Александр Саркисов — На балу

                   Бал был в разгаре. Дворжецкий с любопытством высматривал барышень, не чопорных и не претендующих на замужество. Но те, которых он записывал в подходящие, были неприглядны на лицо или отталкивали неказистой фигурой. Шампанское делало своё дело, и чем дальше, тем больше стирались грани намеченных параметров. Скорость опьянения объяснялась тем, что лакей, заведовавший разносом увеселительного напитка, был быстр и уместен, чёрт его дери.

                        Александр Сергеевич Дворжецкий был не из простых. Дворжецкие, с их уходящей в далёкое прошлое родословной (по словам Сергея Павловича Дворжецкого, его отца), были выше всех тех, кто кичился сейчас бриллиантами, выправкой и умением танцевать этот дурацкий танец — вальс.

Саша упёрся плечом о косяк, красиво украшенный резьбой, и искусно позолоченный давно умершими мастерами. Саша и косяк смотрелись здорово.

Чувствуя это, Дворжецкий даже чуть привстал на носочки. Шампанское мешало сосредоточиться, но зато придавало глазам значимость, а щекам здоровую розовость.

— Месье, вы один?

Дворжецкий замер, пытаясь фразу, принадлежавшую ему на балах и званых вечерах, применить к себе. Медленно, подобающе офицеру и человеку, знающему себе цену, он повернул голову. О бог, девица была хороша. Красивое лицо, открытое, умное и как показалось Саше приветливое, располагало к общению. Припухлые губы, жаждущие поцелуя, приглашали. Пронзительный взгляд карих глаз обещал нетривиальное продолжение вечера. Фигура, излучающая контакт и как бы просящая, прикоснись ко мне, и не там, где талия, а там, где я тебе милей всего, возбуждала некие инстинкты, которые молодому человеку были не чужды и приятны. Дорогое колье, поблёскивающее на её шее, и гордая осанка подсказывали молодому человеку, что он не зря задержался на данном мероприятии.

— Простите?

Девушка вздохнула, как бы собираясь с мыслями.

— Я наблюдала за вами со стороны. Ваше аристократичное поведение выдаёт в вас человека, знающего свет и могущего увлечь такую женщину, как я.

Это было настолько неожиданно, что Саша не сразу нашёлся, что ответить.

— А вам, как я понял, нужен кто-то особенный?

Она посмотрела ему в глаза.

— В общем, нет. Достаточно молодого красавца офицера, явно скучающего в одиночестве.

— Позвольте, почему вы решили, что мне скучно?

— Не знаю. Может быть ваш взгляд, явно ищущий кого-то, кто поможет развеять эту вашу скуку, подсказал мне об этом?

Она снова вздохнула:

— Простите меня, если я ошиблась. Мне, наверное, лучше оставить вас в одиночестве.            

Дворжецкий почувствовал, что эта девица задвинула его в самый непрезентабельный угол. Он судорожно подбирал слова, чтобы выбраться из этого дурацкого положения. И даже не заметил, как врос спиной в позолоченный косяк, возле которого стоял. Но девушка настолько его заинтересовала, что Саша, быстро мобилизовав весь свой такт и обаяние, заговорил:

— Позвольте. Вы явно подошли ко мне не случайно, это во-первых. А во-вторых, вы правы, до вашего появления я действительно скучал. — Схитрил Дворжецкий, дабы удержать свою собеседницу. — И коль случай распорядился именно так, давайте, хотя бы, познакомимся, для начала. Хотя я подозреваю, что меня вы откуда-то знаете.

— Вы — Александр Сергеевич Дворжецкий. Я видела вас с вашим отцом в здании парламента. Вам двадцать восемь, и вы самый молодой капитан в русской армии. Я давно хотела познакомиться со столь молодым героем и настоящим участником военных действий.

Сказав эту длиннющую фразу, дева зарделась и потупила глаза. Надо было что-то ответить, но все слова русского языка собрались в Сашином горле в один огромный ком. Не дав молодому человеку опомниться, она продолжила:

— А я — Наталья Фёдоровна Разбегаева.

Боги небесные! Теперь, после её слов, Дворжецкий медленно, но неумолимо рисовал образ того, чьей дочерью было это прекрасное создание. Она была похожа на отца, как две капли воды. И как он этого сразу не заметил. Чёртов лакей со своими подношениями...

Девушка поняла, что её узнали. Она подошла к Дворжецкому поближе и, привстав на цыпочки, прошептала ему на ухо:

— Вы мне нравитесь.

Это признание совершенно выбило Сашу из колеи. Тем временем девушка, как ни в чём не бывало, сделала шаг назад и присела в лёгком поклоне:

— Как я могу вас называть, мой герой? — продолжила она.

— По имени, если вам угодно. Да, и насчёт героя, вы слегка преувеличиваете, — выдохнул Саша, пытаясь хоть как-то взять положение в свои руки.

Но её атака не кончалась, не давая ему ни малейшего шанса.

— Александр Сергеевич, потанцуем?

— Да, — ответил Саша, сдавленным голосом. А потом хрипло и как бы нехотя продолжил:

— А я могу называть вас Наташей?

— А почему нет? — ответила она вопросом на вопрос, и, взяв его за руку, потащила к танцующим.

Саша пытался не отставать от своей избранницы. Хотя кто кого выбрал, вопрос был ещё тот. Чуть проглядывающие через плотное и объёмное платье бёдра, сводили с ума всех этих безусых корнетов, да и их усатых папаш, стоящих шеренгой вдоль танцевального зала. Граф Воздвиженский подбирал слюну, понимая, что девушка не в его статусе. Граф Вяземский сально и безнадёжно улыбался, точно зная, что этот точёный стан никогда не будет ему принадлежать.

Вдруг Дворжецкий как будто очнулся:

— Наташа, простите.

Она остановилась и вопросительно посмотрела на него.

— Я совершенно не умею танцевать.

Она вздохнула:

— Это и не нужно.

Теперь он смотрел на неё вопросительно.

— Идите за мной, мне кажется, вам будет интересно, — и она потащила его дальше.

Они прошли через зал с танцующими и вышли в соседний, практически сразу наткнувшись на группу беседующих людей.

Всех их Дворжецкий конечно же знал.

Спиной к ним стоял генерал Боголюбов. Рядом действительный статский советник Коробов, прибывший из столицы. Но Наташа обратилась именно к третьему собеседнику, чем развеяла все сомнения Дворжецкого, кои оставались у того до последнего мгновения.

— Папа. Можно тебя на минутку. Простите, господа. Я не займу много времени.

Для Саши довольно странно и неестественно прозвучало обращение «папа», ведь оно было адресовано человеку, который в этом городе был слишком известен.

                           Князь Разбегаев Фёдор Михайлович. Меценат. Дворянин до мозга костей. Богат он был просто до неприличия. Но справедливости ради надо добавить, что этот человек и был тем градообразующим фактором, который позволял городу существовать и развиваться. Гимназия, больница, пара доходных домов, гостиница были построены не без его участия и, соответственно, не без его щедрых пожертвований. Бесплатные обеды для неимущих, которых кормили в специально построенном для этого здании, названным «Галерея», тоже с его подачи. И даже приглашение в город столичных артистов было его рук дело. Впрочем, и здание, где всё это сейчас происходило, строил известный архитектор-итальянец, по приглашению того же князя. Князь Разбегаев довольно часто уезжал в столицу и практически после каждого его возвращения в городе происходило что-то хорошее, или что-то менялось в городском облике. Поэтому слово «папа», сказанное вполне домашним тоном, могло быть обращено к кому угодно, но только не к этому человеку. Ещё удивительней для Дворжецкого было то, что князь живо отреагировал на зов.

                            Дворжецкий, князь и Наташа отошли в сторону. Втроём, потому что она упорно не выпускала Сашину руку.

