И сестра его уводит
На диван. Пускай поспит!
Утром он глотает воду,
Клятву матери дает:
«Век не видеть мне свободу!
Больше я ни капли в рот!»
Терпит час, второй и третий.
Но терпенья больше нет.
Он на улицу, где дети
И глаза слепящий свет.
К корешам идет. Решают,
Как спиртное добывать.
Деньги здесь не обитают.
Надо что-то продавать.
«Есть у нас отходы в стайке,-
Предлагает корешок.
— Только кто возьмет, узнайте,
За пузырь у нас мешок!»
Кто? Серега самый бойкий.
И подвешен язычок.
«Только тоже вы не стойте!
Насыпайте же мешок!»
Стоит тут начать, а дальше
Всё пойдет само собой.
Только позже или раньше
Всё равно идти домой.
Дома мать опять заплачет:
«Что ж ты делаешь, злодей?
Что ж ты пьешь, Сережа? Значит,
Смерти хочешь ты моей?»
А запой — такое дело,
Раз запил, то будешь пить,
Тут никак без опохмела
Ломку не остановить.
И друзья всегда найдутся.
Тот, кто ищет, тот найдет.
За работу ту берутся,
Где бутылкой им расчет.
«Не дождусь я, видно, внуков.
Вас вовек не оженю».
Кот пушистый, замяукав,
Трется боком о ступню.
Эх, Серега, ты, Серега!
Что ж ты так бездарно пьешь?
Наплевать тебе на Бога
И на черта ты кладешь.
Вроде парень-то не глупый
И умеет пошутить.
Вот придумали б шурупы,
Чтоб мозги вам подкрутить.
Ни семьи ты не имеешь,
Ни наград и ни похвал.
Даже мать не пожалеешь.
Всё на водку променял.
Просыпается Серега.
Пьет, но ничего не ест.
«Буду пить, одна дорога –
На погост за переезд».
В этот день он не мотался
Корешкам своим на зло.
Отлежался, отоспался
И немного отлегло.
А с утра он выпил чаю.
«Всё! Иду работать, мать!
За себя я отвечаю.
В рот и грамм не буду брать».
Дочь Светлана как монашка.
Некрасива и худа.
Близорукая бедняжка
Не выходит никуда.
Кончив колледж, в педагоги
Испугалась поступать.
Это ж надо голос строгий,
На детей порой кричать.
Мира внешнего боится
И народ ее страшит.
В четырех стенах девица
В заточении сидит.
Дома варит, прибирает,
Погуляет по двору.
Книги разные читает.
Книги учат нас добру.
И к стихам неравнодушна,
Тоже любит сочинять.
Пишет бледно, пишет скучно
И бездарнее, чем мать.
Свету в школу приглашали.
Но представила она,
Как ее б там унижали,
Как глумилась бы шпана.
А она же, как овечка,
Никого не оскорбит.
Только бедное сердечко
От обиды заболит.
«Нет! Я в школу ни ногою!
Я не буду там ни дня!
Будут Бабою-Ягою
Дети называть меня!»
И опять сидит Светлана.
Принц не едет на коне.
«Я такая обезьяна.
Кто поженится на мне?»
В садик Свету пригласили.
Что же дома мы сидим?
Место там освободили.
Няня требуется им.
Света долго не решалась.
«Мам! Какой совет ты дашь?»
«Ты бы, Света, соглашалась.
Заработать надо стаж».
Так Светлана стала няней.
В коллективе, не одна.
Дети тянутся к Светлане.
Не кричит на них она.
Может быть, и муж найдется.
Ведь с лица не воду пить.
И на старости придется
Внуков матери носить.
Сколько их таких девчонок,
Незатейливых, простых,
Не крученых, не верченых,
Но душою золотых!
Не увидите их в барах
И в найт-клубах дорогих,
На Багамах и Канарах
Не увидите вы их.
А сидят они в светлицах.
Кофта. Бабушкина шаль.
На простых девичьих лицах
Ожиданье и печаль.
Ни косметики нет броской,
Не специальных модных линз.
К ним не едет принц заморский
И отечественный принц…
Петрович и его семья
А была семья большая:
Дочь и двое сыновей.
И заботы выше края
Каждый день лежат на ней.
Мужа звали все Петрович.
Очень редко кто Сашок.
Не панович, не попович,
А обычный мужичок.
Коренастый, круглолицый,
Сила есть, хоть не амбал.
Всё умеет. Дайте спицы –
Глядь! И что-нибудь связал.
На комбайн или на трактор
Посади и он попрет.
Двигатель, коробку, картер,
Разберет и соберет.
Был назначен бригадиром
Он в бригаду водяных.
А с хорошим командиром
Подгонять не нужно их.
А в селе с водопроводом
Просто сущая беда.
Он ржавеет год за годом,
С перебоями вода.
Здесь работы выше крыши.
Как начнет Петрович крыть
Всех подряд. Спокойней, тише
Не умел он говорить.
А когда он напивался,
То тогда на всё село
Мат разборный раздавался.
Уж несло, так уж несло!
И жена его вопила,
В дом за руку волокла.
В общем, представленье было
Для всех жителей села.
Кончил жизнь свою нелепо.
Как-то раз в Карасуке
Выпил. С парнями свирепо
Дрался где-то в закутке.
И железною трубою
Получил по голове.
И с пробитой головою
Пролежал всю ночь в траве.
Дочка есть. У дочки детки.
И живет в Карасуке.
Главное — женитесь, девки,
На нормальном мужике.
Главное, чтоб он работал,
Деньги в дом бы приносил,
Посторонних баб не фотал,
В смысле шашни не крутил.
Мама каждую неделю
Сумки дочери везет
С деревенской канителью,
Что хозяйство ей дает.
Летом внуки приезжают.
Гам тогда стоит и вой.
По двору они летают,
Не загонишь их домой.
Ну, а Лена растолстела,
Занимает полстола.
На диету как-то села,
Но она не помогла.
«Ну, ты, дочка, как корова!» —
Разговор с ней мать начнет.
Ну, а дочку от такого
Комплимента псих берет.
«Я смотрела в воскресенье
Передачу «Будь здоров».
Разводить от ожиренья
Там советуют глистов».
«Мама! — дочка завизжала.
— Ты совсем рехнулась, мам?
Что ты смотришь что попало,
Веришь разным дуракам?»
«Дочка! Складки жировые
На тебе уже висят.
Мужики ж, они такие,
На фигуристых глядят.
Похудеть бы, дочка, надо.
Больше двигаться, ходить».
«Мама! Я сама не рада.
Хватит душу мне травить!»
Мы не требуем же яхты
Или виллы, например.
Понимаем, что не шах ты,
Даже не миллионер.
Круглолицый, коренастый
И задиристый пацан,
Толя, как отец горластый,
Был немного хулиган.
Не учил, что задавали,
Доводил учителей.
Об одном они мечтали,
Чтобы он ушел скорей.
Как не славить это время,
Лет советских простоту!
Кто для школы был как бремя,
Принимали в ПТУ.
Толю там на тракториста
Выучили. Он в совхоз.
Мускулистый и плечистый,
И значительно подрос.
Старый трактор дали Толе.
Рухлядь в профиль и в анфас.
И пока он едет в поле,
Поломается не раз.
Сколько матов слышал трактор!
Их не будем повторять.
Ни один у нас редактор
Не допустит их в печать.
Раз соседскую девчонку
Он за ягодой повез.
Завалил, задрал юбчонку,
Запыхтел, как паровоз.
«Ты смотри! Своим ни слова! –
Ей сказал, надев штаны.
— Ну, чего лежишь, корова?
Поздно. Ехать мы должны».
Галя, так соседку звали,
Дома в слезы. Так и так!
Папа с мамой побежали.
«Вот так сволочь! Ну, дурак!»
И кричали, и визжали,
И грозились растерзать,
Разорвать и угрожали
Заявленье написать.
Успокоился папаша.
«То, что было, не вернуть.
Может быть, и Галка наша
Виновата в том чуть-чуть.
Коли кровь уже клокочет,
Пусть поженятся они.
Если ж Толька не захочет,
То, соседка, извини!
Подаем мы заявленье.
Это тянет лет на пять.
Таково мое решенье.
Так что вам теперь решать».
Мама с сыном говорила,
Ну, а тот давай орать:
«Что похож я на дебила,
Чтобы дуру замуж брать?
На хрена мне ваша Галка?
Отсижу и все дела!
Видно, та еще давалка,
Раз не девочкой была».
Кое-как скандал умяли,
До суда не довели.
Десять тысяч передали
И отцовы «жигули».
Настоящий деревенский
Мужичок и спец во всем.
Труд любой, совсем недетский
От и до ему знаком..
Пилит он дрова «Уралом»,
Косит сено, ставит стог.
И на мотоцикле старом
Хоть на речку, хоть в лесок.
Управляться со скотиной
Для него не привыкать.
И пригон обмажет глиной,
И сумеет пол настлать.
Он с отцом и на комбайне,
И на тракторе сидит.
И отца попарит в бане
Так, что тот, как лев, рычит.
А учеба… Что учеба?
Скучно и вгоняет в сон.
И поэтому особо
Не блистал в учебе он.
Не считая физкультуры.
Тут он первый футболист.
И выделывать фигуры
Саша может, как артист.
Саше вырезали почку.
Что ж! Придется жить с одной.
Мама ездила к сыночку
С деревенскою едой.
Через год домой вернулся.
Всё такой же, как и был.
Бегал, прыгал, в карты дулся.
А еще и закурил.
Позади осталась школа.
Поболтался Саша год
На работе для прикола.
Бросил. Пенсия ж идет.
Уголь, снег бросает людям,
Колет по дворам дрова.
Осуждать его не будем.
Да и что ему слова!
Закалымит и бухает.
Для чего еще калым?
И душа его летает.
И друзья, конечно, с ним.
Был в компании он лидер,
Идеологом он был.
И друзей, пускай на мизер,
По уму превосходил.
Саша был пассионарий.
Он горел, кричал, бежал.
И не мог он быть в отаре,
Он отару возглавлял.
Он залазил на деревья,
Птичьи гнезда разорял.
Он носился по деревне,
Каждый день калым искал.
А когда он напивался
(Напивался ж часто он),
Петушился, задирался,
Пер без страха на рожон.
Бил безжалостно, без меры.
Силы же не занимать.
Не имел такой манеры
Мирно споры разрешать.
В их компании Дениска
Очень часто пропадал.
Он не падал очень низко,
Потому что не взлетал.
Был вторым в семье ребенком.
Очень часто он болел.
Был высоким он и тонким.
И учиться не хотел.
Девять классов отучился,
Дальше он не захотел.
Не работал, не женился,
Дома сиднем он сидел.
И с родителями вместе
Выпьет водки и вина
И не думал о невесте.
На кой ляд она нужна?
Он работал в магазине
На полставки. Этот труд
Работяги и доныне
Санаторием зовут.
Приезжает раз в неделю
Из райпо машина к ним.
Разгрузил. И вновь безделью
Предавайся что есть сил.
И пристроился Дениска
К Сашиной компании.
Всю работу сделал быстро
И на выпивание.
В этот день они нажрались.
Каждый пил за семерых.
Даже тени их боялись
И шарахались от них.
Почему возникла ссора,
Так никто и не сказал.
Но Денис довольно скоро
На земле уже лежал.
Сколько их уже сгорело!
Сколько их еще сгорит!
Промелькнула жизнь без дела
Мигом, как метеорит.
Вот домой пришел Дениска.
Есть не стал он. Сразу лег.
Наклонилась мама близко.
«Что случилось-то, сынок?»
«Ничего. Да вот чего-то
В голове как молотком».
Стал кричать потом он. Рвота.
К фельдшерице мать бегом.
Отвезли в больницу. Ночью
Оборвалась жизни нить.
И одежду-то рабочую
Не успели заменить.
И семь лет влепили Саше.
Он убийца, он злодей.
Так ребята гибнут наши.
Всё по глупости своей…
Соседка Валя и ее семья
За стеной живет соседка,
Одинокая вдова.
Выпивает. И нередко,
Ведь сама себе глава..
А когда-то в доме этом
Шум и топот, крик и гам.
Не хватало места детям,
Дочери и сыновьям.
Мать работала дояркой.
Встанет раньше петухов.
День холодный или жаркий,
Всё равно доить коров.
Летом возят на машине,
На обычной, бортовой.
Поработать бы мужчине
День на каторге такой!
Грязь почти что по колено,
Еле ноги тянешь ты.
За коровами мгновенно
Прилетают пауты.
Дерть рассыпь по всем кормушкам
И коров всех привязать.
Уступать нельзя подружкам,
Чтоб потом не догонять.
Вымя всем помой сначала.
Аппарат соединить.
И чтоб жирность не упала,
Их руками додоить.
Муж работал трактористом.
Тракториста в те года
На рабочем месте чистым
Не увидишь никогда.
Приходил домой чумазый,
Грязь смывал, болтал, шутил.
Ну, и с водкою-заразой
Очень крепко он дружил.
Эта страсть его сгубила.
Много он на грудь принял
(Дело на уборке было)
И с комбайна он упал.
Лена — дочка-замарашка.
Что-нибудь попросит мать,
Так расстонется бедняжка,
Словно ей мешки таскать.
Вечно стонет, вечно ноет,
Слезы каплют на подол.
Если пол она помоет,
То грязнее станет пол.
Вышла замуж неудачно.
Правда, дочку родила.
Взял мужик ее невзрачный
Из соседнего села.
Не красавец, но веселый
И по жизни оптимист.
И ему еще со школы
Дали кличку Юморист.
Поработала техничкой.
Но работа тяжела.
И к тому ж с такой привычкой –
Делать плохо все дела.
Но ее второму мужу
Ленка нравилась такой.
Да пускай хоть лезет в лужу,
Лишь была бы под рукой!
Дело стало быть за малым:
Родила ему она.
Материнским капиталом
За свой труд награждена.
Ходит Ваня вдоль ограды.
Починить? Не починить?
Чтоб не лезли куры-гады,
Надо досточки прибить.
Только досточки какие!
Им уже по двести лет.
И гнилые, и кривые.
Ни одной нормальной нет.
Почесал Иван затылок.
Всё! Пропал рабочий пыл.
Доску взял к одной из дырок,
Кирпичами придавил.
Вроде славная работа!
Как себя не похвалить!
И за стол уже охота,
Что-нибудь перехватить.
А когда поешь, известно,
Надо часик подремать.
Сон приснился интересный.
И проспал не час, а пять.
Спал бы дольше, только крики
Оборвали сладкий сон.
«Может, зверь какой-то дикий
Во дворе?» — подумал он.
Кочергу схватил и в двери,
И во двор скорей бежит.
Ну, а там совсем не звери,
Это мать его вопит.
С огорода гонит куриц,
Камни, палки в них летят.
И жильцы далеких улиц
Слушают отборный мат.
«Ты чего наделал, Ванька?
Говорила же, злодей!
Ты сегодня раньше встань-ка
И все дыры-то забей!
Где ж теперь достать рассаду?
Значит, огород пропал.
Вот бы всыпать тебе, гаду,
Чтоб неделю не вставал!»
Был Иван неторопливым,
Суетиться не желал.
Но немножечко хвастливым,
Хоть и не перегибал.
Отслужил, домой вернулся.
«Я не я! Люблю я риск!»
Огляделся, обернулся
И слинял в Новосибирск.
Там работал он шофером.
Говорил, что шеф его
Самым главным прокурором.
Вот такой-то статус-кво!
А вот Саша — средний брат
Не похож на братца.
Он готов за всё подряд
Без разбору браться.
Брался он за всё. Любое
Провернуть он дело мог.
Никогда не знал покоя
И крутился, как волчок.
Только делал всё поспешно,
Торопливо, абы как.
В результате же, конечно,
Получался новый брак.
Если он забор поставит,
Простоит до ветерка.
Но народ он позабавит.
«Видим! Мастера рука!»
Шел в снегу он по колено
Огородами домой
И хотя б охапку сена
Принесет всегда с собой.
Если палка попадется,
Надо палку подобрать.
Всё, что встретится, несется.
Что добру-то пропадать?
Он пошел на стройучасток.
Всё, что мог, он тащит в дом:
И кирпич, и из-под красок
Банки, их в металлолом.
Как-то бочки спер со складов.
Участковый приезжал.
И на несколько окладов
Он его оштрафовал.
А еще и пил безбожно,
Мог неделю пробухать.
Так что Сашу было можно
Суперменом называть.
Надоело колотиться,
Слушать маты, мамкин визг.
Чтобы ярче проявиться,
Путь один — в Новосибирск.
Там опять пошел на стройку.
Разведенку взял с дитем.
А на стройку, не на дойку.
Все культурные кругом.
Если ты держать умеешь
Разговор, не лох, не псих,
То всегда к себе имеешь
Уважуху от других.
И жена его держала
Так, что просто полный мрак.
И в горячке чем попало
Грохнет, если что не так.
Возвращался он с работы,
А навстречу пацаны,
Обкурившись до икоты,
Чересчур возбуждены.
Им пустяк доколупаться
До фонарного столба.
Поорать и помахаться
Очень любит голытьба.
Слово за слово. И в Сашу
Первый полетел кулак.
Били, как месили кашу,
Словно это лютый враг.
Били-били, колотили
И пинали во всю мочь.
Всё отбили, проломили
И ушли со смехом прочь.
Так что вот еще могилка
У соседки есть теперь.
А могилка — не бутылка,
Чтобы выкинуть за дверь.
В честь отца был назван младший.
В развлеченьях не унять.
Был он, словно ангел падший,
Побузить да погулять.
Не пропустит дискотеку
Ни одну. Танцор такой!
Летом едет он на реку
Или к озеру с толпой.
Вечно что-нибудь замутит,
Новый выдумает ход.
Всех он перебаламутит
И на что-то подобъет
Дома он бывает редко.
Дома скука, огород,
Утки, гуси и наседка,
И облезший грязный кот.
А ему, чтоб все визжали,
Чтоб купальники девчат
Части тела прикрывали,
Что притягивают взгляд.
Шашлыки, костер, палатка,
Пиво, карты… Благодать!
А зимою очень гадко.
Так зимой не погулять.
Вот пацан и догулялся.
И покинул белый свет.
На машине с другом мчался.
И бабахнулись в кювет.
Друг с ушибами всего-то.
Он же насмерть, наповал.
Молодой же, жить охота,
Жизни ж толком не видал.
Три могилки: муж, два сына.
Безраздельна смерти власть.
Вот такая-то картина!
Только жизнь не прервалась.
Год прошел. И у соседки
Поселился дядька. Он
Ходит, обрезает ветки,
Ремонтирует пригон.
Мотоцикл, пусть не новый,
С черным дымом из трубы,
Отвезти всегда готовый
В магазин и по грибы.
Но соседка вскоре с этим
Чудаком рассталась вмиг.
Деньги не жене, не детям
Отдавать он не привык.
«Я варю и убираю,
И стираю. И за труд
Ничего не получаю.
