Fucker — Я-Луна, как слышите?

На скафандре напишу я: “Вива, Дуче! Вива, Дуче!”.

Мотор обшарпанного грузовика выбивал разрозненную трель. Серые лица людей на секунду осветила вспышка отсыревшей спички.

— Чёрт, батареи сели.— проговорил кто-то за другой стороной жизни, где ещё хранилась насквозь дырявая надежда.— Эрих, у меня фонарь сдох.

Огонёк потух.

— Не волнуйся, все на месте.— кисло заключил второй солдат. Скрип, шорох— и автомобиль снова тронулся в путь.

— Нас что, совсем без охраны везут?— наконец спросил молодой еврей с островатым лицом.

Бывший офицер напротив тяжело усмехнулся.

— Попробуй убеги.— сказал он.— Пулю в спину пустят. Будешь сопротивляться— расстреляют вообще всех. Мы— последние, с нами церемониться не будут.

— А куда нас везут, если не секрет?— закопошился скелетоподобный старик в углу.— Долго уже. Места незнакомые.

— Повезёт— в новый лагерь. Не повезёт— здесь убьют. В зависимости от обстоятельств.— снова ответил офицер.

— А что со старым?— подал голос молодой еврей.

Бывший военный ответил не сразу, получше, насколько позволял сумрак, всматриваясь в черты лица собеседника, которого видел, может быть, в последний раз.

— Давно в лагере?

— Четыре дня.— ответил молодой, заметно нахмурившись.

— А я четыре года. И за последний месяц перевозят нас так уже в третий раз. Даже если повезёт— не слишком обольщайтесь. Рейх трещит по швам. Мы ему теперь— лишний груз.

— У меня сын наш старый лагерь брал.— хрипел старик.— Ничего, он меня найдёт, вытащит. точно найдёт.

офицер с сомнением взглянул на старика; по лицу, суровому, словно сама судьба, пробежала тень пыльного недоверия.

— Ты русский, дед?

— А то.

— Откуда немецкий знаешь?— спросил пухлый от голода человек в дальнем углу кузова.

— Это вам, дойчи, кажется, будто я на вашем говорю. Я на своём неплохо лапочу. Плоскости у нас разные, просто здесь пересеклись. Вынужденно. Время подстраивается под законы пространства.

Офицер удовлетворённо кивнул. Еврей тут же поспешил спросить его:

— Вы в лагере по какой причине?

Офицер улыбнулся и рана на губе разошлась, забагровела кровь. улыбался этот человек не часто.

— Хотелось бы ответить красиво, что-нибудь про плоскости, однако всё намного проще. Прозаичнее. Дезертирство. Поймали. Обычный путь— трибунал— лагерь.

— Дезертирство?

— Нужно было расстрелять пленных, а я не стал. Вот так их плоскость автоматной трассой пересеклась с моей. Времена были суровые, списали на дезертирство. Но вроде ничего, держусь. Общаюсь со стариком. Он хоть и сумасшедший, однако в большинстве случаев говорит глубоко зарытую в человеческих умах правду.

— Солдатик, правду я тебе ни разу не говорил. Я рассуждал о вещах, которые тебя кажутся новой волной в болоте банальностей. От этих вещей пахнет свежестью и новизной, потому пока они для тебя— правда. А к настоящей ты ещё не готов. И я не готов был. потому и сижу с вами, сына жду.

— Да кто твой сын-то, дед?— опять спросил пухлый.

— Оболочка хмурой непобедимой силы, которую Русским Духом называют. Тебе, может, это ничего и не говорит. А для остальных будет как проклятие ещё долго. Моего сына будить нельзя.

Еврей присвистнул, офицер развёл руками.

— Теперь ваша очередь рассказывать о себе.— объявил солдат молодому.

— В целом— как и у всех. Я скрывался достаточно долго, был в Швейцарии по поддельному паспорту. Потом в Финляндии. После мирного договора перебрался в Австрию. Схватили именно там по совершенной глупости: сдала соседка. Ей помешали спать мои любовные похождения. После тщательной проверки попал в тюрьму, но в город уже входили Советы. Расстреливать почему-то не стали— бросили в концлагерь на границе с Германией. Дальше вы сами знаете.