— Пап, ты жениха хотел. Пожалуйста! Александр Сергеевич Дворжецкий. Он мне нравится. Я ему, если я не ошибаюсь, тоже. Кстати, офицер, как ты и мечтал.

Князь, уставший от дочерних выкрутасов, тихо спросил:

— Дворжецкий, вас-то как угораздило?

Саша был шокирован таким поворотом настолько, что некоторое время молча смотрел то на князя, то на Наташу. Она по-прежнему держала его за руку, как будто боялась, что он убежит. Князь нахмурил брови:

— Наташа, это не смешно.

— Я и не шучу. Может, спросим капитана, что он думает по этому поводу?

Лицо князя покраснело, то ли от бесцеремонности дочери, то ли от бессильной злости на ситуацию, в которую его поставил несносный ребёнок. Тем не менее он сделал усилие и, уставившись в пол, произнёс:

— Молодой человек, приношу вам свои извинения за бестактность моей дочери. Но не смогли бы вы составить ей пару сегодня, и завтра, на званом приёме в честь дня рождения моей жены?

Его вид не вызывал сомнений в том, с каким трудом дались ему эти слова.

— Почту за честь, — поспешно ответил Дворжецкий, пытаясь быстрее прекратить эту нелепую ситуацию.

Князь кивнул и медленно отошёл к собеседникам.

Наташа стояла, открыв рот. По всей видимости, она такого не ожидала.

Было видно, что ей есть, что ответить отцу на такую заботу. Но видимо и её бестактность имела границы.

Она внимательно, как бы изучающе, посмотрела на Сашу. Дворжецкому показалось, что до этого момента, как мужчина, он для неё не существовал. И притащила она его сюда лишь для того, чтобы подразнить отца. Ему сразу захотелось уйти, но обещание, данное князю, обязывало остаться и, мало того, провести с несносной девицей два вечера. Наташа отпустила его руку и обречённо произнесла:

— Зачем вы согласились? Вы же меня совсем не знаете.

Дворжецкого уже перестало удивлять поведение мадемуазель, и он твёрдо ответил:

— У нас предостаточно времени, чтобы познакомиться поближе. А пока пойдёмте в зал и попытаемся изобразить пару, дабы избежать ненужных пересудов.

Она послушно взяла его под руку и молодые люди не спеша вернулись к танцующим.

За весь вечер они не сказали друг другу и пары слов. Если к ним подходили Сашины знакомые, то беседу вёл он. А она в это время загадочно улыбалась. Когда подходили знакомые Наташи, всё происходило с точностью до наоборот.

В какой-то момент девушка сказала, что ей надо отлучиться. Саша понимающе кивнул и проводил свою даму до двери в коридор.

                        Оставшись один, Дворжецкий выдохнул. Очень хотелось выпить, тем более что лакей с шампанским то и дело оказывался в поле его зрения. Но теперь он был в статусе кавалера, и положение обязывало оставаться в здравом уме. Благодаря Наташе он из обычного офицера превратился в центр внимания всех дам, присутствующих на балу. И не только дам. К нему подошёл граф Вяземский. Молодой и амбициозный франт. Вечный соперник Дворжецкого в любовных похождениях.

— А вы, я вижу, делаете успехи. Сама дочь князя.

Саша, собрав весь сарказм, на который был способен, выпалил:

— Да уж точно не гувернантка, — намекая на недавнее приключение собеседника.

Вяземский, обиженно фыркнув, поспешил удалиться.

Медленно, как бы из глубин мозга, к Дворжецкому пришло странное чувство. Ему не хватало этой взбалмошной девчонки. Да они не разговаривали, и даже не смотрели друг на друга. Но ощущение, что она рядом придавало ему уверенности и какого-то непонятного спокойствия.

«Что-то она долго... Не натворила бы эта эпатажная дама чего-нибудь эдакого».

С этой мыслью он вышел в коридор. Здесь было безлюдно и прохладно. Дамская комната была в конце коридора и Саша, не зная, что предпринять, решил подойти поближе. Коридор украшали глубокие ниши с вазами для цветов. В одной из таких ниш он и нашёл Наташу. Она плакала, закрыв лицо руками.

— Что с вами? Что случилось?

— Оставьте меня, вам незачем это знать.

Она, вдруг, оторвала руки от лица и, не смотря на Дворжецкого, давясь слезами, заговорила:

— Он не любит меня. Он всё делает мне на зло. И мама. Почему она всё время молчит? А ему — меня бы замуж быстрей, да с глаз долой. Женихи дурацкие. Хоть бы раз спросил, нравиться мне это или нет. А я не хочу. Я давно люблю, и не хочу больше никого видеть кроме него.

Он сел рядом.

Она неожиданно прижалась к Саше, спрятав заплаканное лицо у него на груди.

Порыв был таким внезапным, что молодой человек так и остался сидеть, нелепо разведя руки в стороны. Но потом он обнял её и нежно погладил по голове. Она не отстранилась, продолжая всхлипывать, вздрагивая всем телом.

— Если не секрет, я могу знать, о ком вы?

Она подняла на него заплаканные глаза и еле слышно произнесла:

— О вас.

У Дворжецкого от удивления перехватило дыхание:

— Но мы же с вами даже не встречались.

Но казалось, она его не слушает:

— Помните, я сказала, что видела вас с вашим отцом в парламенте? Это было два года назад. Вас не удивило, что я не забыла это? А не забыла я потому, что не смогла забыть вас. Девушка не должна говорить такие вещи, но с того самого момента вы мне снитесь. Я была в отчаянии. Я хотела видеть вас, но это не представлялось возможным, и я чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете. Потом я узнала, что вы уехали на Кавказ, у меня началась бессонница. Не удивляйтесь, до отъезда я всё про вас знала, но потом ваш след потерялся. Даже Вяземский, который и держал меня в курсе вашей жизни, ничего о вас не знал. Я перестала выходить. Мне хотелось только одного — знать где вы и что с вами.

Она достала платок и вытерла глаза. Потом совершенно серьёзно посмотрев на Дворжецкого, продолжила:

— Вы наверное думаете, что я наивная, богатая дурочка, которой всё позволено... Но сегодня, когда я увидела вас, мой рассудок помутился. И всё, что потом произошло исходило не от головы, а от сердца.

Она встала.

— Вы простите, что я своим поведением вынудила вас дать моему папе обещание. Завтра можете не приходить. А папе я сама всё объясню.

Её щёки пылали, дыхание было частым и взволнованным. Всё это Дворжецкий выслушал молча, не издав ни звука. Но когда она договорила он снова усадил её рядом и, взяв её руку в свою, нежно поднёс к губам.

— Вы… мне… — Она что-то попыталась сказать, но его губы не дали ей этого сделать.

                       Дворжецкий пришёл к дому князя пешком. Во-первых, это было не далеко, а во-вторых, он любил прогуляться по улицам своего города, наблюдая за жизнью, которую не возможно увидеть ни из окна кареты, ни из дворца, какой бы высоты он не был. Саша остановился у ворот. Шикарные экипажи нескончаемым потоком въезжали во двор. Удивительно. Ещё вчера он заключил, как ему тогда казалось, кабальное соглашение по надзору за отбившейся от рук девицы. Ведь именно это имел ввиду князь, когда озвучивал свою просьбу. А теперь... Теперь ему даже странно было вспоминать вчерашние ощущения. Остаток вечера, как день и ночь разделился на две части — до и после. Начавшийся с нежного поцелуя он превратился в волшебный сон. Они просидели в нише коридора до конца бала, целуясь и болтая ни о чём.

И только когда из зала стали выходить первые гости, молодые люди покинули своё убежище и слились с толпой. И даже когда они расстались, их связь продолжилась. Наташа улыбалась в своей спальне, предвкушая завтрашнюю встречу с человеком, которого она любила долго и безответно. А Дворжецкий шагал по улице, искренно удивляясь превратностям судьбы. Любил ли он её тогда? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос в тот момент. Всё произошло настолько стремительно, что некоторые моменты Дворжецкий прокручивал снова и снова, вспоминая всё до мельчайших подробностей. Но одно было несомненно. Наташа проникла в его сердце и от этого было легко и радостно.