И зачем ты нужен тут?»
Прогнала его соседка.
Снова стала жить одна.
Как отломанная ветка
Возле дерева она.
Скоро ей в родной деревне
Отыскался женишок.
Был он очень-очень древний,
Не ходил лишь на горшок.
Как положено царевне,
К жениху она ушла.
И всю зиму в той деревне
В его доме прожила.
А к весне его сманила.
Он продал свой ветхий дом.
И в Калиновке, где мило,
Стали жить они вдвоем.
И уход, как за ребенком.
«Хоть какой, но всё же мой!»
На колонку дед с ведерком
Детским ходит за водой.
Хоть и толку никакого –
Он же старый, как Кощей –
Пенсия-то старикова
До копейки вся у ней.
Год прошел. И он скончался
Благородный рыцарь наш.
Гардероб его остался.
Но кому его отдашь?
А соседка — экономка.
Дома счетчик водяной.
Но ведь рядом есть колонка.
Сэкономить рубль — другой.
Даже воду для полива,
Как придет в наш край весна,
Целый день неторопливо
Носит в огород она.
Лиза
Но пройдем немного дальше,
То есть через огород.
Жили здесь Дубины раньше.
Нынче их родня живет.
Называют просто Лизкой,
Хоть она уже в годах.
В жизни можно быть артисткой
В самых разных областях.
Ей по нраву оперетта.
Пляшет, песенки поет.
И никак Елизавета
Темперамент не уймет.
Круглолица, краснощека,
С поволокою глаза.
Видно, в юности далекой
Сущий бес и егоза.
Повару в столовой школьной
Под завязку маеты.
Цвет лица ее свекольный
От природы и плиты.
Вроде кулинар искусный –
Тут уж нечего сказать! –
Борщ она готовит вкусный,
Да и прочее на пять.
И претензий к Лизавете
От начальства никаких.
И не жалуются дети
На искусных поварих.
Но дала она слабинку.
Самогон она гнала.
Выпить утром четвертинку
Очень запросто могла.
На вчерашние же дрожжи
Лишь горючего подлей.
И глаза на красной роже
Чуть не выпрыгнут у ней.
Как-то утром завстоловой
Сунула в подсобку нос.
Лиза там лежит готовой
И сопит, как паровоз.
Хватит! Лопнуло терпенье!
К директрисе! И реветь!
«Пусть напишет заявленье!
Сколько можно нам терпеть!»
Ну, уволили и ладно!
Муж работает. Богатств
И сокровищ им не надо
И каких-то царских яств.
А работы дома хватит,
Хоть служанку заводи.
А когда весна накатит,
То и в дом не заходи.
Аппарат стоит на кухне.
Глухо булькает бухло.
Ты смотри, огонь, не тухни,
Чтоб из носика текло!
Ну, и как его не тяпнуть
Этот самый первачок?
И еще полстопки капнуть,
А потом и на бочок.
Муж приходит пообедать,
А из спальни храп такой.
Вроде просто попроведать
Завернул к себе домой.
Но жену свою он любит.
Не дерется, не орет,
Приласкает, приголубит,
Вместе песенку споет.
За плитой как вроде вахта,
Все же Лиза — кулинар.
И допробовалась. Как-то
И хватил ее удар.
Думали: отпела Лиза,
Отплясала, отпила.
Только как ей без сюрприза?
Выползла и ожила.
А когда домой вернулась,
То дала она зарок:
«Чтобы всё перевернулось!
Не возьму я в рот глоток!»
Две недели промелькнуло,
В рот ни капли не брала.
А потом чуть-чуть глотнула,
Ну, и снова запила.
Паша, муж, пришел с работы,
Рявкнул, кулаком грозя:
«Лиза! Как же это? Что ты?
Ведь тебе же пить нельзя!»
«Дай тебя я поцелую!
Посидим давай вдвоем!
Выпьем стопочку-другую,
Вместе песню запоем!»
«Но тебе ж нельзя! Ты знаешь!»
«Это кто сказал?» — «Врачи».
«Очень много понимаешь.
Так что лучше помолчи!»
То за то, а то за это,
Потихоньку набралась.
В этот вечер Лизавета
Так напелась, напилась!
«Ха! Живем всего по разу,
Хоть греши, хоть не греши!
Как не пить ее, заразу?
Это ж праздник для души»
Дочка замужем. Есть внуки.
Взрослый сын. Женился он.
День почти одна. От скуки
Есть лекарство — самогон.
Раньше иногда с соседкой
За бутылкой посидит.
Но рассорились. И редко
С ней сейчас заговорит.
Но читать нравоученья
Пусть другие кто-нибудь.
Афоризм «лови мгновенье»
Он для многих жизни суть.
Только вот одно смущает.
В мире, полном бесовства,
Если женщина бухает,
Это против естества.
Вот приедут в гости внуки,
Бабу пьяную узрят.
Это хуже всякой муки,
Всё равно, что сердцу яд.
Сможет мудрости житейской
Малых деток научить
Или истиной библейской
Разум детский осветить?
Мама Люба и сын Ваня
За стеной у них соседи.
Мать и сын вдвоем живут.
Не гуляют, не комедий,
Не танцуют, не поют.
Люба — так зовут соседку,
Словно мумия. Смотри!
Если ставить ей отметку,
Где-то между два и три.
Всё лицо ее в морщинах,
Хоть на пенсии лет пять.
И конечно, о мужчинах
Не приходится мечтать.
А была ведь с гладкой кожей,
Был любовник молодой,
Лет на двадцать помоложе.
Ну, и муж, само собой.
Звался кавалер Евгений.
Скромный парень, не нахал.
Далеко он был не гений,
Интеллектом не блистал.
Был женат. Жена свалила
В ФРГ на ПМЖ.
А его не прихватила,
Был не нужен он уже.
Вот и Люба стала шастать
К Жене, словно бы домой.
Ну, и как ей не похвастать,
Что любовник молодой.
Муж имеет инвалидность.
Раком он болел давно.
Не нужно была и скрытность,
Умирать же всё равно.
Так-то так, но всё ж обидно.
Ведь могла бы подождать.
Только не в терпеж ей видно.
Что добру-то пропадать?
Женя был разнорабочий.
Делал то, куда пошлют.
Убирает мусор, прочий
Выполняет грязный труд.
Умер муж. Как говорится,
Что отмучился бедняк.
На вдове теперь жениться?
Только Женя не дурак.
Сын ее чуть помоложе.
Что деревню-то смешить?
Ну, побаловалаись. Что же?
И как прежде стали жить.
А беда одна не ходит.
Что имеется в виду?
Что с собой она приводит
В гости новую беду.
Управляющий до Жени
На машине подъезжал.
Вышел он. И на колени,
Словно раненый, упал.
И ни жалобы, что хворый,
И работал, словно слон.
Отвезли его на «скорой».
И в больнице умер он.
Сына звали, как папу, Иваном.
Он машины любил и футбол.
Пренебрег он ученым туманом.
Девять классов закончив, ушел.
На шофера Иван отучился,
Отслужил и вернулся домой.
Мать ему: «Ты б, Ванюша, женился».
«Погуляю, пока молодой».
И пошел он в родное хозяйство,
За баранку «уазика» сел.
Целый день на машине катайся!
Ну, а большего он не хотел.
А потом на «ДУК» Ивана
Посадили. С ветврачом
Ездил он. И неустанно
Помогал ему во всем.
Он и роды принимает,
Он и раны зашивал,
Колет, режет, вычищает…
Прирожденный коновал!
А когда ветврач за пьянство
Был уволен. Пост Иван
Получил. Такого шанса
Упускать не стал пацан.
Главные специалисты
Все значительно старей.
Далеко не оптимисты,
Потому что помудрей.
Всё такой же круглощекий,
Всё такой же легкий он.
Философией глубокой
Ваня не отягощен.
Мама так гордится сыном,
Лишь о Ване разговор.
«В нашей школе был кретином.
А он взял всем нос утер!
Персональная машина
И отдельный кабинет.
Ох, как рада я за сына.
Умный! Просто спасу нет!»
Как-то вечером ударно
Палисадник городя,
Он сказал: «Хочу шикарно
Жить! Поеду в город я».
Мама сначала побледнела,
Губы мелко затряслись.
«Это что еще за дело?
Без тебя и мне не жизнь.
Папа умер. Ты уедешь.
Дочке на фиг не нужна.
Ваня! Милый! Ты не бредишь?
Мне одной совсем хана!»
Разрыдалась мама горько.
«Ну, сыночек! Ты хорош!
Мне осталось жить вот столько!
Ты сейчас меня убьешь?»
Ваня маму обнимает.
«Ну, чего? Не плачь ты, мать!»
Ваня твердо обещает
Никуда не уезжать.
Прыг в «уазик» спозаранку.
И ударив по газам,
И давай крутить баранку
Он по фермам и полям.
И парнишка симпатичный,
И работник золотой,
Только что-то в жизни личной
У него сплошной простой.
Снохи хуже пистолета,
В них соперничества дух.
Сын же — это не котлета,
Чтоб делить его на двух.
Значит, он с женой милуйся,
Позабыв родную мать.
«Ты уж, Ванечка, не дуйся!
Должен маму ты понять.
Ольга щеки надувает,
Позвонит два раза в год.
Мама ж ей не помогает,
Мама ж денежку не шлет.
Я ж не дойная корова,
Чтоб меня всю жизнь доить.
Тоже мне нужна обнова
И покушать, и попить.
Для того ли вас рожала,
Ели лучшие куски,
Чтоб потом вас содержала
Я до гробовой доски?
Так что ты не дуйся, дочка!
Пусть супруг содержит вас!
Пусть он вкалывает! Точка!
Вот тебе весь мамин сказ!
За сыночка дорогого
Встану, словно монолит.
Хоть любая за такого
На край света побежит.
Вот вам, выкусите, девки!
Сгинь, напасть, и отвяжись!
Девки — это однодневки.
Мама — это на всю жизнь».
Гриша и его семья
Фу! Хоть рядом молодая
С ребятишками семья.
И ограда здесь прямая,
И новейшая скамья.
Невысок глава семейства,
Неприветлив Гришин лик.
Никогда над ним не смейся.
Он в порыве гнева дик.
Не смотри, что сухощавый,
В драку с Гришей не вступай!
Так задвинет левой — правой,
Что ложись и отдыхай.
В школе от него стонали.
Хулиган еще был тот.
Одного с надеждой ждали,
Что когда-то он уйдет.
Если Гриша на уроке,
Нервы вымотает он
Хоть кому. Одни упреки
Слышит мать со всех сторон.
Старшего братишку Гогу
Пристрастили к воровству
Потихоньку, понемногу
На бухло и на жратву.
Стал и Гришу брать на дело,
Ведь сподручнее вдвоем.
И компания сгорела,
И на зону прямиком.
Зона душу не излечит,
Никого не пощадит.
Слабых зона покалечит,
Сильных духом укрепит.
Грише дали погремуху,
Рыбой стали называть.
Резкий, юркий, даст по уху
И протягивает пять.
Срок отбыл и поселился
В деревушке небольшой.
Огляделся и женился.
Веселее жить с семьей.
А еще завел скотину.
И себе есть и продать.
И семейную картину
Стали дети дополнять.
Двое сыновей и дочка.
Вдруг решил: «Желаю я
Жить в Калиновке. И точка!
Это ж родина моя.
И деревня там большая.
И народ знакомый мне.
Нет милей родного края!»
Говорил своей жене.
С ним жена не стала спорить.
Может, правда, лучше там?
Быстро всё смогли спроворить:
Сдали скот и по газам.
Вот тогда и пригодился
Материнский капитал.
Он с семьей переселился
В край родной, как и мечтал.
Ставит новую ограду,
Красит, белит. Пыль столбом!
И готов почти к параду
Заселенный ими дом.
Только вот идти на ферму
Грише просто острый нож.
«Не хочу я эту скверну.
От нее бросает в дрожь!»
И нашлась при сельсовете
Работенка. Лучше нет!
За порядок он в ответе
На земле, где сельсовет.
Подметет, подправит что-то,
Мусор всякий уберет.
Чем, скажите, не работа?
Да еще оклад идет.
Как за Черною Курьей
Мужики гуляют.
Едет парень молодой.
— Подъезжай! — махают.
Подъезжает. Заглушил
Мотоцикл старый.
Мужичонка подскочил,
Лезет с полной чарой.
— Выпей, парень! У меня
Сын родился первый.
Ну, а здесь моя родня,
Коллектив мой верный.
— Ты сейчас, как царь на троне.
Гриша чарку отдает.
— Дал еще зарок на зоне,
Что ни капли больше в рот.
— Молодца! Чего тут скажешь?
И выпячивает грудь.
— Ну, надеюсь, не откажешь
Лимонада хлебануть?
— Лимонаду? Это можно!
Жить тебе и процветать!
Пей, отец! Но осторожно,
Чтобы разум не терять!
Подарил отцу улыбку.
— Прощевайте, мужики!
Вот возьми-ка, папа. Рыбку!
Здесь карась и чебаки.
И жене здесь есть работа.
Деньги в дом несет жена.
Целый день считает что-то,
Ведь бухгалтерша она.
Утром встанет, что-то сварит,
Деток в школу соберет.
Гриша печку кочегарит
И мурлыкает, как кот.
— На машину скопим денег.
Можно взять задешево.
Будем ездить мы на берег
Озера Хорошего.
— А права? — жена спросила.
— Отучусь! Я ж не дурак.
А машина — это сила.
Без нее нельзя никак.
Ведь у нас всё подороже.
В Карасук сгонял с тобой.
Там дешевле купишь всё же.
Да и выбор вон какой!
В лес за ягодой-грибами,
На рыбалку по утрам
Я смотался с пацанами.
Вот на стол и рыбка нам.
Подколымить также можно.
А жена ему сквозь плач:
— Только езди осторожно!
Ты ж у нас такой лихач!
— Ты начни в припадке биться!
Ведь еще машины нет.
— Да тебе нельзя садиться
Даже на велосипед.
А с мечтою жить прекрасно!
Стоит лишь закрыть глаза
И машину видишь ясно:
Руль, коробка, тормоза.
Женщинам всегда сложнее.
Им любовь еще подай!
Посильней, погорячее,
Чтобы чувства через край.
А еще и за фигурой
Нужно тщательно следить.
Лучше быть последней дурой,
Чем в ненужной форме быть.
А когда еще рожаешь,
Грудь обвисла, зад обмяк.
И хотя всё понимаешь,
Хочешь всё же, чтоб не так.
А ведь хочешь, чтоб мужчины,
Позабыв про все дела,
Снова взглядами, скотины,
Раздевали догола.
И тогда такая легкость,
Как у кукол надувных.
Ничего страшей, чем блеклость,
Нет для женщин молодых.
Гриша, он мужик хороший,
Но порой поймает бзик.
Но своей семейной ношей
Тяготиться не привык.
Старший сын их — восьмиклассни
С громким именем Роман.
Хоть он не был безобразник,
В голове его туман.
Он домашние заданья
Никогда не выполнял.
И уроков расписанье
В дневнике не заполнял.
На уроках очень часто
Он сознанье отключал,
Восседая безучастно.
Разве только не дремал.
И учительские речи,
Словно шум воспринимал
Или блеянье овечье,
Слышал, в суть же не вникал.
Сосчитать он может слачу
Все рубли до одного.
Только вот решить задачу
Непосильно для него.
Родион его помладше.
Политес ему знаком.
Может, словно листик падший,
Расстелиться пред отцом.
Знаем, ласковый теленок
Может там и тут сосать.
И всегда такой ребенок
Будет больше получать.
Словно котик, подкрадется,
Глазки светят огоньком,
Улыбнется, посмеется,
Говорит о том, о сем.
И ему всегда побольше
Доставалось без помех:
Если торт, всегда потолще,
А упреков меньше всех.
Но серьезно увлекаться
Не способен, хоть убей.
Мог он быстро загораться,
Остывать еще быстрей.
Но везде он заводила,
Не уступит никому.
Всех расставит, чтобы было,
Как он хочет, по нему.
И на улице всех громче
Он команды отдает.
Так же вел великий кормчий
К достижениям народ.
Если что замутят в школе,
Он напросится опять.
По своей по доброй воле
Груз любой готов он взять.
Как дюймовочка росточком,
Ротик, носик небольшой.
Ткнет кого-то локоточком
В бок, как будто бы иглой.
И сама как на иголках,
Вечно ворох новостей.
Говорят о балаболках,
Что язык их без костей.
Много есть у ней талантов.
Им дивятся млад и стар.
Поразит и музыкантов
И ее вокальный дар.
Может гавкать, кукарекать,
Как сорока закричит,
Как овечка может мэкать,
Как мышонок запищит.
Как же ей не похвалиться,
Если дар ее таков?
И зачем еще учиться?
Знает двадцать языков.
Позовет детишек, чтобы
Показать опять концерт.
И вокруг своей особы
Собирает контингент.
И вот так не только в школе
Под визжанья, хи-хи-хи,
Но и дома, где на воле
Ходят куры, петухи.
Всё Наташе интересно
И везде свой нос сует.
Ну, а это, как известно,
Для ума полезный плод.
Мама крутится на кухне
И Наташа. Где ж ей быть?
— Огонек! Смотри! Не тухни!
Дай нам супчик доварить!
И крутясь, как по манежу,
Ведь работ полным-полно:
— Мама! Дай я лук порежу!
Я ж не плакала давно.
Надя и ее семья
А потом опять вдова
Некогда замужняя.
Как осенняя трава,
Никому не нужная.
Мужа Эдиком кругом
Величали просто.
Как из сказки старой гном,
Маленького роста.
Он работал бригадиром.
В овцеводстве заправлял.
Но для чабанов кумиром
И начальником не стал.
Слишком робкий, вечно мнется,
Не ударит кулаком.
А у нас уж так ведется,
С робким, словно с дураком.
Коллектив порой сердился.
Он же руки разведет.
— Я к начальству обратился,
А начальство не дает.
Ну, а как полол картошу!
Сел и больше не встает.
Потихоньку, понемножку,
По травинке рвет и рвет.
А еще имел он хобби,
Что разгонит грусть-тоску.
Подходил он, как к особе
Новой, к каждому сучку.
В лес идет с ножом, с ножовкой.
Как ребенок увлечен.
Каждой новой заготовкой
Любоваться будет он.
«Вот из этой выйдет чертик.
Это выродок-дебил.
Это вылитый же скотник.
Не хватает только вил».
В мастероской он отдыхает.
Здесь на небе он седьмом.
Пилит, режет, вырезает,
Забывает обо всем.
Дверь откроешь! Словно в сказке,
В эпицентре разных действ.
Отовсюду смотрят глазки
Фантастических существ.
Рано Эдик свет оставил.
Сколько умерло идей!
Скольких ты не позабавил
Чудным творчеством людей!
И еще одной вдовою
Стало больше. А мужей
Накрывает, как волною,
И уносит в мир теней.
А такого обормота,
Как Костян, ее сынок,
Даже видеть не охота.