офицер ещё раз взглянул на молодого— ничто в нём не выдавало страстного любовника. Может врёт.

— Раз уж здесь отец русского духа, то ответьте, пожалуйста. на один вопрос: как Русский Дух относится к евреям?

— Он ко всем одинаково относится. Разницы нет— пиздец одинаковый. Тотальный.

Дед расхохотался смехом человека, который действительно про всех всё знает.

— Вы догадываетесь, куда нас везут?— задал он вопрос в гнетущую тишину.— Догадываетесь, просто ваши надежды выдают варианты, в которые вы начинаете верить вплоть до безумного бреда. Нас везут в зазеркалье, в тлеющий огонёк сигареты, в ночь— названий множество. нужно лишь пройти через поток ненужных потуг ржавой надежды…

— Вы о загробном мире?— заговорил еврей.

— Гм… А этот мир тогда предгробный что-ли? Ты ничего не понял. Уловил точку отсчёта— грядёт смерть. Ты сейчас словно разглядываешь картинки в книге, не понимая слов. Научись читать. Мы не попадём в какой-то другой мир, ибо он не меняется. разве может меняться ваше отражение?

— Только если поменяюсь я сам. — заговорил офицер.

— Именно!— вскричал старик.— Предстоит измениться вам.

— Это и есть пересечение плоскостей, о котором вы столько говорите?

Старик замотал косматой головой.

— Никаких плоскостей нет. Есть два мира, расположенные строго перпендикулярно друг к другу. Жители каждого из миров считают, будто они являются основанием, а все остальные— ненужной стеной. Своеобразный конфликт человека и общества. Человек всегда думает, что он главный, и окружающее общество стоит огородом, не понимает его в принципе.

— Тогда где вы?

— В линии пересечения перпендикулярных миров, мне нет необходимости выяснять где опора, а где подпорка. Но я там лишь на мгновение. Вы все тоже попадёте туда и тоже лишь на мгновение.

— Дед, ты с нами четыре года, какое мгновение? Это огромный отрезок времени.— заметил пухлый.

— Нет. Это мгновение. Как вспышка сигареты в тревожной ночи.

— Нас убьют…— шептал еврей.— Нас убьют…

Старик улыбнулся беззубым ртом.

— Чего ты хотел, попав в концлагерь? Поработать и выйти на свободу?

Автомобиль остановился, и диспут моментально оборвался. Каждый принялся прислушиваться к происходящему за тонкими стенками кузова, в другом измерении.

— Красные заняли город, разворачивайтесь.

— Мы последние из перевода заключённых. Некуда разворачиваться.

Стук мотора дополнял тянущееся ожидание.

— Пулемёт есть у вас?

— Есть. Во второй машине.

— Давай прямо в поле. Скоро здесь русские будут.

— Нас убьют…— шептал еврей.

— Вы знаете о реинкарнации?— задал вопрос старик.

Три пары удивлённых глаз, испуганных глаз уставились на сумасшедшего.

— Проще: кем бы вы хотели стать в следующей жизни?

— Выходите.— металлический голос возле тёмной лазейки на улицу.

Четыре серых призрака вышли в безбрежное пшеничное поле. Внезапно пухлый вырвался из общей цепи, побежал, побежал…

Три щелчка. Красные точки в ночи с неимоверной скоростью унеслись к исчезающему видению. Крик. И снова спокойная тишина.

— Я бы хотел стать писателем. Хорошим, плохим— не важно. Слова на бумаге, мысли между строк…— бросил офицер, всматриваясь в чёрную дыру оружия.

— А я… Просто хорошим человеком… Космонавтом…. Чтобы ходить меж звёзд… Искать лунную пыль…

— Принято.— крякнул старик.— Я буду ангелом. Простым ширококрылым ангелом.

В темноте застрекотал пулемёт. В голове офицера взорвалось понимание, и на мгновение он ощутил, о чём писать, как и когда. на мгновение он оказался в стыке пересечения миров.

Взрыв издалека был похож на огонёк сигареты.