Саша пропустил очередную карету и шагнул во двор. В сторожевой будке стоял солдат. Он удивлённо посмотрел на офицера, пришедшего пешком, но промолчал, видимо понимая, что в этот двор абы кто не заходит, тем более, если это гвардеец-капитан. Дойдя до крыльца, Саша остановился, выжидая момент, когда встречающий гостей слуга останется один. Но слуга, заметив его, сам спустился по ступеням:

— Месье Дворжецкий?

Саша кивнул.

— Прошу вас. Князь вас ждёт в кабинете.

— Меня?

Минуя гостей, толпящихся в огромном холле, они поднялись на второй этаж. Слуга поклонился и исчез, не доложив о визитёре. Дворжецкий откашлялся и открыл дверь в кабинет. Князь, услышав звук открывшейся двери, обернулся. Широкая улыбка озарила его лицо.

— Здравствуйте мой юный друг. Или вас стоит называть волшебником?

Дворжецкий уже начал привыкать к странностям этой семьи, но тут его брови полезли вверх. Князь расхохотался:

— Вижу ваше удивление. Думаете, старик выжил из ума?

Саша чуть не кивнул.

— Не удивляйтесь. Это я о Наталье. Не знаю, как вам это удалось за один вечер, но вы мне вернули дочь. Мало того, что она целый день называет меня «папочка», что редкость за последние два года, я вас уверяю. Она смеётся и хлопочет по дому вместо того, чтобы сидеть взаперти, в своей комнате. Как она делала всё последнее время. Скажите честно, вас не тяготит моя просьба?

— Нет. Наташа приятная и умная девушка.

— Почему мне кажется, что вы лукавите? У меня создаётся впечатление, что я чего-то не знаю. Хотя, наверное, это старческие предрассудки. Ладно, не буду вас больше задерживать. Наташа помогает маме принимать гостей. Они в зимнем саду. Идите к ней, она о вас спрашивала.

Князь замолчал. Саша с облегчением пошёл к выходу. Открыв дверь, он услышал:

— Капитан!

Дворжецкий настороженно обернулся.

— Я действительно вам благодарен, — князь снова улыбнулся.

Саша кивнул и вышел в коридор.

                       На лестнице стояли статуэтки и вазоны, из которых торчали какие-то диковинные растения. На площадке между первым и вторым этажами было окно, выходившее в зимний сад, через которое он и увидел Наташу. Хоть они и провели вместе всего один вечер, Саша сразу заметил, как изменилась девушка. Она просто порхала между гостями, даря им свою улыбку.

Да-да — улыбка. Искренняя, радостная, не то, что вчера. Даже издалека было видно, как похорошела эта милая барышня. Странно. Почему он раньше не обращал на неё внимания? Может быть, она не появлялась на вечерах и балах?

Или он поставил сам себе запрет на недоступное. Тут Саша вспомнил о Вяземском. Судя по её вчерашнему рассказу, этот пройдоха за ней ухаживал. Жгучее чувство ревности кольнуло где-то внутри. Саша улыбнулся своим же мыслям, понимая, что вчерашний вечер не даёт ему повода претендовать на... А собственно, почему? Девушка откровенно призналась ему в любви. И в этом не было ни намёка на пошлость или какое-то легкомыслие. Он снова вспомнил то, как они проводили время, уединившись в нише коридора. Воспоминания были приятными. Они вызывали улыбку и поднимали настроение.

                        Дворжецкий спустился на первый этаж и подошёл к стеклянной двери, ведущей в зимний сад. Наташа его заметила и её улыбка стала ещё милей и приветливей. Она подошла, взяла его под руку и, не дав опомниться, поставила перед княгиней. Мол, вот он. Вышло довольно нелепо и комично. Княгиня была удивлена, откуда вдруг перед ней появился молодой офицер. Но увидев рядом дочь, прилипшую к смущённому юноше, всё поняла. Ей стоило усилий не засмеяться, так забавно это выглядело. Но справившись с минутной слабостью, как и полагается женщине её положения, она внимательно посмотрела на Дворжецкого. По её взгляду было понятно, что она сравнивает реальное с рассказами дочери о героическом офицере. Удовлетворённая увиденным, княгиня улыбнулась. Анастасия Андреевна была невысокого роста, с открытым добрым лицом, поэтому даже откровенный осмотр не вызвал у Саши неприятных ассоциаций. Всё прошло довольно гармонично.

— Капитан Дворжецкий. — Представился Саша. — Мадам, примите мои поздравления.

— Да полно вам, — княгиня снова улыбнулась, — вы же не ко мне пришли. Да, Натали?

— Да, но... — как закончить фразу, Саша просто не знал.

— Вы позволите называть вас Александр? — выручила Анастасия Андреевна.

— Конечно, мадам.

— Наташа мне достаточно помогла, поэтому заслужила награду. В нашем огромном доме много мест, где можно погулять. Я вверяю вам свою дочь и её прекрасное расположение духа, которое появилось, я подозреваю, благодаря кому. Нечего вам здесь среди стариков скучать. Рада знакомству.

Наташа сделала книксен, Саша кивнул и они, уже было направились к выходу, как кто-то крикнул:

— Дворжецкий!

Этот голос Саша не мог спутать не с чьим. Генерал Ковалёв. Именно благодаря этому человеку Дворжецкий и стал капитаном в довольно раннем возрасте.

Саша оглянулся. Статный и такой же бравый, как и раньше, генерал шёл к нему с распростёртыми объятиями. Они обнялись.

— Сашок, вот не чаял тебя встретить, вот так сюрприз!

— Андрей Ильич! Вы же в штабе, в столице? И вдруг здесь?

— Не вдруг. Мы с Фёдором Михайловичем старинные друзья. Вот он меня и пригласил на семейное торжество.

— Андрей Ильич, судя по вашим объятиям этот юноша вам, несомненно, дорог. — Эти слова принадлежали князю, который незаметно вошёл в сад.

Генерал перестал улыбаться:

— Вы правы, князь. Вы чертовски правы!

Произнеся это, он повернулся к гостям:

— Господа, разрешите представить вам человека, который спас вашего покорного слугу от неминуемой смерти. Гвардии капитан Дворжецкий Александр Сергеевич!

В зимнем саду повисла тишина. Кто-то тихо спросил:

— Не расскажете, генерал?

— Господа! Я думаю повод, по которому мы здесь собрались, не располагает к разговорам о войне, как бы доблестны они не были. Поэтому, прошу меня извинить за отказ. Впрочем, если кому-то будет любопытна эта история, я расскажу её позже, в более подходящей обстановке.

Генерал повернулся к Дворжецкому:

— Сашок. Можно с тобой перекинуться парой слов, если твоя дама не против. Наталья Фёдоровна, я верну вашего кавалера буквально через несколько минут.

Наташа притворно вздохнула:

— Вы не оставили мне выбора генерал. Я подчиняюсь, но на несколько минут.

Она гордо подняла голову и шутливо-торжественной походкой отошла от мужчин.

— Сашок, ты с Кавказа сразу после меня?

— Да. Меня вызвали в главный штаб, вручили уведомление о присвоении звания и бумагу об особом отпуске за заслуги перед отечеством.

— Больше не вызывали?

— Вызывали. Уведомили о том, что до особого распоряжения я должен находиться по месту проживания. Это что-то значит?

— Не буду ходить вокруг да около. Персы зашевелились. Боевым офицерам, таким как ты, просто дают отдохнуть. Я думаю, летом что-то начнётся. Дай бог, чтобы я ошибался. Ладно, рад был тебя увидеть. Я думаю, ещё свидимся.