Настоящий бандерлог.
Школу кончил еле-еле.
По здоровью не служил.
Ни в каком полезном деле
Он себя не проявил.
Поработает немного,
То запьет, то надоест.
Дом родимый, как берлога.
И он только спит да ест.
С корешами-алкашами
Через день да каждый день.
Это лучше, чем часами
Слушать теледребень.
И досталось в драке Косте
С чужаками на реке:
Так ему вломили гости
Жлелезякой по башке.
Думали, конец Костяну.
Врач попался золотой.
И закрыл сплошную рану
Металлической плитой.
Закрепил лист на скрепку.
Всё! Свободен! Не болей!
Костя не снимает кепку,
Чтобы не пугать людей.
Дали прозвище Титаник
Константину корешки.
— Нужен, — ржут, — ему механик
Для лечения башки.
Но порой бывают глюки.
Выбежит во двор в трусах.
И схватив лопату в руки,
Он стреляет: Бах! Бах! Бах!
А однажды мать проснулась,
Глядь! Пуста его кровать.
И на улицу метнулась
И давай его искать.
Ни в сарайке, ни за домом.
Ищет здесь и ищет там.
Побежала по знакомым,
Побежала по друзьям.
Всем селом его искали,
Даже деток привлекли.
И в колодцы залезали,
И посадки обошли.
Встретил их один путеец,
Что «железку» обходил.
— Может, это ваш гвардеец
На казарме волком выл?.
А казармой называли
Люди дом старинный.
Там путейцы проживали,
А теперь руины.
Прилетели. Так и есть,
Собственной персоной.
— Ну, давай в машину лезь,
Наш неугомонный!
Маме радость, маме плач.
Живой и невредимый!
Мама прыгает, как мяч.
«Ах, ты мой родимый!»
Евдокимова Надежда
Не запоями, но пьет.
Есть еда и есть одежда.
Худо-бедно проживет.
Если не были богаты,
То и нечего жалеть.
И роскошные палаты
Никогда нам не иметь.
«Эх, подружка дорогая!
Что ж не пьешь? Я налила.
Ты одна. И я такая.
Видно, наша жизнь прошла.
Мужики у нас помёрли,
Разбежалась молодежь.
Только Костик костью в горле.
Ты вообще одна живешь».
Вот такие посиделки,
Где расслабятся они.
Рукоделье да безделки
Только скрашивают дни.
Всё же жизнь несправедлива.
Двадцать лет детей тяни
Да живи для коллектива,
Чтоб одной закончить дни.
Ах, ты наша бабья доля!
Видно, наш удел таков!
Жизнь, конечно же, не поле,
Чтоб без ям и бугорков.
В девках о любви мечтаешь,
О любимом каждый вздох.
Женихов перебираешь:
Тот не годен, этот плох.
А потом, как с дуба рухнешь.
Замуж с ходу и семья.
Охладеешь и потухнешь:
Что ж наделала-то я?
Сколько ж я перебирала,
Так и так, со всех сторон.
Из колоды я достала
Карту, но не козырь он.
Не беда, что некрасивый,
Не беда, что ростом мал,
Оказался он гневливый,
Даже руку поднимал.
Всё б простила супостату,
Если б денежки иметь.
Принесет домой зарплату,
В микроскоп лишь разглядеть.
Не дурак он был, конечно,
Кончил техникум на пять,
Но какой-то вялый вечно,
Не умел себя подать.
Из него какой начальник?
Не строжится, не орет.
Да его любой охальник
Засмеет и заплюет.
Вот придет домой и зудит:
То не это, сё не так,
И начальство он осудит,
И ругает работяг.
Ну, а сам чего ты можешь?
Бригадир же ты, не гость.
Как собака только гложешь
Всё одну и ту же кость.
Ну, и дома тоже толку
Никакого. Всё сама.
А намылить хочешь холку,
Заорет, сойдешь с ума!
Огород сажу, картошку.
Целый день, как автомат.
Он же тихо, понемножку.
Не увидишь результат.
Хорошо, что помогали
Дети. Всё уж не одной.
От него же мы не ждали
Помощи-то никакой.
Ладно! Жизнь свою прожили.
А второй нам не иметь.
Пусть богатств не накопили.
Но не всмем же богатеть.
Наливай давай, подруга!
Что сидишь невестою?
За любимого супруга!
Царствие небесное!
МОЛОДОЖЕНЫ
Ученик восьмого вида,
Так их надо называть.
За «дебила» же Фемида
Даже может наказать.
Жеребцову Вове школа,
Где тепло и есть дают,
Физкультура для прикола
И, само собою, труд.
Не читает он, не пишет,
Книжек в руки не берет.
Хоть учителя он слышит,
Но о чем он, не поймет.
После сытного обеда,
Что в столовой поглотит,
По закону Архимеда
На уроке крепко спит.
Никаких тебе контрольных,
Ни диктантов, ни стихов.
Как какой-нибудь из вольных
Средь холопов-мужиков.
И с улыбкою ехидной
Смотрит на учеников.
Участи их незавидной
Он сочувствовать готов.
«Чо фигнею заниматься?
Буквы, цифирки… Дурдом!
Но им некуда деваться.
Заставляют все кругом.
Лучше ручки — это вилы.
Лучше лом в руке сжимать.
Это вы, не я, дебилы,
Раз не можете понять».
Дуракам легко живется.
Ну, какой с них может спрост?
Надо плакать, он смеется.
Все смеются, морщит нос.
Не учись, а переводят.
Оставлять его нельзя.
И тоскливо рядом бродят
Одноклассники-друзья.
За селом большая свалка.
Любит Вова там бывать.
У него мешок и палка,
Он идет металл искать.
Обезьяною по кучам
Лазит Вова, быстр и лих.
Темпераментом могучим
Отличаясь от других.
А другие, горбя спины,
Изучают курс наук.
Ну, и кто из них кретины,
Рассуди-ка, милый друг?
Дома есть у них корова.
Вова встанет и в пригон.
Управляться любит Вова.
Прирожденный скотник он.
И напоит, и накормит
Скот, и вывезет навоз.
Если надо и подоит.
Как-никак в деревне рос.
А еще и ходит к вдовам.
Дров им кучу нарубив,
Шоколадом сторублевым
Он наестся и счастлив.
Юля тонкая, как ветка,
Черные глаза у ней.
Видно, это в ней от предка,
Что горячих был кровей.
Хорошо она училась
И прилежна, и скромна.
Только что-то с ней случилось:
Постоянна влюблена.
То ей снится одноклассник,
То влюбилась в рок-певца.
Каждый диск его, как праздник,
Может слушать без конца.
То учитель физкультуры
На год стал одним из них.
Нет для влюбчивой натуры
Праздников и выходных.
И любовные романы,
Что на западе пекут,
Где джульетты и сусанны,
Поглощала, как фастфуд.
А потом она соседа
Полюбила. Он женат.
Только наша непоседа
Не пугается преград.
Не любить не может Юля.
Сердце требует. Хотя
Всё талдычит ей бабуля:
— Юлька! Ты ж совсем дитя.
То повиснут на заборе,
Лясы точат час — другой,
То зависнут в милом споре
За какой-то ерундой.
В огород Андрей выходит,
Юля тоже в огород.
То в коротких шортах бродит,
То халатик расстегнет.
Как-то раз жена Андрея
Поливать пошла цветы
За пригон. В объятьях млея,
Целовались голубки.
Ну, скандал на всю планету.
Палкой Светка мужа бьет.
— Восемнадцати ей нету.
А тебе который год?
Ведь посадят же, придурок,
И надолго, не на год.
За такое среди урок,
Знаешь сам, какой почет.
И родителям досталось,
Раскатала под орех.
— Вы б за ней следили малость,
Чтоб не вешалась на всех.
Не права она, конечно.
От любви так далеки,
Много ль в области сердечной
Понимают старики.
Без любви не может сердце.
Снова требует: «Пора!»
Как же хочется согреться
У любовного костра!
Вова, вроде по-соседски,
Разговор с ней заведет.
Человек-то он не светский,
Чушь различную несет.
Вова часто по-соседски
Завернет на Юлин двор.
Словно бауэр немецкий,
Всё оценит. То забор
Он поправит. Из пригона
Быстро вычистит навоз.
Юля встанет, как мадонна.
Он пыхтит, как паровоз.
А когда они в столовой,
То отдаст ей пирожок,
То какой-нибудь перловой
Кашей поделиться мог.
Рюкзачок ее из школы
И до школы тащит он.
И всегда такой веселый.
Сразу видно, что влюблен.
Днями он у них батрачит
И столуется у них.
Юлю любит он и значит
Будет Юлин он жених.
А у них уж обнимашки,
Целовашки, все дела!
Что ж мы, будто первоклашки?
И она ему дала.
Вове очень это дело
Полюбилось. Благодать!
Стал решительно и смело
Каждый день ее топтать.
Только маму не обманешь,
Ведь на то она и мать.
— Юлька! Ты же мамой станешь.
Это ж надо понимать.
— Мама! Мы друг друга любим.
Вова, он такой простой.
Ты не против, если будем
Мы теперь одной семьей?
— Вова тоже мне по нраву.
Но нельзя ли потерпеть?
Ведь на брак, как на забаву,
Доченька, нельзя смотреть.
Восемнадцати вам нету.
Регистрировать нельзя.
— Мама! Я ребенка к лету
Жду. У нас уже семья.
Что ж теперь? Хочу я свадьбу.
Чтобы всё, как у людей!
Чтоб столы на всю усадьбу
И полным-полно гостей.
Свадьбу в сентябре сыграли.
Свет у них всю ночь не мерк.
Гости пели и плясали,
Запускали фейерверк.
«Горько!» — бесперечь вопили.
Чтоб была счастливой жизнь
Молодых, посуду били.
В общем, свадьба зашибись!
Вова в первый раз в костюме,
Галстук в первый раз надел.
За столом, как чукча в чуме,
Он торжественно сидел.
Старший брат таскал спиртное
Друганам, что у двора.
За событие такое
Выпивали до утра.
Вова справку получает.
Восемнадцать лет. Адью!
На работу поступает,
Надо содержать семью.
Так супружескою парой
Школа их обзавелась.
Правда, по привычке старой
Осуждали эту связь.
Новый год прошел. У Юли
Стал животик, как арбуз.
Улыбаются:
— В июле
Будут в классе карапуз.
В выпускном училась дочка.
Мама в отпуске на год.
И над внуком, словно квочка,
Ни на шаг не отойдет.
Управляющий доволен:
Вова трудится, как вол.
Скот накормлен и напоен,
И всегда очищен пол.
Да и дома Вова пашет.
Целый вечер за скотом.
Если теща что-то скажет,
Делает чуть не бегом.
Как тут теще не хвалиться.
— Работящий и не пьет.
Но бывает, матерится,
Если что-то не идет.
Ну, конечно, есть проблемы.
Слишком примитивен зять.
Отвлеченные он темы
Не способен понимать.
И порою, как ребенок,
Он вести себя начнет:
То заржет, как жеребенок,
То замявкает, как кот.
Любит мультики ужасно,
А на книжки не глядит.
— Портить зрение напрасно
Не хочу,— он говорит.
Юля школу завершила.
Выпускной. И всё на том.
Никуда не поступила,
Надо ж нянчиться с дитем.
Выставляет в «Инстаграмме»
Фото сына через день.
Полюбуйтесь, люди, нами!
И читает дребедень
«В одноклассниках», «В контакте»
Может просидеть полдня
За экраном, как на вахте,
Крепким кофе сон гоня.
Не без ссор. Порою вспыхнет,
Покраснеет, заорет.
Так она на Вову рыкнет,
Так супруга обзовет.
И тогда уже по полной
Достается мужику.
И кретин, и волк позорный,
И в башке его ку-ку!
— Я б сейчас училась в вузе,
Я б жила в других мирах.
И ходила б в белой блузе
И высоких каблуках.
Как-то Вова рассердился,
Хлопнул дверью и тикать.
Но потом перебесился
И вернулся к ним опять.
Юля бросилась на шею.
— Ты прости меня, родной!
Я о ссоре сожалею.
Виновата пред тобой.
Ночью так его ласкала,
Но и Вова не подвел.
Потрудился он немало,
Настоящий был орел.
Тесть ворочал мысли злые.
Тоже был с женой не прочь.
«Ну, как кролики какие!
Блин! Сношаются всю ночь!»
Хозяева просторного дома
А вот этот дом просторен.
Двор большой и огород.
Был хозяином построен
И, конечно, не за год.
Звать хозяина Виталий.
В высоту пошел и вширь.
Раньше б про него сказали:
«Это русский богатырь!»
Отучился он в сельхозе
И на родину отбыл.
И в своем родном колхозе
Сразу должность получил.
Не по чину и не к месту
Холостым ему ходить.
Мать ему нашла невесту.
Посмотрел он. Так и быть!
— Ты готов ли к перелету? –
Говорит жена. — Сейчас
Мне в Калиновке работу
Предложили. Первый класс.
И жилье им выделяют,
Хоть оно невелико,
На двоих вполне хватает.
Всем сначала нелегко.
Люба в школе, он — в совхозе
Возглавляет РТМ.
Но совхоз и в малой дозе
Подойдет — увы! — не всем.
И начальник, даже мелкий,
Чтобы пост свой удержать,
Должен бить о пол тарелки,
Материться и визжать.
И поэтому так психи
На таком посту нужны.
Если робкий ты и тихий,
То и нет тебе цены.
Работяги посылают
На три буквы, не боясь.
И начальство сверху давит
И затаптывает в грязь.
И когда осталась школы
Без учителя труда,
Он отрекся от престола
И устроился туда.
Прибавленье страсти пылкой
Ожидало скоро их.
И теперь своей квартиркой
Им делиться на троих.
И сказал Виталий громко:
— Всё! Мы строим новый дом!
Кроме дочери, потомка
Мы еще произведем.
Книжки разные читает
О строительстве домов.
Чертит, пишет, вычислят.
Через год он был готов.
— Деньги? Ссуда без возврата.
А еще разводим скот.
Плюс твоя, моя зарплата.
Посмотри, здесь мой расчет.
Загорелся так Виталий,
Только этим и живет.
Все подробности, детали
Сотню раз он обсосет.
И в конце на Молодежной
Землю выделяют им.
Вот где развернуться можно!
Удивим так удивим!
А пока он собирался
(Здесь поспешность не нужна),
В учреждениях мотался,
Сына родила жена.
На сто раз он всё замерил,
Всюду колышки забил.
И в мечту, которой верил,
К исполненью приступил.
Он траншею под фундамент
Рыл с утра до темноты,
Вырисовывал орнамент
На земле своей мечты.
Что ж жена? На ней скотина,
Дети, школа, огород.
И худа, как хворостина.
Не полнеют от забот.
Пусть теперь фундамент сядет,
Задубеет. Через год
Он уже каркас поставит,
То есть стены возведет.
В мастерской, где он детишек
Обучал, станки стоят,
Материала есть излишек.
Можно делать всё подряд.
Пообедает и снова
В мастерскую он идет.
Для грядущего родного
Дома проливает пот.
Двери делает и окна
И узоры над крыльцом,
Чтоб красиво, благородно
Выглядел их новый дом.
В ста шагах за мастерской
Дом директорский стоит.
И директорша с тоской
Часто у окна стоит.
«Снова свет горит,— бормочет.
— А десятый час идет.
Вот же делает, что хочет.
Никого не признает».
И Виталия однажды
Вызывает в кабинет.
— Разговор,— сказала, — важный
И серьезный, тэт-а-тэт.
Мастерскою, извините,
Откровенной буду я,
Пользуетесь, как хотите,
Словно лавочка своя.
В личных целях мастерскую
Вы используете. Так?
И скажу вам напрямую,
Что терпеть такой бардак
Больше я не собираюсь.
Материал, что каждый раз
Выбиваю я, стараюсь
Для уроков, не для вас.
— Я ж учитель. И супруга.
Помогайте! — молвил он.
— И с какого перепуга?
Или есть такой закон?
Слово за слово. И ссора
Разрослась, как снежный ком.
Значит, мало разговора.
Надо собирать профком.
Разругался с директрисой,
Заявление на стол.
«Всё! Работать с этой крысой
Не желаю!» И ушел.
«На себя хочу работать,
Не на дядю. Я не раб.
По хозяйству столько хлопот!
Да и дом ни тяп и ляп!»
Он крестьянское хозяйство
Оформляет. И вперед!
А хозяйство разгильдяйства
Не потерпит, упадет.
Стены сделает из бруса.
Одному тут не поднять.
Хоть китайца, хоть индуса,
А кого-то нанимать.
Виктор Янович — учитель
Согласился помогать.
Он, как громкоговоритель,
На всю улицу слыхать.
А потом всё это сняли
И на следующий год
Вновь каркас они собрали,
Дома нового оплот.
Год еще прошел. И в новый
Дом заехали они.
Не совсем еще готовый.
Но на то они и дни,
Чтоб доделывать до точки,
До ума, повсюду лезть.
Есть здесь комната для дочки
И для сына тоже есть.
А работ, как говорится,
Каждый день невпроворот.
И одно и то же снится,
Как он пилит, носит, гнет.
И забор поставить надо,
Срочно стайку для коров.
И одна грызет досада::
В сутках мало так часов.
Развели они скотину:
Три коровы, пять телят.
И говядину, свинину
Раскупают нарасхват.
Трактор есть и всё что надо.
И вспахал, и сено сгреб.
За двором стоит громада:
Стог такой, как небоскреб.
А его супруга Люба
Вилы длинные возьмет.
Просто дорого и любо
Посмотреть, как стог кладет.
И летает, как торнадо:
Школа, дом, туда — сюда.
Называть ее бы надо
Героинею труда.
Кто же денежные средства
Зарабатывать не рад?
«Хочешь жить — умей вертеться»,-
Как в народе говорят.
Всё построено бы вроде.
Дочка замужем. Родной
Сын согласно новой моде
Спит с гражданскою женой.
Тут-то с ним беда случилась.
Навалилась тьма проблем.
Будто он попал в немилость
У того, кто правит всем.
Спину сразу вдруг скрутило,
Не согнуть, не разогнуть.
Стало всё вокруг немило.
Боль такая — просто жуть!
Операция. И вроде
Полегчало. Отлежал.
Но таков уж по природе:
Стало легче, сразу встал.
И опять он весь в работе.
Лишь поспать заходит в дом.
Так охотник на охоте
Забывает обо всем.
Тут с ногой беда случилась.
Стал как старая карга.
Вроде как переломилась,
Хоть цела она нога.
И опять кладут в больницу.
Операция опять.
Лечат ногу, поясницу.
Но уже не побежать.
Про Лёшу
Едут, едут новоселы,
Мудрецы и дурачки,
Молчуны и балаболы,
Работяги и сачки.
Принимают на работу.
Дефицит рабочих рук.
Тут любому обормоту
Рады. Лишь работай, друг!
И дают квартиру сразу.
