khomitchouk — Муха — Двенадцатая и тринадцатая главы

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. СПУСТЯ МНОГИЕ ГОДЫ

Вот сижу я сейчас у окна, смотрю на улицу, на капли дождя, которые кап-кап на асфальт, и вспоминаю, думаю. Мысли похожи на этот паскудный промозглый дождь. Все мы иногда задумываемся о том, что было. Вот и я всё спрашиваю себя, правильно ли поступила тогда, написав Олегу в армию это злосчастное письмо, которое держу в руках и перечитываю. Он ведь все мои письма сохранил и вернул потом. Так они и пролежали нетронутыми лет двадцать пять уже.

«Милый Олег! Я долго думала и сомневалась, стоит ли писать тебе и рассказывать об этом. Но в конце концов решила, что так будет порядочнее и честнее по отношению к тебе и… другому человеку. Ты только глупостей там у себя в армии не наделай, а то мне подружки рассказывали о всяких случаях. Постарайся быть мужественным, я ведь пишу тебе, потому что всегда была искренней с тобой и сейчас хочу быть. Я встретила другого мужчину, вот. Он кубинец, зовут его Рикардо. Он сделал мне предложение, зовёт меня с собой на Кубу. Я ему ещё не ответила, решила сперва тебе написать. Но скорее всего, скажу “да”. Наши отношения с тобой, пойми, они были детскими, наивными, а тут на меня нахлынула настоящая взрослая любовь, и я ничего не могу с этим поделать…»

Боже, какая я была дура, зачем я написала Олегу эту глупость? Наверное, именно с того момента, когда он прочёл эти дурацкие строки, в нём и зародилось недоверие к моим словам и поступкам, которое он испытывал до конца наших совместных дней. Он ведь тут же приехал, как-то отпросился на неделю домой и прямо с поезда прибежал ко мне. Мы поговорили. Я, как мне казалось тогда, честно ему во всём призналась, даже разоткровенничалась, идиотка, насчёт постельных дел. Он сразу сник, сказал «ух», как будто его в живот ударили, и ушёл. А на следующий день утром принёс и попросил прочитать вот этот рассказ, который написал ночью.

ПРОПАСТЬ

Тамара слыла ребёнком странным. Она рассказывала маме и подружкам, что часто видит себя во сне стоящей на краю пропасти. Вот стоит она и смотрит вниз, а полутемное пространство зовёт и притягивает её к себе своей неизвестностью, загадкой и тайной. Страх останавливает её, но прыгнуть в непознанное так хочется, что сон возвращается вновь и вновь. Мама целовала и успокаивала. Говорила, что так бывает, это просто кошмар, когда она подрастёт, всё пройдёт и забудется. Подружки смеялись и крутили пальцем у виска.

Она выросла и полюбила парня. Ей так думалось. Но странное дело — вместе с любовью вернулся навязчивый сон. И никак не отпускал. Тома рассказала об этом отцу. Тот предложил проверить свои чувства.

— Но как? — спросила девушка.

— Попробуй не встречаться со своим женихом. Ну, хотя бы месяц. Если не поможет, мы вернёмся к этому разговору.

Она помучилась-помучилась, но послушалась отца и выдержала месяц. Сон отступил.

Тамара сама прибежала к отцу рассказать об этом. И спросила:

— А теперь ведь можно вернуться к жениху?

— Не стоит, — ответил пожилой уже мужчина.

— Почему, папа?

— Сон опять настигнет тебя. Потому что не любовь тобой овладела.

— А что тогда?

— Искушение, дочка. А это пропасть, уж поверь мне.

Не знаю, что на меня подействовало тогда, рассказ этот, похожий на притчу, охлаждение ко мне со стороны Рикардо, которое я стала замечать с недавних пор, или и то и другое в совокупности, но я сказала Олегу, что была не права, что я всё поняла, что дождусь его и мы обязательно будем вместе.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА

Некоторые из-за таких писем от девушек пускают себе пулю в лоб, другие вешаются. Сам видел. Я написал рассказ. Он, кстати, так себе. Но, наверное, моя искренность впечатлила Алину, и она опять поклялась мне в любви. Я уже и не верю ей особо, но так спокойнее продолжать службу. И я продолжил.

Занимательная вещь — наблюдать за людьми. Есть у нас в роте интересный малый. Н-да, малым его как раз назвать трудно: детина ростом под два метра, белобрысый, улыбка до ушей, белорус. Зовут — Коля Ботяновский. Мы с ним одного призыва. Коля меня уважает, потому что видел, как я защищался на первой перекличке. Сам он тогда не отважился, но, прослужив с полгода, решил брать с меня пример и бороться с дедовщиной. Благо, сил хватало. Отличительной чертой Коли было то, что он с «дедами» в случае конфликта не разговаривал вообще, он их просто бил. Всех и сразу. Мог уложить на землю до пяти-шести человек. Его, конечно, потом наказывали, но Коля не сдавался и спустя какое-то время снова принимался совать килограммовые кулаки в хари зарвавшихся ветеранов. Молча.

Так вот Коля влюбился в стенографистку из штаба части. И с ним начали происходить разительные перемены: Коля стал писать стихи и просить меня их проверить на предмет орфографических ошибок. Приносит однажды лист бумаги с начертаниями. Красный весь, от смущения еле языком ворочает:

— Ты это, Олег, проверь, а? Только не смейся и никому не рассказывай.

— Хорошо, Коля, обещаю.

Взял я эпистолу и читаю: «С тобою связан я судьбою, немилосердной, подневольной».

— Это всё, Коля? — спрашиваю тактично.

— Всё, — сопит в ответ бедняга.

— А продолжение будет?

— Если это одобришь. Я всю ночь потел.

— Одобряю, Коля, очень живо написано, но промедление, как известно, смерти подобно. Ты уж поторопись.

— Ну, братан, спасибо! После армии женюсь нафиг. Мне ещё полтора года осталось. Сегодня ночью продолжение начну писать. До дембеля успею!

Забегая вперёд, скажу, что Коля после демобилизации остался на сверхсрочную службу в нашей части, дописал-таки стихотворение и женился на виновнице своего экскурса в поэзию.

Сейчас, когда я пишу эти строки, мне представляется, что не стоит жалеть о чём-то, произошедшем или содеянном в прошлом. Было то, что должно было случиться. Надо принимать всё с благодарностью, почаще вспоминать и не повторять ошибок. К чему я это? Наверное, к тому, что было после армии… Но это уже другой сказ, новая глава.