Он похлопал Дворжецкого по плечу и пошёл к гостям.

— Что-то случилось? — это была Наташа.

— Да в общем ничего.

— Милый, на тебе лица нет.

— Милый?! На тебе?!

Наташа хитро улыбнулась:

— Надо же мне вас как-то вернуть к себе.

— Нет, нет, нет! Только «милый». И только на «ты»!

Они рассмеялись. Он заговорщицки наклонился к её уху и прошептал:

— А нет ли у вас в доме коридора с нишами?

Она кивнула и, также шёпотом, ответила:

— Где-то здесь я видела нечто подобное. Пойдём, поищем.

Они, дурачась, на цыпочках, вышли из зимнего сада.

                   Княгиня незаметно наблюдала за молодыми, и короткий разговор капитана с генералом не ускользнул от её внимания. Она вздохнула, так как была единственной женщиной, из находящихся здесь, которая знала о грядущих событиях. Князь, недавно вернувшийся из столицы, рассказал ей, что война неизбежна. Она понимала, что этот молодой офицер, как и тысячи других, попадёт в самую гущу событий. Но теперь этот молодой человек перестал быть просто одним из тысяч военных. На него пал выбор её дочери. Зная Наташин характер, да и как женщина, она понимала, что всё серьёзно. Но война предполагала разлуку, тревожные ожидания и страдания, которые непременно коснуться её дочери. И как мать, она этого не хотела, но что-либо изменить было не в её силах.

                        Со дня рождения княгини прошёл месяц. Саша с Наташей не могли видеться слишком часто — того требовали правила приличия. Но она стала выходить в свет и часто, к удивлению отца, напрашивалась его сопровождать. Князь терялся в догадках о причине этих странностей. Но более сведущая жена быстро всё ему объяснила. Князь был не против. Молодой человек ему нравился. Он даже научился понимать, что капитан Дворжецкий где-то рядом, стоило ему только увидеть перемены в лице дочери. А перемены эти сложно было не заметить. Лицо девушки начинало светиться ослепительной улыбкой, как только она замечала своего избранника. Иногда им удавалось остаться наедине. Для неё это были счастливейшие минуты. Саша сначала отнёсся ко всему настороженно. Но постепенно тяга к этому прелестному созданию стала непреодолимой. И, в конце концов, он влюбился. Страстно и безоговорочно.

Но, к сожалению, эта идиллия длилась не долго. Как и предполагал генерал Ковалёв, персы развязали боевые действия. Вестовой доставил пакет в дом Дворжецких.

Саше было предписано в недельный срок явиться в Карабагскую провинцию, в крепость Шуши, под командование генерала-майора Мадатова. Уезжать надо было срочно, но как об этом сообщить Наташе, Саша не знал. Просто заявиться в дом князя он не мог. Выручил случай.

К дому Дворжецких подкатила богатая карета. Из неё вышел князь в сопровождении дочери. Дворецкий открыл перед ними дверь.

— У меня срочное дело к господину Дворжецкому Сергею Павловичу, — торжественно произнёс князь.

Удивлённый Дворжецкий старший вышел на звук голоса.

— Сергей Павлович, у меня к вам безотлагательное дело. Где мы можем поговорить наедине?

— Прошу вас в мой кабинет, князь, — всё ещё удивлённый, произнёс Сергей Павлович.

Князь обернулся к Наташе:

— Наташенька. Подожди меня здесь. Наша беседа займёт минут... — он сделал паузу, оглядевшись, словно ища кого-то, — минут пятнадцать, может чуть больше, — договорил он нарочито громко и проследовал в кабинет за Дворжецким-старшим.

Всю эту картину Саша наблюдал из-за приоткрытой двери, не веря своим ушам и глазам. Только много позже он понял, что никаких дел у его отца с князем на тот момент не было и быть не могло. Просто чета Разбегаевых не нашла другого способа, как дать молодым людям попрощаться, соблюдая приличия.

И как только князь узнал, что капитан Дворжецкий уезжает, они с женой решили схитрить.

Наташа была удивлена не меньше, чем Дворжецкие. Папа поймал её в коридоре и сказал, что он уезжает по делам и хотел бы, чтобы она поехала с ним. Это было удивительно тем, что инициатива обычно исходила от неё. Но она молча согласилась, чувствуя, что это неспроста.

Саша, дождавшись, когда за отцами закроется дверь, выбежал в холл. Они обнялись и Саша, ничего не говоря, увлёк Наташу за собой в соседнюю комнату. Она не выдержала и взмолилась:

— Сашенька, милый, не томи, не то я прям сейчас сознание потеряю.

Он взял её за руки:

— Только не волнуйся. Мы оба знали, что это рано или поздно случится. Время пришло, мне пора ехать.

— Когда?

— Завтра, рано утром.

Она сникла.

— Да, я знала, но не думала, что так скоро… — У неё на глаза навернулись слёзы.

Саша бережно прижал её к себе:

— Ты не должна. Если ты будешь плакать, я тоже начну. И представь, кому нужен такой солдат.

Он пытался хоть как-то её успокоить. Она с трудом улыбнулась:

— Не буду, если ты обещаешь мне исправно писать.

— Обещаю.

В холле послышались голоса. Саша поцеловал мокрые от слёз глаза любимой, и они вышли из комнаты. Князь и Дворжецкий-старший сразу замолчали, словно заговорщики.

— Я думаю, нам пора, — произнёс князь, глядя на заплаканную Наташу, — А вам, молодой человек, удачи и... Мы будем за вас молиться.

Саша кивнул головой, почему-то вытянувшись по стойке «смирно».

— Сергей Павлович, не забудьте наш уговор.

— Ну что вы, Фёдор Михайлович.

Старшие раскланялись и Разбегаевы вышли. Наташа до последнего момента во все глаза смотрела на Сашу.

— Сынок, почему я в последний момент узнаю, что у тебя есть девушка?

Саша неопределённо пожал плечами:

— Прости пап, так получилось.

                        Ничего необычного в этих словах не было. С тех пор, как умерла Сашина мама, отец и сын почти не общались. Нет, они не поссорились, не отдалились друг от друга, просто каждый переживал утрату по-своему. Саша старался проводить дома, где всё напоминало о маме, как можно меньше времени. Отец, напротив, превратился в затворника, перестав появляться на людях. Одно было общим — им обоим было тяжело. Татьяна Афанасьевна была душой этого дома. Эту добрую женщину любили все. Она дарила дому уют, и какой-то размеренный покой. Если она что-то не успевала, начатое дело подхватывала Ксения, её помощница. Эта женщина, средних лет, жила в их доме. Саша привык видеть её всегда и везде, с мамой и без, утром, днём и вечером. Но она никогда с ними не обедала, и не участвовала в решении каких-то сугубо семейных дел. После смерти жены Сергей Павлович её уволил, назначив ей немаленькое содержание. Она не обиделась, понимая причину такого поступка. Не обиделась, потому что Саша, спустя некоторое время, вновь увидел её в доме. Она занималась бумагами отца и ездила с его поручениями. Такая обстановка сложилась в доме Дворжецких на данный момент. Так что «прости пап, так получилось», было сказано скорее из уважения к отцу, чем для объяснения происходящего.    

                    Карета Разбегаевых подъехала к дому. Отец с дочерью вышли и поднялись на крыльцо. Наташа прижалась к отцу и прошептала:

— Спасибо вам с мамой. Я вас очень люблю!

Растроганный князь, погладил дочку по голове, тихо повторяя:

— Всё будет хорошо, всё будет хорошо...

***

                        Восемнадцатого июля капитан Дворжецкий прибыл в горную часть Карабага, но полномасштабное наступление персов уже началось. Трём ротам егерей, под командованием подполковника Назимки, было приказано идти на подмогу в Шушу. Саша присоединился к отряду, насчитывающему около тысячи человек. После короткой подготовки егеря выдвинулись на переход. Их целью было выйти к переправе Ах-Кара-чай. Горная местность создавала проблемы с обзором, и даже головной дозорный отряд не давал стопроцентной гарантии безопасности.