И немало есть таких,
Непривычных к унитазу,
Что в диковинку для них.
Лёша, он мужик хороший,
Но немного грубоват.
С лошадиной длинной рожей
И к тому ж сутуловат.
Он слесарит в РТМ.
Там работ невпроворот.
И общается со всеми
И советы подает.
Он начальников не любит,
И больших, и небольших.
«Убери их! Не убудет!
Только вред один от них!»
Новой жизнью недоволен,
Словно он попал в тюрьму.
Человек почти что болен,
Если всё не по нему.
«Нет! Уедем мы отсюда! –
Говорит порой жене.
— Тут директор — чудо-юдо.
И другие не по мне».
И уехал бы, но случай
С ним тогда произошел.
Вот такой уж невезучий
Оказался новосел.
Как-то раз заходит Мишка,
Друг его, и стал просить:
— Не одолжишь ли ружьишко,
Чтоб свинью мне пристрелить?
-Чтобы сала дал немного!
Мишка головой кивнул.
И с ружьем домой. С порога
Не в свинью, в жену пальнул.
Отвезли жену на «скорой».
А супруга в «воронок»,
В тот, с решетками который.
И в темницу под замок.
Мишке — срок. Об обормотах
Всё! И Лешу наказать!
На общественных работах
Должен месяц отмотать.
А у Леши мини-трактор.
Он к главе.
— Да я бы мог
Очищать от снега. Так-то
Отработаю я срок.
И главе такое дело
По душе.
— А что? Давай!
Снега много налетело.
Только чистить успевай!
Школа, почта, клуб, больница,
Детский садик, сельсовет…
Только успевай крутиться!
Целый день кордебалет.
«И калым — святое дело.
Им я очень дорожу.
Подходите, люди, смело!
Никому не откажу!»
Леша Путина ругает.
Для него он главный враг.
Он начальство не гоняет
И в стране развел бардак.
«Если я бы жил в Европе,
Кучу денег получал.
И такой удел холопий
Мне бы там не угрожал.
Там имеет работяга
Дом, машину, в банке счет.
А у нас всю жизнь бедняга
За копейки спину гнет».
Трудно жить таким на свете,
Если мир для них — бардак,
Если ноют, словно дети:
То не этак, сё не так.
Все кругом для них плохие,
Вся страна для них — бедлам.
«Есть же страны вон какие!
Что ж я не родился там?
Вот бы маму из Нью-Йорка,
Папы б родина — Техас.
И на Пальма-де-Майорка
Я бы нежился сейчас».
Вот пожили б вы, ребята,
В девяностые года.
Слово русское «зарплата»
Позабыл народ тогда.
Если всё разворовали
Своры жадные барыг.
Вымирал народ. Едва ли
Возродишь страну за миг.
Мы — не Запад. Мы — Россия.
Запад нам — не господин.
И куда придет миссия,
Знает только он один.
На витрину расписную
Неразумное дитя
Смотрит: «Я хочу такую!
Ну, кусочек бы хотя!
Не дадите, я заплачу.
На пол упаду еще!
Не поеду я на дачу!
В Дисней-Лэнд хочу! И всё!
Чтоб рекою пепси-кола,
Барби, симпсоны кругом!
Надоела ваша школа!
Ненавижу этот дом!»
Вот и взрослые не лучше.
Развелось их через край!
И долдонят, словно клуши:
«Здесь всё плохо! Там же рай!»
Как Ваня стал отцом
Он учился в одиночку.
Худо-бедно сосчитать
Мог до ста. Поставить точку,
Если нечего сказать.
Парень тихий, бесконфликтный,
Он восьмой имеет вид,
Совершенно безобидный,
Никому не навредит.
А живет он с папой — мамой,
Дом просторный на троих,
По причине этой самой
Всех дороже он для них.
Хоть он пишет и читает.
Но не любит этих дел.
А труды он обожает.
На трудах бы день корпел.
На труды летел стрелою.
Это не тетрадь давить.
В мастерской все под рукою.
Не хотелось уходить.
Восемнадцать лет Ивану,
Значит, надо взрослым быть.
Телевизору, дивану
Будет в старости служить.
Он на мельницу устроен.
Папа с мамой тоже там,
И поэтому все трое
Выходили по утрам.
Их родня в другой деревне.
Как-то съездили втроем.
Мама в двор зашла соседний
Поболтать о том, о сём.
Вот толкуют оживленно.
Тут девчушка в дом вошла.
Мама смотрит удивленно.
— Как ты, Лена, подросла!
Лена выглядит подростком,
С детским личиком, светла.
Пусть и с невысоким ростом,
Но уж формы обрела.
Лену взяли из детдома.
И с тех пор живет она
В их деревне. Всё знакомо.
И в семье она одна.
Смотрит пристально соседка.
От нее секретов нет.
— Наша Леночка — не детка.
Всё же восемнадцать лет.
— Я хитрить с тобой не стану,-
Мама Ванина ей.
— Ну,
Вот бы нашему Ивану
Да такую-то жену!
Достает вино соседка.
Продолжают разговор
Задушевный, как нередко
Приводилось с прежних пор.
— Да! Иван — хороший парень,
Тихий, скромный, золотой.
Не какой-нибудь татарин,
Нам почти что как родной.
Пусть решают молодые.
Как решат, тому и быть!
За слова ее такие
Грех бы было не налить.
А когда сказали Ване,
Раскраснелся, пот бежит,
Словно вышел после бани.
Ничего не говорит.
Неожиданно, нежданно
Эту новость осознать,
Что свалилась на Ивана,
Что он может мужем стать.
Но уж возраст тот. Волнуют
Парня прелести девчат.
Видеть в фильмах, как целуют,
Как на девушках лежат.
Что же Лена? Удивилась.
Враз как в омут с головой.
А подумав, согласилась.
Всё же Ваня ничего.
Обо всем договорились.
Быть им мужем и женой.
Через месяц поженились,
Лену увезли с собой.
Показал себя гусаром
Ваня. Сына в дом несут.
Значит, улицу недаром
Молодежною зовут.
Через год опять рожает.
Вот для девок всех пример!
И свекровка принимает
Роды, словно акушер.
И теперь гуторят снова
Деревенские о том:
Вроде Ленка Ермакова
Снова ходит с животом…
Маша и ее семейство
Умер он как раз на Пасху.
И покинув белый свет,
Может, в рай попал, как в сказку
В этот день. А может, нет.
В Карасук его забрали.
Без родных и без друзей,
Как собаку, закопали
На участке для бомжей.
Жизни смысл в простом обличье
Он усвоил: водку пить.
Если нет ее в наличье,
Значит, надо находить.
Был Илья довольно крупный.
Ел помногу, долго спал.
И себя работой трудной
Никогда не утруждал.
Лишь на свет он появился,
Носят пенсию домой,
Потому что он родился
С инвалидной головой.
Правда, в школе научили
Счету, чтению, письму.
Книжки те, что в доме были
Очень нравились ему.
Их семья была большая.
И квартира не мала.
Мама, пусть немолодая,
Мужа нового нашла.
Бравый Витя Черноморец,
Говорун и зубоскал,
Машу, как кавказский горец,
Сразу же очаровал.
И нисколько не смутило
Витю пятеро детей.
— В ребятишках жизни сила,—
Говорил он часто ей.
Два лишь органа рабочих
Он имел: язык и тот,
Что для многих между прочих
Самым важным предстает.
А потом всё чаще Маше
Начал Витя говорить:
— Чтоб дела поправить наши,
Надо нам в деревне жить.
Разведем мы там хозяйство
(Я когда-то скот держал)
И трудом без разгильдяйства
Мы сколотим капитал.
Дали телеобъявленье,
Что в деревне жить хотят.
Бац! И тут же в воскресенье
Из Калиновки звонят.
Был у Вити «запорожец».
Машу он с собой берет.
Как великий полководец,
Витя делает обход.
Что ж! Просторная квартира,
Баня есть, гараж, сарай,
Комнатушка для сортира
И вода. Ну, просто рай!
Документы подмахнули.
Сопли нечего жевать!
И в деревню мотанули,
Чтоб хозяйство поднимать.
Молоко своё, яички,
В огороде всё растет.
Витя ходит. По привычке
Всем команды отдает.
Не прошло и полугода
И на мясокомбинат
Отвезли корову. С хода
И свинью под жирный зад.
— Есть идея! Маша, верь мне! –
Как-то Витя говорит.
— Мой дружок на свиноферме
Зоотехником сидит.
Там элитная порода.
Закупала их Москва.
Вырастают за полгода
Где-то центнера на два.
Друг продаст. Не сомневайся!
Даже много не возьмет.
— Ладно, Витя! Собирайся!
И все деньги отдает.
И в Баган уехал Витя.
Сторож был его дружок.
Водка, девки в общежитье.
Деньги тают как песок.
Он пропился под чистую.
Начинает к другу лезть.
— Машке-то чего скажу я?
— Да, не бойся! Выход есть.
Ну, бери мешки, Витюха! –
Говорит ему дружок.
— Я работу знаю глухо.
За меня держись, Витек!
Вот они зашли на базу.
И дружок, как старый кот,
Поросят хватает сразу
И в мешки ему сует.
Восемь штук кладут в багажник.
— Ну, а это… как расчет?
У меня ж пустой бумажник.
— Витя! Я же друг, не жмот.
— Ну, пока! Даю я хода!
Не влетит тебе?
— Будь спок!
— Ну, а что же за порода?
— Да ремонтные, Витек.
Из пригона визг несется,
Хоть святых всех выноси!
Хорошо у нас живется
Бизнесменам на Руси!
Поросята с аппетитом
Жрут и жрут в теченье дня.
Постоянно над корытом
Визги, драки, толкотня.
Вот появится у входа
Кто с ведром, они ревут.
И прошло уже с полгода,
Поросята не растут.
— Это что за поросята?
Ты откуда их привез?
— Это, Маша, виновата
Здесь болезнь, описторхоз.
А кормить уж силы нету.
Деньги только так летят.
И под нож пустили эту
Свору тощих поросят.
Витя чуть притих. Но долго
Он не может без идей.
— Чтобы денег было много,
Разводить начнем кролей.
Те ж немерено плодятся.
Мяса будет завались,
Шкурки будут продаваться.
Заживем мы зашибись!
В Карасук смотался быстро,
Где-то парочку достал.
— Чтоб в пригоне было чисто! –
Ребятишкам приказал.
Месяц минул. И с приплодом.
Витя молвил:
— Благодать!
Так и будем год за годом
Мы богатством прирастать!
В огороде рвут ребята
Травку разную и мох.
Стали вялыми крольчата
И весь выводок подох.
Витя же не унывает.
— Всё! Картошка нам нужна!
Ведь картошку покупает,
Почитай, что вся страна.
А полей кругом по горло.
Это же бесценный дар!
Всё! Весной, — промолвил гордо.
— Мы засеем весь гектар.
Садят день, второй, неделю.
Тело ноет, всё болит.
И за этой канителью
Витя тщательно следит.
Он похож на генерала.
Лучше ты его не зли!
— Ну, совсем осталось мало.
Поднапряглись! Налегли!
Посадили еле-еле.
Вот уже кусты стоят.
А прополка же на деле –
Это настоящий ад.
Духота. И тучи гнуса
Раздирают больно плоть.
Тут ни негра, ни индуса
Не заставили б полоть.
Так что выйдут на прополку,
Помахали и домой.
От такой работы толку
И отдачи никакой.
А потом и колорадский
Этот полосатый друг,
Наш партнер американский
Все кусты обсыпал вдруг.
— Эту самую заразу
Аппетит ее убьет.
Повкусней сожрет и сразу
С поля нашего уйдет.
Витя всё на свете знает,
Спорить с ним бесполезняк.
Пусть семейство отдыхает,
Он отец им, а не враг.
Вот и осень золотая.
В поле двинулся отряд.
Ах, ты, мама дорогая!
Сорняки стеной стоят.
Где ж картошка? Дети бродят
Среди джунглей сорняков.
Но картошки не находят
Никаких они кустов.
— Не такое мы видали!
Расставляет он ребят.
Те лопаты в руки взяли
И копают всё подряд.
Через час мешок картошки
Накопали. Как горох!
Для супов и для окрошки
Урожай совсем не плох.
Всю неделю гнули спину.
В день нароют ведер пять.
А вторую половину
И не начали копать.
Через год внезапно Маша
Богу душу отдала.
В Карасук смотался Саша,
Катя замуж удрала.
Витя вдовствовал недолго.
Взял он новую жену
Помоложе. Не отторгла,
Потому что не одну.
Четверо детей у Эли.
Все от разных мужиков.
С ними с юных лет в постели
Развлекалась, будь здоров!
Муж трудился неустанно.
Минул срок и родила.
Но пила. Уснула пьяной
И ребенка приспала.
Через год опять рожает.
Материнский капитал
И другое получает.
— Покупаем дом,— сказал
Витя, — будем жить отдельно.
Здесь останется Илья.
Пусть царит здесь беспредельно.
А у нас своя семья.
Так Илья один остался
И живет почти счастлив.
День прошел, он набухался.
Но бывает перерыв.
Деньги ведь имеют свойство
Убывать и исчезать,
Вызывая беспокойство
«А на что теперь гулять?»
Он встает с рассветом строго,
По деревне промелькнет
И бычки (курил он много)
Он в пакетик соберет.
А потом к нему прибилась
Гала, тоже инвалид
Как Кощей, черна, запилась.
Очень нетоварный вид.
А вдвоем бухать сподручней.
Корешки — хоть не зовешь –
Соберутся. Так что скучной
Жизнь у них не назовешь.
А порой Илья буянит.
Галу так он обкладет,
Кроет так, трава завянет,
Птица с неба упадет.
Матерится некрасиво,
Словно бешеный, ревет.
Может быть, от недолива.
Может быть, наоборот.
Всё железное, что было,
Сдал давно на выпивон:
Бочки, ведра, трубы, шило.
Лишь топор оставил он.
Ничего Илья не строил.
Разрушать он только мог.
В гараже сортир устроил
И засрал под потолок.
Подписался на районку.
И когда она придет,
Все дела тогда в сторонку,
Всё внимательно прочтет.
Но весной, однако, Гала
Как-то сразу, как-то вдруг
Грядку целую вскопала
И посеяла там лук.
Огород — смотреть же страшно!
Там бурьян стоит такой,
Что туда вступить отважно
Не осмелится герой.
Там и мусорные кучи
И остатки от белья,
И репей стоит могучий,
И в два метра конопля.
А Илья, когда поддатый,
Словно боцман с корабля,
Гнет тогда такие маты,
Что колеблется земля.
Как Илья наподдается,
На серьезный разговор
Сильно тянет и плетется
Пьяный на соседний двор.
Он сперва курить попросит.
Дым пуская голубой,
Он соседу мозги сносит
Бесконечной болтовней.
Депутат жила напротив.
— Опекать вас буду я,
Чтоб чего не наворотив,
Не попал в беду Илья.
С ним за пенсией сходила,
К леснику пошла домой.
Шесть кубов ему купила
Дров, чтоб не замерз зимой.
Но опека-то опекой,
От запоев не спасет.
Тут хоть днем, хоть ночью бегай,
А душа свое возьмет.
Громыхают снова маты
Прямо с раннего утра.
Он, небритый и лохматый,
Галу гонит со двора.
Может быть, бычки скурила
Или же в углу нашла
То, что спрятано им было,
И в себя перелила.
Всё! Отпил, отматерился.
В светлый Воскресенья день
Без сознания свалился
И окоченел, как пень.
Для чего прожил, кто знает?
Есть ли смысл в бесплодных днях?
Но его лишь понимает
Только Тот, Кто в небесах.
Нина Петровна. Вам не видать таких сражений!
Вам не видать таких сражений,
Таких внушительных побед!
Нина Петровна — просто гений!
Ораторов ей равных нет.
С весны и до поры осенней
Уже с утра несется крик.
То гонит кур во двор соседний,
То уток страшный гнев настиг.
А лексикон у ней богатый,
Он выше всяческих похвал.
И хорошо не бьет лопатой,
Но вот словами наповал.
И могла б словарь ругательств
Записать. И для него
Неужели б из издательств
Не нашлось ни одного?
Хорошо коров немного.
И на них обрушит ор:
— Вон же, сволочь, есть дорога.
Прешься чуть ли не во двор.
Если курица заскочит
К ней случайно в огород,
Гнев такой в груди клокочет,
Вырываясь через рот.
Схватит всё, что попадется,
Палку, вилы или лом,
И за курицей несется,
Как танкетка, напролом.
Та, несчастная, метаться.
Как ей выскочить во двор.
Это же сплошной хоррор!
Всё тогда она узнает
Про себя, какая есть.
Пусть дурная не летает,
Не заслужит эту честь.
И запомнится навеки,
Хоть короток этот век,
Что страшнее, чем абреки,
С виду мирный человек.
Худо — бедно, но к порядку
Приучила всех подряд.
И теперь они на грядку
В огород к ней не летят.
И ее услышав крики,
Сразу прячутся во тьму.
Всё же куры — зверь не дикий,
Понимают что к чему.
А еще ведь есть собаки!
К ним такой нашла подход.
Палкой треснет по спиняке,
Заскулит и удерет.
Но нашла коса на камень.
Такова уж наша жизнь!
Двое очень грозных барынь
В битве яростной сошлись.
Схватка с Ниною Петровной
Вечером произошла.
Частный скот пастух наемный
Гнал по улицам села.
И одна корова рьяно
Как давай чесать живот
О забор. И он, как пьяный,
Зашатался взад-вперед.
Тут уж грозная хозяйка,
Словно зверь, исторгла рык:
— Ах, ты сволочь, негодяйка!
Чтоб ты сдохла! Пик-пик-пик…
Палкой так ее огрела!
Так корова замычит!
По дороге полетела,
Как какой-нибудь болид.
А хозяйка увидала
И оскалилась, как рысь.
Тут никак уж без скандала
Двум бойцам не обойтись.
Люба Зайцева главбухом
В те работала года.
Языком сильна и духом.
И обиды никогда
Не прощала. И такое,
Увидав, визжит она:
— Ах, ты сволочь! Бочка гноя!
Ведьма! Гадка! Сатана!
Чтоб ты сдохла! Чтобы черти
Твой бы вырвали язык!
Чуть коровушку до смерти
Не забила! Пик-пик-пик!
Что же с Ниною Петровной?
Воевать ей — значит, жить.
Да и сделкой полюбовной
Дело им не разрешить.
И такая перепалка
Началась, что всех святых
Выноси! Соседей жалко
И животных, что у них.
Разлетелись куры, утки,
Стресс случился у свиньи.
Впечатления на сутки,
Может быть, не на одни.
А супруг ее Владимир
Тем же даром наделен.
Может стрекотать, как триммер,
С кем-нибудь по часу он.
Был до пенсии связистом
И работником узла.
Это словно как министром
Телефонным для села.
И в коморке у Володи
Мужики сидят в тепле.
Это что-то центра вроде
Информации в себе.
