Час

Больнобольнобольно

Пятерню к боку прикладываю. Мокро и липко. Горячо, как от печки. И хлещет, все пальцы уже уделал. Хлещет. И вниз течёт. Кожу стягивает.

Смотрю. Красное. Как Нюткин борщ... Как она там? Родная... И Ваня с его кудряшками и беззубой улыбкой до ушей... Получила ли письмо? Мятое, корявое, где одно только

Люблюлюблюлюблю

Размашисто и на несколько строк? Слова на шершавой от слёз бумаге, потому что не смог сдержаться.

Больно. Бок жжёт сильнее, и не знаю, смогу ли добраться до помощи. Жгут не помогает, наверняка разорванно что-то внутри.

Пыль летит в глаза.

"Египтяне в древности себе глаза подкрашивали, чтобы песок не так попадал"

Не знаю, почему вспомнил. Тогда с Нюткой познакомился только, в библиотеке вместе сидели, и она рассказала. А я что, влюблённый был без памяти, слушал.

А теперь вот вспоминал, спустя почти десять лет, будто и не забывал никогда.

Больно.

Мы ведь где?.. Всё ещё под Курском стоим?.. Не знаю, не помню, просто поле, просто окопы... Дойти бы только.

Выжить.

Чтобы победить, чтобы ужасов семья не видела.

Мать, отец, Нютка и Ванька... Людмила Степановна, спустя столько лет всё равно видевшая во мне разгильдяя. Родные, любимые, от тоски по которым сердце разрывается.

Каждый шаг даётся с трудом.

Ещё немного и увидят, ещё немного и всё будет хорошо...

Ещё чуть-чуть...

*

Помню, так же к нам парнишка шёл. Леха, кажется... Да, Лёшка Запрудный. Шатался, будто контуженный, хотя взрывов не было... Только стрельба. Не боясь шёл, не скрываясь, и я тогда думал, почему все молчат, почему не подают знаков, чтобы ускорился. Пригнулся.

А потом увидел.

У живого человека не могло быть таких глаз. Пустых, поддёрнутых поволокой, как у мёртвой рыбы. Не могло быть равнодушного взгляда, ошалелого, безразличного.

Тело двигалось само, и человека в нём уже не было. Только ребёнок.

И то я спустя несколько лет понял, понимаешь? Понял, что если бы достать тогда Лёшку, прижать к себе, напомнить о ком-то, кто ждёт... ждал... его... Он бы справился. На фронте ведь люди, особенно подростки зелёные, старше Ваньки... отца твоего... лет на восемь-десять, часто в детей превращались. Маленьких, не понимающих, что и как, потерянных и не знающих, что им делать именно сейчас, ищущих помощи...

Да, плохое сравнение, но бабке твоей оно нравится, а я другого подобрать не могу.

За столько лет так ничего и не пришло на ум, хотя вспоминаю часто... Совесть что ли, играется?