Так и случилось. Вооружённые всадники появились словно ниоткуда. С криками и улюлюканьем они врезались в боевые порядки егерей, но дружный залп из ружей сильно уменьшил ряды нападавших. По тому, как были одеты всадники, Саша понял, что это местные, сочувствующие персам. С такими он сталкивался на Кавказе и знал, что стойкость духа этих вояк оставляет желать лучшего. Бой был коротким и жестоким. В конце концов дошло до рукопашной, и егеря стали брать верх.

Но тут сзади раздался ещё один залп. Пули валили всех подряд — и нападавших, и обороняющихся. Это были регулярные войска персов, успевших подойти к месту боя. Саша упал, раненый в плечо и в ногу. Два офицера, сражавшиеся рядом были убиты наповал. Вскоре всё стихло. Сознание медленно покидало Дворжецкого. Последнее, что он увидел — как над ним наклонился перс. «Наверное, это конец...» — подумал Саша и закрыл глаза.

Он не почувствовал, как солдаты персы перевязали его и положили на повозку. И что всё это происходило под неусыпным контролем двух офицеров, которые часто повторяли слова «Бехадыран» и «Аббас-мирза». И что один из них обладал удивительно славянской внешностью.

***

                    Наташа сидела в своей комнате и вновь, и вновь перечитывала Сашино письмо, которое он прислал с места своей последней остановки. Он сообщал, что у него всё хорошо, и что он совсем недалеко от места своего назначения. Внизу хлопнула входная дверь, послышались быстрые шаги и наступила тишина. Это вернулся отец. Обычно, после возвращения слышался его голос, отдающий распоряжения прислуге, но сейчас было тихо. Наташа подошла к кабинету отца, и заглянула в приоткрытую дверь. Князь сидел в кресле, подперев голову рукой. Наташа зашла в кабинет. Князь поднял голову и серьёзным взглядом посмотрел на дочь. У Наташи похолодело внутри.

— Что?!

Князь с трудом поднялся с кресла и подошёл к дочери. Язык не поворачивался это произнести, но как человек умудрённый опытом он знал, что слухи, рано или поздно, настигнут и её. И было бы глупо скрывать от дочери правду, какая бы горькая она не была.

— Саша ушёл к Шуши с отрядом егерей. Они не дошли. Отряд пропал.

И тут же пожалел о том, что сделал. Наташа со стоном опустилась на пол. Отец подхватил дочь и громко позвал прислугу.

                        Наташа слегла... Она ни с кем не разговаривала и почти ничего не ела. Ни доктора, ни родители не могли привести её в чувство. Так продолжалось второй месяц и родители были в отчаянии. Князь теперь ездил в столицу регулярно, ссылаясь на дела, связанные с поставками в войска. Но почти в каждой поездке он встречался с генералом Ковалёвым, пытаясь узнать у него хоть что-нибудь о судьбе Дворжецкого. Но всё было тщетно. Сведений не было.

Однажды Наташа встала, оделась, и никем незамеченной вышла из дома. Когда её хватились, прошло уже несколько часов. Князь поднял на ноги всю полицию города. Молодые люди, добровольцы, тоже участвовали в поисках. И когда родители начали думать о худшем, Наташа нашлась. Один из добровольцев нашёл её плачущей в коридоре бального зала, в той самой нише.

Дальше так продолжаться не могло. Супруги Разбегаевы решили, что единственный выход — это сменить обстановку, переехав в столицу. Может быть, переезд как-то повлияет на состояние дочери. Князь, оставив дочь под строгим надзором прислуги и княгини, срочно уехал в столицу. Его не было трое суток. Наконец он вернулся уставший, но довольный. Он купил прекрасный особняк, практически в самом центре. Именно там, где кипела светская жизнь. И даже баснословные деньги, которые попросили за дом, не остановили его ни на секунду. Дочь надо было спасать, и это сейчас было главным.

Пока не было отца, Наташа больше не лежала в своей комнате. Она ходила по дому, помогала маме и даже разговаривала с ней тихим, безучастным голосом. Она была похожа на привидение. И когда родители объявили ей о переезде, она равнодушно согласилась.

Фёдор Михайлович и Анастасия Андреевна, закончив последние приготовления к переезду, ждали Наташу в холле, обсуждая дела, которые нужно будет сделать по приезду. Когда Наташа вышла, князя чуть не хватил удар. На дочери было чёрное строгое платье, а на голове чёрная кружевная косынка. Это был траур. Он хотел даже сказать, что носить траур по человеку, который не был Наташе мужем, не совсем правильно. Анастасия Андреевна своевременно сжала его руку, многозначительно посмотрев ему в глаза. Он осёкся. Наташа, словно предчувствуя порыв отца, произнесла ровным, не терпящим возражений тоном:

— Или так, или никак.

Семья в полном молчании вышла из дома.

***

                   Наташа и отец, взявшись за руки, медленно уходили вдоль по улице. Саша крикнул, чтобы они вернулись, но они почему-то его не слышали. Тогда он побежал, пытаясь их догнать. Но чем быстрее он бежал, тем больше они удалялись. В конце концов, он начал задыхаться…

                        Дворжецкий с трудом открыл глаза. Его куда-то везли. Высокие борта повозки не позволяли видеть ничего вокруг. Каждая выбоина дороги отдавалась в теле страшной болью. Он мог видеть только верхушки гор. Эти исполинские образования медленно склонялись над ним, пока полностью не закрыли небо. И снова наступила темнота.

                    Саша пришёл в себя. Нестерпимо болели нога и плечо. Но сознание было чётким и ясным. Он прекрасно помнил бой. Саша огляделся — это была больница. Не госпиталь, а именно больница. Вокруг лежали обычные больные, сновали туда-сюда сёстры, но… Одежда и незнакомый язык говорили, что он точно не в России. Значит, плен? Но почему он не в кандалах и не в тюрьме. Нет охраны. Он ещё раз огляделся, но не нашёл ни одного человека, хоть отдалённо напоминающего военного. Ну, положим, охранять его незачем, он лежачий, но одежда... На нём было чистое больничное бельё, а возле кровати стояли лёгкие туфли с загнутыми носами, на манер турецких.

Ничего не понимая, он решил позвать кого-нибудь из персонала, но подумав, что русская речь здесь будет неуместна, просто махнул рукой проходящей мимо сестре. Реакции никакой. Он попытался ещё раз — результат тот же. Саша понял, он здесь пациент особый. Даже те сёстры, которые ухаживали за ним, делали перевязку и давали лекарства, не проронили ни слова. В полном неведении он пролежал довольно долго. Раны были тяжёлые и заживали медленно. Но сроки своего пребывания в больнице он узнал только через месяц, когда потихоньку начал вставать и выходить на прогулку в больничный сад.

В одну из таких прогулок его окликнули на русском языке и по фамилии. Он удивлённо обернулся и не поверил своим глазам. Это был поручик Хлюстов, с которым он служил на Кавказе, и который без вести пропал в одном из рейдов. Но первое удивление быстро сменилось на непонимание. Поручик был не поручик. На нём была зелёная куртка с красной отделкой, шапка из овчины и широкие белые шаровары, заправленные в чёрные сапоги. Дворжецкий лишь коснулся боевых действий, поэтому познания о форме неприятеля были невелики. Но у него не возникало сомнений, что это форма персидского война, а болтающаяся с боку кривая сабля, что форма перса-офицера. Саша нахмурился, вспомнив разговоры о русских перебежчиках.

— Ну полноте, полноте Дворжецкий. Не надо хмуриться. Я всё-таки вам жизнь спас.

— Интересно, зачем? — хмуро спросил Саша.