Здесь все новости приносят.
Успевай на ус мотать!
Обстоятельно расспросят,
Чтоб подробности узнать.
И поэтому Владимир
Хорошо осведомлен.
В голове как будто ливер
Из событий и имен.
Держит руку он на пульсе,
Как хороший Гиппократ,
И поэтому он в курсе,
Новостей текущих склад.
А еще рыбак он ярый,
Ловит всё, что ловится.
На рыбалке даже старый
Молодым становится.
Может с утренней зари
С другими рыбаками
У реки пробыть. Смотри
Лишь за поплавками.
И друг друга навещать.
Как у них с уловом?
Про подкормку разузнать
Можно между словом.
Кто-то новое удило
Хвалит. «Дрыхнул с ним бы!»
Этих денег бы хватило
На два пуда рыбы.
Рыбаки опишут ярко
Каждый случай до небес.
Их послушать, так рыбалка –
Самый главный интерес.
Вот один раскинул руки.
— В прошлом месяце поймал
Щуку. Я подобной щуки
Даже в фильмах не видал.
Хорошо, что нашей речкой
Кит решил пренебрегать.
Никакой тогда уздечкой
Рыбаков не обуздать.
Если б только рыбы знали,
Сколько говорят о них,
То носы бы так задрали:
Мы же знать, не из простых.
Ездит он, не разгоняясь,
И всегда на нем ремень.
И сидит, не отвлекаясь.
Не водитель, а кремень.
Вот приехал зять московский.
Словно клоун, он одет.
Он по линии ментовской
С молодых шагает лет.
Он большой и очень шумный,
Непосредственный мужик.
То заржет как полоумный,
То издаст звериный рык.
Говорит он очень громко.
Как-никак уже майор.
И ушная перепонка
Дребезжит. Такой напор!
Дочка очень располнела,
Разнеслась со всех сторон.
Рубенсу б такое тело,
Вот бы был в восторге он.
Внука же совсем не видно.
За планшет он сунется.
И ничем — вот что обидно! –
Не интересуется.
— Затоплю я, батя, баньку,
Буду свежим, розовым.
Ох, и отлуплю я Таньку
Веником березовым.
Так зятек себя напарил,
Выполз красный и сырой.
Даже сразу не базарил,
Силы нету никакой.
Отдышался, отпыхтелся,
Шорты, майку натянул,
А потом за стол уселся,
Прогибая старый стул.
— Ну, за баньку!
Тянут рюмки.
— Хорошо в деревне тут! —
Зять сказал.
— Не то, что в дурке,
Что Москвой у нас зовут.
Толкотня в Москве такая
И бегут куда-то все.
Да и жизнь там дорогая.
Я, как белка в колесе.
А у вас тут тихо, гладко,
Огород какой большой,
Никакого беспорядка,
Чинно здесь и хорошо.
— Ну, и ехали б в деревню.
Нам бы были здесь плечом.
— Не! Сюда мою царевну
Не заманишь калачом.
Там, где стопка, там вторая,
Ну, и третья голубком.
И сидят они, болтая
И о этом, и о том.
— Я пашу, как вол, не трутень,—
Голосит поддатый зять.
— А живу как? Это Путин!
Надо Путина свергать
— Это что же ты болтаешь?
Это что же мелешь ты?
Или ты не понимаешь,
Что без Путина кранты?
Винник Владимир Анатольевич и Винник Нина Петровна — супружеская пара. Проживает на улице Молодежной, дом 23, квартира 2. Трое детей: две дочери и сын Владимир. Нина Петровна работала в совхозе. Постоянные хронические болезни, всё время лечится или лежит в больнице. Владимир Анатольевич работал телефонистом в АТС. Имеет машину «Нива». Скуп, деньги своей супруге не отдает. В молодости имел связь с продавщицей, которую Нина Петровна до сих пор вспоминает недобрыми словами.
Карасукский район богат водными ресурсами. Главная речка — Карасук, которая протекает через несколько районов Новосибирской области и теряется где-то в озерах Северного Казахстана.
Любимое его занятие — рыбалка. Когда поймает много рыбы (а такое случается), обзванивает знакомых, предлагая на продажу. Хотя тут у него немало конкурентов. Это и другие рыбаки из Калиновки. А главным образом хорошане, которые ловят сетями и на легковых машинах ездят по деревням, предлагая рыбу.
В последние годы Владимир Анатольевич тоже стал прибаливать. Нашел в Новосибирске госпиталь для военных, где лечат бесплатно. И ежегодно отправляется туда для лечения. Хотя в армии он не служил. У него сильно косит один глаз. Может быть, потому что связисты пользуются теми же льготами, как и военнослужащие?
Старшая их дочь замужем, проживает в Москве. Время от времени летом навещают родителей, приезжают на своей машине. Вторая дочь Галя живет в Калиновке в доме своих дедушки и бабушки.
Про Валеру
А бывают и такие,
Что гремит о них молва:
«Руки просто золотые,
Да дурная голова».
Он живет один. Татьяна,
Разругавшись с мужем вдрызг,
Чтоб не видеть рожи пьяной,
Удрала в Новосибирск.
Дочка замужем. И тоже
Городская уж давно.
Папе с вечно пьяной рожей
Приезжать запрещено.
Закодировавшись, в город
На работу мотанул.
Полон сил, есть опыт, молод
И пахать готов, как мул.
Поработал, прибашлялся
И машину прикупил,
И домой на ней смотался,
И как следует, обмыл.
Пил неделю, пил вторую.
Всё, что было, он спустил.
Всё подряд напропалую,
Раскодированный, пил.
Вот тебе и кодировка!
И кого ж она спасет?
Ох, обманывают ловко
Паразиты наш народ!
Он вернулся снова в город,
Но с работой не везет.
Стал закладывать за ворот.
Что получит, всё пропьет.
А таких нигде не держат.
Говорят ему порой:
— Ты допьешься, что зарежут.
Ты же пьяный как дурной.
И действительно, Валера,
Словно бык помои пьет.
У него одна лишь мера:
Пьет, пока не упадет.
Он остался без машины,
Даже сотовый загнал.
Взял он в долг у тети Зины
И поехал на вокзал.
С той поры живет он дома.
И чего в тот город лезть?
Здесь привычно и знакомо
Да и родственники есть.
А в Калиновке он вольный
Гражданин своей страны.
Жизнью он вполне довольный,
Ни начальства, ни жены.
Он встает, когда захочет,
У него же график свой.
По хозяйству не хлопочет,
Потому что нет его.
А варить умел он с детства.
В кулинарии он док.
И заквасить может тесто,
И состряпать пирожок.
А для стирки есть машинка.
Только что ему стирать?
Отнимает эта стирка
У него минуток пять.
В школу приняли Валеру,
Опыт есть, трудолюбив.
И такому кавалеру
Рад весь женский коллектив.
Где какая-то поломка,
Осмотрев со всех сторон,
Быстро, четко и негромко
Исправляет сразу он.
А к тому же он веселый,
Полон сил, неутомим,
Оглашал просторы школы
Громким смехом он своим.
Как-то теплым днем весенним
Хорошо в обед поддал.
Кучерявый, как Есенин,
Он с себя рубашку снял.
На фигуру не в обиде,
Он же сложен как атлет.
И покинул в этом виде
Он завхоза кабинет.
Он по ходу шутки шутит,
Даст пинка озорнику.
От него же не убудет!
Хорошо как дураку!
На резоны «Ты об оделся
И забился в свой блиндаж!»,
Он сильнее разгорелся
На балдеж и на кураж.
Этот случай вопиющий!
А узнают в районо?
Ведь рабочий, сильно пьющий, —
Это черное пятно.
Вновь Валера без работы.
Ну, и что? Пахать за грош?
И опять же нет заботы.
Каждый день одно и то ж.
Нет! Свобода — это благо.
Вновь свободу он обрел.
Если он и работяга,
То свободный как орел.
И причем кругом калыма
Навалом, хоть задом ешь.
Так что эту службу мимо,
Ни ногою, хоть зарежь!
Вот идет он по деревне
Чуть поддатый, но не в дым.
И шатаются деревья,
Солидарны тоже с ним.
— Ой, Валера, на минутку
Погоди! — мужик кричит.
— Ты бы печку-проститутку
Посмотрел, опять дымит!
— Печку? Печку это можно.
Главное, чтоб стимул был.
— И за сколько? — осторожно
Мужичок его спросил.
— Если полностью, пять тысяч.
Со своих я не деру.
— Если жинку обналичить,
То, быть может, наберу.
— Что сказать? Хозяин — барин.
Ну, начни других искать!
Может, будешь благодарен.
Может, будешь проклинать.
Если взялся за работу,
То скажи спиртному «нет».
Ошибешься тут на йоту,
Пропадет авторитет.
Мастера учить — лишь портить.
Наблюдать за ним молчком.
Так советчика отбортить
Может крепким матюком.
Если блох ловить собрался,
Тут без спешки никуда.
А Валера не гонялся
За рекордом никогда.
Он всё тщательно замерит.
И еще не раз при том.
Сложит, вычтет и поделит,
Поколдует над листом.
Лишние телодвиженья –
Лишь себя не уважать.
Замирает на мгновенье
И работает опять.
А хозяин суетится:
Может в чем-то где помочь.
Ходит кругом, не садится
И кота гоняет прочь.
— Чем помочь? Налейте чая!
Вытирает мастер пот.
И вприкуску чай глотая,
Он расскажет анекдот.
А хозяин так зальется.
— Ох! Валера! Уморил!
И откуда что берется?
Кто же это сочинил?
То сует ему печеньку,
То несет чаек долить.
Станцевал бы летку-еньку,
Лишь бы только угодить.
Наконец готова печка,
Побелить да растопить.
И выходят на крылечко,
Чтоб спокойно покурить.
Во дворе собака лает
Шелестит листвой сирень.
Хорошо тому бывает,
Кто провел недаром день.
— Словно с плеч гора свалилась,—
Говорит хозяин.
— Вот
Сколько с нею жинка билась!
Да считай, что целый год.
То дымит, то нету тяги.
Что случилось, не поймешь.
Насуешь в нее бумаги,
Всё равно не разожжёшь.
Вот домой идет Валера.
Иномарка. Оба-на!
«Это ты моя гетера.
Да видать и не одна».
А из дома визги, топот
И гремит во всю музон.
Хорошо богатый опыт
И привык к гулянкам он.
— Дайте мужа поцелую!
Видишь, сколько сразу баб?
Выбирай себе любую!
Или ты совсем ослаб?
Голос громкий у супруги.
Всё! Спокойствия не жди!
Ржут поддатые подруги:
— Что застыл-то? Проходи!
— Что опять ходил по бабам?
Что молчишь, кудрявый черт?
— Нет! Я вроде как прорабом,
Всем здесь делаю ремонт.
Валера Карлин живет в последнем двухквартирном доме по улице Молодежной на правой стороне. Закончил Калиновскую среднюю школу. Учился посредственно. Потом служба в армии в ГДР. Женился на Татьяне Бабешко. Дочь Виктория. Жена уехала в Новосибирск, где живет и работает. Валера остался в доме один. Когда-то имел хорошую машину, построил просторный гараж, летнюю кухню. Работал в стройцехе в совхозе, рабочим в школе. Как-то раз пьяным ходил по школе, обнажившись до пояса, гонял учеников. Был уволен. Много пьет, запоями. Но бывают перерывы. Колымит. Делает людям печки, самый разнообразный ремонт. Про таких, как он говорят «золотые руки». Столярничает, плотничает, ставит печки, делает оконные переплеты, двери.
Высокий, кучерявый блондин. Коммуникабельный. Может часами рассказывать анекдоты. Имеет родственников по линии жены в Калиновке.
Про Люду Воробьеву
А соседка у Валеры,
Ну, почти ему под стать:
В питие не знает меры
И не хочет меру знать.
А до пенсии Людмила
В детском садике была
Воспитательницей. Было
На работу пьяной шла.
Сколько раз с ней говорили.
Ведь судачит же народ.
Увольнять ее грозили.
Плачет: «Больше капли в рот!»
Не попьет одну неделю
И вторую, может быть.
Вот собрались же артелью.
Ну, и как теперь не пить?
Нос картошкой, вечно красный,
Глазки кнопкой, громкий смех…
Хоть зовется пол прекрасный,
Только это не про всех.
Доработала Людмила
И на пенсии сидит.
Только в заднице, как шило,
Всё куда-нибудь бежит.
В магазин с утра несется
Хлеба, соли подкупить
И почти всегда наткнется
На того, кто любит пить.
Ну, с начала тары-бары,
Разговор о том, о сем.
Можно пить одной без пары,
Но приятней пить вдвоем.
— А пойдем,— подруга скажет,
— Примем стопочку на грудь!
Муж, наверно, не накажет,
Что задержишься чуть-чуть.
— А чего его бояться?
Ну, бывает иногда
Начинает Толька драться,
В глаз заедет. Не беда!
Если бьет, то, значит любит.
А совсем-то не прибьет.
А потом и приголубит,
Даже «лапой» назовет.
Там, где стопка, там другая,
Тут и третья прет за ней.
— Эх, подруга дорогая!
Для меня ты всех родней!
А когда напьется Люда,
Словно волны по Неве,
Чушь несется. Просто чудо,
Что у Люды в голове!
Как кузнечик, Люда скачет,
Так извилист мысли ход.
То смеется, то заплачет,
То частушки запоет.
Кумовьев у Люды много,
Все, кто выпить с ней готов.
Как-то раз ее дорога
Привела до кумовьев.
И уже кричит с порога:
— Кум! Иди куму встречать!
Выйди! Я ж не недотрога.
Помоги мне куртку снять!
Кум взлохмаченный выходит.
Почитай, три дня подряд
Хоровод с бутылкой водит,
Ей товарищ, друг и брат.
Раздевается Людмила
И снимает сапоги.
Достает пузырь. Как мило!
Поправлять пора мозги!
И стоит кума Галина,
Шифоньер плечом давя.
— Вот пришла. Хочу за сына
Выпить с вами, кумовья.
— Неужели день рожденья?
— Да, конечно же, оно.
Ну, чего ты? Ставь соленья!
Да что хочешь. Всё равно.
Наконец за стол садятся.
Вова-кум, конечно, рад.
Хорошо опохмеляться.
Трубы-то внутри горят.
— С Толькой выпили немного.
Толька пьет один коньяк.
Ничего другого строго.
Он не пьет теперь. Вот так!
Пожевал и на диванчик,
Снова новости глядит.
Целый день он, как болванчик,
Перед телеком лежит.
Я же водки хватанула.
А чего одной сидеть?
За столом уснешь, со стула
Можно на пол полететь.
Я еще беру бутылку
И решила: по гостям!
И Людмила тычет вилку
По тарелкам тут и там.
На троих бутылка водки –
Это просто смех один.
Две подружки, как молодки,
Шуганули в магазин.
Магазин у них не близко.
Полчаса туда-сюда.
Ну, Людмила, ну, артистка,
Ну, не баба, а беда!
И пошел Володя в спальню.
«Полежу-ка я часок!»
В голову, как в наковальню,
Долбит-долбит молоток.
«Это всё от перепоя.
Как головке не болеть?
Ведь количество такое
Выпить, надо же суметь».
Покрутился, сунул руки
Он под голову и спать.
А во сне, известно, муки
Прекращают нас терзать.
Видит он, как извиваясь,
Подползла к нему змея.
Ртом клыкастым улыбаясь,
Прошипела: «Это я».
Вся она заизвивалась,
По ноге его скользит.
Под трусы ему забралась
И за кончик теребит.
«Что ты делаешь, паскуда?»
И схватил ее рукой.
И глядит. А это Люда.
— Испугался, дорогой?
— Ты чего? Совсем рехнулась?
Ну, не баба, сатана.
А Галина не вернулась?
— Управляется она.
— Ну, совсем ты охренела! –
Одеяло подгребя,
Он сказал.
— Узнать хотела
Я, какой он у тебя.
— Что? Узнала? Вон отсюда!
Я оденусь.
— Ухожу! –
Говорит со смехом Люда.
— Только разик погляжу!
Тянет с Вовы одеяло.
Что за баба? Не уймешь!
— Вот сейчас как дам в хлебало!
Улетишь, ядрена вошь!
Мало Толя бьет по роже!
Да уйти ты наконец!
А она одно и то же:
— Покажи сперва конец!
Что бы дальше приключилось,
Даже трудно предсказать.
Хорошо жена явилась.
Люда бросилась бежать.
Наливает Вова водку,
Вспоминает страшный сон.
Нет! Такую вот красотку
Разве что за миллион!
С темнотой домой вернулась.
В холодильник. Водка есть.
Навернула. Покачнулась.
И под бок супругу лезть.
Тот ворчит:
— Идти отсюда!
Не хочу лежать с тобой.
А ему на ушко Люда
Шепчет:
— Милый! Дорогой!
И в трусы толкает руку.
«Где там прячется малыш?»
— Как тебя толкну я, суку,
Сразу в угол полетишь!
Толя, он немного нервный,
Лучше уж не продолжать.
— До свиданья, благоверный!
И пошла к себе в кровать.
Вот лежит. Уснуть не может.
«Где мой возраст золотой?»
Что-то всё ее тревожит.
Непонятно только что.
А из зала храп несется.
Спит супруг без задних ног.
Не придет, не домогнется.
Всё же возраст. Вышел срок.
«Что-то быстро пролетела
Жизнь и скоро уходить.
И кому какое дело,
Что ей хочется пожить.
Отгуляла, отшумела,
Не ведала ни…
Оглянуться не успела,
А уже старуха я.
Ведь не нацеловалась!
Если б знала наперед,
До зари б парнями шлялась,
Ведь любовь сладка как мед.
А на утро, как огурчик,
Поливает огород.
Толе наварила супчик.
Он тяжелое не жрет.
Всем, кто мимо их проходит,
Крикнет громкое «привет».
Влево — вправо шлангом водит,
Поливает первоцвет.
Толя выполз на крылечко
Свежим воздухом дышать.
Выбрал у стены местечко.
Солнце светит. Благодать!
Тормознула иномарка.
Выпускает шланг из рук.
Вышла дочка в кофте яркой,
Сватья, сват, а с ними внук.
— Ах, ты радость-то какая!
К ним торопится бежит.
Всех целует, обнимая,
Непрерывно тарахтит.
— Что же вы не позвонили?
Мы б немного прибрались.
— Папа, мама, мы решили,
Что вам сделаем сюрприз.
И за встречу пива, водки
Набирают. В доме крик.
Мужики, хватив по сотке,
Во дворе коптят шашлык.
Внук дивится жизни новой.
Необычно, как в кино.
— Баба! Где у вас корова?
— Нет ее у нас давно.
Толя в бытность был комсоргом.
Не прошел он в институт.
И считал важнейшим долгом
Молодежь поднять на труд.
А тогда не то, что ныне,
Молодежь была кругом.
Молодые на машине,
На комбайне, со скотом.
В город тоже уезжали,
Но не так, чтоб все подряд.