— А вот тут как раз никакого секрета. Во-первых, я оплатил вам свой долг. Помните, как вы спасли меня от озверевших абреков? Во-вторых, вы прекрасный воин, а уважаемый Аббас-мирза очень любит доблестных русских солдат. Бывших русских.

— Поверить не могу поручик, или кто вы там теперь?

— Наиб, — вставил Хлюстов.

— Так вот, наиб. Я поверить не могу, что у вас хватает наглости предлагать измену русскому офицеру.

— Дворжецкий, не горячитесь. Здесь не так плохо. Хорошее жалование. Приобретёте себе дом. Даже можете жениться, хоть на христианке, хоть на мусульманке. Правда, во втором случае нужно будет принять ислам.

— Где это — здесь?

— Вы уже месяц здесь и до сих пор не знаете, где вы? Простите, это моё упущение. Надо было прийти раньше. Это город Тавриз. Тут много русских, и относятся к ним вполне сносно, как местные, так и военные. Подумайте бывший капитан, подумайте...

Он лихо развернулся на каблуках и пошёл прочь, насвистывая какую-то мелодию.

Саша обессилено сел на ближайшую скамейку. Одна лишь мысль пульсировала в голове — бежать, как можно быстрей, лишь только он накопит силы для задуманного.

***

                    Столица действительно повлияла на Наташу. Сам здешний ритм не позволял расслабиться и оставаться ко всему безучастной. И Наташа, с подачи отца, занялась благотворительностью. Постепенно дела и заботы захватили её полностью. Нет, Сашу она не забыла. Эта глухая боль была с ней и днём и ночью. Она часто плакала по ночам в своей комнате. Тихо, обречённо, прижав к сердцу письмо. Единственную ниточку, связывающую её с Сашей. Прошёл год, война с персами победоносно продолжалась. Русские громили неприятеля повсеместно. Столица об этом гудела. Но Наташа старалась избегать этих разговоров. Они приносили ей невыносимую боль. Чтобы как-то отвлечься, она заставляла себя работать всё больше и больше. Многие в столице знали эту красивую молодую женщину, одетую во всё чёрное. Ходили разные домыслы по этому поводу. Но Наташе было всё равно, она не обращала на них никакого внимания.

                    Она довольно часто возвращалась в свой городок, и первым делом навещала старика Дворжецкого. Тот был сильно болен и совсем не вставал. Ксения, его помощница, снова переехала жить в дом Дворжецких, чтобы круглосуточно быть при старике. Когда приезжала Наташа, Сергей Павлович был несказанно рад. С тех пор как Саша пропал, они многое узнали друг о друге. Сергей Павлович ласково называл её дочкой. А она возвращалась в пустой родительский дом и ревела белугой у себя в комнате. Потом долго сидела, уставившись в темноту, а утром уезжала обратно, чтобы хоть ненадолго забыться в трудах и заботах.

***

                           В Тавризе наступила зима. Сашины раны затянулись. Его выписали. Но он сильно хромал и без трости обходится не мог. Мысль о побеге накрепко засела в его голове. Но пока он был очень слаб и понимал, что для осуществления задуманного нужно время. Из больницы его забирал Хлюстов. Он привёз его в двухэтажный дом на окраине Тавриза и, оставив на столе большой баул с провизией, молча удалился. В бауле Саша, кроме еды, нашёл простенькую одежду и деньги. Всё это было противно и мерзко, но надо было как-то жить некоторое время, и Саша, скрепя сердце, смирился с данным положением.

Хозяйка дома, молодая женщина по имени Джоха, по-русски не понимала ни слова. Она тихо приносила еду и уходила, не поднимая глаза. Саше надо было как-то реагировать на её доброту, и он потихоньку стал помогать ей по хозяйству. Она не отказывалась, но и не благодарила. Со временем он выучил некоторые слова, и мог, хоть и с трудом, что-то попросить. Или сходить в ближайшую лавку и купить необходимое для жизни.

Ночью, уставившись в потолок, он долго не мог заснуть. Как какой-то нереальный сон он вспоминал произошедшее с ним, перед отъездом на войну. Бал, Наташа и её заплаканные глаза, смотревшие на него с укоризной за то, что обещал писать и обманул. Как она там. Помнит ли его?

                    Снова наступило лето. Он часто и подолгу гулял, изучая окрестности и разрабатывая ногу. В конце концов прогулки дали результат. Он вполне мог передвигаться без трости, но всё время держал её рядом. Хлюстов появлялся неожиданно. Осматривал дом и долго наблюдал за Дворжецким, оценивая степень его выздоровления. Вот тут трость и пригождалась. Саша усиленно начинал на неё опираться, всем видом показывая, что он ещё ни к чему не готов.

Хлюстов неудовлетворённо цокал языком и исчезал на неопределённое время. Они больше не разговаривали. Лишь однажды тот привёз бумагу и, оставив её на столе, удалился. Это было соглашение на поступление на военную службу с Сашиной фамилией и печатью. Нужно было только поставить подпись. Понятно, что Дворжецкий этого делать не собирался, и тянул время, как только мог. Конечно, он понимал, что терпение Хлюстова не бесконечно. Мало того, для побега Саше нужна была информация, а достать её можно было только, подписав эту проклятую бумагу.

Во время одной из прогулок он познакомился с местным жителем. Звали его Малик. Возрастом он был примерно, как Саша. Они разговорились, если можно так назвать с трудом выговариваемые Сашей слова, постоянное переспрашивание и много, очень много жестов руками, хоть как-то помогающих собеседникам понять друг друга.

Малик гонял небольшой обоз по окрестным деревням, продавая товары из лавки отца. Когда Малик наконец понял о чём его спрашивает русский, то энергично замахал руками. Он повторил одни и те же слова несколько раз — Аракс, много солдат, смерть, война... Саша понял, возвращение будет нелёгким. В сторону фронта, по кратчайшему пути двигаться нельзя, там ждёт верная смерть. Надо было искать другой путь, а это означало только одно. Он должен был поступить на службу к Аббас-мирзе.

***

                       В столицу пришло лето. Наташа, Анастасия Андреевна и Фёдор Михайлович обедали дома, вместе. Последнее время это было редкостью. К траурному одеянию Наташи родители привыкли, да и в большом городе это не так бросалось в глаза. Тем не менее князя это поддевало, и он, нет-нет, да и напоминал об этом в разных формах. Как бы невзначай.

— Наташа, я слышал, ты встречалась с жёнами офицеров, вернувшихся с Кавказа и Карабага. Как прошла встреча?

— Всё хорошо, папа. Встреча была полезной. Наш фонд поможет некоторым офицерам в восстановлении после службы.

— А как у них настрой? Я к тому, что не смущает их твой строгий вид?

Наташа улыбнулась:

— Папа, я знаю все твои хитрости и прозрачные намёки. Мой вид их не смущает. И даже настраивает на серьёзный лад.

— Ну да, ну да... — Проговорил князь, поняв, что снова натолкнулся на глухую стену, выстроенную дочерью.

Наташа не появлялась на балах и увеселительных мероприятиях, но она часто посещала различные общественные места и организации. К её виду привыкли, слухи сошли на нет, её стали узнавать. А среди молодых барышень появились те, которые начали украшать свои платья вставками из чёрного бархата. А кое-кто из них, даже вставлял в причёски чёрные птичьи перья.

После обеда Анастасия Андреевна подошла к дочери:

— Наташенька, выслушай меня, пожалуйста.

— Да, мама, я тебя слушаю.

— Может быть, папа прав? Ты же не можешь носить траур всю жизнь? Ты молода, нельзя хоронить себя в таком возрасте.

— Я понимаю вас с папой. Да, Саша не был мне мужем, но… — На глазах у девушки выступили слёзы.

Анастасия Андреевна погладила дочку по голове:

— Хорошо, милая. Пусть будет, как будет.

Наташа обняла маму:

— Понимаешь, мамочка, мне кажется сердце само подскажет, как поступить. Но пока оно молчит, а это что-то, да значит.

***

                    Хлюстов заявился рано утром. Саша встретил его без трости. Хлюстов, удивлённый, медленно подошёл к столу. На бумаге, которую он принёс, стояла Сашина подпись. Хлюстов широко улыбнулся:

— Я знал что вы, Дворжецкий, рассудительный человек. Решались вы довольно долго, но теперь я понимаю, это было необходимо. Я заеду за вами в обед и отвезу вас на новое место жительства. Негоже офицеру доблестного паши жить в таком убожестве.

Во время этой тирады Саша молчал, с трудом сдерживая желание набить эту самодовольную морду. Но в данном случае цель оправдывала средства, и он сдержался.

Хлюстов сказал, что вернётся за Сашей в обед. Так и случилось. Он вернулся, привезя с собой новенькую форму.

— Переодевайтесь, я подожду на улице.

Они поехали в центр Тавриза. Одноэтажный домик, выглядевший вполне прилично, стал новым прибежищем Дворжецкого.

— Обживайтесь, — сказал Хлюстов,— я утром за вами заеду. Поедем знакомиться с полком.

На следующий день они прибыли в расположение полка Бехадыран. Саша узнал, что это элитный полк, составленный из русских перебежчиков. Его история начиналась ещё с Афганской войны. Паша Аббас-мирза действительно ценил этот полк за умение воевать. Но Дворжецкому было наплевать на все эти подробности. Для него все эти люди были изменниками и предателями.

Хлюстов дал ему три дня на всю рутину, которая сопутствует военнослужащему, прибывшему на новое место службы. Уходя, он добавил, что в связи с тяжёлым положением персидских войск, все, кто находится здесь, через три дня должны выйти из Тавриза, для воссоединения с основными силами полка.

Хлюстов оставил Сашу в покое. Они изредка встречались, и тот приветливо махал Дворжецкому рукой. Саша отвечал, дабы не навлечь на себя подозрений. Карта Тавриза и окрестностей висела в канцелярии полка. Саша увидел её только один раз, но сразу понял — путь домой возможен только через Каспийское море, но до него надо было ещё добраться.

В этот же день, вечером, Саша приехал туда, где жил раньше. Он прошёл мимо своего дома и спустился вниз по улице. Здесь он и нашёл Малика. Тот, увидев недавнего знакомого в новенькой офицерской форме, в нерешительности замер на месте. Саша, не теряя времени, как мог понятней, всё выложил удивлённому Малику. В конце концов, тот кивнул и сказал, что он уходит завтра, рано утром.

                    Саша примчался к дому Малика затемно. Обоз был готов. Саша нырнул в одну из повозок и Малик тщательно накрыл его рогожей. Саша даже не знал, в какую сторону двинется Малик, но точно знал, что в сторону, противоположную военным действиям. А искать Дворжецкого (а это неизбежно) будут именно там. Значит, он выиграет время. Сейчас главным было незаметно выбраться из города. Саша не мог знать, что ровно через три месяца русские войска войдут в Тавриз. Да если бы и знал, вряд ли это удержало его на месте хотя бы минуту.

Первые несколько часов Саша, затаив дыхание, ждал окрика часовых и остановки обоза. Но ничего подобного не случилось. И когда шум города стих, он расслабился, и равномерное покачивание повозки, склонило его в сон. Он проснулся от того, что обоз остановился. Саша осторожно выглянул из-под рогожи. Подошёл Малик и жестами показал, что всё нормально. Саша выскочил из повозки. Это была какая-то деревня.

— Экзехар, — произнёс Саша, повернувшись к Малику. Это название Каспия он прочитал на карте. Удивительно, но тот сразу его понял. Он вытянул руку и пальцем показал туда, где кончалась деревня и начинались горы.

— Рус карош, — сказал Малик и многозначительно покачал головой. Они обнялись. Порой удивительно, как быстро могут сойтись два совершенно разных человека. Невзирая на религию, положение и обстоятельства. Они попрощались, и дальше Саша пошёл пешком. Дороги он не знал, солнце село, и чтобы не заблудиться, Саша решил заночевать. В горах ночью было прохладно, но мысли о возвращении, отце и любимой, казалось, грели изнутри.

                Утром он снова вышел на дорогу, которая оказалась довольно оживлённой. То ли из-за офицерской формы, то ли по доброте душевной, местные жители не отказывали в просьбе подвезти. К вечеру он добрался до очередной деревни. Здесь было всего несколько домов, которые прилепились к подножию гор, сплошным кольцом окруживших это место. Саше нужен был проводник. Из ближайшего дома вышел мужчина, с подозрением поглядывающий на военного.

— Экзехар, — обратился к нему Дворжецкий.

Мужчина кивнул, и снова вопросительно посмотрел на Сашу.

Саша достал деньги, но мужчина отрицательно покачал головой. Потом глазами показал на Сашину форму. Саше всё было понятно, и он согласно кивнул. Мужчина ушёл в дом, и через некоторое время вернулся, неся в руках какую-то одежду. Саша переоделся. Мужчина оглядел его, и неудовлетворённо покачав головой, опять скрылся в доме. Когда он вернулся, в руках у него были кушак и шапка. Он завязал кушак у Саши на поясе и показал жестами, чтобы он надел шапку. Дворжецкий повиновался. Мужчина щёлкнул языком, видимо, оставшийся довольным Сашиным видом. Затем он жестами позвал его в дом и указал на лежанку, давая понять, что сегодня они никуда не идут.

— Саллах, — показал он на себя пальцем.

— Саша, — ответил Дворжецкий.

                    Мужчина разбудил Сашу рано утром и рукой показал на его баул. Саша не понял, что тот от него хотел. Салах взял баул и показал на узел, которым тот был завязан. Дворжецкий развязал мешок. Салах по-хозяйски заглянул внутрь и удовлетворённо кивнул, показав, что мешок можно закрыть. Видимо он убедился, что Сашу не надо будет кормить в дороге. Спустя некоторое время они вышли.

Как только они отошли от деревни, Дворжецкий, убедился в правильности своего решения о найме проводника. Всё вокруг было одинаковым. Спуск-подъём, спуск-подъём, и так весь день. Поднявшись в очередной раз Салах, шедший впереди, остановился. Вдалеке виднелась водная гладь. Саша никогда не видел Каспийского моря, но принять его за что-то другое было невозможно.

                       Расставшись с проводником, Саша вошёл в рыбачью деревню, и первым делом отправился на берег. Несколько утлых судёнышек прилепились к чахлому причалу. Дворжецкий подошёл к одному из них. Поднявшись на борт и никого не найдя, он снова спустился на пристань. День был в разгаре, когда на пристани наконец-то появился человек. Саша, укрывшийся неподалёку, чтобы не мозолить глаза, проследил, на какое судно тот поднимется. Убедившись, что это именно тот, кто ему нужен, он вышел из укрытия. Снова поднявшись на борт, он и шага не успел сделать, как наткнулся на того, кого видел на причале.

Довольно неряшливого вида человек, обутый в резиновые сапоги, оказался капитаном. От него нестерпимо несло рыбой и дешёвым табаком. Дворжецкому пришлось применить всё своё умение пользоваться жестами, чтобы объяснить этому человеку, что ему нужно. В конце концов, тот, кажется, его понял. Он привёл его в рубку. На стене висела прибрежная карта, и на ней чётко выделялся мыс, на котором было написано «Баку». Капитан ткнул пальцем чуть выше него, и что-то сказал. И как только он заговорил, Саша понял, капитан — перс. Первой мыслью было отказаться от его услуг, но кто мог дать гарантию, что капитаны остальных судов не персы. И Саша решил рискнуть. Тем временем капитан, ещё раз ткнул в карту чуть повыше Баку, а затем медленно прочертил воображаемую линию к берегу:

— Рус? — в упор глядя на Дворжецкого, спросил он.