В институты поступали,
Кто не смог, в село назад.
Но про сельское хозяйство
Толя может говорить
И без всякого зазнайства
Личный вклад свой осветить.
Толя зятю про надои,
Урожайность говорил,
Как работали в былое
Время, не жалея сил.
— А сейчас так не умеют,
Словно в городе живут.
До шести часов посеют
И до дома когти рвут.
Сколько нынче по деревне
Безработных там и тут.
У кого-то, как в харчевне,
День сидят и водку пьют.
Раньше б их за хохолочек
И устроили б им стресс.
Отправляйся-ка, дружочек,
Для страны готовить лес.
— Батя! Что ты всё о прошлом?
Тянешь старый чемодан.
Хоть и выглядишь ты взрослым,
Рассуждаешь как пацан.
И чего опять о прошлом?
Позабудь его, не тронь.
Стал давным-давно ты взрослым,
И зачем вся эта вонь?.
Да советская эпоха –
Это каменный же век.
Плохо это иль не плохо,
Но другим стал человек.
Мы ж выбрасываем мусор
И не копим в доме хлам.
Каждый сам себе продюсер
И сценарий пишет сам.
Ленин, Сталин, карлы-марксы…
На хрен нам они нужны?
В настоящем наши шансы,
А не в сказках старины.
И разлил по стопкам водку.
Надо ж вывод подвести.
— Я порву любому глотку,
Если станет на пути.
Вот кулак он поднимает.
— В этом и мораль и суть!
Тех, кто слабость проявляет,
Будут все, как прутик, гнуть.
Толя, хоть и был поддатым,
Не решился возражать.
Либерастам-демократам
Ничего не доказать.
Им страна родная по фиг.
Кто у них сейчас герой?
Олигарх да уголовник,
Да певец полублатной.
И на запад, как икону,
Молятся, япона мать!
И чего он мудозвону
Будет душу открывать?
Он работал, рвал он жилы,
Брал он силы от земли,
Чтоб различные дебилы
На него плевать могли?
Допоздна они сидели.
Пили, ели шашлыки
И о разном тарахтели,
Но остались далеки.
Вот начнись война, однако,
И такой, как этот хрен,
Сразу побежит собака,
Чтоб врагу сдаваться в плен.
Душ родства не получилось.
Ну, и что? Закрыт вопрос.
Лишь бы им с Наташкой жилось,
Чтобы внук нормальным рос.
Мама с дочерью отдельный
Разговор ведут вдвоем,
Пьют немного, и похмельный
Им не светится синдром.
И проблемы мировые
И не думают задеть,
А конкретно-бытовые,
Что поесть и что надеть.
Внук играет с телефоном.
Мама гонит сына спать.
Отвечает он со стоном:
— Дайте только доиграть!
Месяц вышел из-за леса,
Зазвездился небосвод.
Никакого интереса
Звездам до людских забот.
Воробьева Людмила Николаевна замужем за Воробьевым Анатолием Федоровичем. Анатолий работал в юности комсоргом в Калиновском сельском совете, затем водителем в совхозе, в последние годы рабочий кирпичного завода до ухода на пенсию. Болен, астма. Людмила Николаевна закончила педагогическое училище, дошкольное отделение, работала воспитателем в детском садике «Родничок». Старшая дочь замужем, имеет детей. Сын Максим работает в Новосибирске на «скорой помощи». Женат.
Людмила Николаевна сильно пьет. В пьяном виде начинает молоть что попало. Время от времени получает от Анатолия в глаз. Подруги в основном среди пьющих женщин. Коммуникабельна, разговорчива, приветлива. Хорошо играет в шашки по отзыву Николая Андреевича Блока, руководителя Калиновского шахматного клуба «Прорыв».
ЮРА
«Однокрылая синичка» —
Называли так его.
И пошла такая кличка
От дефекта одного.
Хоть и левою рукою
Мог слегка пошевелить,
Но была она такою
Тонкой и сухой, как нить.
Был он признан инвалидом
И на пенсию бухал.
Заниматься внешним видом
Делом лишним он считал.
Ехал в поезде он как-то,
И вагон их полон был.
Даме он из чувства такта
Место рядом предложил.
И осталась жить у Юры,
Умерла сначала Ольга.
В декабре. А Юрик мой
Пережил ее недолго.
В марте в мир ушел иной.
Вот и нет его на свете.
Он сгорел за пару дней.
И о нем не вспомнят дети,
Потому что нет детей.
Дом стоит пустой, холодный.
Свет от ламп не гонит тьму.
Хоть еще для жизни годный,
Но не нужный никому.
А дома, они, как люди,
Если нет души, ничей,
То тогда подобен груде
Бревен, глине, кирпичей.
До сих пор еще в селеньях,
Видим мы, не перевелись
Те, кто так в стихотвореньях
У поэтов вознеслись.
Тянут дома, на работе.
Всюду надо успевать.
На рыбалке и охоте
Просто некогда бывать.
АЛЛА
Был ли муж у ней? Конечно!
Всё же мать двоих детей.
Только кто же он, сердечный,
Неизвестно для людей.
Но ведь был же муж. Коль двое
У нее и дочь, и сын.
Все мы знаем, что такое
Невозможно без мужчин.
Алла вышла ростом, статью.
И румянец круглый год.
Подойдет к любому платью
И без платья подойдет.
Магазин открыла Алла,
Стала водку продавать.
В этом бизнесе немало
Можно денег накачать.
Вова жил неподалеку.
Был женат, имел детей.
Был пристрастен он к пороку,
Что зовут «зеленый змей».
А поэтому к соседке
Очень часто заходил.
То цветочек, то конфетки,
Словно девочке, дарил.
Алка — баба разбитная,
Бойко чешет языком.
Засмеется, как шальная,
Ходят груди ходуном.
И от форм ее телесных
Вова голову терял.
Больше всех из женщин местных
Он Альбину выделял.
Целый день пасет баранов
И порою сон сморит.
И во сне, как из экранов,
На него она глядит.
Он зашел за самогонкой.
Алла моет у стены.
И трусы под тканью тонкой
Так отчетливо видны.
Вова сзади Аллу хвать
За шары объемные.
Обнаружил, так сказать,
Замыслы нескромные.
Алла выпрямилась резко.
— Ах ты, сволочь! Сатана!
Со всего размаха веско
Вове двинула она.
— Ты чего? Ведь это шутка! –
Вова жалобно мычит.
— Я тебе не проститутка!
Убирайся, паразит!
— Я ж хотел, — промолвил Вова.
— Типа чувства показать.
Ну, и что же здесь такого?
Почему б тебе не дать?
ЮРА И ИРА
Жить одной…Что может хуже?
Тут порой хоть волком вой.
Это при живом-то муже
И при дочери живой.
А ведь как всё начиналось!
Юность! Страсти! Ох да ах!
И со школой расставалась
Со слезами на глазах.
В аттестате нету троек.
Ну, теперь, конечно, в вуз.
Память есть, характер боек.
«Обязательно прорвусь!»
Прорвалась и поступила,
Общежитие дают.
И волна ее накрыла,
Что студенческой зовут.
Выбрала чудесный профиль.
Ихтиолог! Вот те раз!
Пусть пшеница, скот, картофель,
Но не мир подводных царств.
Тут и Юра, как на лыжах,
Как какая-то напасть.
И в его глазах бесстыжих
Прочитала Ира страсть.
Вроде парень он заметный.
И не курит, и не пьет.
И сигнал ему ответный
Посылает. Он поймет.
Вместе кончили учебу.
Снова Юре повезло.
И привез свою зазнобу
Он в родимое село.
Юра главным агрономом
Стал в совхозе. А жена
С делом новым, незнакомым
Познакомиться должна.
Тоже ей нашлась работа:
Сельсовет ее берет,
Где у ней одна забота –
Документы и учет.
Секретарша в сельсовете
Всё равно, что замглавы,
И за многое в ответе.
Это твердо знайте вы.
Родила Ирина дочку.
Держат скот, гусей, свиней.
Юра «Ниву» взял в рассрочку.
Вроде всё у них о´кэй.
Только что-то часто Юра
Водкой баловаться стал.
Выпив, в роли балагура
С мужиками выступал.
А однажды на планерку
В хлам упитый он пришел.
На планерке про уборку
Разговор директор вел.
— Вот кому б устроить порку!
И директор вытер пот.
— Чтобы пьяный на планерку
Приходил смешить народ.
Был уволен скоро Юра.
— Ну, подумаешь! И пусть!
Проживу! — он буркнул хмуро.
— А назад не попрошусь.
Посидел, попил он водки,
Кое с кем потолковал.
Собирает в сумку шмотки
И в столицу умотал.
А с весной в Москве начнется
Бум строительный. Тогда
На Москву ордой несется
Разноликая орда.
Едут разные народы,
Невозможно перечесть.
Кто на лето, кто на годы
Задержаться могут здесь.
Едут даже африканцы,
Из Америки летят
Не в театры, не на танцы,
Заработать все хотят.
Вот и Юра наш собрался,
Вещи в сумку и за дверь,
И в Москве обосновался,
Стал строителем теперь.
Без поллитры день рабочий
Юра наш не начинал.
Ну, и как еще до ночи
Поддержать потенциал?
Юра наш в столице квасит,
Ира дома поддает.
За бутылкой скуку гасит,
Ведь она одна живет.
Дочка в городе. О маме
Не горюет. И при ней
Папик. Снял жилье. Деньгами
Обеспечил. Всё о´кэй!
Сядет Юра вечерком.
Телевизор. Закусон.
Стопку хлоп одним глотком.
Вечер пролетит как сон.
А когда короновирус
Разразился над Москвой
И с работой обломилось,
Юра выехал домой.
Как приехал, сразу в гости.
К папе, к брату сунул нос.
Ну, а брат кипит от злости:
Вдруг заразу он привез.
Ира на велосипеде
В магазин бутылку взять.
Продавщица нашу леди
Стала грубо выгонять.
Свой прилавок покидает
И за шиворот берет
Иру (только не пинает)
И за дверь ее ведет.
Что с того, что истеричный
Стал характер, счастья ж нет?
Это же почти типичный
Образ дамы этих лет.
ЛЮБА И ЛЕНИН
Как она на обезьянку
Смахивает. Можно с ней
Отправляться на гулянку,
Чтобы рассмешить людей.
Всё же Люба вышла замуж.
И таким нужны мужья.
Дали им квартиру. Там уж
Увеличилась семья.
Мужа Лениным прозвали.
Он имел широкий лоб
И залысины сверкали,
Как на солнышке сугроб.
Он электриком трудился,
Без амбиций был и тих.
Ну, женился и женился.
И ребенок есть у них.
Только дальше хуже, хуже.
Всё ворчливее жена.
И презрительно о муже
Отзывается она.
Целый день его всё пилит.
И такой он и сякой.
К ночи так он обессилит,
Что почти полуживой.
Если плохо что-то скажет,
Злоба хлещет через край,
Так дерьмом его обмажет,
Хоть из дому убегай.
Вот плетется он с работы,
Так устал, полуживой,
Только нет совсем охоты
Заходить ему домой.
«Нет! Довольно! — думал Ленин,
— Оскорблений, укоризн.
Ненавидим и осмеян.
Ну, и что это за жизнь?»
Ленин вещи собирает.
— Это что? — кричит жена.
— Ухожу,— он отвечает.
— Ты мне больше не нужна.
— И катись давай отсюда! –
На него она кричит.
— Не мужик ты, а паскуда,
Лоботряс и паразит!
И ушел из дома Ленин.
И на север укатил,
Где не будет он осмеян
И представлен, как дебил.
«И зачем себя я мучил?
И зачем я с нею жил?
Вон уже двоих окучил.
Дома же про секс забыл.
Что в охране не работать?
Не кувалдой же махать.
Выйдешь что-нибудь пофотать
И к диванчику опять.
Дочке вышлю алименты.
Как-никак я ей отец…
И приятные моменты
Появились наконец.
Хуже нет сварливой бабы.
Это в доме сатана.
Ну, была б красивой. Жабы
Красивее, чем она.
И прилег он на диванчик.
«Повезло же вам, милорд!
Не пинают, словно мячик.
Не работа, а курорт».
Как теперь его супруга?
Ну, и как теперь ей жить?
Злость — явление недуга,
Что никак не изменить.
ДИМА И ЛЮБА
Это всё-таки загадка,
Как сошлись она и он?
Может, в этом нет порядка?
Может, есть какой закон?
И бывает же нередко
Близость мужа и жены.
Словно вилка и розетка,
Друг для друга созданы.
Смотрят косо, нелюдимо,
Словно волки. «Ам и съем!»
И всегда проходят мимо,
Не здороваясь ни с кем.
Все вокруг их раздражают,
Всё кругом у них не так.
Те лентяи, те бухают.
И вообще сплошной бардак..
Всё вокруг для них плохие,
Тунеядцы, трепачи,
Педагоги никакие,
Никудышные врачи.
Нет друзей, подруг. И с братом
Даже связей никаких.
Дима и под автоматом
Пить не станет на троих.
Он не пьет и не курящий,
Не охотник, не рыбак.
И хозяин настоящий,
Всё поправит, что не так.
Хоть имел он девять классов,
Но наверх проложил путь.
Много пьяниц, лоботрясов,
А нормальных-то чуть-чуть.
Лето пашет он завтоком
До весны, потом рулит
На посту весьма высоком:
Мельницей руководит.
Ну, и дети, если слышат
Каждый день отца и мать,
Если злостью этой дышат,
Что ж других им уважать?
Вот придут они со школы,
Так им грустно, свет не мил.
— Что, Сережа, невеселый?
Или двойку получил?
— Толком нам не объясняет
И не может объяснить.
Только двойки выставляет.
Это ж легче, чем учить.
А две дочери-близняшки,
Их почти не отличить,
И одни у них замашки,
И одни слова, и прыть,
И прически, и одежда…
Одинаковы во всем.
И задания прилежно
Пишут, как одним пером.
Дима главным агрономом
Был назначен. Пост не мал.
И теперь на месте новом
Он еще важнее стал.
ВИТЯ И ТАНЯ
С детских лет с велосипеда
Он не слазил. Наконец
Мотоцикл у соседа
Для себя купил отец.
Мотоцикл Витя живо
Обуздал. Полет какой!
И теперь пацан счастливый
Не идет весь день домой.
Чтоб носился конь железный.
Витя всё в нем перебрал.
Опыт, ценный и полезный,
Мальчик так приобретал.
Вся деревня к Вите ходит.
Кто-то прет велосипед.
Кто-то свой «Урал» заводит
Целый день, а толку нет.
Где машины, там и Витя.
Он без них не может жить.
Не ругайте, не гоните,
Дайте гайки покрутить.
Девять классов он кончает.
За рулем нельзя без прав.
После школы поступает
На учебу в ДОСААФ.
А потом в совхоз работать.
Дали старый грузовик.
На таком не будешь лётать!
Отлетал своё, старик.
С юных лет он за баранкой,
Деревенский мужичок.
Низкий ростом и осанкой,
Вроде как боровичок.
И доярок Витя возит,
И обеды он везет.
По грязи рычит, елозит
Грузовик. Не подведет!
За «Урал» здесь сел впервые.
Вот машина — просто зверь!
И большущие какие
Кнопки! И большая дверь!
Два он года отшоферил
И домой в село скорей.
Поженился и спроворил
Наш герой двух сыновей.
Дети выросли, и старший
Сын в Германию свалил.
Младший, пальцы потерявший,
У отца и мамы жил.
Витя — опытный водитель.
Пашет Витя за троих.
И его руководитель
Хвалит: «Больше бы таких!»
Ездит он в командировки
Часто, летом и зимой.
Цепкой хватке и сноровке
Позавидует любой.
Хоть и вид не командирский,
Низкий и не молодой,
Спит теперь в Новосибирске
Он у женщины одной.
Привезет муку. Разгрузка,
То да сё — и сутки прочь.
В магазин. Вино, закуска.
И к любовнице на ночь.
Та накормит и напоит,
И постель расстелет в миг.
И ничем не беспокоит.
Хоть заезжий, но мужик.
Мужику-то много ль надо?
День крутился, а потом
Плотный ужин и награда –
Сбросить семя перед сном.
Женский стон приятен уху,
Тронет нужную струну,
Если мнешь ты молодуху,
А не старую жену.
Полюбил командировки
С тряской бесконечною.
Не собакой на циновке,
Спишь в постели с женщиной.
Всё кончается когда-то,
Не бывает насовсем.
Был хотя бы неженатый.
А женатый ей зачем?
И нашла себе другого.
Вите, значит, окорот.
Хоть какого-никакого,
Только с ней одной живет.
На уборке не скучаешь.
Допускать нельзя простой.
От комбайнов отъезжаешь
И на ток летишь стрелой.
Витя крутится юлою,
Ни секунды не стоит.
И туда-сюда стрелою
На КАМАЗе он летит.
Школу кончила Татьяна,
Но не стала поступать.
В общем, это и не странно,
Ведь она была как мать.
И всего она боялась,
В каждом виделся ей враг.
Век бы дома оставалась
И от мамы ни на шаг.
Уломали, уболтали,
Чтоб пошла она на ток.
Там лопату в руки дали,
Тренажер для рук и ног.
Влип мужик, положил Витя
Взгляд на Таню с первых дней.
Сзади, спереди смотрите
На девчонку, всё при ней.
Как закончит Таня смену,
Витя Таню подвезет
До крылечка, как царевну.
Только ей такой почет.
Шутит с нею, балагурит,
Как заправский юморист.
Да! Судьба порой дарует
Неожиданный сюрприз.
То конфет коробку дарит,
То букетик поднесет.
Да! Любовь нас не состарит,
Хоть и юность не вернет.
Тане это очень лестно.
Ведь поклонники нужны.
Ей с такими интересно.
Это вам не пацаны.
Витя, словно выпил лишку
Или стал он чемпион.
Разве только не вприпрыжку
По деревне ходит он.
«Вот бы с ней в командировку
Мне поехать довелось.
И конечно, остановку
На ночь делать бы пришлось.
У костра мы. В котелке
Гулко супчик варится.
На небесном потолке
Месяц улыбается.
А потом, потом, потом…»
Витя размечтался.
«Под раскидистым кустом
С Таней целовался.
Эх бы. Скинуть тридцать лет,
Вот бы было дивно.
Никакой преграды нет
Для любви взаимной».
Помечать совсем не вредно,
Вредно вовсе не мечтать.
Ну, а что девчонке бедной,
Как на чувства отвечать?
Ну, а если он терпенье
Потеряет, как ей быть?
Оказать сопротивленье
Или все же уступить?
Нет ответа. И не знает,
Как ей нужно поступать.
Хоть прекрасно понимает,
Все их будут осуждать.
Как-то потянулся Витя,
Руку Тане на плечо.
— Нет! Не надо! Уберите! –
Шепчет Таня горячо.
Витя как-то весь согнулся,
Даже ростом меньше стал.
«Вот запнулся, так запнулся.