— Рус, — подтвердил Саша.

Взяв предложенные Сашей деньги, он указал ему на маленькую дверь позади капитанской рубки. Это была комнатка, в которой было не повернуться. Когда Саша закрывал дверь, увидел ещё двоих, поднимающихся на борт. Они чем-то были похожи на капитана. Наверное, это команда, подумал Дворжецкий и захлопнул дверь. Вскоре они отошли от берега.

Сколько он просидел в этой тесной конуре, понять было невозможно. Но вдруг дверь открылась. Это был капитан. Кивком головы, он показал идти за ним. Но как только Саша разогнулся, то сразу увидел, что рядом на волнах качается небольшое судно. Судя по тому, как его капитан свободно общался с подплывшими, это были персы.

У Дворжецкого похолодело внутри: «Неужели капитан решил его сдать?»

Но тут произошло странное. Капитан развернулся к Саше и начал на него орать. Потом с силой толкнул его на валяющиеся на палубе снасти. Снасти были усеяны крюками. Саша при падении зацепился за один из них. Рана на ноге начала кровоточить. Капитан продолжал орать, тыча пальцем то в Сашу, то в снасти. Наконец, Дворжецкий понял. Он схватил снасти и неуклюже потащил их к противоположному борту. Капитан повернулся к соседям и что-то прокричал. С соседнего судна донёсся смех. Затем они распрощались, и судно проследовало дальше. Когда непрошеные гости удалились на приличное расстояние, капитан подошёл к Дворжецкому, который сидел на злополучных снастях, и тщетно пытался зажать кровоточащую рану. Капитан покачал головой и ушёл. Через минуту он вернулся, неся в руках чистые тряпки, и протянул их Саше. Дворжецкий как мог перевязался, но кровь не унималась. Снова подошёл капитан. Он показал на берег напротив судна:

— Рус.

До берега было метров двести. Дворжецкий хорошо плавал, но в данном состоянии, преодолеть такое расстояние было непросто. Но он, не раздумывая, перевалился через борт и погрузился в прохладную воду. Обессиленно выбравшись на берег, Дворжецкий тут же потерял сознание.

                    Недалеко послышались голоса:

— Глядь Степан, никак лежит кто? Пойду, погляжу. Если что, стреляй.

Саша с трудом приподнял голову. Было темно, но он видел, что к нему кто-то идёт.

— Ребята, я свой, — прохрипел он, и снова потерял сознание.

                    Казачий разъезд, который нашёл Дворжецкого, доставил его в расположение своей части. Два дня Саша приходил в себя в местном лазарете. На третий его позвал к себе есаул. Пока Саша рассказывал ему о своих злоключениях, есаул смотрел в окно, покручивая кончики своих пышных усов.

— Эка вас помотало, — сказал он, когда Дворжецкий закончил.

В дверь постучали.

— Входи, — отозвался есаул.

Повернувшись к Дворжецкому, есаул заговорил:

— Вы, конечно, не могли знать, что тогда все егеря погибли. Лишь восьмерым из них удалось спастись. Так вот это один из восьмерых, — и он показал на вошедшего. И обращаясь уже к нему, продолжил:

— А скажи-ка милейший, не было ли тогда с вами некоего пехотного офицера?

— Был. В Шушу ему надо было. Кажись капитан.

Есаул кивнул на Дворжецкого:

— Это он?

— Давно это было, да и видел я его пару раз. Разве упомнишь.

Есаул нахмурился.

— Хотя был там один случай, когда мы выходили. Если он вспомнит?

Дворжецкий недоуменно смотрел то на одного, то на другого. И вдруг он действительно вспомнил. Когда колонна егерей начала движение, им дорогу перегородила перевернувшаяся телега кого-то из местных. Егеря, подшучивая над хозяином, быстро убрали её с дороги. Саша тут же рассказал эту историю.

Солдат расплылся в улыбке:

— Он это. Кроме наших про это никто не знает.

Есаул подошёл к Саше и протянул ему руку:

— С возвращением, капитан Дворжецкий.

***

                           Разбегаевы решили продать старый дом, так как появлялись в нём всё реже и реже. Это решение Наташу совершенно не тронуло. Воспоминания, самые тяжёлые для неё, оставались именно там. Она по-прежнему регулярно навещала старика Дворжецкого. Тот был совсем слаб, и совершенно перестал говорить. Наташа садилась возле его кровати, и он долго и пристально смотрел на неё. Глаза — единственное живое, что осталось на этом измождённом болезнью лице.

Вот и сегодня, приехав в город, она отправилась в гостиницу, чтобы снять номер. Дом ещё не продали, но она не хотела туда возвращаться. Да и надо было привыкать к новым условиям.

                           Сняв номер и приведя себя в порядок с дороги, она отправилась в дом Дворжецких. Войдя внутрь, она остановилась в холле. Странно, но её никто не встретил — ни слуги, ни Ксения... Где-то в глубине дома она слышала возбуждённые голоса. В доме что-то происходило. Наташа встревожено поднялась в комнату Сергея Павловича. Здесь всё было, как обычно. Сашин отец лежал в кровати, аккуратно укрытый заботливыми руками Ксении. Наташа подошла ближе, убедившись, что ей не показалось. Сергей Павлович улыбался. Морщины на лице заметно расправились, лицо посветлело, а дыхание было частым и взволнованным. Наташа, как обычно, присела возле кровати. Сергей Павлович посмотрел ей в глаза, а потом скосил взгляд куда-то в угол комнаты.

Наташа посмотрела туда же. В углу на полу лежал пыльный дорожный баул.

Наташа медленно встала и подошла ближе. От догадки пришедшей ей в голову ноги подкосились. Но упасть ей не дали подхватившие её руки. Это была Ксения. Эта женщина, казавшаяся Наташе твёрдой как кремень, плакала и улыбалась одновременно.

— Он жив?.. —    выдохнула Наташа.

— Он вернулся, — ответила Ксения.

***

                        Саша бесцельно бродил по городу, наслаждаясь покоем и пытаясь хоть частично избавиться от кошмарных подробностей путешествия. Он не заметил, как опустился вечер. Ноги сами, что в общем-то и не удивительно, привели его к бальному залу. Внутри играла музыка. Сначала он хотел пройти мимо, но…

                        В зал вошёл офицер в чине капитана. Он был довольно молод, но посеребрённые сединой виски говорили о непростом жизненном пути этого человека. Чуть прихрамывая, он сделал несколько шагов, и остановился возле косяка, красиво украшенного резьбой, и искусно позолоченного давно умершими мастерами. Александр Сергеевич Дворжецкий. Саша...

Бал был в разгаре. Здесь всё было по-прежнему. Громко играла музыка, пары вальсировали, а папаши и мамаши также стояли вдоль стен танцевального зала. Ничего этого Дворжецкий не видел, машинально ища взглядом ту, ради которой он сюда и пришёл. Её не могло быть здесь, и он это прекрасно понимал, но тем не менее, снова и снова обводил взглядом огромный зал. Саша вздохнул и вышел в коридор. Здесь было безлюдно и прохладно. Медленно идя по коридору, он дошёл до ниши, которая, как теперь ему казалось, подарила самые счастливые минуты в жизни. Естественно, ниша была пуста. Он сел и его захватили воспоминания того далёкого, прекрасного вечера...

                    Сколько Дворжецкий просидел в одиночестве, предаваясь воспоминаниям, не известно, но вдруг его мысли, витавшие где-то далеко, были прерваны:

— Месье, вы один?

Дворжецкий вздрогнул от неожиданности и поднял глаза. Это была Наташа.

Она стянула с головы чёрный кружевной платок и кинула его на пол. Затем села рядом и повторила:

— Месье один?

— Теперь, слава богу, нет, — ответил Саша, и, невзирая на условности, зарылся лицом в её пышных, чудесно пахнущих волосах.