Зря я руки распускал!»
Дома взял бутылку водки,
Наливает через край.
«Не для нас уже молодки.
Так что рот не разевай!»
И отрезало как будто.
Сам себе сказал: «Порви!»
И выходит, что нетрудно
Отказаться от любви.
Ну, и что, что так всё вышло?
Ведь любовь тем хороша,
Чтоб от будней не прокисла,
Не засохнула б душа.
Ты богаче, чем Рокфеллер,
Чем сто тысяч богачей,
Но не прячешь ты в контейнер
Бриллианты от людей.
Ну, а что же наша Таня?
Как у ней идут дела?
На току отбарабаня,
Укатила из села.
Танин дядя в Красноярске
Был какой-то важный туз,
Обещал прием ей царский
И устроить даже в вуз.
— Поезжай! — сказала мама.
— Может, счастье там найдешь.
А деревня — это яма.
Ни за грош здесь пропадешь.
Хоть и страхов натерпелась,
Но решилась. И вперед!
Проявила Таня смелость,
Ту, что города берет.
Ну, а Витя ходит грустный,
Нос повесив до земли,
Словно мятый лист капустный,
Словно душу извлекли.
Ничего ему не надо.
Был огонь, да весь погас.
И одна теперь отрада
У него — его КАМАЗ.
Знай себе крути баранку
Да ногой дави на газ.
Не способен на подлянку
Его преданный КАМАЗ.
А вот женщин не узнаешь,
Не постигнешь, не поймешь.
Ты сейчас ее ласкаешь,
А она готовит нож.
Часто Таню вспоминает.
И попробуй позабудь!
С кем она сейчас гуляет?
Не сошлась ли с кем-нибудь?
НАДЯ И ЮРА
На краю жила Надежда.
Есть у каждой идол свой.
Красота одной — одежда,
Ей — характер волевой.
Ей родиться бы мужчиной,
Не девчонкой мелкою,
Расправлялась бы с вражиной,
Словно бобик с грелкою.
Надя рано вышла замуж.
Шел семнадцатый ей год.
И подняв на мачте парус,
Надя ринулась вперед.
Муж ее на год лишь старше.
Школу он не стал кончать.
Если с этих лет на марше,
Время нечего терять.
Юра в скотники подался.
А куда еще таким?
И директор расстарался:
Дал квартиру молодым.
Обросли они хозяйством.
Не до танцев молодым.
Пашут столько, что китайцы
Позавидовали б им.
Родила Надежда дочку.
Без детей семье беда.
Но на этом ставить точку
Не хотелось им тогда.
А потом и сын родился.
Но возник один вопрос:
Юра злобно матерился,
Что зарплата с гулькин нос.
Надя гонит самогонку.
А она всегда нужна.
Да у нас и Амазонку
Люди б выпили до дна.
А еще возила пиво
В полторашках. Стар и млад
(Хоть не свежего разлива)
Пиво брали нарасхват.
С самогонкой завязала.
Маеты с ней, то да сё.
Купит спирт, работы мало:
Развела его — и всё!
А сама техничкой в школе.
Здесь и дочка, и сынок.
Всё знакомо ей до боли,
Каждый школьный уголок.
Юра же метнулся в город.
Хватит спину здесь ломать!
А чего? Пока он молод,
Надо денежку ковать.
Он купил себе машину,
Наде — скутер. А сынок
(Он «Урал» оставил сыну)
Рассекает, словно бог.
На колым — она лишь свистнет —
Сразу страждущий придет.
И сарайку ей починит
И скидает уголь в лёт.
В школе главная техничка.
От директорши почет.
Всё она осмотрит лично,
Видит каждый недочет
ПРО КАРТОШКУ
Сразу же за Молодежной
Поле травами цветет.
Там пасти скотину можно.
Только где сейчас тот скот?
Ну, а раньше здесь теленку
Место выискал и рад.
Каждый двор держал буренку
И телят, и поросят.
Всё за лугом распахали
Под картошку, все места,
Потому что все сажали
Для себя и для скота.
А еще и для продажи.
Лишь сади, забыв про лень.
На картошке, как на пляже,
Пропадают целый день.
Посади, потом всё лето
С тяпкой. Душно. Комары.
Есть возможность, так с рассвета
До полуденной жары.
Трудоемкая прополка,
Как обычно, женский труд.
С мужиков немного толку,
Стонут, белый свет клянут.
Им бы ездить на машинах
Да начальников ругать,
Да мечтать, чтоб в магазинах
Даром стали наливать.
Вот и лето на исходе,
Тут уж время не теряй.
Днями люди на природе
Собирают урожай.
У мужчин в руках лопаты
И давай паши, как мул.
Целый день стоишь горбатый,
Штык вогнал, перевернул.
И зачем садить картошку,
Свои силы расточать?
Потихоньку, понемножку
Стали пашню сокращать.
Сократили, побросали
И теперь стоит бурьян,
Где когда-то проливали
Пот семейства поселян.
Где росла картошка, ныне
Лишь бурьян один видать.
Скоро будем в магазине
Мы картошку покупать.
Будут толпы беззаботных
Сельских жителей гулять
И с экранов мир животных
В разных странах изучать.
И становится всё больше
На селе домов пустых.
И становится всё тоньше
Связь с землей людей простых.
Старики же умирают.
Молодые ж в основном,
Школу кончив, уезжают,
Чтобы жить в краю чужом.
Каждый год в село прикатит
Новоселов новый вал.
На покупку дома тратят
Материнский капитал.
Эти семьи многодетны.
На пособия живут.
Дети кое-как одеты,
Папа с мамой водку пьют.
Словно Маугли, детишки,
В дом заходят есть и спать.
И футболки, и штанишки
Невозможно отстирать.
В прочем, маме и не надо.
Это ж нужен порошок.
Со стиралкой нету слада:
То гудит, а то молчок.
Мужу сколько говорила.
Да ему на всё плевать,
Лишь бы пойло в доме было
Да чего-нибудь пожрать.
Эти дети, дикоросы,
Больше будут понимать.
Не абстрактные вопросы
Им приходится решать.
Их невзгоды не пугают,
Непогода — не беда.
Словно негры, загорают,
Словно чукчи, в холода.
И всегда в столовой школьной
Мечет каждый за троих,
И огурчик малосольный,
Вроде как бисквит для них.
А что с ними будет дальше
И предсказывать не смей.
Чем становимся мы старше,
Тем меняемся сильней.
Дети же не отвечают,
Что родители их пьют,
Что детишек нарожают,
Дальше сами пусть живут.
НИКОЛАЙ АНДРЕЕВИЧ
Николай Андреевич
Важен, горд и тих.
Словно королевич
Глядится средь других.
Просто так не скажет,
Чтобы сказануть.
Речь свою он вяжет,
Чтоб умом блеснуть.
Он не балагурит,
Как какой-нибудь.
Кстати, и не курит
Да и пьет чуть-чуть.
Он экономический
Закончил факультет.
И категорически
Считал, что лучше нет.
Книжки очень умные
В тишине читал.
И компашки шумные
Всегда он избегал.
Вот диплом получен
И путевка в жизнь.
Он всему научен.
Ну, совхоз, держись!
Выведет хозяйство
В передовики.
Цепи разгильдяйства
Сбросят мужики.
Будут по-ударному
Мужики пахать.
Косному, бездарному
Больше не бывать.
Он пошел к директору,
Изложил доклад.
Но такому вектору
Шеф совсем не рад.
— Нынче год засушливый.
Год плохой для нас.
Занимайтесь лучше вы
Путевками сейчас!
Шофера ведь хитрые.
Как им доверять?
Бензин сливают литрами,
Чтоб потом продать.
Тракторист нас тоже
Солярку продает
Надо бы нам строже
Здесь вести учет.
Надо все лазейки
Перекрыть скорей.
Это ни копейки.
Тысячи рублей.
А мечтам незрелым
Посвяти досуг.
И конкретным делом
Занимайся, друг!
Что сказал директор,
Исполнять стремись.
Вроде, как инспектор,
Стал экономист.
Стал он контролером
Никому не верь!
Рядышком с шофером.
Лютый, словно зверь.
И ведет за всеми
Он хронометраж.
Стал он докой в теме.
Приуныл гараж.
Не сольешь и литра,
Масла не украсть.
— Ох, какая гидра,—
Вздыхают,— завелась!
Срезал он расценки,
Стали все ворчать:
— Головой по стенке
Его бы постучать!
Самый ненавистный
Стал для всех он кадр.
Про экономиста
Только слышно «гад».
Стал антигероем,
Хоть топись с тоски.
— Мы тебя уроем! –
Грозятся мужики.
Он женился. Дети
Дочь и сыновья.
Всё-таки на свете
Одному нельзя..
Учатся отлично.
В папу, стало быть.
Хоть и неприлично
Ему себя хвалить.
Только на работе
Хоть залазь в кусты,
Словно на охоте,
Где добыча ты.
Всё директор долбит,
Всё ему не так:
Он хозяйство гробит,
Он заклятый враг.
«Вас же проклинают
Люди». Каково?
Люди убегают
Опять из-за него.
Каждый день он клятый,
Мятый, перемятый,
ПрОклятый, проклЯтый,
Всюду виноватый.
А директор школы,
Встретив, говорит:
— Что-то невеселый
У вас какой-то вид.
— Так и так,— признался,
— Спуску не дает.
Как с цепи сорвался,
Всё грызет, грызет.
— Что же идиоту
Вам тогда служить?
Надо на работу
В школу уходить.
Николай Андреевич
В школу перешел.
Словно королевич,
Ходит он. Расцвел.
Вел он бухгалтерию,
Всё считал, решал.
Никого в империю
Свою он не пускал.
Директрисе радость.
Воз такой он прет.
Ведь такая гадость –
Этот бухучет.
А еще большая
Страсть горела в нем:
В шахматы играя,
Он глядел орлом.
Этим увлеченьем
Он зажег ребят.
Вон с каким терпеньем
За доской сидят!
И пенсионеров
Посадил за стол.
Словно пионеров,
За собой повел.
На соревнования
С ними ездит он.
Так нашел призвание
Сельский чемпион.
Хоть ушел с работы,
Бросить всё не смог.
Тащит воз заботы —
Шахматный кружок.
ШКОЛЬНОЕ ПОЛЕ
Школьным полем называют
Это место за селом.
Там весною высевают
То, что скажет агроном.
Поле ровное, большое
И под боком у села.
Если бы везде такое,
Веселей работа б шла.
А кругом его посадки
Разномастные стоят.
Дети здесь играют в прятки,
Дичку сладкую едят.
Почему же поле Школьным
Люди стали называть?
Может, с мячиком футбольным
Здесь детей носилась рать?
Или лагерь пионерский
Здесь когда-нибудь стоял,
Где вожатый с мордой зверской
Приказанья отдавал?
Ну, а может, здесь когда-то
Школа или интернет
Размещались, где ребята
Жили много лет назад?
Нет и нет! Не угадали!
Плохо знаете свой край.
Поле каждый год пахали,
Убирали урожай.
Как-то наверху решили,
Чтобы отвести беду,
Чтобы, где родились, жили.
Привлекать детей к труду.
И готовить стали в школе
Трактористов из ребят,
Чтоб трудился в чистом поле
Молодежный их отряд.
А девчонок же в доярки
И в телятницы. Ну, да!
Труд, конечно, очень маркий,
Но востребован всегда.
Есть у школы гусеничный
И колесный трактора.
И комбайн, вполне приличный,
Подогнали с хоздвора.
И четверг для старших классов
Производственным стал днем.
Средь ребят нет лоботрясов,
Их глаза горят огнем.
Всё по-взрослому, серьезно.
Трактор — это не тетрадь,
Где ошибки делать можно,
Исправлять, переписать.
А весной и поле дали.
Сразу за селом оно.
Сами пацаны пахали,
Сами сеяли зерно.
Что ж пора комбайн готовить,
Подтянуть всё, подогнать.
Некогда им суесловить,
Некогда мячи гонять.
Инженер к ним приезжает,
Должен всё увидеть сам.
Пацанов он уважает.
Вот и смена старикам.
А самим немного страшно.
Червь сомнения грызет.
Неужели всё напрасно,
Ничего здесь не взойдет?
А когда позеленело,
Были радости полны.
«Всё же мы большое дело
Провернули, пацаны!»
Завели комбайн, трясется,
Лихорадки не унять.
Застоялся, в поле рвется.
Не пора ли начинать?
А пшеничка просто чудо.
Колос вверх и прет и прет.
Из родной земли, оттуда,
Он энергию берет.
В сентябре начало года
Нового для всех детей.
Хлеб такой! Стоит погода.
Надо всё убрать быстрей!
Старшеклассники не в школе,
Не за партами сидят,
За штурвалом в желтом поле
Нынче школа для ребят.
Никаких здесь переменок.
Только знай весь день трудись.
Поле вместо школьных стенок.
И учитель — тракторист.
Никакой им бич не нужен,
Чтоб работать допоздна.
В баньку сходят, поздний ужин
И быстрей в объятья сна.
Вот закончилась уборка.
И ребят учеба ждет.
За уборку им пятерка
И зарплата, и почет.
Вновь за партами ребята,
Но они уже не те,
Что сидели здесь когда-то,
Непохожи на детей.
И на мир глядят иначе,
Больше стали понимать,
Потому что им задачи
Не учебные решать.
И девчонки не такие,
Меньше начали галдеть.
Так что будни трудовые
Заставляют повзрослеть.
И чего же здесь плохого
(Может кто-нибудь сказать?),
Чтоб ребят села любого
К производству приучать,
Чтоб работу полюбили,
Чтоб профессия была,
Чтобы множили, крепили
Экономику села,
Чтоб собой они гордились,
Чтоб не водкой и пивком,
А реально потрудились,
Заработали при том?
Но Москва решила с этим,
Чтоб европам угождать,
Запретить работать детям,
Ни за что не допускать.
И нельзя теперь заставить,
Доску вытереть не смей!
Могут это так представить:
Нарушенье прав детей.
И на месте остановки,
Что зовется «Пятачком»,
Молодежные тусовки
Можно видеть вечерком.
Пиво здесь рекою льется,
Повзрослее водку пьют.
Всё вопит здесь и смеется.
А какие маты гнут!
И прохожий запоздалый
Ускоряет сразу шаг.
Ведь опасен пьяный малый,
Сам себе порой он враг.
Словно полк стоял казачий.
И такой царит здесь смрад.
И порой трусы девчачьи
На кустах, как флаг, висят.
Или вот еще забава.
Вечерами на перрон
Выдвигается орава
Разновозрастных персон.
Младших классов малолетки
И из среднего звена.
Кто-то хрумкает конфетки,
Кто-то курит. Крутизна!
Разбредутся по перрону.
— Поезд! — кто-то закричит.
И по каждому вагону
Щебень градом полетит.
Кто окно разбил, тот снайпер.
И восторгу нет конца.
Папа б выпорол и запер
Вот такого удальца.
Ну, а чем еще заняться?
Силы ж некуда девать.
Остается только шляться,
Приключения искать.
Перестройке ставим двойки,
А реформам ставим кол.
И услышав имя Борьки,
Мы хватаемся за кол.
Всем чубайсам-березовским
Путь-дорога в ад одна.
Цену замыслам бесовским
Мы изведали сполна.
Сколько ж вы людей сгубили!
Не загладить вам вину.
Как фашисты, разорили
Вы великую страну.
Не хватает трактористов
И в доярки не идут.
Всем подай певцов, артистов
И престижный институт,
И крутые иномарки,
И богатство без труда.
В трактористы, и в доярки?
Ни за что и никогда
Что же в будущем вы ждете,
Если эту молодежь
Ни в учебе, ни в работе
Днем с огнями не найдешь,
Если «долбанною» школу
Называют и идут
Для веселья и приколу
Очень радуются тут,
Если стал для них учитель
Каждый чуть не личный враг,
Он и чмошник, и мучитель,
И лошара, и дурак,
Если книгу за подлянку
Даже просто в руки взять,
А вот выпить пива банку
В туалете — благодать?
Сорт — занятие такое,
Что захватит, увлечет.
Но лишь труд, ничто иное,
Человека создает.
Если славно потрудился,
Если что-то сделал сам,
То собою бы гордился
И взрослел не по годам.
РЫЖАЯ ГАЛЯ
Рыжих быстро выделяешь,
Ведь не так и много их.
Сразу их запоминаешь,
Непохожих на других.
А еще же есть легенда:
Рыжий из других миров
И ругаться с рыжим вредно,
Если хочешь быть здоров.
И какую-то тревогу
Ощущаешь от того,
Если рядом. Понемногу
И подальше от него.
Вот и Галка Косачева!
Как костер ее копна,
Вроде белый свет готова
Хоть сейчас поджечь она.
В Колыванском районе
Проживала их семья.
Жили, словно бы на зоне,
Никуда сбежать нельзя.
И кругом тайга, болота.
Волком хочется завыть.
Мужикам одна забота:
Заколымить и пропить.
Потому и разбегались
Кто куда из этих мест.
Старики одни остались.
Бог не выдаст, хряк не съест.
Школу кончила Галина.
Никуда не поступив,
Замуж вышла, вскоре сына,
Тоже рыжего, родив.
Но характерец, конечно,
Был у Гали ого-го!
И исчезнул друг сердечный,
Ни вестей и ничего.
От подруги своей школьной
Получает письмецо.
Пишет та, как ей прикольно,
Сексу море, пьет винцо.
И зарплата неплохая,
Дискотеки и жилье.
«Так срывайся, дорогая!
Ты ж там сдохнешь, ё-моё!»
Галя сразу ей ответит:
«Ну, подруга, принимай!
Ничего мне здесь не светит.
Хоть ложись и подыхай!»
Быстро вещи собирает.
На узлах с сынком сидит.
Вот машину загружает
И в Калиновку летит.
Галя же к лесам привыкла.
Тут же степь и степь кругом.
И к стеклу она прилипла
С любознательным сынком.
— Мама! Здесь же, как в пустыне.
Я уже глядеть ослеп.
Словно в нашем магазине,
Где бутылки лишь и хлеб.
— Ничего, сынок, привыкнешь.
Местность гладкая, как холст.
Выйдешь из дому, как крикнешь,
Слышно будет на сто верст.
Ой, какое же большое
Здесь село! Простор какой!
Не такое, как родное,
Что мы бросили с тобой.
Здесь и улицы пошире
И кругом асфальт лежит…
Вот подъехали к квартире,
Где теперь им предстоит
Жить. Всё кажется красиво!.
И квартира велика!
Вот теперь они счастливо
Заживут наверняка.
Галю взяли на работу,
Дали группу ей коров.
И в любую непогоду
Будь всегда к труду готов.
Ну, и что? Пускай доярка,
Раз в артистки не берут.
И доярка тоже ярко
Может жить. Чего уж тут!
С мужиками всё же туго.
Поприличней не сыскать,
Разобрали. Как подруга,
Можно просто так давать.
Но она ж не шалашовка.
Нужен ей мужик, чтоб жить.
Вот кого-нибудь бы ловко
Охмурить и окрутить.
Неженатых очень мало,
Да и те все алкаши.
О таких мечтает Гала,
Чтоб для тела и души.
Как-то ехала в кабине.
Хоть шофер немолодой,
Лезет под подол к Галине
Он шершавою рукой.
— И чего найти там хочешь? –
Галя спрашивает.
— Ишь!
У меня сейчас схлопочешь.
Двину так, что улетишь.
— Что ломаешься, как целка?
Нам же будет хорошо.
Я пашу всерьез, не мелко.
Жалоб не было еще.
Галя как захохотала.
— Ах, ты, старый мухомор!
Чтобы я таким давала?
Это же такой позор.
Резко тормоз нажимает.
— Вылезай! И шпарь пешком!
Галя молча вылезает.
— Был и сдохнешь дураком!
— А чего случилось, Галка?
— Не дала, ядрена вошь.
— А чего так? Или жалко?
Иль для принца бережешь?
Он ходок в деревне первый,-
Сверху женщины кричат.
— И на ферме всех, наверно,
Перетрахал этот гад.
— Тьфу ты! — плюнула Галина.
Быстро в кузов забралась.
— Ну, чего стоишь, скотина?
Чтобы дойка сорвалась?
Вот районную газетку
Как-то раз она взяла.
Интересную заметку
В объявлении нашла.
Ищут женщины партнеров,
Женщин нужно мужикам.
И не просто ухажеров,
И не дам «за деньги дам».
«А хорошая идея!» —
Галя думает. И вот,
Не стесняясь, не робея,
Объявление дает.
Стала ждать. Прошла неделя.
Ни письма и ни звонка.
Не до смеха и веселья.
Где найти ей мужика.
Вот сидит она на кухне.
В дверь стучат. Потом опять.
— По башке себя ты стукни!
Дверь открыта. Что стучать?
И к большому удивленью
Перед ней мужчина встал.
— Я вот к вам по объявленью,
Что в газетке прочитал.
Невысокий и тщедушный,
И в одежде скромен он.
И с улыбкой добродушной
Говорит:
— А я Антон.
— Ну, не стойте на пороге!
Проходите!
Куртку снял.
И разулся. Ну, а ноги
Тут же в тапки затолкал.
Сел за стол. На вид лет сорок.
— Расскажите, кто вы! Ну!
— Мне очаг семейный дорог.
Вот ищу себе жену.
Был с женой я часто в ссоре.
Не сошлись характеры.
Я закончил курсы вскоре
И пошел в бухгалтеры.
Снял я угол у старушки
И с тех пор живу один
В этой самой комнатушке,
Как свободной гражданин.
Пью немного, только в праздник.
Правда, есть грешок — курю.
Не ругаюсь, не проказник
И деньгами не сорю.
Я, естественно, Галина,
И о вас хочу узнать.
Ну, хоть вкратце и не длинно,
Что могли б вы рассказать?
— Ну, чего? Был муж, конечно.
Не сошлись и разошлись.
Хоть в любви клянемся вечной,
Но совсем другое — жизнь.
У меня сыночек Рома.
Умница! Я им горжусь.
И работа мне знакома.
Я дояркой здесь тружусь.
Ой! Да вы ж проголодались.
Я гостей встречать люблю.
К нам вон сколько добирались,
Я ж вас баснями кормлю.
И давай она метаться,
Холодильником стучать.
Как же тут не постараться?
Как себя не показать?
«Может, всё-таки маленько?
Взять хотя бы уж четок?»
— Посидите! Я быстренько!
И помчалась со всех ног.
Сели. Галя:
— Наливайте!
За знакомство, так сказать!
Он разлил.
— Ну, что ж, давайте!
Чтобы жить и не хворать.
Чтобы было всё в достатке,
Чтобы в доме мир царил,
Чтобы было всё в порядке,
Чтобы муж жену любил!
— Где он муж? — вздохнула Галя.
— Вас нельзя не полюбить.
Как же так? Такая краля
И без мужа может жить?
Дружно выпили по стопке.
Гале легче стало. Он
Стал смелее. Даже робкий,
Выпив, чистый цицерон.
Анекдотами он сыплет.
Галя — Господи! Прости! –
То смеется, то затихнет,
Чтобы дух перевести.
К вечеру вернулся Ромка.
Нагулялся озорник.
— Здрасьте! — буркнул он негромко.
«Это что тут за мужик?»
— Познакомься с дядей, Рома!
А чего застыл, как пень?
Как уйдет с утра из дома
И гуляет целый день
— Жрать хочу! Проголодался!
— Надо «кушать» говорить.
Где сегодня день прошлялся?
Надо раньше приходить.
Наливает супчик сыну.
— Бойкий он, — сказал Антон.
— Дай-ка я тебе подкину
С мясом косточку!
И он
Кость кладет ему в тарелку.
Рома ложкою динь-бом.
И как будто перестрелку
Он устроил за столом.
За окном уже темнело.
Месяц выплыл золотой.
Галя спрашивает смело:
— Ну, а как же вы домой?
— Да теперь никак! Автобус
До утра уж не видать.
А быть может, в вашу область
Пустят переночевать?
— Ну, не гнать же вас из дома?
На диване постелю.
В детской спит сыночек Рома,
Я за стенкой в спальне сплю.
— Хорошо! — Антон кивает.
— Покемарю до утра.
Все же женщина бывает
И красива, и добра.
Лег Антон. А за стеною
Слышит Галину он речь.
Хорошо бы с молодою
Да в одну постельку лечь.
Уж давно подобным делом
Он свою не тешил плоть.
Насладиться б жарким телом,
Словно сноп его молоть.
Размечтался. И картины
В это время об одном.
А известно, у мужчины
Это вызовет подъем.
За стеною слышит звуки,
Тихо скрипнула кровать.
Как умеют нас на муки
Тела дамы обрекать.
И не выдержал мужчина.
Приподнялся, постоял.
«Пожалей меня, Галина!» —
Раболепно прошептал.
Он на цыпочках крадется,
Приоткрыл тихонько дверь.
Вот сейчас она проснется.
«Ну, иди ко мне, мой зверь!»
Но услышал он другое.
Галя, как змея шипит:
— Это что еще такое?
Брысь отсюда, паразит!
— Галя! Я ж вполне серьезно.
Я вступлю с тобою в брак.
Ну, чего глядишь так грозно?
Я ж мужчина, как-никак.
Не могу уснуть. Ты рядом.
Я кручусь, верчусь, как уж.
Так давай же миром, ладом,
Словно мы жена и муж.
— Больно ты, Антоша, бойкий!
Лишь приехал ты. И вот
Ты уже крадешься к койке.
Словно за сметаной кот.
Я не девушка, конечно,
Но не шлюха всем давать.
Так что быстро, друг сердечный,
Дуй-ка на свою кровать!
Зря он сунулся к Галине.
Он поплелся на диван.
Хорошо, кулак мужчине
Для такого дела дан.
Больше к ней Антон не ездил.
Галя думала о нем:
Может, он о сексе грезил,
Получился же облом.
Может, зря она ломалась?
Может, надо было дать?
Ничего бы с ней не сталось.
Что же целочку ломать?
Как-то раз чаи гоняли
Перед дойкою. И к ней
Всё доярки приставали:
— Мужика найди скорей!
Ты же. Галя, просто краля.
Всё, что надо, при тебе,
Так что надо очень, Галя,
Думать о своей судьбе.
И сказала тетя Зина:
— У меня есть сродный брат.
Он хозяйственный мужчина.
И к тому же не женат.
— Не алкаш?
— Ну, выпить может.
Но запоями не пьет.
И рукастый. Печку сложит
И ремонт произведет.
— А собою как?
— Нормальный.
Не урод, не инвалид,
Не драчливый, не скандальный.
Где-то сорок лет на вид.
Позову его я в гости.
Ну, и ты ко мне зайдешь.
— Тетя Зина! Ну, вас! Бросьте!
— Не дури, ядрена вошь!
Жить одной совсем не сладко.
Надо мужа заводить.
Для постели, для порядка,
Чтоб кого-нибудь любить.
Молодость, она не вечна.
А останешься одна?
Ох, как нужен друг сердечный.
Ты найти его должна.
Приглашает вскоре Сашу.
«Приезжай, бросай дела!»
И, конечно, Галю нашу
Тетя Зина позвала.
Саша хоть и неказистый,
Не красавец. Что уж тут!
Но певцы или артисты
На доярок не клюют.
Что с того, что не красавец,
Не урод, не старый хрен.
Выпили, ее на танец
Пригласил, как джентльмен.
Он простой и всё с улыбкой,
Не дурак и не нахал.
И прощаясь, Галю рыбкой
По-супружески назвал.
Тетя Зина — суперсваха,
Всех женила бы она.
От подобного размаха
Укрепляется страна.
Вот и Саша перебрался
Через месяц в Галин дом.
Вечер шумный состоялся.
И теперь живут втроем.
Он работал в кочегарке.
И топчан есть, и тепло.
Говорят теперь доярки:
— Ах, как Галке повезло.
По хозяйству копошится,
Кормит куриц и свиней,
Не ругается, не злится
И заботится о ней.
Только Галю почему-то
Стал всё больше раздражать.
Ходит злая и надута.
Если что, давай орать.
То ей храпом спать мешает,
То икает, то сопит,
То носки свои кидает,
Где попало, паразит.
Он сначала улыбался.
Женщина на кураже!
Но однажды он сорвался.
— Да достала ты уже!
Что ворчишь ты, как старуха?
То не так, да се не так.
А заеду если в ухо?
На! Понюхай-ка кулак!
Челюсть Гали опустилась
И стоит она, как столп.
Как она потом взбесилась:
— Ах, ты, сволочь! Остолоп!
Ах, какой же обормот ты!
Я вари тебе, стирай!
И за все мои заботы
Угрожаешь, негодяй!
Вон отсюда убирайся!
Больно нужен мне такой!.
Больше здесь не появляйся!
До порога ни ногой.
Саша плюнул, матюгнулся
По-мужицки, грубо, всласть.
— Чтобы я сюда вернулся?
На хрена ты мне сдалась!
Вещи Саша собирает
И ушел, махнув рукой.
А она не понимает:
Ишь обидчивый какой.
А мужчины в дефиците,
Как известно. В ту же ночь
Разведенку в общежитии
Тешил Саша во всю мочь.
Галя же себя ругает:
«Ну, нельзя же быть такой.
Если нрав не поменяет,
То останется одной».
А когда она узнала,
Что теперь он у другой,
Очень сильно ревновала,
Он же стал почти родной.
Ну, и где искать мужчину?
Где ж ты, милый, отзовись!
Ей такую б половину,
Чтоб любил ее, как жизнь,
Чтоб ласкал ее и нежил,
Чтоб подарки ей дарил,
Чтоб три раза за ночь пежил,
Как голодный крокодил.
Только где ж найдешь такого?
Только пьянь одна кругом.
Тут хватайся за любого,
Разбирайся с ним потом.
Но любого не охота,
А таких, как надо нет.
Ох, забота ты забота,
Засыхать во цвете лет!
Комендантшу общежития,
Пожилую женщину,
Вызвал шеф.
— Простите! Я
Ухожу на пенсию.
Галя сильно загорелась.
Шанс нельзя ей упустить.
Очень сильно захотелось
Эту должность получить.
Долго Галя в бане мылась.
Словно к ухажеру,
Красивей принарядилась
И пошла в контору.
Секретарша, об игре
Позабыв, взглянула.
И духами за сто рэ
На нее пахнуло.
Вот доярки так доярки!
Глаз от них не оторвать.
Как актрисы стали ярки,
Хоть на сцену выступать.
В кабинет вошла Галина.
И директор обомлел.
На нее он, как мужчина,
С вожделеньем поглядел.
Четверть часа толковали.
Был директор очень мил.
Заявление от Гали
Он автографом скрепил.
Знаки в виде поцелуя
Запрещает этикет.
Галя, чуть ли не танцуя,
Покидала кабинет.
— Ох, везучая ты, Галка! —
Средь доярок шум и гам.
— Что от нас уходишь, жалко.
Как родная, стала нам.
Первым делом на субботник
Собрала она жильцов.
Каждый должен быть работник!
Будь готов! Всегда готов.
Чистота кругом, порядок,
Клумба, урны, благодать!
Мужиков от их повадок
Грязных надо отучать.
Больше в комнатах не курим,
Ссать не ходим под кусты.
Интерьер свой окультурим,
Чтобы шторы и цветы.
Если пьем, то пьем культурно.
Шлюх в общагу не водить.
А для мусора есть урна.
Коридор дежурным мыть.
Побелили, пол покрашен,
Смыли пятна со стены.
И мороз теперь не страшен:
Окна-то утеплены.
Вот пожаловал директор.
— Провернула столько дел!
И как подлинный инспектор,
Всё дотошно осмотрел.
— Ну, Галина! Молодчина!
Я такого и не ждал.
Всё отлично, чисто, чинно.
Галя тает от похвал.
А с женою жил директор
Очень плохо, на ножах.
Как-то раз, как славный Гектор,
В глаз с размаху ей ба-бах!
Аж сознанье потеряла
Нелюбимая жена.
Две недели пролежала
С сотрясением она.
А вернувшись, заявила:
— Убирайся, негодяй!
Или я тебя, дебила,
Посажу. Вот так и знай!
Делим поровну хозяйство
Между нами и детьми.
А из дому выметайся.
Дом за мною, черт возьми.
А куда ему податься?
В общежитье на постой.
Сколько ж Гале расстараться
Приходилось той порой.
Ну, не номер, а конфетка.
Вход отдельный, туалет,
Телевизор есть, банкетка,
Телефон и интернет.
Как-то вечером Галина
Мыла номер, не присев
Ни минуты, и машина,
На которой ездил шеф,
Под окном остановилась,
Как обычно, до утра.
«Я чего-то припозднилась.
Уходить давно пора».
На порог она шагнула.
И директор тут как тут.-
— И куда ты так рванула?
Задержись на пять минут
Или ты меня боишься?
Я не страшный, я не зверь.
Дома, Галя, насидишься.
За собой закрыл он дверь.
— У меня — не возражаешь? –
Есть прекрасное вино.
Я устал так. Понимаешь?
Не сидел ни с кем давно.
Холостой теперь я, Галя.
Развелся вчера с женой.
Как она достала, жаля
Каждый день меня осой.
А потом подсел поближе,
Руку в лифчик затолкал,
А другою, что пониже,
Посущественнее мял.
— И чего сидим, Галина?
Что нам время зря терять?
Потащил ее мужчина
На немятую кровать.
Придавила Галю туша
И давай ее терзать.
Весь он мокрый, как из душа,
Простынь можно выжимать.
Удовольствия немного,
Да и то лишь одному.
И сказал он Гале строго,
Чтоб об этом никому.
Раз в неделю Галю трахнет.
Гале льстит: директор всё ж.
Только сильно пóтом пахнет,
Что порой кидает в дрожь.
Через год в Новосибирске
Даму сердца отыскал
И уехал. Командирский
Пост сынок его занял.
Рома же подрос у Гали.
Здесь ему нехорошо.
Может, где-то на Урале
Или где-нибудь еще.
И живет одна Галина.
Видно ей удел таков.
Ни супруга нет, ни сына,
И вообще нет мужиков.
Не заводятся — и баста!
И пойми в чем дело тут.
Вроде всё при ней. Сисяста.
Мужики же не клюют.
В прочем, сколько одиночек
В деревнях таких сидит.
И домашний огонечек
Для одних лишь них горит.
Всюду вдовы, разведенки,
Для одной стоит кровать.
И никто же их спросонки
Не толкнет: пора вставать.
ЭПИЛОГ
Завершилось путешествие.
И перо убрал писец.
У любого всё же действия
Есть начало и конец.
Вокруг дома обошли мы.
Основательно, всерьез,
Как когда-то пилигримы,
Всюду сунули свой нос.
Говорят, что любопытство –
Не порок. Но ведь опять
Скажут вам: большое свинство
Любопытство проявлять.
Только мир без любопытных,
Как растенья без земли.
От зверей парнокопытных
Далеко бы не ушли.
Значит, не было б науки,
Никаких тебе искусств,
И пера б не брали в руки,
Чтоб излить избыток чувств.
И Америку б не знали
Европейцы никогда,
Самолеты б не летали,
Не ходили б поезда.
Дикарями бы под солнцем
Были люди по сей день,
Если было кроманьонцам
Любопытствовать бы лень.
Путешествовать, конечно,
Очень увлекательно.
Переменой мест извечно
Заняты старательно.
Кто-то едет за границу
(Там же сервис ай да ну!),
Прихватив с собой девицу,
Секретаршу, не жену.
Кто-то в горы залезает,
А кому-то пляж как дом,
Взоры жадные бросает,
Ведь эротика кругом.
А культурная элита
В города, где старина.
Всё, что только знаменито,
Увидать она должна.
Но таких совсем немного.
Большинство же никуда.
И у них одна дорога:
По селу туда-сюда.
Хоть здесь нет танцполов ночью
И мулаток не найдешь,
Убедишься ты воочию,
Тоже край у нас хорош.
Вроде всё уже знакомо,
На сто раз всё обходил,
Отошел чуть-чуть от дома,
Что-то новое открыл.
Люди тоже, словно реки,
Не предскажешь наперед.
Вдруг смиряются абреки,
Тихие ж наоборот.
Что ж, пора и возвращаться.
Не блукать же до утра?
Доски стали прогибаться
На крыльце. Менять пора.
Хорошо домой вернуться,
Натрудив себя ходьбой,
И раздеться, и разуться.
Вот и всё! Пришел домой.
Без гнезда не может птица.
Где ж расти ее птенцам?
Поколение родится
Не в кустах, а по домам.
Дом — и крепость, и основа,
И начал начало в нем.
Где б мы ни были, но снова
Возвращаемся мы в дом.
Здесь свобода, здесь ты можешь
Быть таким, каков ты есть.
Никого не потревожишь
Тем, что будешь в душу лезть.
И дневные впечатленья
Лучше варятся в тиши.
И приходит вдохновенье.
Ручку в руки и пиши!
Ну, конечно, приукрасишь,
Как всегда любой поэт.
Ты же не капусту квасишь,
Тут рецептов твердых нет.
Кто-то черную лишь краску
В сочиненье увидал,
Будто вовсе ты не сказку,
А ученый труд писал.
То не так и то не этак…
Что же это наконец?
Как взгляну в глаза я деток?
Очернил меня, подлец!
Что сказать? Когда в герое
Человек свой образ зрит,
Значит, нечто есть такое,
Что с героем вас роднит.
Часто мы не замечаем
У себя свое гнильцо,
А на зеркало пеняем,
Что кривит оно лицо.
А писатель обобщает.
И герой его не ты.
В персонажах отражает
Он типичные черты.
В общем, всё, что есть на бочку
Выложили и в печать.
Ну, и всё! Поставим точку
И отправимся дремать.